Отражения «Чайки» А. П. Чехова («рассказ о безответной любви» А. М. Горького и «Долгое прощание» Ю. В. Трифонова)

УДК: 821.161.1

Яблонская Елена Евгеньевна,
кандидат химических наук,
член Союза писателей России
(РФ, Москва),

В статье исследуются литературные взаимосвязи и параллели пьесы «Чай­ка» А. П. Чехова, «Рассказа о безответной любви» А. М. Горького и повести «Долгое прощание» Ю. В. Трифонова. Автор статьи подчёркивает неоднознач­ное восприятие творчества Чехова на рубеже XIX-XX веков на примере дневнико­вых записей ярких представительниц Серебряного века сестер Герцык.

Ключевые слова:«Чайка», А. П. Чехов, Аделаида Герцык, Евгения Герцык, «Рассказ о безответной любви», М. Горький, А. Н. Островский, «Бесприданница», Ю. В. Трифонов, «Долгое прощание».

Yablonskaya Elena Evgenevna,
PhD in Chemistry,
member of the Union of Writers of Russia
(Russia, Moscow)

THE REFLECTIONS OF «THE SEAGULL» BY ANTON CHEKHOV («THE STORY OF UNREQUITED LOVE» A.M. GORKY AND «THE LONG GOODBYE» Y.V. TRIFONOVA)

The article examines the literary connections and parallels of the play «The Seagull» by Anton Chekhov, «The story of unrequited love», Gorky and the novel «The Long Goodbye» of V. Trifonov. The author emphasizes the ambiguous perception of Chekhov's creativity at the turn of XIX—XX centuries by the example of the diary writings of Gertsyk sisters - the brightest representatives of the Silver Age.

Keywords: «The Seagull», Anton Chekhov, Adelaide Gertsyk, Eugene Gertsyk, «The story of unrequited love», Gorky, Ostrovsky, «Unendowed bride», V. Trifonov, «The Long Goodbye».

Комедия «Чайка» - ныне одно из самых цитируемых, изучаемых, востребованных, любимых произведений А. П. Чехова. Так, однако, было не всегда. По воспоминаниям яркой и типичной представительни­цы Серебряного века Евгении Герцык о периоде 1895-1898 гг. (время, когда была написана и поставлена «Чайка»), творчество Чехова вос­принималось многими интеллигентами как «клевета на жизнь»: «...но Чехов - нет, Чехов - клевета на жизнь! Потому что там хоть и атомы, но эта громада в таком стремительном движении, такая мощь потока – дух захватывает! А Чехову - только бы ничего ни из чего не вышло. Боло­то» [1, с. 50]. Несомненно, написано это под влиянием статьи «Творче­ство из ничего» (1904 г.) Льва Шестова, с которым дружили сестры Герцык. Сестра Евгении, поэтесса Аделаида Герцык, отмечает в дневнике: «Тригорин говорит в «Чайке», которую мы видели вчера: «Но ведь я не пейзажист только, я гражданин, я чувствую, что если я писа­тель, я обязан говорить о народе, о его страда­ниях, о будущем, о на­уке... Но я умею писать только пейзаж, во всем остальном я фальшив и бездарен. Это ужасно». Да, это ужасно.» [1, с. 58]. По-видимому, лишь центральная проблема пьесы, проблема творче­ства, была осмыслена некоторыми представи­телями творческой ин­теллигенции сразу пос­ле постановки «Чайки» в Москве в сезон 1898­1899 гг. Шумный успех ее описал в романе «Пу­тешествие Глеба» Борис Зайцев: «В зале некото­рое движение. У Глеба холодеют руки. Да, ну а вдруг… В партере кто-то засмеялся. На него шик­нули. Смех отозвался в другом месте. <...> К Глебу опять обернулось лицо с теплыми элект­рическими волосами. - «Я ничего не понимаю». Теперь Вилочка на нее шикнула. - «Тише! Поймете»« [5, с. 357]. По-видимому, те, на кого так грозно «шикали» в Москве, понимали не сразу и постоянно привносили в понимание что-то новое, свое, глубоко личное, выстраданное. Каждый человек и каждое поколение понимает «Чайку» по-своему.

О драматургии А. П. Чехова и, в частности, о «Чайке» и о влиянии её на писателей, «идущих следом» (за Чеховым), написано очень много. В данной статье нам хотелось бы остановиться только на двух произведе­ниях, в которых отразилась чеховская «Чайка» и о которых в данном контексте ещё никто, насколько нам известно, не упоминал, посчитав, по-видимому, их связь с «Чайкой» само собой разумеющейся и не нуж­дающейся в специальном рассмотрении.

Первое произведение - это «Рассказ о безответной любви» М. Горь­кого, написанный в 1923 г., о беззаветной, преданной, пронесенной через всю жизнь любви фабриканта Петра Торсуева к некой провинци­альной актрисе. Анализируя этот рассказ, В. Гречнев пишет, что Торсуев - чудак, а чудаки, по мнению героя-рассказчика (и автора), «ук­рашают мир». Затем исследователь рассматривает «Рассказ о безот­ветной любви» «как своеобразное продолжение <...> полемики Горь­кого с некоторыми современными писателями и критиками» по про­блемам «гуманизма, искусства, любви и т. д.» и называет основой это­го рассказа Горького проблему «искусства и жизни, в решении кото­рой затрагиваются самые разные аспекты» [4]. О Чехове и «Чайке» нет даже беглого упоминания, хотя на параллели с «Чайкой» указывают с первых же строк рассказа имя, отчество и род занятий «известной про­винциальной актрисы» Ларисы Антоновны. Лариса в переводе с гре­ческого - «чайка», а достаточно редкое отчество говорит само за себя.

Имя и образ Ларисы Антоновны также связывает двух великих русских драматургов - А. Н. Островского и А. П. Чехова. «Прямые переклички между «Чайкой» и драмами «Бесприданница» и «Гроза»« были определены Г. А. Бялым и затем подробно рассмотрены в статье А. Г. Головачевой [3]. Образ Ларисы Антоновны у Горького и связан­ные с ней коллизии также можно соотнести с «Бесприданницей». Так, Лариса Антоновна беспрестанно провоцирует некрасивые стычки между мужчинами подобно тому, как это происходит с Ларисой Дмитриев­ной, но в отличие от неё, Лариса Антоновна делает это вполне осознан­но: «К поклонникам она относилась задорно, капризно и очень любила стравливать их одного с другим» [3, с. 61]. «Ленца движений и слов» [3, с. 42] и «ленивенький голос» [3: с. 50] актрисы отсылают (по кон­трасту) к Аркадиной, которая возмущается «ленивою, вялою поход­кой» «фефелы» Маши [12, с. 159, 162]. А слова умирающей актрисы: «А помните, во Пскове… А помните, Петруша, в Херсоне <...> Помни­те, как меня в Курске принимали?» [3. с. 72, 74], несомненно, являют­ся аллюзией, если не сказать пародией, на Аркадину, которая неоднок­ратно называет брата (Петра Сорина) Петрушей.

Лариса Антоновна, в отличие от Аркадиной, бездетна, но Констан­тин Треплев подспудно присутствует в рассказе Горького: из-за безответной любви к Ларисе Антоновне застрелился младший брат Петра Торсуева, студент Коля.

Вызывающий симпатию всех персонажей «Чайки» доктор Дорн довольно много рассуждает о проблемах искусства и любви, но нико­му не может помочь ни медикаментозно, ни хотя бы советом или про­стым участием. В рассказе Горького тоже появляется доктор, страдаю­щий чахоткой, со скептическими рассуждениями в духе доктора Дор­на. Он пишет Петру Торсуеву из Швейцарии: «Лев Толстой говорит: «Понятие вечности есть болезнь ума». А я говорю: любовь - болезнь воображения. Наиболее нормально относятся к любви кролики и мор­ские свинки» [3, с. 70, 71]. Лев Толстой упоминается не случайно. Толстой, Чехов и Горький неоднократно встречались в Крыму, и мно­гие женские образы созданы А. П. Чеховым в творческом споре с Л. Н. Толстым о любви, об отношениях между мужчиной и женщиной.

Лариса Антоновна придумывает себе мечту, будто она безответно любит чахоточного доктора (напомним, в «Чайке» доктора Дорна бе­зответно любит Полина Андреевна Шамраева), а «в сорок четыре года начались у неё опасные сердечные припадки» [3, с. 72], закончившие­ся скорой, в том же году, смертью. А. П. Чехов тоже умер от чахотки в 44 года. Таким образом, рассказ Горького, на наш взгляд, является, по существу, объяснением в любви не только разорившегося «мылова­ренного» фабриканта к провинциальной актрисе, но также и любви Горького к Чехову, своеобразным венком «цветов запоздалых» к по­чти двадцатилетней годовщине смерти писателя. За четверть века до этого, в 1898 г., Горький пересказывая в письме Чехову не свое, но чье-то впечатление от «Дяди Вани» и «Чайки», писал, что эти пьесы - «новый род драматического искусства, в котором реализм возвышает­ся до одухотворенного и глубоко продуманного символа», и кто-то верно заметил: «…никогда еще не видал такой удивительной еретически-гениальной вещи как «Чайка»« [3].

В отличие от малоизвестного «Рассказа о безответной любви» М. Горького, все творчество Ю. В. Трифонова хорошо знакомо читателям и не обойдено вниманием критики. Так, чеховед И. Н. Сухих назвал Трифонова «подлинным чеховским наследником» [7, с. 54]. А. М. Тур­ков в 1978 г. писал о том, что тяготение Трифонова «к объективной манере повествования, предоставляющей читателю бесконечный про­стор для работы мысли» [9, с. 9] - от Чехова, и что «в том, как Трифо­нов тончайше дает почувствовать, сказывается мастерство и такт ху­дожника, не даром бравшего уроки у Чехова» [7, с. 14]. Последняя цитата относится как раз к повести Трифонова «Долгое прощание». Главная тема этой повести, как и в «Чайке», - «тема молодости, вечно дерзающей в искусстве и поднимающей бунт против того, что враж­дебно ее представлениям об искусстве. Эта тема виделась Чехову в виде шекспировской, гамлетовской ситуации» [6, с. 241].

Действительно, большинство исследователей отмечает тему любви в «Долгом прощании», но главным считают конфликт молодого талан­тливого драматурга Гриши Реброва с советской системой: «Если та­лантливые люди не имеют возможности реализовать свой дар, то это означает лишь одно: строй, при котором они живут, обречен» [11, с. 181]. Перекличка «Долгого прощания» с «Чайкой», конечно, лежит на поверхности: начинающая актриса, влюбленный в нее молодой неудач­ливый драматург и его счастливый соперник - конъюнктурщик Смолянов. Может быть, С. А. Экштут [11] и другие современные исследо­ватели (например, А. П. Шитов [10]) ни единым словом не обмолви­лись о параллелях между «Долгим прощанием» и «Чайкой» не только из-за того, что переклички слишком очевидны, но еще и потому, что тема, рассматриваемая Трифоновым, не только чеховская, но также и «шекспировская, гамлетовская»? Мы полагаем, что «строй» здесь и вовсе не при чем, тем более что советский драматург Ребров, несмот­ря на давление «системы», реализовал свой дар, оказавшись не в при­мер удачливее и Треплева, и Гамлета.

По мнению В. Б. Катаева, «в «Чайке» нов сам конфликт: видимая противоположность при скрытом сходстве. В такой разновидности кон­фликтов заключен и источник комического: обнаружение сходства в, казалось бы, разном» [6, с. 243]. Перефразируя, можно сказать, что конфликт в «Долгом прощании» не нов, а герои, наоборот, при види­мом сходстве с персонажами «Чайки» по существу противоположны им. Но так же, как у Чехова, характеры всех персонажей Трифонова сложны, неоднозначны и не таковы, какими могут показаться на пер­вый взгляд.

Актриса Ляля Телепнева при внешнем сходстве с Ниной Заречной по сути - ее антипод. Нина мечтает о славе, утверждает, что она - акт­риса по призванию, в этом смысл ее жизни, а сущность Ляли - любовь и жалость (к матери, к гражданскому мужу Реброву, к любовнику Смолянову). Пройдя, как и Нина, через смерть ребенка (у нее «роди­лась и тут же умерла единственная дочка Варенька от менингита» [8, с. 163]) и кратковременный успех на сцене, Ляля без особого сожаления, хотя и после долгой борьбы «из принципа», оставляет театр и становит­ся, в конце концов, счастливой женой и матерью.

Очень похожий на Треплева Ребров тоже совершает самоубийство, но символическое. Он уезжает от любимой (и любящей его) женщины: «Мне, слава богу, под тридцать, - сказал Ребров. - После окончания жизни» [8, с. 214]. Глубинная его противоположность Треплеву в том, что Ребров после «окончания жизни», символической смерти-ухода, коренным образом меняется, становится успешным и, по-видимому, почти таким же конъюнктурным драматургом, как его былой соперник Смолянов.

Николай Демьянович Смолянов - явный антипод Бориса Алексее­вича Тригорина. Если Тригорин - талантливый писатель, для которого писательство - единственный смысл и способ существования (хотя он и тяготится этим, мечтает о «просто» жизни), а во всех сферах, не ка­сающихся дела его жизни, он безволен и равнодушен, то Смолянов, переменивший множество профессий, стал драматургом случайно и не надолго. Внешне он кажется безвольным (у него «непропеченное» лицо), но на самом деле он - человек исключительно волевой, шагаю­щий по головам, совершающий подлости.

Наиболее интересно решена в «Долгом прощании» именно «гамле­товская» тема. Роль неудавшейся Аркадиной играет не мать, а теща Гриши Реброва, которую зовут, как и Аркадину, Ириной. Эта исключи­тельно честолюбивая и властная женщина мечтала стать балериной, жаждала успеха, славы, но не удалось, и теперь все свое непомерное честолюбие она пытается реализовать за счет дочери. Ирина Игнатьев­на не только грубо вмешивается в театральные дела Ляли, срамя ее перед коллегами, но и не разрешает дочери зарегистрировать брак с любимым человеком и заставляет ее делать аборты! Думается, доктору Чехову такое развитие характера Аркадиной не могло привидеться и в страшном сне. Поразительно, но подобно тому, как Константин Треп­лев одновременно ненавидит и любит мать, так Григорий Ребров и не­навидит, и понимает, и оправдывает (а значит, почти любит!) свою «незаконную» тещу: «Нельзя ненавидеть женщину, родившую другую жен­щину, - ту, без которой нет жизни. Это невозможно, ведь они одно целое, непрерывное. Они - как дерево с ветками. Боль нельзя разде­лить. Хотела быть балериной и прожила жалкую, садово-огородную жизнь - ну и что же? Нельзя ненавидеть. Человек не замечает, как он превращается во что-то другое...» [8, с. 182].

«Дерево с ветками» и «садово-огородная жизнь» отсылают, разу­меется, к «Вишневому саду» и «Черному монаху» Чехова. Функцию Петра Сорина выполняет в «Долгом прощании» отец Ляли, Петр Алек­сандрович Телепнев - страстный цветовод. Он отчаянно борется за сохранение сада от наступающих московских новостроек, срезая уни­кальные цветы на подарки «нужным» людям, которые могут помочь в борьбе за сад. Петр Телепнев (жена зовет его не Петрушей, а Петрашей), подобно Петру Сорину, - добрый и мудрый, но так же, как и Сорин, старый, больной и оттого слабый человек, и его борьба с без­жалостным временем, как и в «Вишневом саде», бесполезна, сад об­речен. Кстати, фамилия Телепнев (телепень - неповоротливый, неук­люжий человек, ротозей, лежебока) относится не к её носителю, а ско­рее, к его глубоко «зашифрованному» литературному прототипу - очень симпатичному, но все же телепню Петру Сорину. Ведь Петр Телепнев - рабочий-котельщик, затем красноармеец, после войны «учился на раб­факе, работал сперва мастером, а потом до сменного инженера дошел на большом новом заводе» [8, с. 162] и, наконец, известный садовод «по призванию».

В «Долгом прощании» присутствует и своеобразный «доктор Дорн». Это главный режиссер театра Сергей Леонидович. Как и Евге­ний Сергеевич Дорн, он симпатизирует молодому драматургу, с удовольствием говорит с ним об искусстве и тут же отказывает в элемен­тарной просьбе - дать справку о работе Реброва в театре! Как это похо­же на реплику Дорна в ответ на просьбу Маши о помощи: «Что же я могу сделать, дитя мое? Что? Что?» [12, с. 159].

Мы не думаем, что Ю. В. Трифонов, работая над «Долгим проща­нием», намеренно соотносил своих героев с персонажами «Чайки», в отличие от А. М. Горького, написавшего «Рассказ о безответной любви» как письмо ушедшему другу, А. П. Чехову. Темы, герои, колли­зии, проблематика произведений Чехова так глубоко и прочно вошли в наши сердца и мысли, что многое происходит на уровне подсознания писателя. Впрочем, это всего лишь предположение, а точно ответить на данный вопрос из области психологии творчества нам, к сожалению, или к счастью, никогда не удастся.

Список литературы

1. Герцык Е. К. Воспоминания: Мемуары, записные книжки, днев­ники, письма / Е. К. Герцык. - М.: Моск. рабочий, 1996. - 443 с.
2. Головачева А. Г. «Сюжет для небольшого рассказа» / А. Г. Голо­вачева // Чеховиана. Полет «Чайки». - М.: Наука, 2001. - С. 19-35.
3. Горький М. Собрание сочинений в тридцати томах. Т. 16 / М. Горький. - М.: Гослитиздат, 1952.
4. Гречнев В. О прозе и поэзии ХІХ-ХХ вв.: Л. Толстой, И. Бунин. Г. Иванов и др. / В. О. Гречнев. - Режим доступа : www.uhlib.ru/ literaturovedenie/vjacheslav...o.../p6.phpy (дата обращения: 20.01.2014)
5. Зайцев Б. К. Собрание сочинений: В 5 т. Т. 4. Путешествие Глеба; Автобиографическая тетралогия / Б. К. Зайцев. - М.: Русская книга, 1999. - 624 с.
6. Катаев В. Б. «Чайка» / В. Б. Катаев // А. П. Чехов. Энциклопедия. - М.: Просвещение, 2011. - 696 c.
7. Сухих И. Н. «Сказавшие «О!» Потомки читают Чехова» / И. Н. Сухих // А. П. Чехов: pro et contra. Т. 2. - СПб.: РХГА, 2010. - 1094 с.
8. Трифонов Ю. В. Собрание сочинений. В 4-х т. Т. 2. Повести Ю. B. Трифонов. - М.: Худож. лит., 1986. - 495 с.
9. Турков А. М. Вступительная статья / А. М. Турков // Трифонов Ю. Избранные произведения в двух томах. Т. 1. М.: Художественная литература, 1978.
10. Шитов А. П. Гуманизм в плену: Нравственная упругость прозы Юрия Трифонова / А. П. Шитов. - М.: Любимая Россия, 2010. - 432 с.
11. Экштут С. А. Юрий Трифонов: Великая сила недосказанного / C. А. Экштут. - М.: Молодая гвардия, 2014. - 398 с.
12. Чехов А. П. Собрание сочинений в восьми томах. Т. 7 / А. П. Чехов. - М.: Правда, 1970.

References

1. Gertsyk E.K. Reminiscences: Memoirs, notebooks, diaries, letters / E.K. Gertsyk. Moscow. 1996. 443 p.
2. Golovacheva A.G. «Subject for a Short Story» / A.G. Golovacheva // Chekhoviana. «The Seagull» Flight. Moscow: Nauka, 2001. P. 19-35.
3. M. Gorky Collected Edition in thirty volumes. Vol. 16 / M. Gorky. Moscow. 1952.
4. Grechnev V. On the prose and poetry of XIX-XX centuries: Tolstoy, Bunin. Ivanov et al. / V.O. Grechnev. Access: www.uhlib.ru/literaturovedenie/vjacheslav...o.../ p6.php (reference date: 20/01/2014)
5. Zaitsev B.K. Collected Edition: In 5 vols Vol. 4. Travel Gleb; Autobiographical tetralogy / BK Zaitsev. Moscow: Russian Books, 1999. 624 p.
6. Kataev V.B. «The Seagull» / V.B. Kataev // Chekhov. Encyclopedia. Moscow: Education, 2011. 696 p.
7. Suhih I. «said the «O» Descendants of reading Chekhov» / I. Suhih // Chekhov: pro et contra. T. 2. St. Petersburg. 2010. 1094 p.
8. Trifonov V. Collected Edition. In 4 vol. Vol. 2. Tales V. Trifonov. Moscow. 1986. 495 p.
9. Turkov A.M. Introductory article / A.M. Turkov // Trifonov Yu. Selected works in two volumes. T. 1. Moscow. 1978.
10. Shitov A.P. Humanism in captivity: Moral elasticity prose Yuri Trifonov / A.P. Shitov. - Moscow. 2010. 432 p.
11. Лkshtut S.A. Yuri Trifonov: The great strength unsaid / S.A. Лkshtut. Moscow. 2014. 398 p.
12. Chekhov A.P. Collected Edition in eight volumes. Vol. 7 / A.P. Chekhov. Moscow. 1970.