Николай Олейников (наследники)
Николай Олейников
УБИЙСТВО
Послышался грохот и стук, —
Свои меднокрасные ноги
Опять расправляет паук.
Он муху, как зверя, хватает,
Садится на ветку верхом
И в пленницу ножик вонзает.
Разбойник, убийца, подлец, кандидат в исправдом!
ЖАЛОБА МАТЕМАТИКА
Заболела от них голова.
Я хотел бы забыть, что такое 17,
Что такое 4 и 2.
Я завидую зрению кошек:
Если кошка посмотрит на дом,
То она не считает окошек
И количество блох не скрепляет числом.
Так и я бы хотел, не считая,
Обозначить числом воробьиную стаю,
Чтобы бился и прыгал в тетрадке моей
Настоящий живой воробей.
БОТАНИЧЕСКИЙ САД
Ничего не увидел в саду.
Только дождик в саду моросил,
Да лягушки кричали в пруду.
И меня охватила тоска,
И припал я к скамье головой.
Подо мной заскрипела доска,
Закачался камыш надо мной.
И я умер немного спустя,
И лежал с неподвижным лицом…
В Ботанический сад заходя,
Я не знал, что остануся в нем.
1933
КУЗНЕЧИК
Каков его логический состав?
Он сделан из крючков, он сделан из колечек,
Он чем-то связан для меня со словом “костоправ”.
Спина кузнечика горит сознаньем, светом,
Его нога сверкает, как роса.
С поджатыми коленками, пузатенький,
он выглядит пакетом;
Разрежь его — и ты увидишь чудеса:
Увидишь ты двух рыбок, плавающих вместе,
Сквозную дырочку и крестик.
ШУРОЧКЕ
Я тоже не имею ни перьев, ни хвоста.
И мягкости такой же мое большое брюхо,
Я так же, как и муха, не вью себе гнезда.
Когда бы при рождении
Я мухой создан был,
В сплошном прикосновении
Я жизнь бы проводил.
Я к вам бы прикасался,
Красавица моя,
И в обществе считался
Счастливчиком бы я.
И я бы не кусался, а только целовался.
САМОВОСХВАЛЕНИЕ МАТЕМАТИКА
Анатомию точки, строенье нуля,
И в свои я таблицы занес
Подлеца, и пчелу, и овес,
И явление шерсть, и явление соль,
И явление летающую моль,
Я придумал число-обезьянку
И число под названием дом.
И любую аптечную склянку
Обозначить хотел бы числом.
Таракан, и звезда, и другие предметы —
Все они знаменуют идею числа.
Свечи, яблоки, гвозди, портреты —
Все, что выразить в знаках нельзя.
Мои числа — не цифры, не буквы,
Интегрировать их я не стал:
Отыскавшему функцию клюквы
Не способен помочь интеграл.
Я в количество больше не верю,
И, по-моему, нет величин;
И волнуют меня не квадраты, а звери, —
Потому что не раб я числа, а его господин.
При жизни Николая Макаровича Олейникова (1898—1937) состоялось всего три публикации его стихотворений, подписанных настоящим именем поэта.1 Вместе с тем стихи его были хорошо известны ценителям поэзии: предназначенные для “неофициального пользования” стихотворения, “послания” и “посвящения” Олейникова циркулировали в рукописных и машинописных копиях с конца 1920-х годов, предвосхищая эпоху самиздата. В “самиздатские” 1960—1970-е стихи Олейникова продолжали, впрочем, распространяться в машинописях и списках наряду с немногочисленными журнальными публикациями.
Шесть неизвестных стихотворений Олейникова были обнаружены нами в фонде Лили Юрьевны Брик и Василия Абгаровича Катаняна (РГАЛИ, ф. 2577, оп. 1), среди материалов раздела систематизации “Рукописи разных лиц” (ед. хр. 1491). Название папки, содержащей 8 машинописных листов, согласно описи: “Заболоцкий Николай Алексеевич. „Ботанический сад“, „Кузнечик“, „Озарение“, „Из жизни насекомых“, „Смерть героя“, „Цирк“ и др. стихотворения. Крайние даты: 1928—1933”. Каких-либо сведений о литературных или иных контактах между Олейниковым и Заболоцким, с одной стороны, и кругом Брик — с другой, несколько нам известно, нет.
На первых трех листах и в самом деле перепечатаны два известных текста Николая Заболоцкого. Это “Пролог” из поэмы “Торжество Земледелия”, оформленный в виде отдельного стихотворения, под ранним названием “На тему природа fьr sich”2 и стихотворение “Цирк”. Фамилия автора напечатана без инициала (в первом случае под текстом, во втором — над ним); это, наряду с отсутствием личной подписи, свидетельствует о том, что машинопись была изготовлена не автором (подписывавшимся обычно “Н. Заболоцкий”), а неизвестным лицом. Вместе с тем весьма вероятно раннее происхождение копий: столбец “Цирк” написан в 1928 году (точная дата создания неизвестна), а в феврале 1929 года он уже был напечатан в журнале “Звезда” (1929, № 2, с. 112—114).3 Текст “На тему природа fьr sich” здесь датирован (октябрь 1928 г.), и уже в качестве пролога к поэме он стал доступным читателю в печатном виде в октябрьской книжке “Звезды” (1929, № 10, c. 54—56). Ранний вариант названия сообщает известному тексту откровенную “философичность”: “fьr sich” (“для себя”) — термин немецкой классической философии, восходящий к “Критикам” Иммануила Канта, где “вещь для себя” (“Ding fьr sich”) и “вещь в себе” (“Ding an sich”) противопоставлены “вещи для нас” (“Ding fьr uns”). Он же делает понятной одну из записей Даниила Хармса. В “Записной книжке 16”, начатой в октябре 1928 года, на обороте листа 4, после наброска к стихотворению “О том, как папа застрелил мне хорька”: “На тему природа „fьr sich“. Хорошо, но не очень”.4 Текст напечатан без интервалов между строчками, поэтому занимает всего половину листа и выглядит непривычно компактным. Однако, если не считать заголовка, отличие от печатной редакции единственное: текст на свитке, развевающемся из журавлиного клюва, который означает, по точному наблюдению А. А. Кобринского, “перенос акцентов с сюжетно-тематического на чисто семиотический уровень”5, напечатан здесь без кавычек, большими буквами:
Где было сказано: УБЫТОК
ДАЮТ ТРЕХПОЛЬНЫЕ ТРУДЫ.
В тексте стихотворения “Цирк” никаких отличий от печатной редакции не содержится.
Гораздо больше неожиданного таят в себе листы 4—8, более позднего происхождения (возможно, середины или конца 1930-х годов). Здесь, без указания имени автора, перепечатаны кем-то 13 стихотворений Николая Макаровича Олейникова, семь из которых давно атрибутированы, опубликованы и воспринимаются как “хрестоматийно” олейниковские, и шесть не известных прежде ни исследователям, ни близким поэта. Возможно, машинопись содержала утраченный (или уничтоженный после ареста и гибели поэта) первый лист с фамилией автора; возможно, она была изготовлена уже в годы, когда его имя было “неупоминаемым”, — так или иначе, принадлежность предлагаемых сегодня вниманию читателя шести стихотворений перу Н. М. Олейникова не вызывает сомнений. Копия содержит ряд довольно грубых ошибок и опечаток (например: “В черточках смородины красной…” вместе “В чертогах смородины красной…”): она явно была изготовлена посторонним автору (хотя, вероятно, и принадлежавшим к “литературному миру”) лицом. Тексты приведены нами в соответствие с современной орфографической и пунктуационной нормами.
Под некоторыми из стихотворений стоит дата — во всех случаях это 1933 год. Приведем состав последних пяти листов источника в том порядке, как стихотворения следуют в оригинальной машинописи. Курсивом выделены названия не известных прежде стихотворений:
Л. 4: “Ниточка, иголочка…” (1933), “Из жизни насекомых” (“В чертогах смородины красной…”, без даты), “Чарльз Дарвин” (1933).
Л. 5: “Убийство” (“Вот муха бежит по дороге…”, без даты), “О нулях” (“Приятен вид тетради клетчатой…”, без даты), “Жалоба математика” (“Надоело мне в цифрах копаться…”, без даты)
Л. 6: “Смерть героя” (“Шумит земляника над мертвым жуком…”, 1933), “Озарение” (“Все пуговки, все вещи что-то значат…”, 1933), “Ботанический сад” (1933).
Л. 7: “Хвала изобретателям” (1933), “Кузнечик” (“Что выражает маленький кузнечик?..”, 1933), “Шурочке” (“У мухи нету перьев. Зачем же я не муха?!”, 1933).
Л. 8: “Самовосхваление математика” (“Это я описал числовые поля…”, без даты).
Дело здесь не только в тесном соседстве с несомненно олейниковскими стихотворениями — найденные тексты явственно связаны с поэтической лабораторией Олейникова, ключевыми темами и неповторимыми поэтическими приемами его поэзии.
“Убийство”, “Кузнечик” и отчасти “Шурочке”6 объединены связью с “инсектным кодом”, о котором немало написано исследователями поэтики авангарда и, в частности, обэриутов.7 “По свидетельству Е. В. Заболоцкой, Заболоцкий и Олейников проводили какие-то специальные опыты с жуками”.8
В записях Леонида Липавского, относящихся к середине 1930-х, говорится:
“И вот, попив и поев, ощутили ясно, что мыслей никаких нет. Как далеко было то время, когда Н. М. провозгласил мудрость кузнечика и начертил на знамени жука”.9
Строка “Он чем-то связан для меня со словом „костоправ“” получает неожиданное развитие в одном из немногочисленных крупных по объему сочинений поэта — в “философской поэме” 1937 года “Пучина страстей”:
И коленки подобрав,
На цветке сидит кузнечик —
Музыкант и костоправ. <…>
И в роскошном отдаленьи,
Шесть коленок вверх подняв,
Замирает в восхищеньи
Знаменитый костоправ. <…>
В предпоследней, 5-й части “философской поэмы” слово “костоправ” буквально замещает слово “кузнечик”, становясь на его место рядом со “стрекозой”:
Банку пороха взорвав,
Потому что испугались
Стрекоза и костоправ.
Л. Я. Гинзбург писала в 1933 году: “Неясно, успел ли он учиться, но знает он много, иногда самые неожиданные вещи. В стихах он неоднократно упоминает о занятиях математикой. Б[ухштаб] однажды подошел к Олейникову в читальном зале Публичной библиотеки и успел разглядеть, что перед ним лежат иностранные книги по высшей математике. Олейников быстро задвинул книги и прикрыл тетрадью”.10 “Жалоба математика” и “Самовосхваление математика” связаны с математическими занятиями и интересами поэта, о которых свидетельствуют не только мемуаристы, но и хранящаяся в Отделе рукописей Российской национальной библиотеки в Санкт-Петербурге рукопись: “Н. Олейников. Теория чисел. Таблицы” (ф. 1232, № 417).
Отметим в заключение, что послание “Шурочке”, наряду с развитием темы насекомых, вписывается в ряд многочисленных иронических куртуазных “посланий” и “посвящений” знакомым дамам, а анапесты “Ботанического сада” подводят своеобразный итог романсно-элегической, “фетовской” линии развития русской поэзии (ср., например, ставшее популярным романсом стихотворение А. А. Фета “Я тебе ничего не скажу…”, 1885). Несомненно, мы слышим здесь ту неповторимую трагическую “ноту” поэзии Николая Олейникова, которая была недоступна восприятию Ахматовой: “Вкус Анны Андреевны имеет пределом Мандельштама, Пастернака. Обэриуты уже вне предела. Она думает, что Олейников — шутка, что вообще так шутят”.11
Выражаю признательность Александру Николаевичу Олейникову, одобрившему публикацию шести неизвестных стихотворений, которые отныне будут приобщены к корпусу поэта, получившего в свое время от Николая Заболоцкого экземпляр “Столбцов” с надписью: “Равному гению земли”. Надпись, несомненно, иронична, но и серьезна — по самому большому человеческому и литературному счету.
1 См.: Олейников Н. М. Стихотворения и поэмы. Вступ. ст. Л. Я. Гинзбург; Биогр. очерк, сост., подгот. текста и примеч. А. Н. Олейникова. СПб., 2000 (Серия “Новая библиотека поэта”), c. 219. Из работ, посвященных поэтике Н. М. Олейникова, кроме вошедшей в это издание классической статьи Л. Я. Гинзбург, назовем: Полякова С. В. “Олейников и об Олейникове”, и другие работы по русской литературе. М., 1997; Лопарева Н. А. Новое зрение Н. Олейникова: тело и пространство: Автореф. дисс. на соиск. уч. ст. канд. филол. наук. Тюмень: Тюменский гос. ун-т , 2005.
2 См. единственное, насколько нам известно, упоминание об этом в примечаниях к изданию: Заболоцкий Н. А. Полное собраний стихотворений и поэм. Избранные переводы. Вступ. ст. Е. В. Степанян; сост., подгот. текста и примеч. Н. Н. Заболоцкого. СПб., 2002 (Серия “Новая библиотека поэта”), c. 694.
3 Интересно, что парижский журнал “Сатирикон”, “наследник” дореволюционного “Сатирикона”, вскоре перепечатал “Цирк” из “Звезды” под язвительным заголовком: “Вот именно, „молодая гвардия“”, с опечаткой в фамилии автора (“Н. Заблоцкий”) и с анонимной редакторской преамбулой: “В одном из „толстых“ советских журналов напечатаны всерьез и не без внутреннего, надо полагать, восторга следующие стихи” (1931, № 16, 18 июля, c. 9).
4 Хармс Д. И. Полное собрание сочинений: Записные книжки. Дневник. В 2-х кн. Кн. 1. СПб., 2002, c. 267.
5 Кобринский А. А. Поэтика ОБЭРИУ в контексте русского литературного авангарда.
В 2-х ч. Ч. 2, М.: МКЛ № 1310, 2000, c. 52.
6 Адресат этого (и нескольких других поэтических “посвящений” Олейникова) стихотворения, несомненно, — Александра Иосифовна Любарская (1908—2002), писательница, переводчик, в начале 1930-х годов — редактор Детского отдела Леногиза, возглавляемого
С. Я. Маршаком.
7 См., например: Злыднева Н. В. Инсектный код культуры XX века // Абсурд и вокруг: Сборник статей. Отв. ред. О. Буренина. М., 2004, c. 241—256. Vroon R. Velimir Khlebnikov’s “Kuznechik” and the Art of Verbal Duplicity // Readings in Russian Modernism. To Honor Vladimir Fedorovich Markov [Культура русского модернизма: Статьи, эссе и публикации. В приношение В. Ф. Маркову]. Edited by R. Vroon, J. Malmstad. (UCLA Slavic Studies. New Series. Vol. I.) M., 1993, c. 349—364. Ханзен-Леве О. Мухи — русские, литературные // Studia litteraria Polono-Slavica. T. 4: Утопия чистоты и горы мусора — Utopia czyśtosci i góry śmieci. Warszawa: SOW, 1999, S. 95—132. Янечек Дж. Три кузнечика: Хлебников, Каммингс, Айги // Przegląd rusycystyczny. Zeszyt 1 (89). Łódż, 2000, S. 22—33. [Россомахин А.] Кузнечики Велимира Хлебникова, собранные Андреем Россомахиным: С приложением иллюстрированной библиографии прижизненных отдельных изданий Хлебникова. СПб., 2004. [Россомахин А.] Кузнечики Николая Заболоцкого, собранные Андреем Россомахиным: С приложением иллюстрированной библиографии прижизненных книг Заболоцкого. СПб., 2005.
8 Македонов А. В. Николай Заболоцкий: Жизнь. Творчество. Метаморфозы. Л., 1987, c. 154.
“Поэт и муха” — таково было название разгромной рецензии А. К. Тарасенкова на сборник А. М. Шевцова “Голос” (М., 1934) и публикацию трех стихотворений Н. М. Олейникова в журнале “Тридцать дней” (1934, № 10). Тарасенков писал о болезни “беспредметного зубоскальства и юродивой „заболотчинки“, расползающейся по стихотворным сборникам не одного только Шевцова, а и некоторых других молодых поэтов”: “Олейников, конечно, ученик и подражатель Заболоцкого. Слишком ясна зависимость его нарочито искореженных ритмов, его фиглярских парадоксов и претендующих на афористический изыск эпитетов от автора поэмы „Торжество земледелия“. Боковая дорожка поэзии, идущим по которой не полагается принимать мир всерьез, а вменяется в обязанность паясничать и фиглярствовать, — кое-кем может быть воспринята, как попытка „обновить“ художественные средства нашей поэзии. Однако эта „вторая“ поэтическая линия враждебна духу нашего искусства” (Литературная газета, 1934, 10 декабря).
9 Липавский Л. С. Исследование ужаса. М., 2005, c. 338.
10 Гинзбург Л. Я. Литература в поисках реальности: Статьи. Эссе. Заметки. Л., 1987, c. 234.
11 Там же.
Публикация, подготовка текста и послесловие Игоря Лощилова
