О неологизмах Л. А. Мея
В. В. Никульцева
Бережное отношение к родному языку и страстность в постижении его неизведанных богатств определили две ипостаси творческой манеры поэта: Мей-архаист и Мей-новатор.
О месте и роли русской поэтической традиции в наследии Мея много говорилось еще при его жизни. Критики отмечали «гармоничность стиха», «выдержанность формы и сжатость языка», безукоризненность переводов. В то же время обращалось внимание на необычность употребления составных и гипердактилических, приближающихся к народным, рифм, некоторых новых для стиховой культуры XIX в. строф (например, секстины), на «словоновшества». Оценка индивидуально-авторских слов в поэзии Мея и по сей день остается неоднозначной. Одни исследователи считают его неологизмы оправданными и удачными (Вл. Пяст, В. Р. Зотов и др.), другие — искусственно-нарочитыми (М. Протопопов, Г. М. Фридлендер и нек. др.). Но именно благодаря названным лексическим новшествам полузабытое имя Мея было вновь востребовано поэтами-авангардистами серебряного века, вписано в литературный контекст XIX-XX вв. и обрело в нем законное место.
Что же заставило поэта обратиться к «производству» новых слов? Как отмечают исследователи, на Мея-лицеиста большое влияние оказало творчество В. Г. Бенедиктова, в том числе — его страсть к «словоновшествам». Кроме того, Мей начинал творить в эпоху, когда так называемые «поэтические вольности» были достаточно широко распространены в языке поэзии, а с легкой руки А. С. Пушкина, Н. И. Гнедича и других поэтов в речевой ткани произведений появлялись новые для русского языка сложные существительные и прилагательные (тяжелозвонкий, коневласый, длиннотенный, среброгвоздый), глагольные формы, образованные циркумфиксным способом, типа огончарован, олазурить и под. Обновляя стихотворную речь, поэты вводили в нее образные и гармонически построенные слова (иногда, впрочем, слишком вычурные), не обращая внимания на негативные оценки критиков, видевших в подобных экспериментах угрозу чистоте русского языка.
История все расставила по своим местам: Мей, как и другие поэты-экспериментаторы XIX в. (Бенедиктов, Пушкин, Гнедич и целый ряд других), определил развитие отечественной стиховой культуры, чем и снискал любовь и уважение потомков: символистов (Брюсов, Блок), футуристов (Северянин, Хлебников) и других представителей серебряного века русской поэзии.
Обратимся к неологизмам Л. А. Мея и рассмотрим их с точки зрения структуры и стилистической роли в тексте.
Практически все неологизмы Мея образованы по законам русского языка.
Существительные (их 7) произведены двумя способами: суффиксальным и безаффиксным. От основ прилагательных/причастий образованы слова изнеженцы «изнеженные люди» (суф. -ц-), смуглоличка «смуглолицая девушка» (суф. -к-), беличка «белая ночь» (суф. -ичк-), возращенцы «те, кто взращен во времена железного века» (суф. -енц-), от основы существительного — пилигримки (ж. р. к пилигрим) (суф. -к-). Все субстантивы обладают конкретным значением и категориями, присущими этой части речи.
Слова крась «что-то красное» и стень «стон, стенания» образованы путем отбрасывания конечных звуков основы прилагательного (красный) и глагола (стенать). Эти существительные также являются конкретными и по звучанию приближены к поэтическим и диалектным словам. В контексте бессуффиксные слова выполняют собственно номинативную функцию: одно входит в состав тавтологического сочетания (Что не крась во полях закраснелася. — «Предание — отчего перевелись витязи на святой Руси...»); другое ассоциируется с литературным тень, причем двуплановость изображаемого создается сплетением цветового и звукового полей (Али всегда ты, как стень гробовая, Бродишь полночной порою? — «Свитезянка»), Суффиксальные образования изнеженцы и возращенцы употреблены как номинации, отражающие характерные черты предмета (их значение — «люди, взращенные в райских / тяжелых условиях»). Существительное смуглоличка используется в качестве приложения к имени собственному, рифмуется со словом птичка и очень органично вписывается в текст, стилизованный под народнопоэтическую речь:
Доня-смуглоличка День-деньской трудится — Неустанно жнет... («Вихорь»).
Слово пилигримки выполняет роль приложения к неодушевленному нарицательному существительному кометы. Это создает эффект «одушевления» небесного тела; в данном случае определение входит в развернутое олицетворение:
Когда средь миров пилигримки-
кометы
Эфир не браздили огнистым
хвостом,
В то время на месте вселенной
чудесной
Был хаос...
(Из фантазии «Мысли и звуки»).
Существительное беличка тоже имеет яркую экспрессивную функцию: это образное название белой ночи, которая Глядит порой... в окно... Да так упорно, словно дразнит... («Забытые ямбы»). Индивидуально-авторских глаголов у Мея немного (7). В основном это глаголы IV словоизменительного класса: олиствиться, отатариться, окорниться, опрозрачить со значением «получить признак / наделить признаком». Первые три формы относятся к средневозвратному залогу, четвертая — к действительному; все они образованы по модели «о-... -и(ть)» циркумфиксным способом, мотивирующим словом является либо существительное (листва, татары, корни), либо прилагательное (прозрачный). Заметим, что глагол опрозрачить построен не совсем верно: в процессе словопроизводства от прилагательного прозрачный, которое в данном случае является производящим, суффикс -к- подвергся усечению.
То же мы наблюдаем и при продуцировании глагола хозяить: у мотивирующего существительного хозяин отсекается суффикс -и-. Такое явление не выходит за рамки допустимого в словообразовательной системе русского языка, так как окказиональные формы опрозрачить и хозлить наряду с общеязыковыми прозрачный, прозрачность, с одной стороны, и хозяин, хозяйничать, с другой, имеют сейчас — в силу исторических изменений — связанные корни.
Глагол хозяить — отсубстантивное суффиксальное образование, он использован поэтом для стилизации фольклорного жанра (Хозяин — о домовом). Ту же стилистическую роль выполняет образованное префиксально-суффиксальным способом отатариться в контексте:
Хан позвал на совет к себе Нездилу,
А уж тот и вконец отатарился:
Нет отлики от прочих улусников...
(«Песня про боярина Евпатия Коловрата»),
К этому же словоизменительному классу относится глагол заоблавить. Это слово произведено от существительного облава циркумфиксным способом и имеет значение «устроить облаву на какого-либо зверя».
В отличие от этих глаголов, выполняющих яркую экспрессивно-стилистическую функцию (это разговорно-бытовые слова, органично соседствующие с другими словами в стилизованных преданиях, сказаниях и притчах), приставочно-суффиксальные образования опрозрачить, олиствиться и окорнитъся являются книжными элементами, вкрапленными в «поэтические фрески» с мифологическими сюжетами; см., например:
Опрозрачим ткань паутинная Твой призывно-откинутый стан; Ветром пашет коса твоя длинная И в руке замирает тимпан... («Плясунья»).
Причастие одревененный (стан) образовано от глагола одревенить (а не одревенеть, как считают некоторые исследователи), который, в свою очередь, построен по рассмотренной выше излюбленной меевской модели со значением «наделить признаком»; одревененный буквально значит «превращенный в дерево». Следует отметить, что причастные формы-«словоновшества» встречаются в поэзии Мея намного реже, чем сами глагольные неологизмы.
Интересно, что в сфере глагольного словопроизводства мы сталкиваемся и с обратным процессом, когда общеязыковая форма трансформируется в результате замены приставки. Ср., например, глагол скаменеть «окаменеть». При помощи приставки с- (на месте ожидавшейся нормативной о-) рождается новая форма, фонетически несовершенная, но с позиции звуковой организации стиха более удачная:
Ответствуй: где росы родятся, и лед где родится, и иней, Та влага, что бездной повисла в выси И вся окаменела?.. («Из книги Иова»).
Найденная форма помогла поэту сохранить ритм строки и вписалась в звуковую ткань той части стихотворения, что построена на аллитеративном употреблении звуков [в], [с], [т].
Как видим, индивидуально-авторские образования выполняют и номинативную, и экспрессивно-стилистическую функции, а некоторые из них также служат средством фонической организации стихотворного текста.
Адъективных новообразований в текстах Мея намного больше, чем вербальных и субстантивных (32). В основном это сложные слова, созданные по принципу подчинительной и сочинительной связи. Путем сложения основ двух прилагательных образованы такие слова, как труднотесные (пути), нежно-девственное (тело), стройно-гибкий (стан), лазурно-чешуйчатые (змии), уныло-мерный (звон), благословенно-мощная (десница) и нек. др. На основе подчинительных отношений прилагательного и существительного сложносуффиксальным способом при участии форманта -о-/-е- и различных суффиксов образованы слова пышноцветная (краса), красолиственная (роза), стройностанные (девицы), бело-лонная (голубица) и под. В словах же мягкокудрый (сын Киприды), широкоплесые (стаи рыб) флексия выступает и как формообразующий, и как словообразовательный аффикс.
Прилагательные с синкретической морфемой -ая (окончание / суффикс) также образованы на базе субстантивно-субстантивного сочетания: смолекудрая (кудри, как смоль; смоль кудрей), сереброчелая (серебро чела). Сюда же можно отнести новообразование небокрайная(гора), возникшее на базе генитивного оборота край неба путем сложения основ существительных. Сложные прилагательные, во-первых, уточняют значение предмета, выполняя характерологическую функцию; во-вторых, участвуют в создании разнообразных семантических полей (цветового, звукового, эмоционального). Кроме того, они употреблены в версификационных целях: их многоударность не нарушает ритма стихотворения, строго подчинена размеру стиха. См., например:
Стройностанные девицы
Идут с юношами рядом,
На плечах неся кошницы
С темноцветным виноградом...
А красавица младая
Под тенистыми ветвями
Спит, покоя в дреме сладкой
Нежно-девственное тело...
(«Песни Анакреона Теосского...»).
Прилагательные, образованные от субстантивно-субстантивных сочетаний, выполняют еще одну функцию: в их форме и семантике наличествует скрытое сравнение, метафора, и поэтому такое слово само по себе выступает как художественный образ.
Особняком в словаре Мея стоит прилагательное трехбунчужный (паша). Образованное сложносуффиксальным способом (сложением основ числительного три и существительного бунчук «конский или бычий хвост на древке как знак сана и власти паши»), это слово в контексте является экзотизмом. Число три в данном случае подчеркивает могущество правителя: Сидел на цветном кашемирском диване Паша трехбунчужный в гареме... («Ренегат»).
Среди новообразований Мея есть прилагательные, образованные суффиксальным и приставочно-суффиксальным способами. К первым относятся слова породливый (медведь), водополая (Нева). Одно из них выполняет номинативную функцию (водополая), другое же — породливый — созвучно многим устаревшим разговорным словам, встречающимся в народных песнях, сказаниях, былинах; ср. спешливый, тревожливый и под. В контексте:
Обошел я медведя для батюшки,
Для царя Алексея Михайлыча,
Там и жил: матерой да породливый,
Только царской руке и угодливый...
(«Спаситель») —
неологизм породливый рифмуется со словом угодливый, которое здесь имеет устаревшее значение «подходящий, достойный». Сказовая манера старинного предания обусловливает выбор устаревшей лексики, а речь царских слуг выдержана в народнопоэтическом духе и состоит в основном из обиходно-бытовых слов.
Бестенная, полольная, бескрестная образования поэта, произведенные циркумфиксным способом от основ существительных тень, поле, крест. Два последних прилагательных встречаются в текстах фольклорного характера: бескрестная (могила) в песне «Как у всех-то людей светлый праздничек», рассказывающей о горькой судьбе девушки, сгубившей возлюбленного изменою; в «Запевке» эпитет попольная является элементом градации: песня русская, благовестная, победная, раздольная, погородная, посельная, попольная, причем это прилагательное построено по той же модели и имеет то же словообразовательное значение, что и примыкающие слова: «песня, гуляющая по городам, по селам, по полям». В свете такой интерпретации слово посельная, имеющее узуальное значение «живущая в селе, связанная с селом», может рассматриваться как семантический неологизм.
Стихотворение Мея «Слепорожденный» — переложение библейского сюжета о прозрении слепого — выдержано в высоком стиле, содержит архаичные элементы, и тем удивительнее и неожиданнее появление неологизма бестенный (Истомен воздух воспаленный; Земля бестенна...) со значением «лишенный тени, открытый солнцу». Примечательно, что И. Северянин, чутко прислушивавшийся к «перепевам и переборам» Мея, уловил это слово и ввел его в свой лексикон («Солнечный дикарь», 1924).
Вопреки мнению современника Мея о том, что многие придуманные им слова никогда не получат «прав гражданства», «откопанные» старинные и придуманные новые лексемы типа бря, кошница, пламенник; олиствиться, бестенный были освоены В. Хлебниковым, И. Северяниным и другими поэтами-авангардистами. Вл. Пяст, выпустивший к 100-летию со дня рождения Л. А. Мея сборник его стихов («Мей и его поэзия». — СПб., 1922), поставил поэта в один ряд с Пушкиным, Некрасовым и Майковым. Среди современных ему поэтов Пяст особо выделил И. Северянина, указав на органическое родство его поэзии с поэзией Мея, талантливого и смелого экспериментатора, который «предвосхитил словоновшества наиболее удачного стиля русских поэтов XX века».
Л-ра: РЯШ. – 2002. – № 2. – С. 64-68.
Критика
