Трансценденция архетипического в структуре художественного целого (на материале романа У. Голдинга «Шпиль»)
А.Л. Захарова
В творческом наследии Уильяма Голдинга одним из наиболее концептуальных произведений является роман «Шпиль».
Предметом анализа в данной статье служит рассмотрение двух архетипов:
жертвоприношения как воссоздания акта творения;
двуглавого холма Марса как модификации структуры «Храм - Гора» («Мировая Гора»), - и их трансцендентное функционирование в художественном мире произведения.
Возведение шпиля над собором, являющееся центральным событием романа Голдинга, представляет собой имитацию космогонического действия. По мнению Мирчи Элиаде, «прототипом строительного ритуала является жертвоприношение, совершенное во время основания мира». Кроме того, как отмечает ученый, «любое жертвоприношение есть в свою очередь повторение акта творения», а «все, что основывается, основывается в Центре Мира (поскольку, как нам известно, само Сотворение началось с некоего Центра)». Поэтому строительство шпиля в романе Голдинга можно представить как аналог космической жертвы, «ритуал перехода от мирского к священному, от преходящего и иллюзорного к реальности и вечности, от смерти к жизни, от человека к божеству». Как пишет Элиаде, «достижение «центра» равносильно посвящению, инициации», и возможно предположить, что именно эта архетипическая идея через обостренное чувство избранности приводит Джослина к одержимости желанием возвести шпиль, невзирая на необходимость огромных материальных и моральных жертв. Лишь в глубине его сознания, поглощенного великим замыслом строительства, возникает мысль: «At what point should I have to give up the one for the other?». Строительство шпиля обнажает бездну космической противоречивости личности настоятеля собора. Джослин, соединяющий в себе небеса и ад, приносит многое в жертву ради возведения шпиля, но и сам становится жертвой.
Уже первые строки романа, где Голдинг описывает залитый светом витраж с изображением Бога-Отца, Авраама и Исаака, воскрешают в нашей памяти повествование Библии об акте великой веры через великую жертву. Примечательны слова самого Джослина: «Even in the old days he [God] never asked men to do what was reasonable. Men can do that for themselves. They can buy and sell, heal and govern. But then out of some deep place comes the command to do what makes no sense at all - to build a ship on dry land; to sit among the dunghills; to marry a whore; to set their son on the altar of sacrifice. Then, if men have faith, a new thing comes».
Стивен Медкалф, отмечая глубину разработки данной проблемы в романе «Шпиль», сопоставляет его с произведением известного философа: «In theme and intensity the book is one to put alongside Kierkegard’s treatment of Abraham in «Fear and Trembling».
«Рассечение духовной целостности» героя романа является итогом попытки воплотить в жизнь мессианские идеи избранности. Расколотость и двойственность сознания Джослина не в силах более подняться над ницшеанской дилеммой цели и средств на пути к ней, ему «постоянно хочется падать - вверх».
Говоря о фундаментальной космогонической идее вечного жертвоприношения как основе изначального порядка, совершаемого на вершине Мировой Горы, следует отметить и такой архетипический символ как «Храм - Гора», соотносимый с сакральными сооружениями различных культур. Данный символ воплощает идею Центра, вертикали, axis mundi, связующей три мира (ад, землю и небо).
Но существует и другой архетипический образ горы, обладающей не одной, а двумя вершинами, которые, по мнению Мариуса Шнайдера, связаны друг с другом «существенными ритмическими сторонами явленного творения - света и тьмы, жизни и смерти, бессмертия и тленности». Это двуглавый холм Марса, символ вечного жертвоприношения и двойственности, являющий феноменальный мир как систему постоянных инверсий. Осуществив глубокое исследование мифа о Близнецах в мегалитических культурах, Шнайдер пришел к выводу, что гора Марса, две вершины которой - противоположности в их динамическом аспекте, соотносима с двумя башнями готического собора на западном фасаде.
Возможно предположить, что подобная космологическая модель не могла не найти отражения в романе, одним из главных образов которого является готический собор с возводимым над ним шпилем.
Более того, по нашему мнению, источником столь мощных образных и смысловых антиномий произведения У. Голдинга «Шпиль» является трансценденция архетипа горы Марса с ее двумя вершинами, символизирующими два извечных космологических начала. К.Г. Юнг подчеркивал, что «каждый архетип способен к бесконечному развитию и дифференциации». Так и архетип горы Марса с ее двумя вершинами, соотносимыми с двумя сторонами творения, светом и тьмой, в своем развитии подразделяется на ряд дуальных пар. Представим наиболее важные, на наш взгляд, бинарные оппозиции романа Голдинга «Шпиль»:
1. Свет и тьма являются глобальными понятиями, влияющими на структуру романа и на понимание его глубокого символизма.
Первое восходит к теологии Дионисия Ареопагита и его трактатам «О божественных именах» и «О небесной иерархии», а также работам аббата Сугерия. Их философия Божественного Света, его эманации и особой световой информации - фотодосии - легла в основу строительства готических соборов.
«I am, in fact, an Ancient Egyptian, with all their unreason, spiritual pragmatism and capacity for ambiguous belief», - писал о себе молодой Голдинг, интуитивно постигая глубины древнего символизма. Как отмечает исследователь его творчества С. Медкалф, мрачный дом XIV века, где жила семья Голдинга, соседствующий с кладбищем, близость древнейших архитектурных сооружений, увлечение египетскими символами повлияли на осмысление бытийных феноменов будущим писателем. Величие древнего мегалитического храма Стоунхенджа и космогонические египетские символы будут звучать громкими аккордами языческих реминисценций в романе У. Голдинга «Шпиль».
Христианское и языческое сосуществуют в антиномическом единстве в целостном пространстве романа, становятся мощнейшим средством художественной выразительности.
Данную оппозицию представляется целесообразным подразделить на следующие бинарные пары:
Готический собор - языческий храм; католический священник - древние жрецы: «...now that the candles have gone from the side altars, I could think this was some sort of pagan temple; and those two men posed so centrally in the sun-dust with their crows [...] the priests of some outlandish rite...».
Святое - демоническое. Храм - царство света, вне его - тьма и бесы, пытающиеся проникнуть внутрь. Здесь Голдинг блестяще показывает инверсию: «the saints that jumped and rattled in the windows».
Шпиль также трактуется инвертивно: «...what had once been the whispered expostulations of the spire was now a shouting and screaming with the roar of released Satan as a sort of universal black background».
Службы в соборе и культовые огни Ивановой ночи, зажженные поклонниками Сатаны.
Священный гвоздь, католическая реликвия, воплощение христианского ритуала, призванного противостоять бесовским козням, и веточка омелы, символ колдовства.
Целибат католического священника и его страстная любовь к Гуди Пэнголл, жене сторожа собора.
Смирение - гордыня; христианская добродетель и ее антипод, считающийся смертным грехом.
Соотнесение архетипической и художественной космогоний в их символическом выражении является одной из важнейших оппозиционных пар в романе. Архетипическое осмысливается художественно в целостном пространстве романа, обогащая полифонию произведения.
Антиномии, соотносимые с проекциями двух вершин холма Марса, выступают как средство внутренней динамики романа, ритмически организуя его структуру и обретая единство в художественном синтезе.
Л-ра: Вісник Донецького університету. Серія Б: Гуманітарні науки. – 1999. – № 2. – С. 154-157.
Произведения
Критика
