30.12.2018

Евгений Баратынский

Рецепция циклических эсхатологических мифов в русской лирике начала XIX века (А. С. Пушкин, К. Н. Батюшков, Е. А. Баратынский, П. А. Вяземский)

УДК: 821.161.1-343»18».

Башкирова Е.Н., студ.,
Институт филологии КНУ имени Тараса Шевченко

В данной статье анализируются особенности рецепции и функционирования эсхатологических мифов, причины их актуализации в русской поэзии начала XIX века. Материалом для исследования послужили стихотворения А.С.Пушкина, К.Н.Батюшкова, Е.А.Баратынского, П.А.Вяземского.

Ключевые слова: Миф, эсхатология, театральность, русская поэзия начала XIX века, Пушкин, Батюшков, Баратынский, Вяземский.

Башкірова К.М., студ., Інститут філології КНУ імені Тараса Шевченка

Рецепція циклічних есхатологічних міфів у російській ліриці початку XIX століття (о.С.пушкін, к.М.Батюшков, Є.а.Баратинський, п.а.Вяземський)

В даній статті аналізуються особливості рецепції та функціонування есхатологічних міфів, причини їх актуалізації у російській поезії початку XIX століття. Матеріалом для дослідження слугували твори О.С.Пушкіна, К.М.Батюшкова, Є.А.Баратинського, П.А.Вяземського.

Ключові слова: Міф, есхатологія, театральність, російська поезія початку XIX століття, Пушкін, Батюшков, Баратинський, Вяземський.

Bashkirova Y.N., stud., Taras Shevchenko National University of Kyiv

Reception of cyclic eschatological myths in Russian poetry of the beginning of the XIX century (A.S.Pushkin, K.N.Batushkov, E.A.Baratynsky, P.A.Vyazemsky)

This article analyzes peculiarities of the reception and functioning of eschatological myths, causes their actualization in Russian poetry of the beginning of the XIX century. The material for the research is poetry of A.S.Pushkin, K.N.Batushkov, E.A.Baratynsky, P.A.Vyazemsky.

Key words: Myth, eschatology, theatricality, Russian poetry of the beginning of the XIX century, Pushkin, Batushkov, Baratynsky, Vyazemsky.

В разных контекстах В.В.Розанов, Н.А.Бердяев и В.П.Шестаков определяют эсхатологичность как константу русской национальной картины мира.

«Русскому национальному самосознанию всегда было свойственно трагическое ощущение, эсхатологическая вера в достижение лучшей жизни, мессианистическое убеждение в особой роли России в мировой истории» [13; 9].

Данная проблематика остаётся актуальной в любой исторический период, но на рубежах столетий она выходит на первый план, что связано, по Н.А.Бердяеву и К.Г.Исупову, с характером переходности, сменой привычных устоев и ускорением исторического процесса.

Рубеж XVIII-XIX веков является одной из наиболее важных переходных эпох в истории русской культуры, литературы и языка.

Целью работы является выделение особенностей рецепции эсхатологических мифов в русской поэзии начала XIX века.

Материалом для данной статьи послужили стихотворения А.С.Пушкина, К.Н.Батюшкова, Е.А.Баратынского, П.А.Вяземского.

Как пишет Ю.М.Лотман, культура всегда символична и исторична по своей природе, она «существует в отношении к прошлому (реальному или сконструированному в порядке некоей мифологии) и к прогнозам будущего» [7; 9]. В связи с этим, обращение в эсхатологическому мифу можно объяснить и поиском авторами модели осознания и упорядочения окружающего их хаоса. Этому также способствовали ряд факторов: выделение из коллективного сознания XVIII века индивидуальности, осознающей себя вершителем мировой истории, восприятие современности как поворотного момента (в частности, в связи, с событиями 1812 года), тенденции к выбору определённой «маски», которая непременно должна была соотносится с «высоким», «историческим» типом поведения, сближению жизни и спектакля.

Соединение всех этих факторов с эсхатологизмом русского сознания и оформлением концептом народа-богоносца привело к повышенному вниманию авторов данного периода к эсхатологическому мифу.

Таким образом, данная модель стала попыткой упорядочения и объяснения действительности, в центре которой стояла высокая личность – автор, играющий на сцене театра истории роль пророка и указывающая окружающим на смысл происходящего и возможные варианты выхода из хаоса.

«Эсхатологические мифы (от др.-греч. «последний»), мифы о предстоящем конце мира. В противоположность большей части мифов, повествующих о важнейших событиях прошлого, — времени мифологического, эсхатологические мифы содержат пророчества о будущем конце света» [10; 670].

Наиболее архаичным является представление о движении истории по модели природного круговорота. «Люди тяготели к эталонному и парадигматическому типу поведения» [15; 48], организация его жизни подчинялась природным и биологическим циклам.

Это явление во многом связано с мифом о вечном возвращении, который, как считают исследователи (в частности, М.Элиаде), является центральным для большинства мифологий. Циклический эсхатологический миф является проекцией ежегодной модели уничтожения старого, одряхлевшего мира, хаоса, нового сотворения и возрождения всего живого.

В противовес циклическим концепциям, в более поздних мифологиях появляется представление о времени как исторической протяженности (иудаизм, христианство, ислам). Здесь время и история уже не являются цепью повторяющихся до бесконечности фактов. Они приобретают некоторую ценность в связи с тем, что произошедшие события необратимы.

Переход к понимаю исторического времени (произошедший в период сильнейших потрясений в жизни человечества) нарушал гармонию и целостность сознания, живущего по законам мифического кругооборота.

В данной статье представлен анализ функционирования циклических эсхатологических мифов в поэзии А.С.Пушкина, К.Н.Батюшкова, Е.А.Баратынского, П.А.Вяземского.

К первой группе относятся стихотворения, реализующие мифологему «железного века» как времени упадка в сфере искусства.

Определение «железный век» по отношению к современному ему времени, впервые использовал К.Н.Батюшков, в стихотворениях «Видение на берегах Леты» (1809)(«О, век железный!..») [2; 91], «Перевод 1-й сатиры Боало («Бедняга и поэт, и нелюдим несчастный...»)» (1805) («Он князем уж давно... Таков железный век: //Кто прежде был в пыли, тот в знати очутился!») [2; 41].

«Разговор книгопродавца с поэтом» А.С.Пушкина (1824) в полной мере реализует концепцию «железного века» со всеми присущими ему характеристиками: «Стишки любимца муз и граций// Мы вмиг рублями заменим// И в пук наличных ассигнаций// Листочки ваши обратим…» [11; 151], «Что слава? шепот ли чтеца// Гоненье ль низкого невежды?// Иль восхищение глупца?» [11; 152], «Наш век – торгаш; в сей век железный// Без денег и свободы нет» [11; 152], «Нам нужно злата, злата, злата:// Копите злато до конца!» [11; 153], «Не продается вдохновенье,//Но можно рукопись продать» [11; 153].

Наиболее показательными признаками разложения морали автору представляются: превращение таланта в товар, замена свободного вдохновения пустой славой среди невежественной публики и, в результате этого, десакрализация творческого акта (данные мотивы также легли в основу стихотворений «Поэт и толпа» (1828), «<Плетневу>» (1835)).

Принципиальны для структуры мифа отсылки к «золотому веку» литературы, когда поэт был свободен от всяческих ограничений ( «Я время то воспоминал,// Когда, надеждами богатый,//Поэт беспечный, я писал// Из вдохновенья, не из платы» [11;151]).

Циклический миф о смене четырех веков, относящийся к данной группе, в творчестве П.А.Вяземского представлен в стихотворении «Три века поэтов» (1829). Здесь цикл чётко делится на три эпохи: золотую, серебряную и железную.

Смена веков является этапами изменения образа поэта. От свободного творчества он постепенно проходит путь нисхождения к земному, начинает «петь, мешая с правдой ложь» [5; 213], и, наконец, окончательно ассимилируется с толпой. Страшнейшим грехом для творческой личности автор представляет именно процесс схождения по спирали-воронке от возвышенного к земному («…все суетней, все ниже,//Все от себя подале, к людям ближе» [5; 213]).

В стихотворении «К графу В.А.Соллогубу» (1834) П.А.Вяземского характеристика железного века представлена через изображение положения красоты и поэзии в современном обществе. «Но в наш железный век, //в сей век холодной прозы» [5; 246], «Где и поэзия, отвергнув небеса,//Чтоб не предать себя изгнанью и проклятью,//Благовествует нам гражданскою печатью,//И где, из красоты кумиров не творя,//Поэты, закрутив мечтам своим поводья,//Буквально держатся имен календаря//И скромно тащутся тропой простонародья» [5; 246].

В данную группу входит «Последний поэт» (1835) Е.А.Баратынского. Автор также прибегет к характеристике «железного века» как времени окончательного разложения в сфере искусства: «Век шествует путем своим железным;//В сердцах корысть, и общая мечта//Час от часу насущным и полезным//Отчетливей, бесстыдней занята.//Исчезнули при свете просвещенья//Поэзии ребяческие сны,//И не о ней хлопочут поколенья,//Промышленным заботам преданы» [1; 179].

Однако было бы несправедливо утверждать, что обращение авторов данного периода к циклическим эсхатологическим мифам ограничивается только лишь упоминанием «железного века» и скорбью по утраченной гармонии творческого акта.

Во многих случаях авторские интерпретации обращаются к универсализирующей проблематике и представляют собой размышления над проблемами мироздания и бытия Вселенной. При этом часть контекстов представляют цикличность мироздания в негативном ключе, а часть – в позитивном. Однако данные интерпретации отнесены к одной группе по причине схожести их сущности и различия только в коннотации.

Первым примером является стихотворение Е.А.Баратынского «Отрывок из поэмы “Воспоминания”» (1819). Оно представляет собой сопоставление смены веков Вселенной и человека. Как старик, который еще «помнит дни златые!» «и вновь цветет душой» [1; 60], так и автор, беседуя с прахом «дряхлеющей Вселенной» [1; 61], с восторгом вспоминает о величии погибших царств. С теорией цикличного времени данное стихотворение связывает ряд исторических отсылок, иллюстрирующих «тления незыблемый закон» [1; 61]: каждое царство, каждая цивилизация проходит определенный путь развития от рождения до расцвета и упадка. Эта идея и лежит в основе цикличности: все, включая и саму Вселенную, должно жить по строгому «плану», все должно сменять друг друга и повторять одну и ту же схему развития.

В данной интерпретации цикличность представляет собой органично сменяющее друг друга этапы целостного развития общества.

Данное стихотворение перекликается с поэмой «Финляндия» (1820), где также наличествует упоминание об общности развития эпох, о наличии этапов расцвета и угасания в каждой из них.

Здесь присутствует негативная оценка цикличности («О, всё своей чредой исчезнет в бездне лет» [1; 72]). Автор приближается к версии мифа о смене четырех эпох в той части, где в негативном ключе рассматривается современность по отношению в древности – веку героев.

Негативная оценка находит развитие в стихотворении Е.А.Баратынского «На что вы, дни!» (1840). Цикличность бытия в целом («Все ведомы, и только повторенья //Грядущее сулит» [1; 191]), проецируется как на космический масштаб и мир природы («Бессмысленно глядит, как утро встанет, // Без нужды ночь сменя, //Как в мрак ночной бесплодный вечер канет,// Венец пустого дня!» [1; 191]), так и на индивидуальную жизнь героя («Свой подвиг ты свершила прежде тела,//Безумная душа!» [1; 191]).

Всё это порождает бессмысленность человеческого существования и превращает жизнь в действие по заранее определенному сценарию, так как бытие (а, соответственно, и пространство), представляющее собой циклическую модель, принципиально не имеет выхода.

Эта трактовка тем более интересна, что для архаичного сознания (в котором концепция цикличности времени зародилась) такое негативное истолкование не было актуально. Как пишет об этом М. Элиаде: «реальность приобретается исключительно путем повторения или участия; все, что не имеет образца для подражания, «лишено смысла»» [15; 48].

Продолжение темы заметно в программном стихотворении Е.А.Ба- ратынского «Недоносок» (1835), где идея циклического времени имеет для автора негативную коннотацию («О, бессмысленная вечность!» [1; 181]). Вследствие этого, состояние современного автору человека охарактеризовано как бесцельное существование в своеобразном «безвременье».

Здесь нет упоминания о гармонизации и обновлении Вселенной по окончанию современной автору эпохи упадка («Что ж наши подвиги, что ж слава наших дней,//Что наше ветреное племя?» [1; 181]).

Вторая подгруппа данной группы представляет собой интрепретацию циклических мифов, не несущую негативной коннотации.

Топикой стихотворения К.Н.Батюшкова «<Н.И.Гнедичу>» (1811) является Время, представленное в образе старца. Здесь оно мыслится как время мифологическое. Оно всевластно, гармонично сочетает в себе разрушительные и созидательные характеристики: «Съедает горы, сушит реки//И нову жизнь дает мирам» [2; 140].

Для времени исторического «Время» не имеет способности многократного разрушения и созидания. Оно «вытянуто» в своеобразную нить, и путем постепенной деградации (или искупления, как представляется путь человека в христианской традиции) оно достигает своего логического завершения (о чем говорится в известном высказывании из Апокалипсиса «времени уже не будет»).

Своеобразную интерпретацию миф о вечном возвращении получает в стихотворении П.А.Вяземского «Зима» (1848). Здесь последовательная смена веков сопоставлена с годовым циклом молодости, старения, смерти и обновления природы, что отображает то, что данный миф не утратил устойчивой связи со своим первоисточником в сознании автора.

Цикличность здесь представлена в смягчённом варианте: смерть заменена сном, а возрождение - пробуждением. Образ зимы представлен не в качестве хаоса, уничтожающего Вселенную перед новым возрождением, а приближен к национальному русскому концепту зимы, который не несёт на себе негативной характеристики: «…Спи, наша мать!»; «И вьюга ночная тоскует // И воет над снежным одром, // И месяц морозный целует // Старушку, убитую сном» [5; 284].

Исходя из результатов анализа, могут быть сделаны такие выводы:

1. Актуализация и функционирование эсхатологических мифов в поэзии данного периода связаны с несколькими факторами: важностью эсхатологии для русской национальной картины мира в целом, хаотическим, переходным характером эпохи, поиском авторами моделей для его осмысления, важностью для культуры данного периода восприятия современности как переломного момента истории человечества, а каждого индивида – как активного участника этого процесса.

2. Произведения, содержащие в себе интерпретацию циклических эсхатологических мифов, могут быть условно разделены на две группы: а) стихотворения, повествующие о близости конца цикла в связи разложением, в основном, в сфере культуры; б) стихотворения, содержащие в себе более широкую интерпретацию мифа.

3. Первая группа наиболее широко представлена: присущие ей дифференциальные признаки наличествуют в стихотворениях всех исследуемых авторов (К.Н.Батюшков, «Видение на Берегах Леты», «Перевод 1-й сатиры Боало»; А.С.Пушкин, «Разговор книгопродавца с поэтом», «Поэт и толпа», «<Плетневу>»; П.А.Вяземский «Три века поэтов», «К графу В.А.Соллогубу»; Е.А.Баратынский, «Последний поэт»).

4. Вторая группа подразделяется на две подгруппы по причине того, что интерпретации мифа, спроектированные на масштабы мироздания, определяется либо отрицательной, либо положительной коннотацией.

5. Первая подгруппа представлена, прежде всего, стихотворениями Е.А.Баратынского («Отрывок из поэмы “Воспоминания”», «На что вы, дни!», «Недоносок», «Финляндия»). Тематически они могут быть объединены иллюстрацией незыблемости закона тления и обновления, отсутствия истинного движения и бесцельности существования в целом. В отличие от первой группы, здесь в равной степени (с небольшим акцентом на «железном веке») представлена характеристика и описание всех стадий цикла. «Действие» происходит в своеобразном «безвременье», где стираются грани и различия между судьбами царств прошлого и настоящего.

6. Ко второй подгруппе второй группы относятся стихотворения «Зима», «Когда? Когда?» П.А.Вяземского и «<Н.И.Гнедичу>» К.Н.Батюшкова. Отличием этих произведений от стихотворений Е.А.Баратынского, отнесенного к этой же подгруппе, является отсутствие негативного восприятия мифа о вечном возвращении и акцент на его гармонизующей роли.