Депрессия. Павел Фальк
Непереносимая лёгкость собственного бытия меня раздражала сегодня с самого утра. На работе всё было просто отлично, так что даже она не отвлекала от подобных мыслей, и что-то в ней волей-неволей привело к мыли, что в жизни не хватает какой-никакой драмы, напряжения, осколков мексиканского сериала, всё столь размерено и хорошо, что даже неприлично – быть таким психически здоровым в наше время, без самой завалящейся депрессии.
Я домой пришла в состоянии внутреннего конфликта, так разбушевавшегося, что я даже забыла купить огурцов у тётки в переходе. Ситуация была критическая, а мой дорогой супруг этого совсем не заметил и так и продолжал весело улыбаться, стоя в коридоре.
Претензии подходящей к мужу у меня пока не обнаружилось, так что я повесила пальто в шкаф и громко хлопнула дверцей. Она, родненькая, весело звякнула и наконец отвалилась после лет пяти побряцывания и службы, и я с мстительной радостью упёрла руки в боки и произнесла:
– Андрей! Ну сколько можно просить? Дверь уже пятый год болтается на соплях!
Улыбка, слава богу, с лица Андрея сползла.
– Починю, не ругайся, – махнул он рукой и понёс мой портфель в кабинет. В коридоре сын в наушниках развешивал бельё. Я, удивившись, что желание семейного скандала с битьем посуды только возросло, протопала к нему – и чуть не упала на месте. Этот маленький негодник постирал мои – мои! – белые рубашки со своими ужасными фиолетовыми штанами. И они, конечно, приобрели странный поросячий оттенок.
– А это что такое?! – вместо приветствия завопила я, потрясая погибшей рубашечкой. Сын вздрогнул и отступил, что-то потыкав в своем телефоне.
– Опять, Лёша?! Доколе?! Ну все же вещи перевёл! Второй раз за неделю! Если ты считаешь, что так откупишься от домашней работы, то даже не надейся!
– Да мам, я не специально, – пробормотал он, пока я топала в спальню переодеться. Рубашки было уже не спасти, равно как и его джинсы – по такой цене, что мне до сих пор она в кошмарах снилась. Всё же я, брызгая ядом во все стороны и пресекая попытки супруга защитить дитя, извлекла средство для восстановления цвета и запихнула всё прямо с сушилки в таз.
Воняло средство ужасно, и к примирению это не способствовало. Пока сын и муж, как два барана, толпились за моей спиной и что-то блеяли, я пошуршала по квартире, пеняя им на свинарник (и это я даже не заходила к Лёше!), наконец дошла до кухни – и что же? Правильно, гора посуды с утра никак не изменила своего положения. Может, только чашечка сверху добавилась для полноты картины.
– Нет, это невозможно! – всплеснула руками я, выкрикнула что-то обиженное нечленораздельное на тему «довели мать» и удалилась, как героиня греческой трагедии, с гордо поднятой головой. Что делать дальше, я не очень представляла, поэтому побродила по спальне и решила просто лечь.
– Что это мама? – спросил Лёша у папы за моей спиной
– Да устала, наверное, – пожал плечами мой супруг, наверное, очень удивлённый, с тем же глупым растерянным выражением лица, как при упоминании о двери. Аж злость берёт! Очень оно ему не к лицу.
– И что? – сказал Лёша.
– Посуду-то помой, а про белье не волнуйся – я и сам… настирал в свое время, – хмыкнул Андрей. – Давай, чаю попьем, поедим.
Я по новой хотела разозлиться, что мне не предложили с ними чайку, но вспомнила, что я обиделась, и перевернулась к стене.
Усталость дала о себе знать, и всё-таки я заснула. На полчаса, наверное, не больше, а когда проснулась, вдалеке все так же слышались знакомые голоса, к котором примешивался шёпот телека. Я подумала и с собой решила, что, наверное, стоит пообижаться ещё.
Но и через полчаса ничего не изменилось. Лежа, я размышляла уже о совсем другом – обои стоило переклеить, занавески повесить, шкаф новый купить, ещё Лёше нужно было пальто на зиму, а Андрею – приличные ботинки, пусть они всё и отрицают, да отчёт надо будет в выходные доделать, конец месяца… я полежала немного на спине и снова повернулась к стене. Стало почти смешно.
Ещё, в конце концов, кто же не стирал в своё время рубашки с фиолетовыми штанами! Да и дверь – ну ерунда.
Бок, на котором я лежала, снова начал побаливать. Рассматривать стену стало до омерзения скучно. Вот до чего доводит увлечение психологической литературой! Да и ужин бы приготовить. И отбеливателя в таз с моими рубашками капнуть. И вообще, есть хочется! Может, сегодня стоит пиццу заказать? Хотя эти на кухне, думалось мне, уже все съели. Вот как раз пиццу поем. Одна! Целиком! Ладно, сыну надо будет заказать с ананасами. Он же любит. Ничего, две закажу!
Захотелось в туалет. Обидно было – лежу я тут, лежу, страдаю практически, а они хоть бы зашли! Вдруг я тут собралась коньки отдать? Вот так умрёшь, а к тебе никто и не подойдёт!
С такими мыслями я наконец встала – терпеть сил не было – и по дороге из туалета в кухню заказала пиццу.
– О! Восстала! – радостно провозгласил муж, глазами выискивая минимум три аварийных выхода и входа в бомбоубежище, на случай, если дикая фурия в моём лице ещё не созрела для понимания юмора.
– А я пиццу заказала, – сообщила я, обняв сына. Тот был вроде рад. Не обижался ли? Прости, Лёша.
– С ананасами? – оживился он.
– Конечно! – я отпила из чашки мужа. – А что вы так ко мне и не зашли? Я там, может, умирать собралась!
– Ну я думаю, ты бы эффектнее сообщила, – меланхолично ответил муж. – Да и знаешь, страшно! Как ты иногда, ух, умеешь выдать – так потом к тебе лучше не подходить – я заглядывал к тебе, думаю, ну дышишь, и хорошо. Вот ты тогда встанешь – и тут уж или нам ещё раз влетит, или ты уж простишь нас – а толку заранее волноваться нет смысла в обоих случаях!
– Приучила я вас к хорошему, – я уселась за стол и повернула ноутбук, чтобы тоже видеть. Нда… и что я ругалась? Вот так же если лежать, так и убедишь себя, что у тебя депрессии всякие!
