Эпистолярное наследие Сола Беллоу: «человеческий документ» и роман

М. К. Бронич

Статья посвящена проблеме соотношения эпистолярного дискурса Сола Беллоу и его романного творчества на примере знаменитого романа «Герцог». В письмах Беллоу эстетическое начало присутствует с разной степенью осознанности, но главное в них - способ «построения образа личности» автора, жизнетворчество, которое становится основой для романного жанра, синтезирующего художественный вымысел и достоверность жизненного факта.

Ключевые слова: американская литература, эпистолярный жанр, автобиографический роман, Сол Беллоу, «Герцог».

В 2010 году в нью-йоркском издательстве «Viking» вышло первое собрание писем Сола Беллоу (1915-2005), составляющее, по признанию редактора издания Бенджамена Тейлора, около двух пятых всего эпистолярного наследия писателя [1: 553]. Часть корреспонденции Беллоу, согласно Б.Тейлору, утрачена, часть, вероятно, не удалось получить у адресатов, а ряд писем, судя по всему, не был включен в издание по каким-то не до конца ясным причинам. Так, в изданной в 2000 году биографии Беллоу, написанной Джеймсом Этласом, приводятся не только отдельные письма писателя, вошедшие в опубликованный том «Писем», но и оставшиеся за пределами внимания их редактора. Впрочем, нет объяснений ни в предисловии редактора, ни в его заключительных строках многочисленным купюрам, сделанным в тексте.

Переписка Беллоу не изучалась специально, хотя некоторые письма, как правило, хранившиеся в архиве писателя в Ридженстайнской библиотеке Чикагского университета, цитировались в многочисленных статьях и монографиях как источник сведений о его жизни, творчестве, художественных исканиях и воззрениях. Эпистолярный жанр функционирует на нескольких уровнях - бытовом, документальном и литературном [2: 352-353], которые, как правило, пересекаются в посланиях, принадлежащих перу художников. В письмах Беллоу эстетическое начало присутствует с разной степенью осознанности. В них представлено удивительное многообразие форм эпистолярного дискурса: информативная, полемическая, наставительная, литературно-критическая и пр., но главная - способ «построения образа личности» автора [3: 13], жизнетворчество, которое становится основой для романного жанра, синтезирующего художественный вымысел и достоверность жизненного факта.

Л.Я. Гинзбург, подчеркивая своеобразие соотношения, существующего между жизнетворчеством и документальной литературой, указывала на его двойственность. С одной стороны, «обязательство сохранить природу жизненных фактов», с другой - стремление «показать связи жизни, не опосредованные фабульным вымыслом художника», если жизнетворчество строит жизнь по законам искусства [3: 29]. В переписке Сола Беллоу с друзьями, любимыми женщинами, коллегами по писательскому цеху и даже в деловых записках, адресованных руководителям издательств и литературных фондов, можно проследить процесс самоосознания личности художника. Динамический портрет писателя, а вместе с ним и картина эпохи, выстраивается как драматическая и в то же время комическая история борьбы за признание своего литературного труда и литературы как неотъемлемой составляющей современного мира, где «сто шестьдесят миллионов людей не читают ничего» [1: 177].

Начинающий писатель чрезвычайно требователен к себе. В феврале 1941 года он пишет другу детства Оскару Таркову по поводу своей первой публикации: «Мне очень льстит публикация в «Партизан ревю», но честно говоря, я не слишком горжусь сделанным. Я сегодня получил гранки, но у меня нет времени вчитываться, чтобы внести все необходимые правки. Это не преувеличение. Я бы предпочел опубликовать что-нибудь другое. Возможно, я слишком требователен и строг; возможно, у меня нет самого главного: журналистской небрежности, позволяющей отправлять в печать любую скороспелую писанину. Возможно, излишняя тщательность не нужна, и если бы не моя требовательность к качеству написанного, меня давно бы уже печатали. Но, глядя на лежащие на столе гранки, несмотря на то, что уже поздно что-либо менять, я чувствую, что все-таки я прав» [1: 19]. А в письме к А. Кейзину о романе «Болтающийся человек» (1944) он посетует, что «человек с более твердым характером отказался бы его публиковать» [1: 37]. В этих строках не только ясно вырисовывается в высшей степени взыскательное отношение Беллоу к писательству, но и проглядывает ощущение своей избранности, принадлежности к кругу художников, а не скрипторов. Двадцать лет спустя в одном из писем, извиняясь перед молодым автором за жесткость своей критики, он напишет: «У каждого сегодня есть выбор - либо казаться писателем, либо быть таковым на самом деле» [1: 227].

Писатель постоянно вглядывается в себя, фиксирует происходящие изменения («то, что я увидел, от Освенцима до Иерусалима, изменило меня» [1: 193]), размышляет над сложной эволюцией своих политических симпатий, перепадами настроений и парадоксами характера («Я очень несовершенная, заурядная личность» [1: 352]; «Мне надо было писать книги, мне надо было решать проблемы, большая часть которых результат моего дурного характера» [1: 333]), который, в его понимании, напрямую связан с создаваемыми им произведениями. Потому что писатель, согласно Беллоу, «не манипулятор знаков», как утверждают представители Новой критики [1: 100], а исследователь действительности [1: 222]. Так, в 1943 году он признается Дуайту Макдональду: «Меня со всех сторон одолевает неуверенность, и мне не всегда удается взять себя в руки, отбросив смятение и тревогу. Я постоянно себя спрашиваю: «Насколько подробно следует обрисовать данный персонаж? Достаточно ли внятно выражена та или иная мысль? Будут ли поступки Х понятны? А не лучше ли обойтись без намека и рвануть напролом? И т. д.» [1: 34]. Творчество писателя питается жизнью и личным опытом, прежде всего эмоциональным, теми «истинными впечатлениями» («true impressions»), о которых говорил Беллоу в своей Нобелевской лекции, призывая современных художников обратиться к человеку, раскрыть его внутренние возможности и достоинства, показать суть настоящей человеческой жизни, со всей ее сложностью, запутанностью и страданиями [4: 96-97].

В этом смысле чрезвычайно показательным является роман «Герцог» (1964), в создании которого большую роль сыграл автобиографический материал: тяжелые переживания писателя в связи с его двумя разводами, его детские воспоминания, приступы ярости и склонность к любованию собственным интеллектом [5: 58]. В письме Беллоу своему редактору Пату Ковичи (9 мая 1961) читаем: «Из всех моих книг - это первая, где я по-настоящему открываю свои побуждения, если хочешь, свое лицо» [1: 218]. В романе отдельные ситуации, целые эпизоды, фон, характеристики некоторых персонажей порой дословно повторяют фрагменты писем Беллоу. Роман начинается со знаменитого описания внутреннего состояния заглавного героя после развода: «Если я схожу с ума, то быть по сему, думал Мозес Герцог. Кое-кто думал, что он помешался...» [6: 7]. В письме редактору издательства «Viking» Маршаллу Бесту (от 16 марта 1960), оправдываясь за задержку обещанной рукописи, Беллоу пишет: «В октябре моя жена потребовала развода, и я почти помешался» [1: 193].

Источником основной сюжетной коллизии романа стал мучительный разрыв писателя со второй женой Сондрой Шакбасов, которую в письмах он называл уменьшительно-ласкательным Саша, Сашенька. В романе она фигурирует под именем Маделин. В письме Пату Ковичи (от 22 января 1960) Беллоу прямо говорит о том, что задуманная им книга будет о Сондре [1: 190]. Хорошо известны и прототипы прочих персонажей. В гротескном образе Вэла Герсбаха узнается коварный друг писателя Джек Людвиг, соредактор совместно издаваемого в начале 1960-х годов журнала «Ноубл Сэвидж» («Noble Savage»). Доктор Эдвиг - карикатурный портрет психоаналитика, пользовавшего обоих супругов, изворотливый и злокозненный Сандор Химмельштейн списан с адвоката Джонаса Щварца и т. д.

Большая часть прототипов входила в число адресатов писем Беллоу на протяжении ряда лет, как предшествовавших семейному кризису, так и в период его обострения. В десятилетней переписке писателя, с 1954 года вплоть до появления романа в печати, во всех подробностях раскрывается история любви, нарастающего взаимонепонимания, неожиданного для Беллоу разрыва, неукротимой ненависти к нему бывшей жены и постоянные тяжбы из-за сына Адама. Все грани, все нюансы эмоционального состояния автора писем можно обнаружить в переживаниях несчастного Герцога, но эмпирическую жизнь, зафиксированную, в частности, в переписке писателя, и художественный мир романа разделяет, хотя и очень тонкая, но весьма существенная грань - вымысел. В литературно-критическом дискурсе писем Беллоу характерное для американской литературы уважение к фактам жизни («в искусстве истинные доказательства в подавляющем большинстве основаны на фактах» [1: 217]; «это ужасно, если не можешь писать о реальных вещах» [1: 222]; «на протяжении всего повествования я чувствовал яростную решительность изложить основные факты» [1: 343]) неизменно сопровождается акцентуацией роли воображения и личностного восприятия действительности («воображение неизменно теряет авторитет в американской жизни...» [1: 118]; «произведение искусства должно опираться на восприятие» [1: 138]).

«Герцог», по словам автора, - это опыт изучения современного человека. Герой романа профессор философии Мозес Герцог, испытывающий глубокую душевную боль, вызванную унизительным для него вторым разводом, погружен в мучительные раздумья о конфликте человеческого духа с миром социальным, о невозможности совмещения «справедливости сердца» с законами общественной жизни. Спасаясь от психологических сложностей в личной жизни, от постигшего его предательства жены и друга, непонимания знакомых и родственников, он бежит в мир философских абстракций. Трагедия мыслящего человека, считает писатель, заключается в его сознательном неприятии повседневного опыта, в стремлении обрести себя лишь в сфере духовной. Герой мечется между двумя полюсами, что находит выражение, в частности, во фрагментарности повествования, в сумбурности и непоследовательности мыслей Герцога. В самой форме повествования заключено убеждение автора, что «роман, подобно письму, должен быть свободным по форме, охватывать множество тем, развиваться стремительно и не опасаться ни смерти, ни разрушения» [1: 128] (Б. Маламуду, 1953, по поводу романа «Оги Марч»).

Пытаясь разрешить волнующие его вопросы, Герцог пишет (на клочках бумаги, мысленно) письма друзьям, знакомым, здравствующим и почившим философам, политическим деятелям, Господу Богу и даже самому себе. Он спорит, соглашается, вопрошает, отвергает. Псевдодокументальные, вымышленные писателем письма героя, создающие у читателя иллюзию подлинности, парадоксально вырастают на документальной основе. Личные письма Беллоу сочиняются по самым разным поводам и, как правило, приобретают открытый характер в силу сообщаемых в них фактов, но чаще всего благодаря высказанным в них идеям и эмоциям. При этом, порой извиняясь за задержку ответа, писатель лукаво ссылается на свою нелюбовь и неумение писать письма. Однако то там, то здесь он говорит о своих написанных в уме посланиях, а в письме к своему литературному агенту Генри Волкенингу из Парижа (1948) сообщает: «Пожалуйста, извини меня за мои жалкие ответы на твои замечательные письма. Нельзя сказать, чтобы я был очень занят, что у меня не было времени тебе писать. У меня есть два неоконченных письма к тебе, затерявшихся где-то среди моего хлама. Причина, по которой я их не отправил, заключается в том, что я никак не мог их закончить - каждое из них должно было бы быть длиною в миллион слов» [1: 67]. Само письмо представляет собой восхитительную ироническую фантазию на тему встречи автора с «великим аналитиком сердца человеческого» [1: 70] Ф.С. Фицджеральдом, переписки с «благородным человеком» Максуэллом Перкинсом [1: 72] и собственным писательским триумфом. Здесь неожиданно открывается творческая мастерская художника, суть которой позже Беллоу охарактеризует так: «Каждый пишет про себя своего «Улисса» с утра и до вечера, и когда мы произносим фразы - это всего лишь верхушка айсберга, появляющаяся над поверхностью» [1: 227]. Кроме того, зачастую письма Беллоу, так же как и послания Герцога, пишутся на ходу - в поездах, самолетах - особенно в период бракоразводного процесса с Сондрой, когда он, пытаясь выйти из кризиса, отправляется в лекционное турне по Европе, а затем в Пуэрто-Рико. А чуть позже в письме к Рут Миллер Беллоу мимоходом заметит: «Я начал сочинять в уме в духе Герцога несколько писем тебе. Но я бы их все равно не отослал» [1: 333].

В своих письмах и внутренних монологах Герцог сетует на то, что общество предало забвению гуманистические ценности, не дает человеку проявить свои силы и возможности и, более того, направляет его жажду активной деятельности в мелкое недостойное русло. Герой саркастически замечает, что «он ощущал желание и в то же время неспособность бороться с социальной несправедливостью. Он слишком слаб, и потому он воюет с женщинами, с детьми, со своими “несчастиями”» [7: 255].

История повседневной жизни Герцога представляет собой комический план повествования. В многочисленных интервью Беллоу характеризовал роман как комический. Источник комизма автор видит в невозможности реализовать в жизни добродетели, в которые Мозес истово верит [8: 35]. Комическое «снимает» трагический характер страданий героя, который наделен чертами трикстера, «мудрого дурака». Но комическое рождается не только в результате романных коллизий, оно является, по признанию автора, выражением его собственного характера. Еще в 1959 году в благодарственном письме литературоведу Ричарду Чейзу за эссе «Приключения Сола Беллоу», напечатанного в журнале «Комментэри», писатель замечает: «Весьма необычно быть «интеллектуальным» писателем, не имея ни желания, ни способности приходить к определенным заключениям. Я иногда думаю, что комическое в моих книгах - это сатира на неопределенность» [1: 177]. Смеясь, писатель прощается с очередными иллюзиями, со своим прошлым, преодолевает душевную боль и глубокую обиду, нанесенную ему близкими, горячо любимыми людьми. В период работы над романом Беллоу в одном из писем особо подчеркивал, что «... стремление вернуться к душевному равновесию при помощи смеха присуще моей природе и темпераменту» [1: 224]). А позже в послании Д. Фуксу (апрель, 1974) Беллоу скажет: «У меня всегда было достаточно ума (или интуиции) чтобы при помощи юмора отделять себя от своих безапелляционных притязаний» [1: 318].

Написание романа «Герцог» имело ярко выраженный терапевтический эффект. В момент кульминации кризиса он пишет Эйлис Адамс (10 сентября 1960): «Единственное надежное лекарство - это писать. Сейчас я начал новую книгу, и все невзгоды исчезли» [1: 200]. Работа над романом продолжалась в течение трех лет с небольшим, и ее этапы зафиксированы в переписке Беллоу этого периода. «Эта книга заставила меня прозреть! Кажется, я нашел лекарство, которое с завершением романа сработало. Люди ежедневно ведут умные разговоры и ломают злую комедию, при этом делают вид, что ведут себя серьезно. Я уже достаточно взрослый мальчик, чтобы играть в эти глупые игры, и «Герцог» тому свидетельство <...> смеясь, я расстаюсь с ложным представлением о самом себе» [1: 221].

Самопознание и саморазоблачение в письмах идет параллельно с эволюцией образа Герцога, который приходит к убеждению, что настоящая жизнь, истинное проявление своего Я может заключаться только в собственном сердце. Герцог приходит к тому, что он именует «вдохновенным состоянием», доступным любому человеку. Находиться во вдохновенном состоянии, искать правду в собственном сердце, обретать себя в самопознании - таков путь достижения гармонии человека с самим собой, с миром, с универсумом и героя, и его создателя.

Литература:

Bellow S. Letters / Ed. by Benjamin Taylor. - New York: Viking, 2010. - 571 p.
Местергази Е.Г. Специфика функционирования эпистолярного жанра // Вестник Санкт-Петербургского университета. - Сер. 9, 2007. - Вып. 3. - Ч. 2. - С. 351 - 358.
Гинзбург Л.Я. О психологической прозе / Л.Я. Гинзбург. - Л.: «Советский писатель», 1971. - 464 с.
Gordon A. Herzog’s Divorce Grief // Saul Bellow and the Struggle at the Center/ Ed. by Eugene Hollohan. - New York: AMS Press, 1966. - P. 57 - 76.
Беллоу С. Герцог: Роман / Пер. с англ. В.А. Харитонова / С. Беллоу - М.: Панорама, 1992. - 352 с.
Bellow S. Herzog. - New York: A Fawcett Crest Book, 1970. - 416 p.
Bellow S. It All Adds Up: From the Dim Past to the Uncertain Future: A Nonfiction Collection. - New York: Penguin Books, 1995. - 327 p.
Bellow S. Conversations with Saul Bellow / Ed. by Gloria L. Cronin and Ben Siegel. - Jackson: University press of Mississippi, 1994. - 303 p.

Биография

Произведения

Критика