Тайна авторства «Стёпки-Растрёпки»
Е. Путилова
Долгие десятилетия, начиная с середины XIX века, неизменным успехом у детского читателя пользовалась книга под названием «Стёпка-Растрёпка». Это был перевод с немецкого «Штруввельпетера» («Растрепанного Петера») — сочинения Генриха Гофмана Дониера. «Штруввельпетер» имел успех громадный, и не только в Германии и России.
Книга состояла из нескольких рассказов в стихах, причем сам Степка-Растрепка был героем только первого рассказа. Сюжеты в книге строились по одной схеме: мальчик или девочка, не слушая взрослых, все делали наоборот.
Первое издание «Степки-Растрепки» в России (1849) вышло без указания имен переводчика и издателя. Во втором (1857) издатель значился — М. О. Вольф. Здесь над текстом поработала уже более опытная рука — какие-то слишком уж явные шероховатости, неточности были убраны, все с точки зрения техники стихосложения стало грамотнее. И книга пошла нарасхват. История непослушного, своенравного, упрямого Степки и других персонажей, что несли за все прегрешения заслуженную кару, но упорно продолжали шалить, нашла своих читателей.
Ай да диво, что за грива!
Ай да ногти, точно когти!
Отчего ж он так оброс?
Он чесать себе волос,
И ногтей стричь целый год
Не давал, — и стал урод.
Чуть покажется на свет,
Все кричат ему вослед:
Ай да Степка!
Ай растрепка!
Среди читателей «Степки-Растрепки», сохранивших благодарную память о нем во взрослые годы, можно назвать немало знаменитых людей: Ограничимся лишь одним — Александром Блоком, который оставил в «Записных книжках» (1915 год) интересные размышления. «В детстве я эту книгу любил и теперь нашел ее увлекательной». Блоку кажется увлекательной в ней «быстрота перехода от причины к следствию, напоминающая театрального Петрушку». Сравнение с Петрушкой для него доказательство невинности всех кровопролитий; пожаров и прочих ужасов «Степки-Растрепки». Наиболее примечательными представляются рассуждения Блока о художественной стороне книги: опровергая расхожее мнение критики, он отмечает легкость и выразительность стиха, «тонкость стихотворца в умении выбирать слова», говорит о разнообразии размеров, о приемах «вроде внутренней рифмы („Нет, супу не хочу я, нет, ни ложечки не проглочу я, нет!“)», или «продления рифмы» и т. д. Для него несомненно: «Воображение у автора „Степки-Растрепки“ — художественное, он нигде не переходит меры». Во всем этом он видит причину «победоносного шествия 160 000 экземпляров „Степки-Растрепки“».
Действительно, одно за другим шли переиздания у Вольфа, книга перекочевала в XX век, перешла к другим издателям, начали появляться на свет ее переделки, варианты, но имя того, кто дал жизнь русскому Степке-Растрепке, оставалось неизвестным. Произошла своеобразная фольклоризация произведения.
И вот на обложке одной старой книги мне попалась на глаза реклама магазина «T-во М. О. Вольф», приглашавшая родителей купить новые, роскошно изданные книги для детей. Внизу объявления скромно значилось: «Текст автора „Степки-Растрепки“». Увы, ожидания мои не оправдались. Нарядные красивые обложки трех детских книг большого формата, которые я заказала в Публичной библиотеке, точно воспроизводили слова рекламы — название книги, имя художника и внизу, мелким шрифтом: «Текст автора „Стенки-Растрепки“».
Прошло время, я знала уже восемь книг, написанных этим самым автором и изданных М. О. Вольфом. Расположив их в хронологическом порядке, я принялась детально знакомиться с ними.
Первые три — «Говорящие животные», «Еще говорящие животные», «Зверьки в чистом поле и птички на воле» как бы полностью продолжали тему «Степки» — в них все напоминало о том, что случалось с уже знакомыми персонажами: слишком любопытная Ласточка попадала в бочку с краской, болтливому Утенку надевали на рот замок, дерзкий Воробей за шалости «проваливался прямо щуке в сеть» и т. д.
Однако можно было заметить и отличия, прежде всего в ритмической и стилистической конструкции стиха. Стихи эти несли характерные черты сатирической поэзии шестидесятых годов, их выделяло явное стремление автора либо к пародированию, либо к «перепевам» мотивов и ритмов известных стихотворений поэзии XIX века: то Пушкина, то Некрасова, то Ершова, то Лермонтова, то Крылова. Простодушный «Степка-Растрепка» на это не претендовал. Все в нем было без подтекста, обо всем говорилось прямо, в открытую. В новых же книжках случаи с Кроликами, Павлинами, Петухами оборачивались своеобразными притчами, полными намеков на какие-то явно известные ситуации, за «говорящими животными» угадывались, возможно, знакомые лица, определенные события, возникали картинки, рисующие нравы общественной жизни.
Однако, как ни удачны были отдельные стихи и строфы, ни одна из этих книг не сложилась в органическое целое: что-то было обращено здесь к ребенку, что-то к взрослому и, скорее всего, не вызвало настоящего интереса ни у того, ни у другого.
Следующие пять книг открывали совершенно иную картину. Чем дальше продолжал писать для детей «автор „Стенки-Растрепки“», тем больше он отходил от обобщенных образов и ситуаций, тем вернее приближался к чисто детской книге, особенно в последних трех. В них не было уже никаких «перепевов», напротив, погружаясь в разнообразную жизнь детей, автор все больше обретал свой собственный язык, свою интонацию.
В книгах зазвучали веселые задорные голоса:
Не думай ты, не думай ты, что ты
в цене большой!
На грош двух барышень дают
и трех иной порой.
Не думай ты, не думай ты,
что дороги вы так!
На грош пять мальчиков дают
и двадцать на пятак!
Читая эти стихотворения, я знакомилась с неизвестным мне (да, пожалуй, и истории детской литературы) детским поэтом, но вдруг сначала одно — своим ритмическим рисунком, потом другое — сходством сюжета, совпадением рифмующихся строк и слов — показались мне похожими, очень похожими на третье, тоже недавно ставшее мне известным. Я переписала эта два и положила рядом.
№ 1
Кошечка, кошечка, что ты сидишь
Тихо, так тихо, как будто ты спишь?
Не соловьям ли, смотри, на беду,
Ты притаилась лукаво в саду?
Кошечка, ты берегись, соловьи,
Чтоб не попалися в когтя твои!
Ведь воровство тебе с рук но сойдет;
Вот как увидит садовник, убьет! («Венок», 1858)
№ 2
Зачем сюда, о курочка,
Ты забралась к нам в сад?
Ты берегися, дурочка!
Беги скорей назад!
Увидит папенька, кто тут
Его цветы клюет:
Возьмет, хохлаточка, он прут
И им тебя прибьет.
«Первые шаги жизни» 187(?)
Текст автора «Степки-Растрепки».
К этим двум, в параллель, положила третье — совсем из другого издания:
№ 3
Для чего, скажи ты, курочка,
Забралась в наш тихий, сад?
Как тебе не стыдно, дурочка,
Рвать цветы и мять салат!
Бойся, курочка, шиповника:
Оцарапать может глаз;
Бойся нашего садовника:
Он прибьет тебя как раз.
С этого момента Курочка лишила меня покоя, ибо автором стихотворения под номером «три» был...
Но прежде, чем назвать имя автора, я должна рассказать еще об одной находке. Читая журнал для детей «Задушевное слово», я нашла в одном из номеров за 1883 год имя Д. Д. Минаева. Случайность, совпадение? Но чем дальше я смотрела журнал, тем чаще мне встречалось это имя, и даже после 1889 года, уже посмертно, шли его стихи — всего их оказалось больше пятидесяти. Любопытно, что к тому времени, когда в «Задушевном слове» появились стихи Дмитрия Минаева, журнал находился в крепких и умелых руках М. О. Вольфа.
Итак, пятьдесят с лишним стихотворений, обращенных к детям, разнообразная детская жизнь, представленная в колыбельных песенках (их больше всего), в азбуках, в образах храбрых наездников и маленьких тружеников. Это был совершенно неожиданный Минаев: он глядел на мир глазами ребенка и говорил с ним на близком и понятном ему языке. Через некоторое время рядом с этими стихотворениями на моем столе лежали: «Дедушкины вечера. Русские сказки для детей в стихах Д. Д. Минаева» (1880); четырехтомная, роскошно изданная книга «Д. Д. Минаев. Народные русский сказки для детей в иллюстрациях» [188 (?)], две прекрасно изданные книжки для самых маленьких — «Новые новинки - книжки да картинки» (1882), «Теплое гнездышко» (1882). Все вышли в издательстве того же М. О. Вольфа. Даже беглый взгляд на этот материал говорил о его значимости и о надежде на то, что стихи и сказки Минаева, пролежавшие в безвестности сто лет, обретут новую жизнь. А пока что, перелистывая все подряд, я дошла до «Теплого гнездышка», и именно в нем тихо и мирно проживала та самая курочка под номером «три», которая уже имела предшественницу на страницах книга «Пёрвые шаги жизни».
Было над чем задуматься! Неужели Дмитрий Минаев, поэт, который по праву сказал о себе: «Область рифм — моя стихия, И легко нишу стихи я...» мог позариться на чужую курочку и чужого садовника, да еще печатаясь у одного издателя? Вряд ли! Но если это его же собственные, переделанные, улучшенные стихи, то ведь получается, что ему принадлежат все те восемь книг, где «Текст автора „Степки-Растрепки“»? Да больше того. Значит, он и есть сам автор этой нашумевшей книги? Судя по всему, он.
Но возникло некоторое препятствие: в год, когда вышло первое, издание «Степки-Растрепки» Минаеву было... четырнадцать лет! Однако известный исследователь русской поэзии XIX века И. Ямпольский указывает, что, находясь в военно-учебном заведении — Дворянском полку, Д. Минаев вместе с В. Курочкиным принимал участие в рукописном журнале и начал «там же писать стихи, но они не дошли до нас». Возможно, к «недошедшим» как раз и имели отношение сделанные тогда еще неопытной рукой эти веселые рассказы в стихах.
И тут у меня в руках оказался еще один материал. На последней странице книги для детей «Путешествие в сказочную страну» (1860), одной из самых увлекательных из серии «автора текста „Степки“...», художник Ц. Рейнгардт, богато иллюстрируя всю книгу, нарисовал такую картинку: окруженный детьми взрослый читает им книгу. Дети показались мне статичными, точно срисованными с какой-то обложки, а вот взрослый был явно знаком. Я сняла фотокопию с этой картинки и с различных портретов Д. Д. Минаева и обратилась в сектор антропологии Института этнографии АН СССР за консультацией. Вот какое заключение мне дал заведующий сектором И. И. Гохман (по его указанию мне сделали дополнительные снимки. Для сравнения портретов с одинаковым ракурсом мелкий рисунок с картинки был увеличен до точных размеров с портретом Минаева). «Вероятнее всего, — сказал он, — рисунок сделан не прямо с натуры, а по памяти. Нарушены пропорции лба, — несмотря на это, физиономическое сходство не вызывает сомнений. Говорить здесь о настоящем антропологическом анализе невозможно. Скорее, речь пойдет о логической системе доказательств. Основные контуры лица, форма носа, положение глаз и бровей, границы и особенности волосяного покрова полностью совпадают. И если опираться на этот рисунок как на документ, то на девяносто пять процентов можно считать, что изображение на картинке и сравниваемый портрет принадлежат одному лицу». И еще И. И. Гохман обратил внимание: судя по портретам, ранним и поздним, Д. Д. Минаев придерживался однажды избранного стиля одежды. Всегда светлые брюки, темный пиджак, светлый жилет и черный галстук-бабочка. Именно в таком костюме изображен взрослый на картинке.
На этом пока наш сюжет завершен. Нам открылась совершенно новая грань творчества известного русского поэта-сатирика.
Л-ра: Нева. – 1985. – № 12. – С. 194-198.
Критика
