Хорошего человека найти не легко. Предисловие
Фланнери О’ Коннор часто упрекали в жестокости ее рассказов. “Я думаю, - отвечала она, - что в моих рассказах жестокость возвращает героев к реальности. У них такие твердые головы, что никаких других средств не остается. А реальность – эта та вещь, к которой необходимо вернуться – пусть даже самой высокой ценой”.
"Все истории Фланнери О’Коннор написаны о действиях высших сил в низкой жизни простых смертных, - пишет литературный критик Кэролайн Гордон. - Эти действия - столь деликатная материя, что при попытках их воплощения терпели поражение многие мастера. Мы не любим незнакомое. Ничего удивительного поэтому, что большинство критиков пыталось налеплять на О’Коннор все известные клише, подменяя ими понимание ее оригинальных и ранящих душу произведений".
"Особая тема ее произведений — взаимоотношения взрослого и ребенка. Ни тени умиления или любования детьми не проскальзывает у нее. В основном мы видим, что перед нами — маленькие копии взрослых, но только куда более хрупкие, в чем и заключается трагедия. Всматриваясь в собственное детство, она писала: “Я намного моложе сейчас, чем когда мне было двенадцать. Тяжесть веков лежит на детях, я уверена в этом.” (из письма к Бетти Хестлер)."
"Всякий раз, как заходит разговор о женском равноправии, я вспоминаю Фланнери О’Коннор, сделавшую для него больше всех феминисток, вместе взятых. Она не отстаивала женские права и вообще была предельно далека от любых суфражисток, эмансипанток, истерических или мужеподобных защитниц равенства. Она просто взяла и доказала своим примером, что женщина может писать сильнее любого мужчины, писать на таком уровне трезвости, честности, правды — и с такой безысходностью, такой ненавистью к иллюзиям, — что само определение «женская проза» применительно к ней кощунственно. Как, впрочем, и пресловутая «южная готика».
Какая готика? Это жизнь такая.
Не надо бороться за права. Достаточно быть современницей Капоте, Фолкнера, Хемингуэя, Стайрона, Хеллера — величайших американских прозаиков, — и не то что не потеряться на их фоне, а даже, пожалуй, несколько потеснить их. О’Коннор стала, вероятно, самым спорным, любимым и ненавидимым, экранизируемым и обсуждаемым американским прозаиком своего поколения, а то и всего XX века. Больше пятидесяти лет прошло со дня ее ранней смерти — сама она прожила всего 39, — и между тем все эти годы интерес к ней только усиливался. Она постепенно выплывает из зоны умолчания, как айсберг. Премию за лучшую прозу года она получила в семидесятом, посмертно; никогда не будучи бестселлерами при жизни автора, два ее романа и 36 рассказов неизменно высоко стоят в списках продаж, печатается все, что удается разыскать, — от писем к родным до колонок и карикатур в студенческом журнале. Книга ее эссе о католичестве и писательстве стала подлинной сенсацией. Поистине, она из тех, кто «к самой черной прикоснулся язве»."
***
"Фланнери О’ Коннор - автор, может быть, самых пронзительных, кровоточащих рассказов в американской литературе: “Соль земли”, “Герань”, “Хорошего человека найти нелегко”, “Перемещенное лицо”, “На вершине все тропы сходятся”, “Береги чужую жизнь, спасешь свою”, “Река”. Но при этом она совершенно не ценила писателей с дарованиями, близкими по качествам к ее собственному. Она не замечала Карсон МакКаллерс, говорила, что ее тошнит от Теннесси Уильямса и от Трумэна Капоте. Она не любила Франца Кафку и страдала, когда её произведения сравнивали с его. Ее кумирами были даже не писатели, а энциклопедически образованные эссеисты, переводчики и редакторы: переводчик с древнегреческого Роберт Фитцджеральд, знаменитый редактор Роберт Жиру. Одно из немногих исключений составлял поэт Роберт Лоуэлл. Свое творчество она считала продолжением линии Натаниеля Готторна. А вообще говорила про себя, что она родом из 13-го века.
Если верить известным фактам, Фланнери О’ Коннор жила не очень смело. Но она невероятно смело писала, и невероятно мужественно умирала. Она сказала кому-то: “болезнь - более познавательна, чем путешествие по Европе”. От огромных доз кортизона она опухала, но уверяла, что кортизон “заставляет мозг работать, как джаз, постоянно – без начала и конца”.
Фланнери О’ Коннор - исключительно духовный писатель – в том смысле, что в ее вещах нет ни малейшей примеси ни гражданственности, ни морализирования. Главная пора ее творчества пришлась на два десятилетия 50-х-60-х годов 20-го века (она умерла в 1964 году), и при этом ее совершенно не интересовала и не трогала борьба за гражданские права, которая раздирала в эти годы Америку. Когда ей сообщили, что один из ее рассказов собираются инсценировать, Фланнери сказала: “Единственное, чего я боюсь, - это как бы из моих красочных идиотов не сделали героев”."
***
- Осенью 1946 года в кабинет профессора английской литературы университета штата Айова Пола Ингла вошла миловидная студентка. Вежливо поднявшись ей навстречу, Ингл спросил, чем может служить. Ответа профессор не понял. Извинившись, профессор попросил девушку повторить то, что она сказала. И опять не понял. Студентка говорила явно по-английски, но с таким тяжелым южным акцентом и с такими незнакомыми ему диалектизмами, что общение было практически невозможно. Ужасно смущаясь от нелепости этой ситуации, профессор Ингл попросил девушку написать то, что ей нужно, на листке бумаги. Она написала: "Меня зовут Фланнери О'Коннор, я из Джорджии, мне 21 год. Я бы хотела посещать ваш литературный кружок". В записке были сделаны две грамматических ошибки. Профессор Ингл был деликатным человеком, поэтому он попросил студентку принести ее литературные пробы и, если их уровень будет достаточно высоким, он даст ей знать. Через несколько дней он получил рассказ "Герань". Это было пронзительное и горькое наблюдение над стариком-южанином, которого дочь забрала к себе в Нью-Йорк. До этого старый Дадли достойно жил в деревенской глуши, где он, даже постарев, все еще был мужчиной - пусть только для старушек, живших в одном с ним пансионе, охотником - пусть только на одного неуловимого опоссума, добытчиком - пусть только мелкой рыбки, и джентльменом - пусть только для стареющего вместе с ним негра-слуги, незаметно превратившегося в лучшего друга. В Нью-Йорке он стал никем.
В Германии в 50-х годах из первой книги Фланнери О'Коннор было исключено несколько рассказов, поскольку они, как объяснил немецкий издатель, слишком ранят немецкую чувствительность. Узнав об этом, Фланнери О'Коннор сказала: "Никогда не знала, что я так ужасна".
Роберт Эдсберг, редактор нью-йоркского католического издательства, стал католиком благодаря её литературе: "Фланнери О’Коннор первая показала мне, что такое искренняя религиозность в реальной жизни. В ее вере есть некая объективность, которая глубоко меня тронула. Словно врач, описывающий симптомы болезней, О’Коннор описывает с безжалостной точностью, как мучительно переживают чувствительные души свой эгоизм или гордыню, несостоятельность или никчемность, и как именно это страдание становится залогом искупления."
- Фланнери почувствовала себя больной в 26 лет, то есть практически все, что она написала, она написала уже будучи смертельно больным человеком. Ее болезнь – волчанка, туберкулёз кожи – видимо, была наследственной, потому что ее отец тоже умер от этого. Причем, его болезнь убила очень быстро, он сгорел в течение трех лет. И когда Фланнери заболела, она думала, что у нее впереди лишь три года. Она стала писать с невероятной интенсивностью, и к концу этого срока был готов первый сборник рассказов "Хорошего человека найти нелегко". После этого она прожила еще десять лет.
Почти все читатели думают, что Фланнери О’Коннор была страдалицей с кислым и злобным характером, и что она ненавидела свою мать. Это чистая аберрация - превращение персонажа в автора. Конечно, в каждой матери из ее рассказов есть какие-то темные закоулки души ее собственной матери, и в каждой дочери - ее собственные. Но это всегда драматизация их настоящих характеров.
- Ко всеобщему читательскому удивлению Фланнери О’Коннор была веселой, общительной, остроумной женщиной, окруженной друзьями и поклонниками таланта.
Фланнери О'Коннор. Хорошего человека найти не легко. Рассказы. Составитель А. Зверев. Предисловие М. Тугушевой. Редакторы Е. Калашникова и М. Лорие. Москва, «Прогресс», 1974.
"Одиннадцать рассказов Фланнери О'Коннор, вошедшие в эту книгу, взяты из двух сборников – «Хорошего человека найти не легко» (Нью-Йорк, 1958) и «На вершине все тропы сходятся» (Нью-Йорк, 1964). Таким образом, в русское издание включено чуть больше половины из девятнадцати рассказов, входящих в эти сборники.
Фланнери О'Коннор – выдающаяся писательница, и издательство «Прогресс», решив познакомить читателя с ее творчеством, сделало правильный выбор и проявило истинный вкус. Разумеется, в ее произведениях ставятся проблемы, которые могут показаться странными, если не вовсе непонятными советским читателям, воспитанным на литературе совершенно иного рода. Мне хотелось бы коснуться некоторых вопросов, которые, возможно, возникали у читателей этого сборника.
Действие всех рассказов развертывается на американском Юге, в так называемом «библейском» или «солнечном поясе» (на это указала и М. Тугушева в своем очень содержательном предисловии). Это край резких контрастов, где уважение и любовь к традициям и культуре противостоят самому темному невежеству и ханжеской религиозности. Это край, где состоятельные люди живут бок о бок с теми, кого называют «белой дрянью» – бедняками-арендаторами, обрабатывающими чужую землю, и с неграми, которые обычно еще беднее. На американском Юге много глухих углов, особенно в Аппалачских горах и на побережье, и там же процветают старые города, гордящиеся своими давними традициями, – Чарлстон в Южной Каролине, Саванна в Джорджии, Новый Орлеан в Луизиане. Юг дал Америке немало крупных писателей – среди наиболее известных можно назвать Уильяма Фолкнера, Теннесси Уильямса, Роберта Пенна Уоррена, Аллена Тейта и других. За последние двадцать лет в этот круг вошла и Фланнери О'Коннор.
В предисловии Тугушева говорит об «евангелическом» аспекте некоторых персонажей Фланнери О'Коннор, что, конечно, не означает, что писательница выступает с прямыми проповедями. Однако она создает ситуации, подвергающие ее персонажей критическому испытанию, ставящие их перед лицом некоей высшей духовной реальности, которая не замечалась ими в мелочной суете будничного мира. Этот миг истины, как его часто называют, лежит за пределами обычного восприятия, но когда он наступает, человеку открываются и его собственное ничтожество, и одновременно путь к благодати и милосердию. Согласно христианской доктрине, смирение есть первый шаг к познанию бога и истины, гордыня же и самодовольство исходят от дьявола.
«Она… постояла еще немного, погрузившись в раздумье и глядя невидящим взором на висящий перед нею хвост павлина, который тем временем успел взлететь на дерево. На хвосте нестерпимым блеском искрились бесчисленные планеты, и с каждой смотрел обведенный зеленым ободком глаз на фоне яркого солнца, переливающегося всеми оттенками, от золотисто-зеленого до розовато-оранжевого. Однако миссис Шортли не замечала этой развернутой перед ней карты вселенной, как не замечала синевы неба, проглядывавшего сквозь матово-зеленую листву».
Чем больше вчитываешься в этот стиль, тем больше замечаешь богатство образов и необыкновенную точность деталей. Щедрость образов в метафорах и сравнениях придает прозе Фланнери О'Коннор особое качество, близкое магии и снам. Так писательница передает свою философию жизни и, вырываясь за пределы серого будничного мира, видит «бесчисленные планеты» и «карту вселенной» на хвосте павлина. Только чуткий творческий ум способен вознестись над собой, серость же прикована к земле.
Перевод рассказов верен и адекватен. Разумеется, ни один переводчик не в состоянии воспроизвести весь колорит неправильной, простонародной речи таких людей, как Шортли, и уже тем более негритянского диалекта. Всякий, кому доводилось слышать, как говорят подобные люди, сразу же узнает их голоса в рассказах Фланнери О'Коннор. Она в совершенстве улавливает и воспроизводит их речевые обороты и своеобразные отступления от грамматических канонов. Но даже если подобные художественные тонкости неизбежно утрачиваются в переводе, писательница, будь она жива, несомненно, была бы очень рада узнать, что ее творчество стало известно русским читателям. Ведь она хотела, чтобы ее творчество помогало – а этой же цели должно стремиться служить всякое искусство – обрести свободу, дать волю воображению, освободить его, как орла из клетки, и «кружить, взмывая к небесам» (Йетс)."
Иоаким Бэр, г. Гринсборо, "Иностранная литература" 1977 №7, С. 265–268.
***
"Nikolai Gogol has a special place in Flannery’s heart. Brad Gooch mentions how Jean Williams once ran into F.O. as the writer was on her way to the library to check out Dead Souls. Robie Macauley, who taught Russian literature at Iowa, had told her to read it since this “was a must-read for every writer.” She told Williams, “So I reckon I better do it” (Gooch, p.143). Later, in a letter to Betty Boyd Love (9/20/52), F.O. writes, “Do you like the novel Dead Souls? I like Tolstoy too but Gogol is necessary along with the light” (HB, p.44). In an interview from July, 1962, F.O. comes right out and says it: “I’m sure Gogol influenced me”."
***
"In the same letter where O’Connor mentions her love of Poe, she goes on to list other writers she got to know in that rush of reading that sometimes happens when ambitious twentysomethings leave their own settings and wonder what no one has told them about yet. In 1946 she moved to Iowa to attend the Writers’ Workshop, and there she started a curriculum that included her fellow Southerners (William Faulkner, Katherine Anne Porter, Eudora Welty), the Russians (Dostoevsky, Turgenev, Chekhov, and Gogol—but not Tolstoy), and the Catholics (Graham Greene, Evelyn Waugh, and François Mauriac).
When I went to Iowa I had never heard of Faulkner, Kafka, Joyce, much less read them. Then I began to read everything at once, so much so that I didn’t have the time I supposed to be influenced by any one writer…I read all the nuts like Djuna Barnes and Dorothy Richardson and Va. Woolf (unfair to the dear lady of course)…I have totally skipped such people as Dreiser, Anderson (except a few stories), and Thomas Wolfe.
In the end, they suffered from not including enough half-blind grandma-wedders: “But always the largest thing that looms up is The Humorous Tales of Edgar Allan Poe. I am sure he wrote them all while drunk too.
If you come across a copy of The Fountainhead, Flannery offers this method of disposal, which she shared with playwright Maryat Lee in a May 1960 letter:
I hope you don’t have friends who recommend Ayn Rand to you. The fiction of Ayn Rand is as low as you can get re fiction. I hope you picked it up off the floor of the subway and threw it in the nearest garbage pail. She makes Mickey Spillane look like Dostoevsky.”
17 апр, 2020
