Беги. Павел Фальк

Случайное розовое солнце протянуло последние лучи сквозь разлетающийся снегопад и позолотило здание вокзала. Наташа хмыкнула, запахнула красное пальто и ностальгически оглядела родной городок.

Зимним вечером он напоминал волшебную страну. Окна пятиэтажек светились гирляндами там и тут, как кроличьи норы для своих алис.

Чемодан шуршал по утоптанному снегу, а в воздухе повис запах вокзала и мороза. Тишина! Подъезжал автобус. Кажется, такой же, как и десять лет назад. У остановки курила компания подростков, и огоньки их электронных сигарет переливались в тон к уличным украшениям красным, зелёным, белым, синим.

Она подхватила чемодан и забралась в автобус, заплатила кондуктору и присела на любимое место над колесом, грея руки. Словно снова едет из школы – казалось, даже автобус такой же, горячий, дребезжащий, медленный, катил среди старых хендаев и лад.

Чувства были смешанные – Наташа с теплотой вспоминала детство тут, но и немного боялась встречаться с родителями. Не виделись они долго, лишь перезванивались по скайпу раз в неделю.

Она вышла на остановку раньше, чтобы пройтись немного. Дома были такие же высокие, серые, как и всегда, когда она сюда приезжала, стояли те же магазинчики, торопились такие же люди по шершавому коричневатому снегу. Стемнело быстро, и жители волшебной страны двигались почти бесшумно, словно скользя по тротуарам и оставляя происходить что-то невероятное, как в пьесе Бертольда Брехта. Наташу это забавляло – словно время тут для всех замерло, настолько ничего не изменилось.

Наташа завернула в родной двор, прошла мимо скрипучей качели, согнала случайную белую кошку и остановилась перед закрашенной-перекрашенной дверью. Даже живут родители всё ещё тут же. Только что на второй этаж в прошлом году переехали. Она позвонила в домофон, подпрыгивая от мороза, чихая снежинки и вспоминая, сколько раз она теряла ключи и как стояла и названивала всем подряд, чтобы её пустили хотя бы в подъезд.

Мама открыла дверь и радостно улыбалась. Наташа подхватила чемодан и с хохотом бросилась бегом, насколько это было возможно.

– Мама!

– Вернулась, рыжая голова! – обняла её мама. – Ну заходи, не стой в подъезде-то... кушать будешь?

– Мама! Бабуля!

– Но-но-но, – шутливо погрозила пальцем мама и потянулась. – А ты похудела, дочка, совсем мало ешь.

– Мама, я старалась! – она скинула пальто. – Но, чувствую, с тобой наверстаю!

– Ну не бегай в обуви, как твой отец!

Наташа всё же успела утащить с кухни печенье, вернулась и сняла кроссовки.

– У вас так чисто. Такой воздух прозрачный, – поделилась она. – Где отец, кстати? Пятое января.

– Да на экзамене ещё, у него сегодня его любимый поток, как он говорит, – улыбалась мама, перекладывая на плечах свои длинные рыжие волосы. – А у меня выходные до десятого в этом году.

– Вот, хорошо, что вернулись вы, – кивнула дочь.

– Нам-то отлично! – заметила мама. – Пойдем же. Не зря же я сегодня даже отгул взяла для дочки. Садись, рассказывай!

– А тебе не помочь? – спросила Наташа совершенно искренне.

– Нет, что ты, сиди-сиди, сейчас будет борщец, а с мороза самое то, – мама надела фартук и достала кастрюлю в цветочек. – Ну рассказывай, дочурка, как ты поживаешь, что у вас у молодёжи нынче в моде!

- Ой, да что у нас, ничего у нас, все по-старому. Стали наконец Васильевский остров реставрировать, и не первую набережную, а даже все старые линии, лепнину подновили, наконец у нас в подъезде лампу сменили, а мы с Сёмкой люстру повесили… хорошо!

- Столица, - с любовью сказала мама, нарезая хлеб. – Смотри, дочурка, тарелочка твоя любимая у меня осталась!

- Мама! – засмеялась Наташа. Её любимая тарелочка – маленькая, с какой-то весёлой пчелой, не вписывающаяся в мамин сервиз, теперь гордо стояла посередине стола с хлебом. – Сядь же, мама!

Мама только улыбнулась и поставила чайник на плиту, а потом, поправляя очки, села напротив дочери и, улыбаясь, смотрела на её взрослые глаза, умные глаза, и с наслаждением слушала её рассказы о Санкт-Петербурге.

- А как же вы с Сёмой? Когда погуляем на вашей свадьбе?

- А, мама, денег пока немного, а нам же и так неплохо, - вежливо ответила она. Замуж ей не хотелось пока что – планы были другие. – А деток у меня на работе хватает! Я же музыкальный преподаватель в детском саду! Они славные, ребятишки, а иные так поют, что дух захватит, и это в шесть, в пять лет! Ах, мама, представь, среди них, может быть, есть будущая Монсеррат Кабалье или Чайковский… Хотя, конечно, мне и в ресторанах играть нравится, деньги лёгкие, играешь весь вечер любимый эстрадный джаз и ещё и платят. Но, впрочем, что это я, мама, я же тебе и подарок привезла!

Наташа, суетясь почти как мама с борщом и чаем, вскочила и прибежала уже с двумя толстыми мешками.

- Так, смотри, я привезла тебе сервиз! Вы же ещё собираете посуду? Так вот, смотри, какая красота, подружка у меня в Германию ездила, и оттуда привезла! Английский фарфор, всё, как ты любишь, на шесть персон – только чайника я не нашла.

- Ух ты! Доченька, но это же так дорого, милая моя!

- А я зря что ли работаю, мама? – дочь обняла её и полезла во вторую сумку. – А здесь, смотри, мама, я тебе накупила всякого... костюм домашний смотри какой – как ты любишь, синий, вот к нему халат – на даче вам ходить после бани, и отцу тоже… а тебе ещё пальто новое, ты как-то обронила, что хотела бы такое… нравится, мам?

- О, доченька!.. – мама вдруг встала и обняла Наташу крепко, как в детстве, скрывая свою растроганность.

- Слушай, мама, с Новым годом, в конце концов!

Мама снова поцеловала дочь и села наконец есть немного остывший борщ, рассказывая собственные маленькие радости, вновь обретённые после возвращения в родной N, про празднование нового года с тетей Клавой. Они с отцом тоже хотели с дочерью переехать в Санкт-Петербург, но так и не смогли там ассимилироваться и наконец оставили дочь заканчивать музучилище и вернулись.

Приехал наконец папа, приняв все экзамены, приехал усталый, но сразу же радостно подхватил дочку на руки и закружился с ней по комнате, и ещё замёрзший и радостный от такого приёма, сел на кухне пить чай и рассматривать подарки.

- Вот это конечно красота, красота, и прочее! Ну Ната, богачка! – улыбался он, рассматривая домашние костюмы, джинсы, туфли, которые старательно выбирала Наташа, а она сама сидела и краснела от удовольствия.

Напились чаем, насплетничались вдоволь и легли спать. Наташе выделили большую комнату с диваном, телевизором и окном во двор, на котором росли миниатюрные мамины джунгли. Она не отвыкла ещё от их питерских ночных гулянок и сразу уснуть не могла, так что позвонила Семёну, своему парню. И рассказывала обо всём со смешками, повернув ноутбук к окну, чтобы и ему перепало немного сказочной страны.

- Когда вернёшься? – спросил он напоследок.

- Через недельку… хочешь, приезжай, - улыбнулась она. Семён тоже рассмеялся.

- Посмотрю. На работе завал, не знаю пока, смогу ли уйти, но постараюсь. Родительница твоя меня же не видела ещё? Всё, спи. Целую. Скучаю.

- Люблю тебя, - шепнула Наташа и закрыла ноутбук.

Ей снилось, как она знакомит маму и папу с Сёмой, как они все вместе сидят за тем столом, на столе стоит тарелка с пчёлкой, и они говорят о чём-то для всех приятном.

Наутро и у папы, и у мамы оказался выходной – ни экзаменов, ничего. С утра Наташа и мама хлопотали на кухне – хоть рождество и праздновали на уровне «как пойдёт», а всё же хотелось собраться по какому-нибудь поводу и поприветствовать дочку на родине. Точнее, как – мама хлопотала и ограничивала Наташу в порывах помогать, и Наташе ничего не оставалось, как рассказывать о жизни в Санкт-Петербурге. Жизнь у неё была насыщенная – они с Семой и компанией гуляли по барам, о чём она молчала, по концертам, выставкам, объездили на их старой Волге все усадьбы в зоне досягаемости двух дней на машине, бывали на концертах. Рассказывала она и о работе тапёром в ресторане, каких людей она видела, о своей группе в детском саду, и даже папа подсел послушать и всё охал, чтобы она была аккуратнее, а то ездит ночами по ресторанам, красивая пианистка, и спрашивал, встречает ли её Семён. И все они рассыпались от радости в восторгах такой успешной, красивой, умной дочерью.

Сходили прогулялись. Как и в детстве, улицы казались Наташе красивыми, фонари высоченными, и её лишь изредка охватывала горечь, когда она видела трость в руках у папы и замечала вдруг, как они медленно идут.

К ужину собрались втроём, зашла и толстая тётя Клава – старая мамина подруга, и все снова смеялись, обнимали Наташу и дарили друг другу подарки, а потом дегустировали все блюда и восхищались мамиными способностями.

- Ну что же, Наташа, как твоя учёба? – доброжелательно спросила Клава.

- Да, как твои экзамены и прочее прошли? Ничего, что ты уехала? – вспомнил папа. Мама с умилением смотрела на дочь.

- Да я же не учусь, - спокойно заметила Наташа. – Прекрасный салат, мам. Дашь рецепт?

- Как! – воскликнула Клава.

- Салат-то? Тоже всегда, мам, кушаю и удивляюсь. Как так хорошо?

- Но как ты не учишься, Ната? – спросил строго отец. – Ты же поступала в консерваторию.

- Да я и поступила, но пока не хочу, - Наташа покатала помидор по тарелке.

К чести родителей стоит отметить, что скандал они не начали, только жевать стали напряжённее.

- Но что же будет с тобой? Сейчас никак без диплома!

- Ну как, тёть Клав, я неплохо зарабатываю, и времени у меня много свободного… к тому же вокруг столько интересного, а я пока не понимаю, что мне надо! Мам, правда, твои таланты сегодня на высоте.

- Я пахала нянечкой в детском саду только потому, что больше ничего и не умела, - доверительно сказала тётя Клава. – Дело-то оно хозяйское, конечно…

- Ну что же, - Наташа подняла бокал. – Давайте уж вспомним, какой сегодня праздник. Очень хорошо, что мы тут собрались, прямо как раньше, так давайте же за нас, за вас…

- За нефть и газ! – закончил папа и рассмеялся немного преувеличенно весело. Выпили. Дальше беседа вертелась вокруг старых знакомых, старого города, новых поездов до Петербурга.

- Ну уж теперь я приеду вас проведать! – пообещала тётя Клава. – Какая большая девочка выросла, а ведь я тебя помню в первом классе ещё, с косичками и бантиками, - улыбнулась она.

- Ой, хорошо, что всё в прошлом. Так всегда хотелось вырасти, - рассмеялась Наташа, надеясь, что тема с учёбой закрылась.

Мама вытащила из духовки её коронный пирог с картошкой и мясом.

- Мне бабушка рассказывала, в её детстве пирожки с кашей делали, - вспомнила она.

- Как твой мальчик, если уж спросить можно? – так же доверительно повернулась Клава к Наташе. – Ты уж меня прости, старую, да интересно ж нам всё!

- Клав, да если ты старая, то мы-то какие, старинные просто и прочее, - заметил отец.

Дочь в пятый раз за два дня пересказала все смешные истории про них с Сёмой, а Клава, да и папа с мамой, слушали как приключенческий роман.

- Вот жалко, музыки у нас нет нашей на рождество, - сказала под конец она. – Слушаем песни католиков.

Мама посмеялась и попросила, раз уж зашла беседа, сыграть что-то из Синатры. Наташа довольно потянулась и села за пианино в гостиной – большое, старое, советское, совсем непохожее на те лёгкие синтезаторы, на которых ей приходилось играть. Клавиши были именно такими, какими она их помнила – неподатливыми, словно вызывающими, а пианино – «Лирика» - отдавалось звоном, напоминающим колокольчики. Лучше всего на этом пианино у неё всегда выходил Дебюсси.

- А всё-таки жаль, что ты не стала продолжать образование. Как это у вас, в музыкальном мире, ценится вообще? – спросила мама.

- Ну, я же не говорю, что я вообще не собираюсь учиться, это только сейчас, - ответила она и достала другие ноты – ноктюрны Чайковского. Их она часто играла в кафе.

- А потом тяжело будет учиться! – начал папа. – Подумай, дети, работа, да и энергия изменится, и прочее и прочее! Лучше учись, пока молод, можешь и всю эту нервотрёпку выдержать!

Наташа про себя вспомнила колледж, вспомнила бессонные ночи и слёзы на экзаменах, вспомнила проблемы с деньгами и то, что никто не хотел брать на работу студентку, у которой зачеты через месяц. Она улыбнулась и снова начала играть.

Тётя Клава ушла ближе к двенадцати, после того как они с мамой перемыли все тарелки и спели с Наташей все известные романсы.

- А кем же ты всё-таки работаешь, Ната? – спросил отец, расставляя её подарки.

- В детском саду преподаю да играю в кафе, - ответила она, убрав ноты. От переедания маминой стряпни было уже плохо, но всё же она тайком ковыряла остатки салата.

- Нехорошо, - вздохнул отец, садясь к ней за стол. – Нехорошо. Столько мы тебя учили, работали и прочее, денег только чтобы тебе дать на Питер, а ты – нянечка?

- Ну не нянечка, пап, - деловито сказала Ната, поставив еду в холодильник и полив цветок. – А музыкальный дошкольный преподаватель.

- Ну что же, а всё-таки ты подумай… сложно потом будет снова встроиться.

- Ну я постоянно учусь, курсы там, - пожала плечами дочь.

- Курсы дело хорошее, да только ты, что ни говори, ещё будешь иметь дело с моим поколением тоже! – вдруг заявил отец, протирая очки. – И я уверен, ещё много кто будет смотреть и на дипломы тоже. Не всю же жизнь тебе нянечкой работать. А потом правда тяжело будет, поверь папе! Физически уже в тридцать лет совсем не то, что в двадцать, совсем другие ценности, и в коллектив не вольешься.

- Конечно, не всю, - Наташа решила не спорить. – Да и деньги я давно сама зарабатываю.

Уже умывшись и лёжа в кровати, она вспомнила, что обещала позвонить Сёме. Так странно – они не разлучались дольше чем на день уже год, ездили вместе, тусовались тоже вместе, и даже спать одной теперь было непривычно. Один пропущенный и пожелание хорошего праздника от него высветились на экране ноутбука. Надеясь, что он ещё не спит, она села, поправила волосы и набрала Сёму в скайпе.

Сёма не спал – сидел на их кухне и курил.

- Как жизнь? – рассмеялся он.

- Родственно и рождественно, - скорчила рожицу Наташа. – Скучаю по тебе.

- А я на диване сплю, - Сёма затушил сигаретку.

- А я доказываю родственникам, что пойду учиться.

- Удачи. Не докажешь, конечно, но удачи.

- Ты их не знаешь, - тихо засмеялась Наташа. – Папа говорит, что стоит учиться, пока есть силы, в молодости.

- А я как раз на курсы записался.

- Кури поменьше. Может, правда пойти в консерваторию, пока могу, что думаешь? Со следующего года там?

- А как же наши планы поехать в Европу работать? Это точно никак, если тебе тридцать, - пожал плечами Сёма. – Что ты грустишь?

Наташа честно попыталась пересказать разговоры и сама поняла, что звучат они довольно забавно. А попрощавшись с Сёмой, всё же залезла на сайт консерватории и посмотрела условия зачисления. Скорее всего, она бы прошла, если бы подготовилась… она уже поступила один раз, и нет оснований полагать, что не поступила бы во второй.

Пару дней подряд Наташа с родителями ходила гулять к заливу, по всем знакомым с детства местам. Вспоминали её детство и такие недавние школьные годы, зашли даже к её преподавательнице русского и литературы.

Она уютно налила им чаю, послушала очередной рассказ про жизнь в Санкт-Петербурге и вспомнила почему-то Бунинский рассказ «Балладу» - тот самый, где старушка рассказала про старика, убитого собственной страстью в обличье волка, страстью к жене сына. Это некогда был любимый Наташин рассказ, за сочинение о котором она получила от этой самой учительницы в подарок гитару. Тоже, кстати, под зимние праздники. Наташа, смотря на маленькую двушку в затерянных переулках, обставленную чисто, аккуратно, но без излишества, по-советски, так и не понимала, откуда она тогда достала ей почти профессиональный инструмент.

На маленькой, темноватой кухне рассказ учительницы приобрёл некоторый шарм. Чашка в руках грела, родители смеялись знакомой интонацией, а в доме напротив блестели бесчисленные гирлянды.

- Вот, хорошо всё вовремя, - рассмеялась учительница, подводя итог. Она стала за годы Наташиного отсутствия совсем маленькой и сухонькой, заплела волосы в вечную серебрянную косу и по-прежнему преподавала в средней школе.

Они поздно вернулись домой, и по отцовскому бурчанию Ната внутренне предчувствовала, что вновь всплывёт тема учёбы. Её родители не скандалили; даже не требовали ничего прямо; но подспудно намекали что-то прозрачно, словно плели кружево, и эта несчастная учёба легла между ними, подразумеваясь теперь в каждой реплике.

Неудивительно, что тем вечером мама и Наташа сели смотреть сайт консерватории, где она была вчера. В игру включился папа и попросил, может, попробовать хотя бы другое что-то, а то они столько вкладывали в дочь, чтобы она работала нянечкой!

- Всё правда, диплом всегда в хозяйстве пригодится, доченька, - кивнула мама с улыбкой. – Я не требую, но всё же подумай, зря ли мы с папой столько работали, с тобой в Питере этом жутком жили, ты бы могла и после колледжа у нас уехать, рыжая голова!

Впрочем, она именно требовала. Может, и сама не понимая. Дочь даже не могла поспорить ни с чем – да, её родители очень много работали, чтобы перевезти её в Санкт-Петербург, да, они правы, учиться легче в молодости, чем потом с ребёнком на руках.

- А правда, Сём, проучусь и диплом будет, - сказала она вечером в разговоре по скайпе. – Сколько там учиться, не так долго же.

- Ты только приедь и сама тут всё обдумай, - скептически сообщил Сёма. – Совсем переменилась, как к маме приехала. Даже говоришь с другой интонацией.

- Ты приедешь?

- Может быть, - Сёма засмеялся и закурил. – Тут красиво очень. Приедем обратно, пойдем с тобой крыши фотографировать.

- Хорошо, - улыбнулась Наташа, а про себя подумала маминым голосом, ну какие крыши, а если всё-таки поймают?

На следующий день Сёме она не позвонила – они поехали с папой, мамой и тётей Клавой на дачу, погреться в баньке и попрыгать по снегу. Дача стояла в лесочке, и даже там интернета на Скайп не хватало.

- Ну что, решила, куда поступаешь? – спросила на следующее утро тётя Клава, невозмутимо мажа бутерброд. Потрескивал камин.

- А куда-то я поступаю? – Ната только проснулась и едва успела выпить кофе. Пижама вдруг стала неуютной, а домик каким-то маленьким и тесным.

- Да отец говорил твой, ты хочешь вроде в консерваторию. Сказала бы тётке, а то я ж поняла, что ты вообще не учишься, напугала меня.

Наташа ничего не ответила, пробормотала что-то дежурное и поболтала ещё о мелочах. Захотелось домой, к Сёме, к их квартире в Питере, пусть маленькой, но такой домашней, всей в картинах и поделках, с большим пианино, несоразмерным гостиной…

Больше в тот день на её образование мысль не возвращалась, только упоминание присутствовало подспудно и нервировало её. Она даже выбрала подходящую электричку – завтра утром в десять. Выспится, попрощается и поедет.

В теории выходило отлично. На практике, уже дома, отец вновь, уже куда императивнее, спросил, куда она будет поступать.

Ната снова ничего не ответила. Она прикинулась, что билеты у неё на сегодня ночью, ей пора бежать на вокзал, и как хорошо, что они пораньше приехали, спасибо-спасибо, мама-папа, приезжайте. Скоро обняла всех и, едва одевшись, сбежала из дому на улицу, не думая даже, куда.

Пока шла до остановки, вспомнила, что была электричка ночная. Правда, кажется, она до ужаса напугает Сёму, завалившись к нему в пять утра… Наташа хихикнула, остановилась под окном и уставилась на синюю гирлянду. Странно – гирлянды были в этом городе только синие. Словно других и не бывало. И от множества синих гирлянд в пустых окнах, от света фонарей, выхватывающих снежинки, снова чудилась Наташе волшебная страна из «Баллады».

Она вдруг всхлипнула и расплакалась – никто всё равно не видел. Куда она побежала, зачем? Почему ветер так кружит снежинки, что они летят словно снизу вверх? И сдались родителям эти дипломы… зачем вечно строить эту стену, которая непременно на тебя рухнет, и рухнет под замечания «делай что хочешь».

Вдалеке словно прогудел поезд – уж не её ли? – а к остановке подъехала машина, чёрный Форд Фиеста.

Она всхлипнула ещё, вспоминая, что у них с Сёмой чёрный Форд Фиеста.

Машина притормозила у остановки. Страшно Наташе не стало, скорее, любопытно. Она видела, куда убежать в случае чего, да и в волшебной стране синих гирлянд такого бы не случилось. Теперь улица была пуста, словно сцена, ждущая премьеры. И Наташе хотелось почувствовать себя героиней, а получалось только случайно пробегающим статистом.

Форд совсем остановился, и из него с чертыханиями вылез Сёма. Совершенно точно он – в его синем пальто, коротко стриженный, широкоплечий, улыбающийся.

- Ну что ты тут встала? Я вам сюрприз решил устроить.

- Из дома сбегаю, - всхлипнула она.

- Ну-ну. Садись в машину. Рассказывай.

Они так и просидели в машине до утра почти, немного даже поспав. А наутро уехали в Петербург, позвонив предварительно родителям, что Наташа давно дома и спит.