Образ человека в поэзии Е. Винокурова
А.П. Герасименко
«Характеры шумят, как лес», — так начинается программное стихотворение сборника «Характеры», в котором Е. Винокуров ставит задачу познать человека, разобраться в многоголосом лесу человеческих характеров:
О антропос! Что ты? Вопрос!..
Я сложностью всей этой донят
Поэта интересуют нравственные и возрастные различия людей: «Завистник», «Циник», «Лжепророк», клеветник («Фанера, схожая с муаром»), «Ребенок», «Старик», «Пожилой».
На этой основе создается поэтом «галерея эпических характеров».
Особенностью эпической поэзии последних лет является тяготение к созданию масштабных характеров, — персонифицированные герои — большая редкость.
В стихотворении «Моего поколения люди» Е. Винокуров рисует обобщенный портрет людей своего поколения, своих ровесников:
Моего поколения люди, —
Сколько боли, потерь и утрат!
Вы в глубоких разведках сидели,
Заставляли народы дрожать ....
Но этот социально-психологический портрет не во всем бесспорен:
Моего поколения люди,
Вы ушли, отработав, в запас.
Трудно согласиться с этим утверждением: рановато списывать со счетов поколение сорокапятилетних.
Эпический, или ролевой, герой в поэзии Е. Винокурова появляется в первых же его сборниках. В «Стихах о долге» типология характеров весьма своеобразна, это по преимуществу армейское окружение поэта: «Разводящие», «Гамлет» (солдат, игравший эту роль на сцене), «Помкомвзвод», «Медсестра». Правда, в этих стихах нет еще умения подметить существенные стороны личности. Так, образ земляка Лешки («Со мной в одной роте служил земляк») рисуется на основании чисто внешних наблюдений:
Он был под Варшавой в бою штыковом
Убит. Мы расстались навеки ...
Он жил на Арбате, в большом, угловом
В сером доме, что против аптеки.
Резко меняется типология ролевого героя в следующем сборнике «Синева». Центральным становится женский образ («Любимые», «Жена», «Ксения»).
В последующих сборниках «Признанья», «Лицо человеческое», «Слово» трудно найти какую-то закономерность в типологии — это довольно пестрый перечень лиц. Но, как и раньше, большое внимание уделяется внешним деталям («Та женщина костлявая была»), человеческому жесту («Поэма о полотере»).
В книге «Зрелища» не только настоящее, но и прошлое служат материалом для обобщения, появляется исторический тип («Летописец», «Крестоносцы»).
Таким образом, круг ролевых героев в поэзии Е. Винокурова довольно широк: здесь и актеры, и военные, и исторические лица... Характеры создаются на основе обобщений в сфере человеческой психики. При этом поэта, как правило, не привлекает нравственный мир активной личности. Исследуется круг простых людей с их бытовыми интересами, раздумьями, чувствами:
Вот шляпа. Вот и трость. Я пожилой!
Перчатки шерстяные. Честь по чести.
Ворчу, что апельсинной кожурой
Опять — увы — насорено в подъезде.
Девчонка окликает на бегу
Кого-то. Мчатся молодые, злые ...
На лавку сел. Рука в наметках жил.
Где пенсия?! Далеко до погоста! ...
Создавая образ лирического героя, Е. Винокуров также главным объектом исследования делает нравственный мир, психологию личности. И это не случайно: обращение к сфере психики — вопрос, принципиальный для поэта. «Настоящий поиск... не в области стихотворной техники, где продвижение идет на миллиметры, а в области смысла, психики, где возможны рывки на сотни тысяч километров», — говорит Е. Винокуров.
Из стихов поэта мы узнаем о характере, интересах, наклонностях, способностях, эмоциях, размышлениях лирического героя.
Правда, психология не сразу стала основным объектом внимания поэта.
В первом сборнике «Стихи о долге» (1951) лирический герой изображен через внешние взаимосвязи с людьми и природой. Книга стихов автобиографична, она обобщает опыт поэта, окончившего артиллерийское училище и восемнадцатилетним юношей попавшего на фронт в
Вы умеете скручивать плотные скатки?
Почему? Это ж труд пустяковый!
Замотайте шинель, придавите складки
И согните вот так — подковой.
Но в целом картины солдатской жизни изображены талантливо, со знанием дела:
Снял пробу врач и командир полка.
Бушуют щи,
гремит бачков железо,
И затекла узластая рука Вспотевшего до нитки хлебореза.
Дыханьем кухни зимний день согрет.
Взметнулся крик: — Готовься на обед!
Герой молод, ему чужды обобщения широкого плана. Так, рассказав о мытье полов, он делает вывод:
Коль ты науки той, простой и малой,
Не проходил, какой же ты солдат!
Отношение героя к природе не вынесено за рамки военного быта, что объясняется условиями времени: красоты природы поэт замечает только в короткие часы отдыха:
То было полдневной привальной порой,
Я с тела стянул гимнастерку и лег Сердцем на землю, В траву головою.
А мир был огромен, а лес был высок.
Он бился и радовался надо мною.
В ранних сборниках поэта красоты природы контрастируют с трагическими картинами войны:
А утром все стихло,
И мир открылся
Глазам в первозданной голубизне.
Я вылез на бруствер и удивился
Вновь — в восемнадцатый раз — весне.
Серые холмы порыжели на склонах,
Весенние ветры сводили с ума ...
И только у мертвых в глазах оголенных,
В широких,
Навеки застыла зима.
В первой книге стихов взгляд лирического героя на жизнь ясен и строг: условия военного времени требовали прежде всего неуклонного выполнения долга:
Нас воспитала строгая эпоха,
Ей сетованья были не с руки.
Мой ямб пехотный приспособлен плохо
Для грусти, для сомнений, для тоски.
В последующих сборниках — «Синева» (1956), «Признанья» (1958), «Лицо человеческое» (1960), «Слово» (1962) по-прежнему много места отводится военным впечатлениям, но круг взаимосвязей героя с жизнью постепенно расширяется.
В книге «Синева» лирический герой Е. Винокурова приобретает умение видеть и чувствовать прекрасное в жизни. Он вспоминает, что в годы войны красота была минутной и неброской, и снова — танки, чад и гарь. Поэт искал красоту в окружающей его обстановке:
В казарме, густо побеленной,
Я честно красоту искал.
Но не все прекрасное было доступно герою в те годы, многое заслонялось войной:
Скупой и тонкий дух березы В те годы я не понимал.
В мирные дни поэт ощутил прекрасное во всей его полноте. Судьба занесла его в полесскую деревушку, он потрясен голубизной глаз здешних жителей и улавливает тончайшие оттенки прекрасного в их взорах: у девчонки («как голубые угольки, глаза ожгут из-под ладони»), у бывшего солдата («взгляд, исполненный глубокой сини»), у молодух («глаза — захватывают дух! — так синевой и полыхают»).
В этих сборниках заметно изменяется кругозор героя, его обобщения становятся масштабными, более общественно значимыми. В стихотворении «Сибиряки» описание отношений в быту поэта — юного командира батареи — с седоусыми подчиненными солдатами (бранил за мокрые ноги, читал им письма от сибирской родни) сменяются серьезными выводами:
Не из древних преданий,
Не из новеньких книг —
Глубь народных страданий Я в те годы постиг.
Поэта увлекает революционное прошлое России («Вагон в
Двадцатый век,
Боец багряным флагом,
Клубящимся И рвущимся с древка,
Указывает,
Вставши над рейхстагом,
Что путь вперед Свободен. На века.
Философским становится и подход поэта к природе («Природа»): если раньше он любовался ее красотами, то теперь стремится уяснить ее родство с человеком.
В сборниках конца 50-х — начала 60-х годов выкристаллизовывается и психологическая характеристика героя Винокурова.
Герой, расставаясь с юностью, замечает изменения в своей психологии, вызванные возрастом:
Мне кажется, что я старею.
И в пестроте летящих дней —
Нет, я не делаюсь мудрее,
А сдержанней и холодней.
Поэту доступна противоречивая диалектика внутрипсихологических процессов:
Завидуйте!
Мне нынче тридцать пять.
Прекрасный возраст! Я горжусь им, право!
Я им хвалюсь, всем сердцем возлюбя.
Что может быть на свете лучше сплава
Боязни тайной с верою в себя!.
Впервые мы узнаем кое-что о его темпераменте, изменчивом и непостоянном:
Я медлю в век безмерных скоростей ...
Авто заносит бешено по краю.
Над пропастью ...
Один я не спешу.
Покуриваю. Струйкой дым пускаю, —
заявляет герой и тут же утверждает обратное:
Третью скорость! На самом деле Что полезнее? Надо рваться! Мчать!
Чтоб в несущемся твоем теле Перестало сердце стучать!
третью скорость!
Я слишком тихо До сих пор по земле ходил ....
В последних сборниках стихов («Музыка», «Ритм», «Зрелища», «Жест») внутренний мир героя становится основным объектом внимания автора. Поэт изучает характер героя в динамике:
Мы юны и надменны. Без труда Доступен мир. Он прост. Он понимаем.
Но вдруг приходит зрелость — и тогда Мы узнаем, что ничего не знаем.
Герой замечает, как укореняются в нем нежелательные наклонности («Обрастаю привычками и ненавижу сам себя...»), как борются в характере противоречивые тенденции:
Терпимость к слабости людской Наступит, рад не рад ...
— Ты зол, — мне часто, — ты такой Недобрый! — говорят.
За желчную недоброту Еще держусь пока.
Ударит час — приобрету Улыбку добряка.
Но обобщения Винокурова, связанные с раскрытием внутреннего мира героя, не всегда удачны. Так, в стихотворении «Лицо» поэт ставит перед собой задачу создания обобщенного психологического портрета, но увлекается не сутью характера, а фактом расчленения личности.
Иногда поэт излишне внимателен к физиологическим процессам, происходящим в организме:
Пусть поэт послушает, как бродят Соки в нем, как алчно кровь стучит.
Пусть его, притихшего, заботят Гулы те, что в глубях различит.
Тайные там происходят вещи —
Там гудит дыхательный процесс!
Желчь играет. Голоса зловещи.
Вот один возник. Другой исчез.
Ты, поэт, им зря пренебрегал!
Мысль твоя во мрак его глядела,
Как в пустой, покинутый подвал:
Только холод, плесень — тянет люто Из него! Да что с подвала взять!..
Слышишь: дальний голосок оттуда Хочет что-то важное сказать.
Элементы натурализма кое-где появлялись и ранее (стихотворение «Не забудем», сборник «Признанья»), но в книгах «Ритм», «Зрелища» они становятся чуть ли не системой. Физиология начинает служить средством для психологических обобщений.
Едва ли можно считать положительным то, что поэт в ряде случаев переступает границы между психологией и физиологией.
Вопрос, который особенно волнует поэта, — это проблема пафоса в характере героя.
Путешествуя за границей, он замечает, как исчезает в западном мире пафос, как на смену ему приходит ирония:
Ироничность и тонкость?
Да я ведь их тоже ценю,
Но нельзя же иронией жить!
Это только горчица,
Лишь приправа.
Но пафоса нет и следа ...
Однако пафос не всегда присущ и самому герою. Утрачивая порывы, он начинает находить удовлетворение в спокойной, .размеренной жизни, в мелких радостях:
Я ощущаю нёбом кислый вкус Молдавского вина. Воспринимаю Покалывания. Тонкие оттенки Смакую тщательно. Мои глаза вверх закатились, Словно в молебствии, в одну уставясь точку.
Нет! Довольно Пить литры залпом Настала Пора спокойствия, размеренности, нормы.
Но это состояние длится недолго, вдруг поэт видит идущего по осеннему бульвару юношу — олицетворение молодости и энергии, и ход мысли его резко меняется:
Патетичен
Был чуб его взлохмаченный, и брови
Взлетали патетично, и казалось —
Коль издали смотреть,
Не ветер — пафос То раздувает полы пиджака!
Проблема пафоса поднимается и в последнем сборнике стихов «Жест». «Книга стихов ставит себе целью борьбу за активного человека, за резко выраженный характер, за его личность», — пишет в предисловии к этой книге поэт.
Итак, проблема пафоса в творчестве Винокурова не случайна. Однако в понятия активности и пафоса, как явствует из содержания самой книги, поэт вкладывает особый смысл:
... Нет смертельней зуда —
Стремления самим собою быть.
К сожалению, стремление быть самим собою у Винокурова не всегда равнозначно утверждению гражданственности, так как поэт ограничивается сферою настроения:
Пусть беспрестанны наставленья, Советы, как себя вести,
Но яростные настроенья Способны все снести с пути.
Я подымаю настроенье Высоко над собой, как стяг
Встаю — и вечность настроеньем Я протыкаю, как мечом.
Но и эти порывы поэта не устойчивы — успокоительный мир быта отвлекает его.
В лирике Винокурова, таким образом, борются две тенденции: порыв к деятельному началу и тяготение к спокойствию, размеренности, быту; в художественном отношении эти тенденции не равноценны: патетическое часто выражается абстрактно, бытовое — обладает выразительностью, конкретностью.
Обе тенденции находят свое примирение в последнем сборнике, где каждая получает право на существование.
Особенностью Е. Винокурова является преимущественное внимание к интеллектуальному миру человека. Поэт умело передает становление мысли, как бы в ходе внутреннего спора с самим собой или невидимым оппонентом, что разнообразит интонацию размышления.
Иногда в целях активизации читательского мышления поэт не преподносит выводов в готовом виде и заканчивает стихотворение вопросом («Самолюбие», «Серебряный бор» — в сб. «Лицо человеческое»).
Для выражения мысли, как правило, используются классические трехсложные и двухсложные размеры, преимущественно ямб. Поэт находит различные способы обновления их ритмического звучания, и прежде всего, за счет взаимодействия метра с синтаксической динамикой. Особенно тщательно отделываются стихи важного философского звучания:
Как я добыл ее! Я смертный пот Стирал ладонью. Рот был сух от жажды,
Я рыл и рыл... Владеет ею тот, Кто сам, один, добыл ее однажды.
Стихотворение о поисках поэтом истины написано ямбом, но как видоизменен этот ямб! 3-я стопа второй строки разбита синтаксической паузой и совершенно нарушает ямбическое звучание. В четвертой строке (2-я стопа) пауза, наоборот, усиливает ямб; различные интонации (повышенная в первой строке после 3-й стопы, пониженная — в 3-й строке после второй стопы) накладывают свои оттенки на ритм.
Иногда размышления передаются посредством верлибра. Первые пробы в этой области относятся к ранним сборникам («Лицо человеческое»). Поиск превратился в устоявшуюся практику в последних книгах стихов («Музыка», «Зрелища», «Характеры»).
Анализируя внутренний мир лирического героя Винокурова, следует особо остановиться на истолковании поэтом некоторых, моментов социальной психологии личности — переживаний, раздумий, навеянных общественным окружением. В стихах заметно стремление к широким обобщениям, которые носят отвлеченный характер.
В ранних сборниках поэт более конкретно представлял себе народ и свои связи с ним:
Всей перешедшей по наследству плотью,
Всем обликом, которым дорожу,
К широкому в плечах простонародью
я от рождения принадлежу.
В стихах же конца 60-х годов поэт противопоставляет себя не только людям, но и веку:
Мне быть хотелось просто честным...
А век об этом думал мало.
Все штурмовали перевал...
Противопоставление «просто честности» — истории, себя — тем, кто штурмовал перевал, обернулось не в пользу лирического героя. Трагическое (по замыслу поэта) в стихотворении выглядит мелким:
Я о пути не думал крестном —
Мне только б уважать себя!
Легко на бреющей герою...
Рукой дрожащей, тих и мал,
Я знамя честности порою,
Трагическое, подымал.
В своих стихах Е. Винокуров обычно анализирует индивидуально-психологические взаимосвязи лирического героя с людьми. Стихотворение «Я, люди, с вами ел и пил» начинается многообещающим заявлением:
И все же род людской лепил Меня по своему подобью.
Но дальнейший анализ ведется преимущественно в сфере быта. Отношения с людьми в плане мировоззренческом, политическом, трудовом отодвинуты на периферию. Картина отношений винокуровского героя с обществом в последних книгах стихов лишена социально-исторической конкретности, противоречива и субъективна.
Противоречива и эстетическая позиция поэта. Винокуров верно определяет истоки своего творчества:
Я был набит по горло пережитым.
Страдания, сводившие с ума,
Меня расперли, как ломает житом
В год страшных урожаев закрома.
Но в своих размышлениях о способах обобщения в поэзии он не всегда последователен. Так, в стихотворении «Вдвоем с тенью» осуждается простое перечисление увиденного, без отбора, которое было присуще поэту в юности:
Мой ответ был жалок, —
Тогда он, между прочим, походил
Скорей всего, пожалуй, на каталог.
Казалось бы, поэт ищет дорогу к обобщениям, но последние, как явствует из содержания некоторых стихов, носят пока абстрактный характер: поэт акцентирует внимание на интересе к подробности, более того — подробность объявляется сутью.
Критики, зачислявшие Е. Винокурова в категорию «интеллектуальных» поэтов, не обратили внимания на то, что поэт в своих размышлениях об истоках поэтического творчества не очень доверяет разуму. Если в
Я то, что не пойму, почую Глухим прадедовским чутьем,
то в
Я обольщен своим незнаньем!
Я руководствуюсь еще
Одним лишь только осязаньем:
Вот холодно, вот горячо...
И чуя правду животом...
Ориентация на подробность, на непосредственно увиденное, на то, что прямо перед тобой, без отбора, без обобщений, без анализа, бесспорно сужает социальный кругозор поэта.
В предисловии к сборнику стихов Е. Евтушенко «Идут белые снеги» Винокуров справедливо отметил, что «если в литературе... появляется поэт, углубленный в себя, говоря образно с «фарами», направленными внутрь себя, то неизбежно должен появиться и поэт, обращенный взором к внешнему миру, с «фарами», направленными вовне».
«Фары» зрелого Винокурова направлены на внутренний мир лирического героя. Поэт мастерски раскрывает психологические тайники личности, показывая ее характер в развитии, в противоречиях, изображая ее темперамент, интересы, наклонности. Но концепция лирического характера в творчестве поэта противоречива: психология часто вытесняется физиологией, глубокие обобщения — схематизмом, социально-психологическая характеристика личности порою абстрактна и субъективна.
В поэзии конца 40-х, начала 50-х годов лирический герой не всегда имел индивидуально-психологическую конкретизацию. В этом смысле лирика Е. Винокурова, отражающая внутренний мир личности, способствовала сокращению разрыва между общественно значимым и индивидуально-психологическим в лирическом характере, но в то же время увлечение изображением индивидуального мира личности привело поэта к утрате в 60-е годы в какой-то мере остроты социального видения.
Однако Винокуров поэт беспокойной, пытливой, ищущей мысли. Он весь в движении. Ему чуждо самодовольство. А это — залог успеха и роста.
Л-ра: Филологические науки. – 1971. – № 4. – С. 3-13.
Произведения
Критика
