Харуки Мураками. Куда идет Котояма-сан?
Однажды, описывая нечто трудновыполнимое, я выразился метафорически. «Это почти так же сложно, как научить кошку давать лапу», — написал я тогда, и после этого получил кучу электронных писем, что, мол, «моя-то кошка дает лапу запросто». Ну надо же! Кто-то даже написал, что если терпеливо и систематически обучать животное во время кормления, то давать лапу научится любая кошка. В моей жизни было немало котов и кошек, однако, как мне кажется, никому бы из них не пришлась по душе подобная муштра, ну и, кроме того, мне самому ни разу не приходило в голову заняться чем-нибудь подобным.
Кот для меня прежде всего добрый товарищ и в некотором роде равноправный партнер, так что дрессировать его — это как-то не по мне. Скорее мне хочется, чтобы Котояма-сан (давайте его персонифицируем и будем называть именно так) жил достойной жизнью. При этом я вовсе не утверждаю, что коты, дающие лапу, никуда не годятся (более того, я почти восхищаюсь такими котами), просто в моем понимании Котояма-сан — это такое свободолюбивое суперсущество, и все тут.
Или вот еще метафора: когда кто-то ведет себя гораздо спокойней, чем обычно, про него говорят «прямо как одолженный кот». Молодежь, правда, этого уже не понимает. Один молодой человек даже как-то меня попросил: «Не могли бы вы мне объяснить… я не совсем понимаю — зачем кому-то понадобилось одалживать кота?» И правда, зачем? К чему все это — идти к чужим людям, брать у них на время кошку? Может, это связано с народной медициной? Нет. Не связано. Все это для того, что избавиться от мышей. Если в доме жил кот, который искусно охотился, то соседи приходили к хозяевам и просили: «Мы страшно извиняемся, но не дадите ли вы нам ненадолго своего кота?» А кому охота работать в гостях?
Раньше в старых японских домах водилась уйма мышей, и кот был чем-то вроде отряда быстрого реагирования. Когда я был маленьким, наш кот, который время от времени убивал какую-нибудь мышку, обычно приходил ко мне похвастаться добычей. В общем, в доме кота ценили, и это обеспечивало ему особое, независимое положение. Так что в те времена Котояма-сан был индивидуалистом, профессионалом своего дела, невозмутимым представителем свободной профессии, и как-то даже дико было думать о том, чтобы учить его давать лапу. Да в этом и не было никакого смысла.
Однако в наше время мыши из домов, по крайней мере городских, повывелись — и смысл жизни Котоямы несколько изменился. Теперь он в большинстве случаев просто вызывающий умиление домашний питомец. Может, поэтому все больше становится котов, которые, пересилив свою природу, научаются давать лапу. Я почти уверен, что в Японии хотя бы раз в году проходит Всеяпонский кошачий симпозиум и на нем слышатся призывы типа: «Уважаемые коты и кошки! В это трудное время, в которое мы с вами не живем, а выживаем, не пора ли в корне пересмотреть общественное устройство? Не пора ли совершить революцию в собственном сознании?» И тогда по всей Японии, в темных уголках прихрамовых садов собираются Котоямы, складывают лапы на груди и сочувственно кивают: «И верно. Должно быть, пора».
Пусть все оно так, но если найдется хоть один, который ругнется с чувством и скажет: «Да вы чё?! Какое еще „дай лапу“?! Я что им, собака, что ли? Не смешите меня!» — вот такого Котояму я люблю! Так что держитесь, Котоямы, не сдавайтесь!
