Миндаугас
Часть первая ЛЮБОВЬ И НАСИЛИЕ
Белый летописец. Черный летописец.
Черный летописец.
Все пишешь?
Б е л ы й летописец.
Все пишу...
Тебе известно,
Что я пишу, когда и не пишу.
Черный летописец.
Так, значит, пишешь и во сне?
Б ел ый летописец.
А как же?
Мне по ночам
Все время - Время снится:
Пожары, войны, заговоры, письма —
История...
И спать я не могу.
На мне лежит пожизненное бремя
Ответственности страшной.
Предначертан
Священный долг —
Все это описать.
Ч е р н ый летописец.
Все это описать?
Очнись. Опомнись.
Ты летописью занят
Или сонник
Потомству составляешь?
Не пойму...
Белый летописец.
Все дело в том,
Что я и сам теперь
Не ведаю,
Где правда здесь, где сон.
Мой сон — и только...
Да и что за правда?
Короткий сон, который видят все
По-своему,
Покамест не проснутся
И тут же позабудут все...
Мгновенье,
Которое во времени прошло,
Нам не принадлежит,
А то, что вскоре
Придет,
Нам тоже не принадлежит.
И только сущий миг —
Вот та темница,
В которую мы все заключены...
В одну из узких прорезей ее
К нам проникает крохотный и слабый
Луч будущего,
А в другую щель
Случайно пробивается пылинка
Минувшего,—
И мы при жизни даже
О нынешнем не знаем ничего.
Куда, в какую сторону, откуда
Оно идет — назад или вперед,
Направо или, может быть, налево,—
Как знать?
А значит, мы не знаем даже,
Где прошлое, где будущее...
Черный л е т о п и с е ц.
Вижу,
Что ты сквозь сон, действительно сквозь сон
Глядишь на мир.
Белый летописец.
О брат1
Из всех ремесел
Священней нет на свете ничего,
Чем ремесло проклятое
Черный летописец.
Да что ж такого здесь?
Сиди пиши —
Произошло тогда-то, то-то, с тем-то,
Тот родился на свет,
А этот умер,
Тот в брак вступил,
Тот проиграл сраженье,
А этот — нет.
Один прислал послов,
Другой — письмо.
Ну вот и вся премудрость.
Пиши себе и ни о чем не думай.
А лучше было б, если б ничего
На белом свете не происходило.
Тогда б не надо было и писать.
Белый летописец.
Я знаю, что тебя заботят факты.
Одни они.
А человек? А люди?
Что происходит в них и что их мучит?
И почему печалятся они?
Зачем ликуют?
По какой причине
В любом и каждом
Все сплелось в клубок,
И размотать его никто не в силах...
А факты — те же камни у реки:
Их гладили века,
Отшлифовала
История тяжелыми волнами,—
Теперь они годятся разве только
Для детских игр —
Чей камень сколько раз
Подпрыгнет на воде...
Нет, наше дело
Куда сложней —
Нам непременно надо
И общее объять, и человека,
Увидеть цель и выяснить причину.
Черный летописец.
Но человек без фактов и событий
Не человек.
Белый летописец.
Ты прав, однако факты
Без человека — тоже ведь не факты?
Писать,
Свидетельствовать то, что происходит.
Ну хорошо,
Давай поделим роли.
О фактах ты пиши,
А я — о людях.
Черный летописец.
О фактах? О каких?
Не понимаю.
Белый летописец.
Да обо всех!
Черный летописец.
Наивный человек!
Ты что же, вовсе позабыл, чьим хлебом
Питаешься,
Кому служить обязан?
Белый летописец.
Я истине служу, служу науке,
Грядущим поколеньям —
Пусть они,
Прочтя о нас,
Узнают только правду.
Черный летописец.
А может быть, они не захотят
Знать правды, предпочтя ей ложь?
Кто знает?
Быть может, ложь покажется им правдой?
И будут так они себя вести,
Как выгодней им будет и полезней.
Ведь так порой себя ведем и мы.
Ты слишком молод,
Потому так трудно
Тебе понять, что верю я лишь правде
Сегодняшнего дня.
Я верю в то,
Что мы с тобой сегодня существуем
И что давно пора нам начинать.
Б е л ы и летописе ц.
Ну что ж, начнем.
Так будет лучше. Ты
Пиши о фактах,
Ну а я — о людях.
Оба садятся и пишут.
Черный летописец. «В тысяча двести девятнадцатом году был подписан мирный договор с князьями Волыни — Данилой и Василком. Договор подписали литовские князья — Живинбудас, Да-умантас, Дауспрунгас, его брат Миндаугас: жемайтийские князья — Эрдивилас и Викинтас;
князья Судувы — Кинтибутас, Вамбутас, Бутаутас, Вижейкис; князь Нальши Висмантас, его братья — Эдивилас и Спрудейка; князья Делтувы — Юди-кис, Пукейкис, Лигейкис...»Белый летописец. «Возвращаясь домой, князь Нальши Висмантас пригласил Миндаугаса и еще нескольких князей погостить в его замке. Миндаугас с радостью согласился. Над чем он тогда размышлял? Знал ли он, чего хочет, к чему стремится? Созрел ли уже в его голове тот грандиозный замысел, тот план, едва ли осуществимый в одиночку? А может быть, в замок Висмантаса его влекло тайное и неодолимое желание еще раз увидеть молодую жену князя, Морту. Была весна...»
Занавес поднимается
1
В замке Висмантаса.
В и с м а н т а с, М и и д а у г а с, К и н т и б у гас, Да у м а н т а с, Д а у с п р ун г а с, В и к и н т а с и д р у г и е.
Викинтас.
Три дня в седле! Устал!
Вы как хотите,
А я сейчас же замертво свалюсь.
Миндаугас.
Ну что вы, дядя! А бывало, раньше
Неделями с коня вы не слезали.
Еще отец говаривал о том.
Что будто бы в седле вы родились
И что в седле, наверно, и умрете.
В и к и н т а с.
Да, это правда.
Было бы позорно
Мужчине на перине умирать.
Я думаю, он должен только дважды
На землю слезть со своего коня:
Когда жену в седло поднять случится
Или из битвы раненых спасти.
Д а у с п р у н г а с.
Хвала и слава князю Жемайтии
И свояку'
М и н д а у гас.
Однако жаль, что сам ты
От Викинтаса перенял немного
И, только важным делом понуждаем,
В седло садишься.
Дауспрунгас.
Брат, я не могу
Переносить войну и запах крови.
Моим рукам
Милее мирный плуг,
А мысли в мир иной устремлены,
Который совершеннее устроен.
Какое счастье размышлять в тиши
О человеке, травах и деревьях,
О цели каждой вещи на земле.
А подвиги, война
Меня не манят.
Ведь даже самый неказистый плуг
Куда почетней лучшего меча.
Хвала богам,
Что мир уже подписан,
Хоть год-другой,
А будет здесь покой.
Миндаугас.
Да, если бы не договор —
Уж верно,
Ты так бы и не выехал из дому.
А договор мечом сначала пишут
И лишь потом — пером.
Висмантас.
Но что бы стало,
Когда бы все мы думали как ты?
Спрудейка.
Тогда бы, верно, не было на свете
Ни этого покоя, ни тебя.
Даумантас.
А был бы мир иной,
Тот, о котором
Ты здесь нам так красиво говорил...
Викинтас.
По-моему, ты, Миндаугас, забылся.
Он старший брат, и ты не обличать,
А уважать и чтить его обязан.
Дауспрунгас.
Он правду говорит. Ведь я не воин.
Миндаугас.
Кто самый храбрый,
Тот и самый старший.
Викинтас.
Ах, вот куда ты гнешь!
Теперь мне ясно.
Ты первенство хотел бы захватить.
Но, Дауспрунгас, коль ты его без боя
Отдать способен,
Я возьмусь за меч
И буду защищать свою сестру,
Которую тебе я отдавал
Как воину, а не как земледельцу.
Миндаугас.
Еще ни разу князь из Жемайтии
Не обладал Литвой.
Скорее было
Совсем наоборот.
Висмантас.
Ах, успокойтесь,
Друзья и братья,
Мы ведь все с дороги.
Располагайтесь.
Ешьте, отдыхайте.
Попробуйте мой мед.
С тех пор как я
Женился,
В ульях соты поудвоил.
Вижейкис.
А как жена?
Удвоилась с тех пор?
Миндаугас.
Как неудачно ты, Вижейкис, шутишь...
Ну, Дауспрунгас, начнем.
Пожалуй, время.
Ты ближе всех к богам,
Тебе известно,
Как угодить им.
Дауспрунгас.
Угодить богам
Гораздо проще, чем обычным людям.
О боги всемогущие!
Мы все
Во власти вашей!
Мысли и заботы,
Владеющие нами,
Только вам
Известны,
Вы храните нас всечасно,
К себе и взор, и мысли обращая,
Ведете мудро нашей жизни дни
К покою, послушанию и миру.
В и к и н т а с.
Не так богов себе я представлял.
Дауспрунгас.
Но каждый понимает их настолько,
Насколько боги сами позволяют.
М и н д а у г а с.
Он будет мой верховный жрец.
Висмантас.
Ага...
Он первым сдастся
Перед новым богом.
Дауспрунгас.
О боги высочайшие!
Сегодня
Мы совершили подвиг в вашу честь.
Подписан мир,
Которого желали
Как боги, так и люди на земле.
Д а у м а н т а с.
Я не согласен. Нет.
Я и теперь
Считаю:
На Волынь нам надо было
Идти с мечом
Не с голою рукой!
Вы видели их земли?
А леса?
Там и другие есть еще богатства!
Лишь прикажите —
Я пройду Волынь,
Как через воск проходит меч каленый.
М и н д аугас.
Мы, Даумантас, не можем воевать
На все четыре стороны.
И ветер
В одну лишь только сторону направлен.
Настало время
Ветру дуть на запад.
Позднее повернем и на восток.
Л а у с п р у н г а с.
Вы разрешите кончить?
Д ау м а н т а с.
Да, конечно.
Но только, если можно, покороче.
Дауспрунгас.
Благодарим же, боги, вас за то,
Что все сердца полны сегодня блага,
Как эти чаши — сладкого напитка.
Так отольем по капле в вашу честь
Из кубков — мед, из сердца — благодати.
Закончил я. Короче не умею.
Да у манта с.
Для нас погибель — долгая молитва.
Вбегает Нарочный.
Нарочный.
Князь Кинтибутас здесь?
Кинтибутас.
Да, это я.
Случилось что-то?
Нарочный.
Князь, три дня назад
Твой замок был сожжен дотла.
Кинтибутас.
О боги!
Нарочный.
Твоих людей,
Оставшихся в живых
И не успевших схорониться в пуще,
Угнали.
Кинтибутас.
О Перун всемогущий!
Не зря мой конь все время спотыкался.
Нарочный.
Твоих коней, зерно и весь твой скот
Они уволокли.
Висмантас.
Кто эти люди?
Нарочный.
На одеянье — черные кресты,
А их язык нам неизвестен.
Миндаугас.
Разве
Я вам не говорил...
Ну да, конечно...
Казалось мне,
Что это все случится
Не так уж скоро,
Думал, что у нас
Есть время подготовиться.
Неужто
Мы опоздали?
Горе, если так...
Даумантас.
Да объясни же наконец, в чем дело.
Миндаугас.
Куда яснее!
Разве ты не знаешь,
Что нам грозит война,
Что папа римский, Гонорий Третий,
Разрешился буллой,
В которой объявляется война,
Поход крестовый
И Литве, и пруссам?
Да, скоро наша очередь настанет.
Висмантас.
Догнать и перебить их как собак!
Миндаугас.
Ах, не с того, не так, совсем иначе
Нам надо бы все это начинать.
Сначала нужно привести в порядок
Свой дом,
И сделать это побыстрей,
Поскольку мало времени осталось.
Покамест мы разъяты.
Мы — никто.
Сегодняшняя жертва —
Кинтибутас.
А завтра, может, ею стану я.
А послезавтра
Кто-нибудь другой.
Коль войско крестоносцев велико —
Единственное наше избавленье
Заключено в единстве.
Ну а мы
Чем заняты,
Что делаем?
Кинтибутас.
Друзья!
Поплачем вместе.
Может быть, поможет.
Все (причитают).
Что ж ты, князь, ты наш князюшка,
Долго спал-почивал.
Долго спал-почивал,
К небесам не воззвал
В час, как все твое воинство
Враг срубил наповал?
Наземь храбрые воины
Полегли от мечей.
В стенах замка пробоины.
Что больней? Что жалчей?
Кинтибутас.
Плачу я не о крепости,
Не о замке своем.
Года за три по камешку
Мы его соберем.
Будут стены отстроены,
Но за стенами вслед
Не подымутся воины
Даже за десять лет.
Миндаугас.
Сочувствую тебе в твоем несчастье.
Возможно, что и нас оно постигнет.
Ты, Кинтибутас, храбр и благороден.
Прими же замок ты Колайняй —
С людьми,
С землей и со скотом.
Ты будешь первым,
Кто вступит в битву,—
Верю, что по силам
Тебе принять
Незваных пришлецов.
К и н т и б у т а с.
О князь,
Я буду верный твой слуга.
Миндаугас.
Солдатом верным будь,
А слуг — не надо.
В и к и н т а с.
Быть может, Миндаугас нам объяснит,
Откуда взял он право раздавать
Так своевольно
Замки Жемайтии?
Миндаугас.
Да неужели Викинтас забыл?
Колайняй ведь достался нам в наследство.
В и к и н т а с.
Но Дауспрунгас, как старший, им владеет.
Миндаугас
Когда такое горе — было б глупо
Года считать и думать о себе.
В и к и н т а с.
А почему же Дауспрунгас молчит?
Миндаугас.
Несчастье... Да, конечно...
Мы должны
Помочь друг другу в трудную минуту.
Викинтас.
Какая баба!
Первый голос.
Миндаугас, ты прав!
Второй голос.
Он понимает...
Третий голос.
Всем грозит опасность...
Сегодня я, а завтра ты в беде.
Ч е т в е р т ы й гол о с.
Мы все сейчас должны держаться вместе!
Д а у м а н т а с.
Он так богат, что может между прочим
Разбрасываться.
В и с м а н т а с.
Миндаугас, возьми
Вот этот меч.
Лишь ты один умеешь
Поднять его одной рукой.
Бери
И высоко держи,
А мы добавим
К нему свои,
Но первым будешь ты.
Куда пойдешь, туда он и ударит.
Вручая этот меч тебе,
Мы все
Главенство признаем твое над нами.
Викинтас.
Не суждено мне, видно, отдохнуть.
(Встает, уходит.)
Висмантас.
А Даумантас куда?
Даумантас.
Мне тоже время.
Я не устал,
Да и недолог путь.
Миндаугас (кричит).
Так говори же, Дауспрунгас!
Скорей!
Поторопись!
Пускай они услышат.
Ты должен знать, что нужно говорить
В подобные минуты.
Начинай же!
Дауспрунгас.
Но я сказал, что не люблю мечей.
Миндаугас.
Так говори с богами,
Не с мечами,
Покуда эти двое не ушли.
Дауспрунгас.
Пусть этот меч не упадет на тех,
Кто прав и слаб,
И защитит надежно
Отчизну нашу, веру и язык
Богохранимым лезвием...
Миндаугас.
Довольно.
Теперь скажи о том, кто держит меч.
Дауспрунгас.
Благословите, боги, храбреца,
Которого и вы, и мы избрали,
Чтоб волю вашу исполнял прилежно,
А нам служил
Защитой и судьей.
Мы в подчиненье у него отныне,
Клянемся каждый шаг его
Всегда
Поддерживать и словом, и делами...
Миндаугас.
И?..
Дауспрунгас.
И мечом... Все.
Клянемся!!!
Миндаугас.
Ну а я...
Хочу заверить вас,
Что этот меч
Мы будем поднимать лишь для того,
Чтоб послужить отчизне,
Защищая
Благополучье всех и честь богов.
Викинтас.
Вы кончили?
Я рад, что это слышал.
Теперь мне будет что порассказать.
Да, Жемайтия вся от смеха лопнет,
Узнав, что обнаружился король.
Так вот — меня здесь не было и нет!
Как трудно после долгого пути,
Совсем не отдохнув,—
Опять в дорогу.
(Уходит.)
Даумантас.
Не знаю... Может, так оно и надо...
Быть может, хорошо... Но только... только.
Все это так на заговор похоже... (Уходит.)
М индаугас (кричит).
Еще вернетесь на коленях ползать
Передо мной.
(Овладевает собой.)
Нет... перед нами всеми!
Перед Литвой! Могучей и единой,
Которая накажет...
(Спохватывается.)
Нет, не то...
Которая всех вас простит и примет
В свои объятия.
Г о л о с а.
Родина простит...
И милостиво заключит в объятья.
Дауспрунгас.
Мы очень любим громкие слова.
А что такое Родина?
Мы все.
Да, да, мы все.
И если все мы правы,
Тогда и наша Родина права.
Голоса.
Да, это так.
...Но, несмотря на это,
Она гораздо больше, например,
Чем я, чем ты,
А значит, правота
Ее гораздо больше, чем моя.
М ин д а у г а с.
Как сказано: красиво, кратко, ясно..
Теперь, пожалуй, выпить бы неплохо. Пойду за Мортой. Пусть нальет нам меду.
(Выходит.)
Появляется Морта.
Г о л о с а
…И выбрал же красавицу горбун!
…Да разве выбрал? Просто взял насильно...
…Насильно, по любви — не все ль равно...
…Жизнь без любви —
Как без огня очаг,
Потухший и остывший:
В нем лишь сажа
Да головешки, пепел и зола.
…С ней пепел ворошить— и то отрада...
…Хозяйка молодая не скучала,
Отправив муженька в далекий путь?..
М о р т а.
Такая наша доля — ждать и ждать,
И вновь в дорогу провожать, дождавшись.
Миндаугас стоит в стороне. Наполнив всем кубки, Морта подходит к нему.
М и н л а у г а с.
А, Морта!.. Морта...
М о р т а.
Миндаугас...
М и н л а у г а с.
Молчи.
Я знаю все.
Обоим нам досталась
Одна и та же тяжкая судьба,
Мы жертвуем собой.
Но почему
Мы не могли быть счастливы?
Наверно,
Лишьпотому, что Родину любили,
Что постоянно думали о ней?
Что и женясь, и замуж выходя,
Служили только ей,
Объединяя
Ее одну — в единое.
Так что ж
Она самих нас не объединила?
На что ей наши муки и страданья?
Тоска, печаль... и ложь?
А мы ведь лжем...
М о р т а.
Мы лжем...
Но, видно, так богам угодно.
Миндаугас.
Ты говоришь — богам?
Их больше нет.
Есть Родина — один-единый бог.
Жестокий, и безжалостный,
И... правый...
Я всех заставлю
Почитать как бога
Ее одну
Хранить, и славословить,
И жертвовать собою для нее.
М о р т а.
Как страшно мне тебя бывает слушать!
Миндаугас.
О, знала б ты,
Как страшно мне порой!
Лишь ты меня сейчас понять способна.
Тебе ведь так же страшно, как и мне,
И так же трудно.
Разве мы искали
Себе такую ношу?
Нет, она
Сама нас избрала.
Теперь мы жертвы.
Мы первые.
Еще их много будет.
Но разве права не имеем мы
Пусть не на счастье —
Хоть на кроху счастья...
Вот и сейчас я мог бы быть счастливым:
Случилось то, к чему я так стремился,
Чего так ждал.
Но я прекрасно знаю,
Что это только самое начало,
А настоящий груз нас только ждет.
Я сделаю Литву.
Я сотворю
Ее из пламени, воды и глины.
Но, Морта, даст ли счастье нам она?
(Быстро шепчет.)
Тебя и мужа я возьму в свой замок
И сделаю советником его.
Ты будешь от меня неподалеку.
Мне легче будет.
Морта.
Будет ли? Не знаю.
Ах, Миндаугас, ведь это мука... мука...
Миндаугас.
Мы жертвы.
Так молчи и не противься,
Сопротивляться жертвам не дано,
Зато дано обманывать себя
И называть свои мученья счастьем.
Ну а теперь иди,
Займись гостями.
Я не могу,
Я быть хочу один.
Морта уходит. Слышны крики пирующих: «Где Миндаугас?», «Да здравствует Миндаугас — великий князь!», «Да здравствует...»
Как будто бы просил я славословий!
Нет, не просил.
Ах, люди, люди... люди!
Меня таким увидеть вы хотите,
Каким себя увидеть не хочу.
Так, значит, я таким обязан быть,
Иначе я не главный,
Я не тот,
Которого сегодня вы избрали.
Так выучусь и этому...
Придется...
Как облегчить тот груз, что я несу?
О боги, дайте твердости и сил!
Совсем себя забыть мне помогите!
Занавес
Белый летописец. Черный летописец.
Черныйный летописец.
Как хитро он использовал известье,
Которое гонец принес на пир!
Давно он жаждал власти.
Ждал давно
Удобного момента — и дождался.
Белый летописец.
Теперь ты видишь сам, что могут факты
Сказать о человеке?
Ничего.
Как благороден он
И как страдает!
Черный летописец.
Да разве у владык бывает сердце?
Они понять не в силах боль другого,
Собой всецело заняты всегда.
И только притворяются,
Что время
Проводят в размышлениях о нас.
Правители — всего лишь только троны,
Короны, распри, заговоры, козни
Под маской слов красивых да идей,
Чтобы себе и нам казаться лучше.
Правители — рабы.
И потому
Их можно лишь жалеть,
Но было б глупо
завидовать владыкам и царям.
Белый летописец.
Да я и не завидую, а только
Понять стараюсь.
Черный летописец.
Что ж тут не понять!
Любой из нас рождается владыкой.
Спасибо небесам за то, что мы
Владыками становимся не часто...
2
Замок Миндаугаса. Миндаугас, Висмантас и другие.
Миндаугас.
С благополучным возвращеньем, князь!
Что в Жемайтии, Висмантас?
Я начал
Тревожиться.
Ответствуй поскорей,
Каков ответ?
Висмантас.
Мне Викинтас ответил,
Что дочь свою не выдаст за тебя.
Миндаугас.
Он объяснил тебе по крайней мере
Причину?
Висмантас.
Да, сказал, что ты теперь
Владеешь всей Литвой объединенной.
И он понять не может, почему,
Едва оплакав первую супругу,
Ты бросился искать себе другую.
Еще просил, не то чтобы всерьез,
Но и не в шутку, передать,
Что надо
Искать жену поближе,
Может быть,
Под боком где-то надо бы пошарить.
Миндаугас (вздрагивает).
Что это значит? Висмантас.
Я и сам не знаю...
Еще сказал, что дочь его, увы,
Другого полюбила
И что он
Не может заставлять ее насильно...
Миндаугас.
Другого полюбила?
Хорошо.
Итак, теперь ты, Висмантас, увидел,
Что я старался князя Жемайтии
Склонить на нашу сторону
И даже
Сам породниться предложил ему.
И все — чтоб только избежать войны.
Но с ним так трудно стало говорить,
С тех пор как победил он под Шяуляем.
Неужто он настолько близорук? Висмантас.
Честолюбив безмерно, да и старый.
Нам молодые головы потребны. Миндаугас.
И мы стареем, Висмантас,
И мы.
Однако кое-что успели сделать,
Успели, потому что о себе
Не очень-то заботились.
Ну что же,
Продолжим труд.
Начнем наш новый день.
Нелегким будет он,
Совсем нелегким.
Уж лучше б вовсе не было таких.
Итак, начнем с того,
Что нам дороже.
Вели позвать мне дочь.
Входит Р а м у н е.
Ты что грустна?
Или опять ты плакала?
Р ам у н е
Сегодня
Мне снова снилась мамочка всю ночь.
Отец, послушай!
Волосы мои
Она всю ночь расчесывала молча.
Когда ж я наконец, не утерпев,
Спросила, почему она молчит,—
Она вздохнула тяжко,
Но ответа
Я так и не услышала.
М и н д а у г а с.
А… ... сны...
Р а м у н е.
Но почему она тогда молчала?
М и н д а у г а с.
Ах. доченька, откуда же я знаю,—
Мы явное понять порой не в силах.
Нам люди неясны.
А ты о снах...
Но я тебя позвал не для того,
Чтоб сны перетолковывать.
Я думал
О будущем твоем.
ты стала взрослой.
Р а м у н е.
Ты мамочку нисколько не любил?
М и н д а у г а с.
Ты выросла уже, и долг отца —
Все сделать, чтобы ты была счастливой
И чтобы пользу принесла Литве.
Р а м у н е.
Но о какой ты пользе говоришь?
И может ли быть девушка полезной?
М и н д а у г а с.
Тебе уж время замуж, дочь моя.
Р а м у не
Зачем. когда мне хорошо с тобою.
Миндаугас.
Дитя мое, я знаю, что неплохо,
Но мы еще должны так много сделать!
Рамуне.
Так сделай — ты могущественный, мудрый. Миндаугас.
Что я могу один?
Рамуне.
Но я готова
Тебе помочь.
Миндаугас.
О, если так— прекрасно.
Я так и думал, ты меня поймешь,
Ведь ты же кровь моя.
Теперь послушай.
Тебе я выбрал мужа
Молодого,
Красивого,
Он храбрый и богатый.
С ним будешь ты счастливой.
Рамуне.
Кто же он? Миндаугас.
Он наш сосед. Князь Галича,
Рамуне.
О боги!
Отец! Из дома — в край чужой и чуждый!
Нет, нет, я не пойду!
Что хочешь делай!
О, если б мамочка жива была,
Она бы никогда не согласилась.
Миндаугас.
Она б не стала мне противоречить.
Рамуне.
Ты мамочку нисколько не любил!
Миндаугас.
А кто любил меня?
Кто и когда?
Кругом один обман, коварство, ложь,
А я любить и всех жалеть обязан. (Успокоившись.)
Нам нужно, чтоб восточная граница
Хоть на ближайший срок была спокойна.
Иди готовься.
Через две недели
Прибудет твой жених.
Рамуне.
Я не могу!..
Отец!.. О, пощади меня! Не надо!
Я этого не вынесу! Умру!
Миндаугас.
От этого никто и никогда
Не умирал еще.
(Про себя.)
За исключеньем,
Пожалуй, только матери твоей...
Ступай, Рамуне. Хватит.
Уведите! Рамуне (кричит).
Отец, ты не любил ее совсем!
Висмантас уводит Рамуне и возвращается.
Висмантас.
Ты мог быть с ней поласковей,
Хотя бы
По той причине,
Что она еще
Совсем ребенок.
Миндаугас.
Ты предполагаешь,
Что на сердце спокойно у меня?
Иль не отец я?
О, какая ноша!
Какая тяжесть!
Не хватает сил.
Висмантас.
Да не тоскуй.
Она привыкнет вскоре
И даже будет счастлива.
Миндаугас.
Быть может...
Но Викинтас сынов и дочерей
Не заставляет силой...
(Вздыхает.)
Кто там дальше?
Висмантас.
Князь Виликайла из Шашоляй.
Миндаугас.
Вот как?
Ну что ж, проси.
Надеюсь, слез не будет?
Висмантас.
Но, может, будет кровь.
Поберегись.
Входит Виликайла.
Миндаугас.
Входи. Добро пожаловать! Я рад.
Слыхал, что удалось тебе создать Отряд
И что совсем небезуспешно
Ты обучаешь Всадников своих.
Виликайла.
Э, да какой отряд,
Одна морока...
Всего, наверно, сотни полторы,
И те верхом не выучились ездить.
Миндаугас.
Но для чего тебе такое войско?
Виликайла.
Мне кажется, что в наше время каждый
Обязан знать, как оседлать коня.
Миндаугас.
Да, Виликайла,
Ты, конечно, прав.
Учи мужей военному искусству... (Пауза.)
Но с кем же ты намерен воевать?
Виликайла.
Зачем ты, князь, позвал меня?
Миндаугас.
Понятно.
Ты переходишь к делу?
Хорошо.
Ты, Виликайла, может быть, слыхал
О том, что мы зимой завоевали
Богатый и красивый город Слоним.
В и л и кайла.
Еще бы! Ну конечно, как не знать!
Мин д а у г а с.
А ты не знаешь, по какой причине
Отсутствовали всадники твои,
Все как один^
В и л и кайл а.
()ни еще готовы
К таким сраженьям не были тогда.
М и н д а у г а с.
Да, да, понятно...
Не были готовы...
Так я уже сказал тебе, что Слоним
Богат, и знатен, и высокочтим,
К тому же и красив.
Но вот несчастье:
Поныне князя не имеет он.
Как ты считаешь —
Было б некрасиво
Оставить без правителя его?
Там до сих пор наместник наш...
И только...
В и л и к а й л а.
Ну, ясно, что без власти...
Миндаугас.
Молодец!
Я этого и ждал.
Что ж, Виликайла,
Коль так, то я тебя благодарю.
В и л и к а й л а.
Благодаришь?
За что?
Не понимаю.
М и н д а у гас.
А я-то думал, что уразумел. (Внезапно.)
Наместник в славном Слониме тебя
Ждет, чтобы власть скорей передоверить,
И хочет находиться в курсе дел,
По крайней мере
Уточнить, когда
Ты выезжаешь.
Мне бы тоже надо
Об этом знать заранее.
Когда?
Виликайла.
Я? Власть?
Что означают эти речи?
Изгнанье...
Миндаугас.
Нет. особое доверье.
Я полагаю, что необходимо
Тебе отбыть без промедленья в Слоним.
Виликайла.
Ты высылаешь князя из Шашоляй
За то, что дружит с Даумантасом он?!
Ты нас боишься? Миндаугас.
Будем откровенны.
За соучастье в заговоре
Ты,
Как Эдвилас и Вишлис, мог сегодня
Висеть в петле.
Но ты еще мне нужен.
Я дам тебе возможность искупить
Свою вину.
Иди и подчиняйся.
Виликайла.
Я не поеду.
Здесь моя земля!
Миндаугас.
Поверь, земля везде одна и та же.
Виликайла.
Я буду защищаться!
Миндаугас.
Поздно.
Стража,
Сопровождайте князя в город Слоним
И проследите,
Чтоб его с почетом
Встречали повсеместно!
А потом,
Когда приедешь и на новом месте
Надежно обоснуешься,
Тогда
Пошлю тебе семью,—
Она покамест
Останется заложницею.
Виликайла.
Перун!
Как можешь ты молчать!
Миндаугас.
Теперь зима...
А Даумантасу передай при встрече,
Чтоб он остановился наконец.
Мне жаль его,
Мы все же свояки.
Надеюсь, расстоянье и разлука
Не помешают вашей прежней дружбе.
А всадники твои
Мне пригодятся.
Спасибо, Виликайла.
Ха-ха-ха!
Виликайла в сопровождении стражи уходит.
Кто там остался
В и с м а н т а с.
Дауспрунгас.
Миндауга с.
Зови.
Он ждать не любит, да еще и братец.
Висмантас уходит.
Входит Д а у с п р у н г а с.
Д а у с п р у н г а с.
Хвала богам! Миндаугас.
Хвала богам за то,
Что и сегодня я тебя увидел
Здоровым и живым.
Как урожай?
Как пасеки,
Не очень ли замерзли?
Д а у с п р у н г а с.
Сегодня я хотел поговорить
С тобою о другом. Миндаугас.
Представь, я тоже.
Д а у с п р у н г а с.
Скажи что означают эти слухи,
Все эти ужасающие речи,
Что о тебе везде ведут:
Повесил,
Изгнал,
Прикончил?
М и и д а у г а с.
Дауспрунгас, увы...
Все это так...
Д а у с п р у и г а с.
Но как тебя выносит
Земля? Минда у г а с.
Я сам все время удивляюсь.
И радуюсь.
Дауспрунгас.
А я все вспоминаю,
Каким ты был —
Хорошим, нежным, добрым,
Льнул к матери.
Как все тебя любили!
Никто не думал, что потом в тебе
Внезапно зверь проснется.
Расползались
Повсюду слухи, будто и жене
Ты в гроб помог отправиться...
М и н д а у г а с.
Молчи!
О брат, хотя бы ради нашей дружбы.
Иначе.., за себя я не ручаюсь.
Д а у с п р у н г а с.
Ты заставляешь замолчать меня.
Но как ты замолчать заставишь совесть?
М и н д а у г а с.
Не прикасайся!
Эту боль и муку
Я выбрал сам.
Я знал, что будет трудно.
Но не предполагал, что будет так...
Не верил.
Д а у с п р у н г а с.
Бедный брат! М и н д а у г а с.
Я, брат, не бедный.
А бедным был бы,
Видимо, никто
Меня бы не боялся,
Д а у с п р у н г а с.
Но зато
Любили бы,
О Миндаугас! Любили!!'
М и и д а у н г а с.
Влип г держится
Не на любви —
На прахе.
Вот разберутся и тогда полюбят.
Поймук что был я прав.
Поймут, что нет
Пути иного и другой любви.
Что гтлучил я?
Ничего, как видишь.
Я по кусочкам собирал Литву.
Д а у с п р у н г а с.
Ты кровью их слеплял... Миндаугас.
Что кровь слепила,
Того огню с водой не разделить.
Ах, Дауспрунгас, я был дурак,
Я верил,
И кто принес?
Кто приложил?
Никто.
И все-таки я сделал государство.
Которое уже сегодня может
Сопротивляться войску крестоносцев.
Еще десяток лет — и мы спасем
Себя, потомков.
Дауспрунгас.
Но какой ценой!
Какой ценою, брат'
Кто мог подумать
О том, что вдруг литовцам станет тесно
В Литве.
Начав убийства, разве мы
Не подали дурной пример потомкам?
М и н д а у гас.
Но цену предложил не я... Дауспрунгас.
Однако
Ты создал новоявленного бога,
Назвал его Литвой!
Ну хорошо.
Я верю,
А точней — хотел бы верить.
Но и подлец тогда имеет право
Жечь именем Литвы и убивать,
Насиловать и грабить, прикрываясь
Святым и чистым именем ее.
Как отличить, где подлинный пророк,
А где ненастоящий?
М и н д а у г а с.
Я не знаю.
Я ничего не знаю. Замолчи!
Зачем ты сердце наполняешь ядом?
Зачем сомненья сеешь,
Убивая
Единственную и святую цель,
Которую я пред собой поставил?
Я должен твердым быть.
Но я всего лишь...
Я только человек.
И потому
Давай поговорим сейчас как люди
О чем-нибудь другом,
Как при отце.
Ты помнишь, брат?
Как прежде,
Как когда-то... Дауспрунгас.
Зачем же ты
Позвал меня сюда,
Коль откровенно
Говорить не хочешь?
М и н д а у г а с.
Мне, Дауспрунгас, хотелось бы, поверь
Чтобы всегда ты был со мною рядом.
Ты у меня один теперь остался.
Ты справедливый, праведный,
И мне
Так пригодились бы твои советы.
Твой ясный ум и сердце.
Может быть,
Ты мне помог бы избежать ошибок.
Мою мечту возвысил до небес.
Ты знаешь, что верховный жрец мой умер?
Пожалуй, ты бы мог его сменить
И послужить отчизне, мне и людям.
Д а у с п р у н г а с.
А как — богам? Миндаугас.
Ну, ясно, и богам!
Дауспрунгас.
Так ты всерьез? Миндаугас.
А почему бы нет? Дауспрунгас.
Но это просьба или же приказ?
М и н д а у г а с.
Пока что только просьба. Дауспрунгас.
Если б я
Не верил, что тебе бывает трудно.
Я бы еще подумал.
Но теперь...
Я соглашаюсь.
Миндаугас (падает на колени).
Брат, прости меня!
Что я наделал!
Как отныне буду
Смотреть в твои глаза?
Пинай меня
И плюнь в лицо
Ничтожества и труса! Дауспрунгас.
Но что случилось? Миндаугас.
Ты теперь остался
Без вотчины и дома.
Я велел
Отправить войско, чтоб твою семью
Забрать и привезти сюда.
И скоро
Она прибудет.
Боги, как я мог!
Д а у с п р у н г а с.
Зачем ты это сделал?
Я и так
Добром бы согласился.
М и н д а у г а с.
Лучше б ты
Не соглашался вовсе...
Подожди!
Я тотчас же людей пошлю с приказом,
Чтоб всех обратно возвратить назад.
Прости меня! Дауспрунгас.
Не проявляй поспешность —
Теперь ты ничего уж не изменишь.
И в сердце не вернешь уже того ?
Что из него ушло. \
Ты — властелин.
Ты и в несправедливости своей
Обязан оставаться правым, грозным.
Но только...
Почему ты с братом так?
Миндаугас.
Мерещилось порой,
Что слишком часто
Они бывают у тебя в гостях —
И Викинтас и Даумантас.
Когда же
Я попросил мне воинов прислать,
Ты выслал мне зерно.
И я подумал,
Что и тебя втянули в этот круг,
И порешил
Из заговора вырвать
Хотя бы брата
И, пока не поздно,
Спасти от страшной гибели.
Ошибка...
А если ты... и вправду?
Дауспрунгас.
Знай же, брат,
Что я не лгу.
Мне только в этот миг
Открылась подозрительность,
Которой
Наполнил ты Литву.
Уж если брату
Не доверяешь ты —
Кому тогда?
М и н д а у гас.
Везде одно и то же:
Ложь, измена,
Коварство, распри, заговоры...
Хватит!
Я не могу...
Д а у с п р у н г а с.
Не это важно!
Ты
На недоверье создал государство.
Не та основа.
Разве я теперь
Тебе решусь поверить?
Подчиниться —
Еще могу.
Ну а поверить — нет.
М и н д а у г а с.
Прости, мой брат!
Д а у с п р у н г а с.
А что еще мне делать,
Как не простить?
Ты сильный и могучий,
Тебе все будет прощено.
А мы?
Кто мы? Куда идем? И для чего?
Ужасен бог, которому ты служишь
И силой заставляешь нас служить.
М и н д а у г а с.
Не я его создал...
Он есть и будет.
Он в нас живет.
И только вы, слепые,
Не видите опасности.
Вы крепко
Привязаны к своей земле и замкам.
А дальше не хотите заглянуть.
О, я заставлю вас!
Д а у с п р у н г а с.
Но принужденье
Еще не означает правоты.
И мы опасность видим,
Потому-то
И выбрали тебя.
Ты наш кулак.
Мы подняли его.
Но опасаюсь,
Что он теперь падет на нас самих.
(Выходит.)
М и н д а у гас (кричит вслед).
Нет, не могу я властвовать,
Когда
Всяк — сам себе правитель!
Что же, люди,
Вы сделали со мной?
И для чего
Такой я нужен вам?
Ведь вы меня
Разъяли на куски,
И как теперь
Я соберу себя?
Как воедино ;
Собрать из черепков разновеликих
Во всех сердцах различную Литву?
Долгая тишина. Входит Висмантас.
Ты, Висмантас?
Висмантас.
Я.
Миндаугас.
Помолчим.
Ты видишь
Тот бор, что за рекой?
Висмантас.
Ну да, конечно:
Он тянется за Неманом до Пруссов.
Миндаугас.
А из чего, скажи, он состоит?
Висмантас.
Он состоит из множества деревьев.
Миндауга с.
Из множества...
Что ж их соединяет
В такой широкий и могучий лес?
Висмантас.
Не ведаю.
Наверное, земля.
Миндаугас.
Но почему ж та самая земля .
Объединить людей никак не может,
А только разделяет их?
Ведь каждый
В отдельности — как дерево — один.
В и с м а н т а с.
Не знаю.
М и н д а у гас.
Нет, ты все-таки подумай.
Ты должен знать.
Обязан.
Висмантас.
Может быть,
Все это потому, что у деревьев
Земли всегда не много и не мало,
А ровно столько, сколько нужно им
Действительно.
Не то — у человека.
Ему земли всегда недостает.
Вот почему она разъединяет
И нас врагами делает.
М и н д а у г а с.
Ты прав...
Ты хорошо сказал.
Но ведь она
Должна была и нас объединить,
Собрать в одно, как множество деревьев?
Хотя бы в купы или просто так.
Молчи. Я сам скажу:
Она могла бы,
Но ей по нраву властвовать над нами.
Приятно наши страсти наблюдать
И отдаваться тем, кто пожаднее.
Распутница! Бессовестная баба!
Висмантас.
Как говоришь ты о земле, властитель? Как можешь ты? Земля — она святая.
Миндаугас.
Святая? Ничего святого нет.
Ведь даже боги нас разъединяют.
И те у всех различны! Даже боги!
Лишь я один хочу объединенья.
Нам всем необходим единый бог.
Я так мечтал, чтоб им была Литва.
Но этот бог пока еще не признан.
Признают ли когда-нибудь —
Не знаю.
Как люди в этот год?
Здоровы? Сыты?
В достатке ли имеют хлеб и мясо?
Висмантас.
Как кто.
Зима-то затянулась нынче.
Миндаугас.
Еще отец мне говорил о том,
Что день необходимо завершать
Полезным, добрым делом,
Что оно
Перерастает за ночь в день хороший.
Вели же завтра склад с зерном открыть
И каждому отсыпать ржи полмеры.
Тем, у кого в семье народу много,
Еще и от себя прибавь.
Скажи,
Что этот хлеб дает Литва,
Что князь
Хотел бы больше дать,
Но что ему
Не позволяют мелкие князья,
Начальники и всякие порядки.
Висмантас.
Твое желанье выполнено будет.
Миндаугас.
Как низко покупать за ломоть хлеба
Признательность!
Но что же можно сделать,
Когда таков и человек, и мир!
Поймут, быть может, через хлеб
Литву,
Почувствуют
И вкус ее узнают.
Как роженица, Висмантас?
Как сын?
Висмантас.
О, я такой счастливый!
Ты же знаешь
О том, что Морта вышла за меня
По принуждению отца... Миндаугас.
Да, да.
Висмантас.
Когда мы переехали в твой замок,
Она заметно вдруг повеселела
И стала постепенно привыкать.
Но вот детей все не было.
Я думал,
Что сам виновен...
Все-таки горбун.
А тут вдруг сын!
О, я такой счастливый!
Миндаугас.
А имя сыну выбрали?
Висмантас.
Руклис.
Миндаугас.
Хорошее.
Висмантас.
Так Морта пожелала.
Миндаугас.
Ты, Висмантас, мне много помогал.
И хочется добром тебе ответить.
Позволь же подарить
Руклису замок
Сударве.
Там красивые места
И, кажется, пока еще спокойно...
Висмантас.
О, как мне, князь, тебя благодарить?!
Миндаугас.
Благодарить не надо.
Ты позволишь
Зайти поздравить Морту?
Висмантас.
Ну конечно!
Она сегодня о тебе справлялась.
Ей так приятен будет твой приход
Миндаугас.
Я к ней зайду.
Желаю доброй ночи!
Висмантас уходит.
Ну как, доволен ты своей работой
Два дела, совершенные тобой,
Поистине добры и справедливы:
Ты сунул людям скудный ломоть хлеба
И собственному сыну подарил
Свой замок!
Все дела — в свою же пользу!
А может, вовсе нет хороших дел?
И то, что я насильно выдал дочь.
Что подло обманул родного брата.
Что выслал Виликайлу,—
Может быть,
Все это им самим пойдет на пользу.
Нет ни хороших, ни дурных деяний.
А что же есть?
Есть ложь, и только ложь. (Идет.)
Занавес опускается.
Увидел Белого летописца.
Все пишешь?
Неужели ты серьезно
Решил меня в историю ввести
И сохранить по мне святую память?
Белый летописец.
Я выполняю вашу волю, князь.
М и н д а у г а с.
Что ж написал ты, например, сегодня""
Белый летописец.
Я написал о том, как трудно вам,
О том, что замуж выдали насильно
Родную дочь,
Что брата обманули,
Что Виликайлу выслали силком
И что на недоверье и обмане
Пытаетесь построить государство.
Миндаугас.
Довольно.
Неужели так и пишешь?
Белый летописец.
Здесь только правда.
Миндаугас.
Ты не знаешь правды,
Сейчас же вырви то, что написал.
Сожги скорей!
Эй, стража, взять его!
Денек-другой на хлебе и воде
Ему о правде поразмыслить надо.
Белый летописец.
Тебе, как видно, князь, нужны такие.
Кто думает совсем не то, что пишет
Миндаугас.
Я знаю сам, какие мне нужны.
Стража ведет Белого летописца. Встречают Черного летопись
Черный летописец.
Вот видишь,
Сколько раз я говорил,
Что главное — лишь факты.
Белый летописец.
Здесь
Лишь факты.
И только...
Не могу понять...
Черный летописец.
Поймешь!
(Хохочет.)
з
Горница Морты. М и н д а у г а с и Морта.
М и ндауга с.
Я посмотреть хочу на человека, Который родился не из насилья, А из любви.
М о р т а.
Он только чю заснул.
Мо и сейчас ты сможешь разглядеть.
Как он безумно на тебя похож.
Мне Висмантас сказал, что ты сегодня
Решил ребенку замок подарить.
Счастливым будет…
М и ндауга с.
Морта, ты ведь знаешь:
Счастливыми нас делают не замки.
Счастливым будет, коль ему удастся
Литву увидеть крепкой и единой,
Коль снимет урожай,
Который мы
Посеяли с таким большим трудом.
И лишь тогда счастливым будет,
К с. а и
Он не узнает.
Что его отец
Взглянуть приходит на него как вор.
Счастливым будет…
М о р т а.
Перестань, прошу...
М и н д а у г а с.
А может быть, и я счастливым буду.
Когда его, взяв на руки тайком
Начну ласкать.
Хоть может, по щеке
Xоть раз прольются радостные слезы,
Не слезы даже, пусть одна слеза.
И это будет горькая отрада —
Все то, что мне досталось от любви.
Ведь и в моих глазах
Должно быть место
Хоть для одной-единственной слезы.
Хоть для одной...
Мне больше и не надо.
И та слеза
Слезою счастья будет,
Слезою благодарности богам
За благодать дышать и жить на свете.
М о р т а.
О, перестань!
Молю, остановись!..
Твои мученья наблюдать не в силах.
Я и сама...
Как часто я тайком
Через окно следила долгим взглядом
За тем, как ты пересекаешь двор.
И тотчас же тебе подводят слуги
Коня,
И ты рассеянной рукою
Оглаживаешь круп,
Садясь в седло...
Ах, Миндаугас,
Ведь своего коня
Ты гладишь чаще,
Чем меня ласкаешь!
Но ты уже в седле, и сразу стража
Распахивает для тебя ворота
И опускает мост...
И я, забыв,
Что делаю,
Уже себя не помня,
Бросаюсь к двери,
Одного желая —
Вцепиться в стремя твоего седла
И чтобы конь меня по всей земле
Тащил, топча,
Мне это все равно —
Лишь только бы всегда с тобою рядом.
Пусть так, но только около тебя.
Спохватываюсь вдруг и, замерев,
Улавливаю слухом, как гремит
Тяжелый мост под шагом лошадей.
А я лежу в бессилье на пороге
И слушаю удары,—
Так судьба
Слепая
Топчет сердце мне
Стопами...
Потом я долго, терпеливо жду,
Как подаянья, твоего объятья
И слова, ну хотя бы одного,
Пустого даже.
Или просто взгляда.
Пусть беглого,
Но все же твоего. Миндаугас.
Я тоже, Морта, жду.
И жду так долго,
Что поседел.
Но продолжаю ждать
И в ожиданье счастья,
Как ребенок,
Обманываю собственное сердце,
Питаю душу крохами надежд.
Я столько лет страдал, но, как и прежде,
Не смею посмотреть в глаза людей,
Себе боюсь открыть свою же душу.
Морта.
Но ты мужчина,
Ты большой, ты сильный,
Ты должен,
Ты обязан
Что-то сделать.
Убей его!
Так дальше невозможно.
Миндаугас.
Подумай, Морта, что ты говоришь!
Убить его из-за любви?! Опомнись!.. Морт а.
Тебе-то хорошо, ты словно гость
В мою постель приходишь и уходишь...
Ты даже и на ложе властелин.
А я страдаю от объятий мужа,
Бессильных, жалких,
От его любви,
Которая горбом его тяжелым
Лежит на мне и давит...
Ради сына
Сними ее с меня! Миндаугас.
Я все решил.
Ты вместе с сыном переедешь в замок,
Подаренный ему,
Чтоб долго-долго
Сюда не возвращаться.
М о р т а.
Как же так?..
И ты меня не будешь навещать?
Миндаугас.
Я иногда, охотясь, загляну
На сына посмотреть и на тебя.
Быть может, расстоянье нам поможет
Проклятый этот пламень погасить.
Морта.
Ты хочешь все забыть?
Нет, невозможно!
Я не уйду,
Вцеплюсь в порог зубами,
В тебя вцеплюсь... Миндаугас.
Ах, милая, не знаю —
Так будет лучше, может быть...
Морта.
Не будет!..
Не будет лучше! Помогите, боги!
Быть может, есть еще какой-то выход!..
М и н д а у г а с.
Подумаю...
Но вряд ли...
Мне пора.
Прости... Пойду.
Спокойной ночи, Морта.
Я буду тосковать.
М о р т а.
Спокойной ночи!
Я в ожиданье превращусь,
Но только
Ты приходи...
О, только приходи!
(Уходит.)
Входит Висмантас.
М и н д а у г а с.
А, Висмантас! Где ты бродил так поздно?
Теперь,
Как молодой отец,
Ты должен
Побольше дома быть.
Висмантас.
Ах, князь!
М и н д а у г а с.
В чем дело?
Висмантас.
Я ожидал тебя.
Хотел спросить.
Миндаугас.
Так спрашивай же, Висмантас.
Висмантас.
Не в силах...
Не поворачивается язык!
Друг юности моей, Мой брат!
Властитель!
Тебя богами всеми заклинаю,
Скажи мне: неужели это правда?
Миндаугас.
О чем ты? Не пойму.
Висмантас.
Клянусь тебе,
Что не шпионил — шел случайно мимо
Покоев Морты...
Лучше б во дворе
Сломать мне ногу...
Шел случайно мимо...
Как вдруг услышал, что моя жена
Кому-то говорит, что мой Руклис
Не мной зачат,
Что он не сын мне вовсе.
Вот я и ждал тебя.
Ты скажешь правду.
Что ж ты молчишь?..
Зачет же ты молчишь?
Скажи скорей, что это все не так...
Скажи, что мне послышалось...
Миндаугас.
Увы... Висмантас.
Так, значит, это правда?
Значит, правда,
Что ты... что ты... Миндаугас.
Да, это так. Висмантас.
Пусти!
Пойду его поддену на кинжал
И понесу высоко, пусть увидят
Свидетельство того, что не осталось
Ни верности, ни дружбы, ни любви. Миндаугас.
Приди в себя, одумайся! Висмантас.
Ах да...
Я позабыл, что не могу бороться,
Что ты — мой господин,
А он — твой сын,
Что я поклялся верным быть до гроба.
Тогда не остается ничего.
(Падает на кинжал.)
Как просто все... Как все легко... Миндаугас.
О боги!
Вы видели, что я не убивал. (Убегает крича.)
Не убивал!.. Не убивал!..
Занавес
Часть вторая
СЛАВА И МУКА
Белый летописец. Черный летописец.
Черный летописец.
Прошло немало времени с тех пор
Как опочил
Без видимой причины
Советник князя — Висмантас-горбун.
При странных обстоятельствах ушел
В небытие.
И князь, вдову жалея,
А также сострадая сироте,
Взял Морту в жены,
Несмотря на то
Что Спрудейка и Эдивилас,
Братья
Покойного,
Упорно не давали
Согласья своего на этот брак.
В то время князь
На пышную охоту
Их пригласил обоих,
Но была
Охота неудачной —
Оба брата
На ней погибли.
Недоумевал
Весь двор великокняжеский,
Поскольку
Их знали как могучих и бесстрашных,
Со славою прошедших много битв.
Однако на земле, как говорится,
По воле неба всякое творится.
Княгиня родила второго сына,
А все владенья братьев горбуна
В знак высшего почтенья к опочившим
Властитель присоединил к Литве...
Тут, как на грех,— откуда что берется! —
Возникли неполадки с Жемайтией.
И, поразмыслив,
Викинтас решил
Объединиться с войском крестоносцев,
Когда же договор
Подписан был
И началась осада,
Князь понял,
Что ему не устоять,
Что дело пахнет не водой, а кровью.
И тут же повелел своим послам
Скакать немедля
К римскому владыке,
Дабы оповестить его о том,
Что он принять согласен христианство.
Вот так крестился Миндаугас.
И вскоре
Его короновали,
Раздобыв
Из Риги,
Через Стирлянда,
Корону.
Свершилось это все по воле бога.
Год тыща двести пятьдесят один...
К сему прибавить должно,
Что, когда
Над всей Литвой царила эта смута
И Викинтаса Миндаугас в осаде
Держал под Тверай, призывая сдаться,
Он сам был ранен в левое бедро
Стрелой коварной половца
И долго,
Медвежьим жиром смазывая рану,
Лечился,
Пил целительные травы,
Был раздражен и тяжело страдал.
Белый летописец.
Но кто опишет боль и те страданья,
Которые перенесла Литва,
Истерзанная распрями, войной,
Ошибками, быть может, роковыми?
Похоже, что на эту землю боги...
Черный летописец.
Сегодня надо говорить не «боги»,
А «бог».
Белый летописец.
...Похоже, что на этот край
Послали боги все земные беды,
Чтоб в их горниле выковать Литву,
Как закаляют меч двоякоострый,
И чтобы в муках сотвооить десницу,
Крторая поднимает этот меч.
Черный летописец.
Я говорил тебе,
Что в нашем деле
Нужны лишь факты.
Все — лишь только в них.
Красиво говоришь, да пользы мало.
Белый летописец.
Так появились:
Миндаугас-король
И... человек.
Черный летописец.
Ого, их даже двое? Белый летописец.
Вот он звучит
Пронзительней, чем крик,
Но не понять его первопричины.
Он вызван к жизни
Торжеством победы
Или мольбой о помощи,
Но если
Ты услыхал его —
Уже не сможешь
Остаться равнодушным
Среди ночи.
Поднимешься, идешь
И сам кричишь,
И сам уже не знаешь отчего —
От радости земной или от боли.
Вот этот человек:
Огромный пламень,
Он — отогреет,
Он — испепелит.
Он счастлив?
Ну а счастливо ли пламя?
А прав ли он?
Не больше, чем огонь...
Занавес поднимается
1
Большие покои в замке Миндаугаса. Только что окончилось торжество коронации Миндаугаса. Миндаугас и Дауспрунгас.
Миндаугас (снимает и кладет корону).
Ну вот и все. Теперь и отдохнем
От шума, от людей, от поздравлений.
(Разглядывает корону.)
Смотри,
Какая славная игрушка!
Я сам ее как следует еще
Не разглядел,
А только вес нелегкий
Почувствовать успел на голове.
Ее необходимо от детей
Подальше спрятать.
Посмотри на камни:
Как светятся!
Каким огнем горят!
Недаром драгоценные... Дауспрунгас.
А может,
Все это только слезы, слезы, слезы —
Они порой сверкают словно камни,
Но их цена
Дороже во сто крат. Миндаугас.
Как слезы, говоришь...
Но чьи они? Дауспрунгас.
Да тех людей,
Страданьями которых
Ты заплатил за эти камни,
Чьими
Несчастьями
Ты выложил дорогу
К короне. Миндаугас.
Брат! Ведь я не для себя!
Что мне она, когда ее надели
На голову Литвы, не на мою?! Дауспрунгас.
Ах, Миндаугас,
Да разве я не видел,
Как задрожали руки у тебя
И как в глазах сверкнули слезы счастья,
Когда коснулся ты своей короны,
И как при этом исказила рот
Улыбка всемогущества земного.
Миндаугас.
Да, я тогда был горд как человек,
Который вдруг
Достиг желанной цели.
Да, я был счастлив
Как отец, который
Увидел возмужавшего потомка,
Высокий ствол,
Окорененный мощно,
Достойный уваженья и хвалы.
Все, что имел,—
Все отдал без остатка
Ему,
И не осталось ничего.
Ты помнишь ли,
Как под ноги ребенка,
Который делал первые шаги,
Мои враги подсовывали палки,
Чтоб он упал.
А нынче видишь сам:
Из Дании послы — от Вольдемара,
Из Галича, Волыни, из Москвы,
Из Брянска иМазовии
Подарки
Несут Литве,
Приветствуя и славя.
Ты видишь сам...
Д а у с п р у н г а с.
Но все подарки, речи,
Приветствия —
Все это только ложь.
А эти гости просто издевались
Над нашими одеждами, речами,
Богами, обиходом, поведеньем.
Ты выпустил Литву в огромный мир,
Ее в чужие обрядив одежды!
И ты вложил ей в грудь
Дурного бога.
Корону покупая,
Ты на деле
Литву распродаешь,
Под корень рубишь
Все то, что строил сам с таким трудом.
Покамест враг стучался к нам извне,
К нему удача не благоволила,
А нынче
Он ударит изнутри.
Да, изнутри.
В литовские пределы
Ты сам впустил врага
И повелел,
Чтоб мы его почтительно любили.
Так отрекись от чуждой нам короны
И убери распятье со стены!
(Показывает на распятие. )
Миндаугас.
Он мне по нраву.
На его главе
Такая же корона,
Та же мука.
Теперь я понял:
Видно, все короны
Обозначают муку... только муку...
Так поднимите и меня на крест!
(Надевает корону.)
Зане короной я уже увенчан,
Она шипами мне терзает лоб.
Вот капля крови!..
Погляди... Не видишь?..
Ах, ты заметил только ту улыбку,
Ту самую,
Которую всегда
За выраженье радости и счастья
Вы принимали.
А на самом деле
Она всецело выражала боль.
Ты должен был понять!..
Увы, не понял...
Был около меня и не увидел...
Ты должен был почувствовать, что я
Тогда не коронован был,
А распят!!!
Одну из рук
Приколотили вы,
Другую приковали крестоносцы
К тяжелой перекладине креста,
И я лишился рук.
Но я поныне
Еще живой,
Живой!
И потому
Вы, на меня бросаясь,
На две части
Стремитесь сердце разорвать мое.
А я, глупец,
По-прежнему защиты
Еще у палачей своих ищу.
(Показывает на распятие.)
Однако у него
Не только руки
Раздроблены гвоздями.
Недалек
Тот день, когда —
Я это знаю точно —
Мне сеодпе так же кто-нибудь пронзит.
Но и тогда
Вы различите только
Улыбку счастья на моих губах,
По той причине, что на них все так же
Неистребимо
Будет трепетать
Священное,
Единственное слово,
Которое известно мне,—
Литва...
Долгая тишина.
Дауспрунгас.
Похоже, брат,
Что я тебя обидел.
Прости, коль так.
Немолод я уже
И многое поэтому, как видно,
Уразуметь сегодня не могу.
Ты знаешь, как ценю я высоко
Все то, чем ты пожертвовал во славу
Родной Литвы,
И чувствую, как трудно
Тебе сейчас.
Но трудно, брат, и мне.
Вот и подумал я, что будет лучше
Мне отойти в сторонку
И тебя
Оставить в одиночестве.
Друг друга
Не будем мучить.
По родной Литве
Сегодня побродить необходимо,
Прислушаться к тому, что говорят
И чем живут сегодняшние люди.
Тогда, быть может, сызнова пойму
Тебя
И сотворенную тобою
Сегодняшнюю, новую Литву.
А если нет,
Тогда скончаюсь в старой.
Миндаугас.
Решил меня оставить одного?
Но как же я теперь один... Дауспрунгас.
Ты сильный,
Ты понимаешь многое.
Миндаугас.
О брат! Как я тебе завидую!
Я тоже
Все бросил и пошел бы по Литве.
На западной окраине, я слышал,
Есть море.
Море!
Но еще ни разу
Его не видел я, хотя оно
Наш берег омывает.
Дауспрунгас.
Да. Конечно.
Ты даже сам не знаешь, чем владеешь.
Миндаугас.
Я и в родных местах давно уж не был.
Ты помнишь дуб высоко на горе?..
Так посмотри, стоит ли он на месте?
Ступай, спеши, покуда носят ноги!
Вернешься и расскажешь обо всем...
Как я тебе завидую!
Я тоже...
(Показывает на крест.)
Но я уже сказал,
Что здесь, как этот,
Я распят.
Ну а если забредешь
В мои края,
Взберись на холм могильный.
Скажи отцу, что младший сын теперь
Могуществен и славен...
Только счастья...
Вот только счастья так и не нашел.
Иди смотри, запоминай подробней,
Что делает и чем живет Литва.
Дауспрунгас уходит.
(Снимает корону и долго смотрит на нее.)
Теперь могу тебя швырнуть на землю
И растоптать всю эту мишуру,
Все эти побрякушки и стекляшки.
Зачем они, когда не принесла
Ты мне покоя, счастья и свободы,
С моих ладоней не отмыла кровь,
Которую по милости твоей
Мне проливать пришлось
Обильней пота...
Так в чем твое значенье?
Ты — металл
И больше ничего.
Металл — и только.
Такой металл,
Который любят руки,
Запачканные кровью до локтей.
Что ж, радуйся!
В такие и попала...
Власть?!
Если руки у нее чисты,
Что стоит власть?
Кто у кого во власти?
И замирает, стынет в жилах кровь,
Едва начну смотреть на эти камни,—
Мне кажутся они глазами змей,
И шевельнуться я уже не в силах.
Ужаль! Что ждешь?
Вот сердце!
Но тебя
Не выпущу уже до самой смерти.
Мы вместе ляжем в гроб.
Таков обычай.
Пройдет немало лет.
Века, быть может,
Пройдут —
И вот однажды человек
Наткнется на тебя — совсем случайно,—
Нагнется, поднимая целину,
И удивится этой странной шапке,
Столкнет ногой обратно в борозду,
Опять землей засыплет иль дерном.
Тебя не будет, лишь твоя идея,
Как и моя,
Останется витать
Над целиной...
О, как идея власти
Сладка и как горька!
Каким путем
Ты проникаешь в сердце человека
И как уничтожаешь ты его!
А может быть, не ты, а человек,
Не он тебя, а ты его находишь,
Зовешь и манишь,
Кличешь и влечешь,
Как огонек, блуждающий в болоте?
И мы из-за тебя идем на все,
Мы оставляем дом, семью и друга,
Родителей, и верность, и любовь,
К тебе
С опустошенными сердцами
Приходим — догадаться напоследок
О том, что ты — ничто и мы — ничто.
И если ты лишь властвовать способна,
А не служить и не прощать,
Тогда
Сгинь, не мани, оставь людей в покое,
Не обольщай и не смущай меня!
Вбегает испуганная Морта.
Что, Морта? Что с тобою?
Неужели
И ты прельстилась обликом змеи,
Которую теперь носить я должен
Вот здесь — на голове.
Ты помогла
Ее добыть.
Она отныне — наша.
В одном глазу — мученье и любовь,
Ну а в другом — насилие и смута.
Который будет твой?
Который мой?
Морта.
Ах, Миндаугас, постой,
Какой-то страх
Меня томит.
А может быть, тревога,
Неведомая прежде.
Я боюсь…
Миндаугас.
Чего же ты боишься, королева?
Да что с тобой?
М о р т а.
Монах приблудный Зиверт
Меня молитвам учит —
«Отче наш»
И «Верую» —
И говорит о боге
Всевидящем,
Который знает все
И тайные улавливает мысли,
Наказывая строго тех, кто грешен.
И у него есть ад, где вечный пламень
Для грешников горит.
Миндаугас.
Не бойся, Морта,
Есть и у нас, у каждого, свой ад
Здесь, на земле.
Он будет пострашнее.
Морта.
Я думаю, что если бог всеведущ,
Так знает он и то, что я грешна,
Что Висмантаса, мужа своего,
Обманывала,
Исподволь мечтая,
Чтоб он внезапно умер.
И тебя
Хотела страстно.
Боже! Ты всеведущ.
Да, Миндаугас! Он знает обо всем...
Миндаугас.
Не надо слушать этого монаха.
А Висмантас — тебе известно — сам...
Ты неповинна в том, что не любила...
Морта.
Но этот бог... Ты веришь или нет
Всевиденью?
В его существованье
Уверовал? Миндаугас.
Но мне мешает власть
Служить всецело божеству чужому
И слишком верить в собственных богов.
Морта.
Однако должен все же видеть кто-то...
А если нет --- чего же я боюсь?
М и н д а у г а с.
Я прогоню монаха. М о р т а.
Нет, не надо.
Монах не виноват.
Меня молитвам
Он обучает и поведал мне,
Что всем, кто грешен, бог дает возможность
Грех искупить.
Но если могут все...
Теперь молиться буду дни и ночи
И думать только о своей вине,
Пост соблюдать,
И, может быть, спасенье
Душе заблудшей ниспошлет господь. Миндаугас.
Да, он простит.
Ты только успокойся...
(Обнимает Морту.)
Теперь они в глубине сцены — два маленьких человека.
Впереди корона.
Занавес
Белый летописец. Черный летописец.
Белый летописец.
Что ж ты не пишешь, братец? Черный летописец.
Что писать?
Ведь ничего как будто не случилось.
Господствует спокойствие везде,
И я могу трапезовать спокойно. (Ест и пьет.) Белый летописец.
Спокойствие?
Тогда ты слеп и глух.
Тебе бы, верно, больше подобало
Служить кладовщиком в одном из замков —
Зерно бы там просеивал, как факты.
Черный летописец.
Да, это правда было бы недурно —
И мне бы перепало кое-что.
А тут одно лишь знай —
Весь день пиши.
Вот пишешь, пишешь и не знаешь сам,
Доволен ли останется хозяин,
А то ведь может обернуться так,
Что на суку повесят ненароком.
Б е л ы й летописец.
Есть суд превыше этого суда.
Черный летописец.
Здесь? В этом мире?
Не слыхал я что-то...
Б е л ы й летописец.
История свободна и правдива.
Черный летописец.
История? Правдива? Ха-ха-ха...
Кем пишется она?
Кем, как не нами?
А кто такие мы?
Среди людей
Мы просто люди —
Слабы и трусливы,
Завистливы, порочны, голодны.
И тот, кто посильней,
Диктует нам
Основополагающую правду
Свою
И волю властную свою.
Мне надоели эти поученья.
Пиши себе. Я лучше закушу.
Белый летописец
(пишет).
Все беспощадней
Тяжкие раздумья
Властителя терзали.
Но теперь
Он отказался от противоборства
И подчинил себя великой цели,
Которая была его судьбой,
Его избраньем и предназначеньем,
И наблюдал угрюмо, как во имя
Великой цели
Догорало в нем
Все то, что составляло человека,—
И оставался только властелин,
Который ищет самого себя
В себе самом.
Но только серый пепел
И черная зола
В его горсти.
2
Мастерская горшечника в замке Миндаугаса. М и н д а у г а с и С т а р и к
М и н д а у г а с (входя с короной под мышкой).
Давно тебе хотел я показать
То, чем Литва еще не обладала. (Показывает корону.)
С т а р и к
Хорошая работа. Надо было
Сказать — и я бы вылепил не хуже.
М и н д а у г а с.
Но глина — материал недолговечный.
С т ар и к
Так ведь ничто не вечно, властелин! Миндауг а с.
Зови меня по имени, как прежде. Старик
Так как же с ней теперь нам поступить?
Была бы шапкой — ты б ее повесил
Куда-нибудь на стену возле двери,
Горшком была б — на полку водрузил. Миндаугас.
Ну что ж, поставь ее с горшками рядом. Старик
Быть может, хочешь пальцы поразмять
И что-нибудь слепить из этой глины?
Какие руки были у тебя!
Ты мог бы стать, наверное, первейшим
Горшечником Литвы. Ну а теперь... Миндаугас.
Теперь — король,
Король всея Литвы.
Подай-ка мне, старик, вот эту доску,
«Литву» подай...
Старик (приносит доску, на которой вылеплена из глины карта Литвы).
Так ты пришел опять
Приклеивать захваченные земли?
Я говорил тебе уже не раз,
Что крепкую и стоящую вешь
Из одного куска обычно лепят.
А ты берешь, как ласточка,—
По крошке.
Работа несерьезная...
М и н д а у г а с.
Старик!
Скажи мне честно: что такое глина?
Она и есть земля.
А ведь земля
Повсюду и везде одна и та же.
Возьму кусок, руками разомну
И чувствую — податлива,
А если,
А если поддается — прилеплю
К «Литве».
Как разрослась! А ведь когда-то
Была клочком меж Неманом и Нерис,
Когда ее творить я начинал.
Теперь не то, что прежде,—
Видишь сам.
Так согласись, работа неплохая.
Старик.
Все может быть.
Тебе видней. Однако
Я знаю землю и скажу тебе,
Что, слепленная так,
Держаться долго
Она не сможет.
В этом вся беда.
Чуть что — глядишь, развалится на части,
А может, и рассыплется совсем.
М и н д а у гас.
Ты говоришь об этой вот «Литве»..
О ней...
А может быть, о настоящей? .
Старик.
Я говорю об этой и о той.
М и н д а у г а с.
Известно ли тебе, что без остатка
Здесь жизнь моя
Что больше ничего
Не сделал я?
Старик
А тот горшок? Послушай,
Как он звучит!
А этот
Спору нет,
Когда-то были золотые руки.
Миндаугас.
Был молодым, когда лепил.
Оттуда
Они звучат.
Теперь и звук не тот.
Старик.
Все зазвучит, коль глина хороша
И на любви замешена с любовью.
Миндаугас.
Ты говоришь — с любовью?
Ах, старик,
Когда бы знали вы, с какой любовью
И день и ночь.
Всю жизнь
Мою Литву
Я создавал!
Ей отдал без остатка
Всего себя —
Свою мечту и волю,
Тоску по счастью, разум и порыв.
Нет никого, кто отдавал ей больше,
Чем отдал я.
Послушай, как звучит!
(Ударяет по глиняной «Литве».)
Старик.
Молчит, а не звучит.
Любой горшечник
Горшок, звучащий так,
Разбил бы сразу. Миндаугас.
Вот видишь.
А ведь, кажется, сполна
Все посвятил и отдал этой глине.
Старик.
Но я уже сказал тебе, что ты
Неправильно лепил... Миндаугас.
Ту или эту?
Старик.
И ту и эту...
Миндаугас.
Ерунда, старик!
Дай срок. Еще услышишь, как однажды
Она звучать начнет, когда работу
Я завершу и обожгу, как глину,
Мою Литву,—
Ого, как зазвучит!
Весь мир услышит этот звук...
И все же...
Как завершить?..
Леплю, леплю, леплю.
Конца не видно.
Может быть, все время
Необходимо создавать державу,
Лепить отчизну,
Потому что, если
Остановиться,
Родина умрет.
Да, да, все время надобно, все время
Лепить, и обжигать, и вновь лепить.
Так неужели мне не суждено
Услышать, как звучит мое деянье,—
Не суждено тому, который начал,
Который сделал все из ничего!
И мог бы нынче выковать корону
И сделаться счастливым.
О старик,
Невыносимо пусто мне,
Но страха
Не чувствую в душе.
Да и чего
Бояться, если ни богов, ни бога,
А может быть, и смерти нет.
Она
Мне принесет покой и вечный отдых
И навсегда освободит от тела,
От этой горстки пыли, из которой
Пророс один лишь стоящий росток —
Моя Литва.
Но эта горсть сухая
Уже не знает, чем кормить его,—
Пуста, как грудь, которую ребенок,
Всю высосав, сосет, не отпуская,
Хотя не получает ничего.
А знаешь ли, как мучается мать,
Когда уже кормить ребенка нечем?..
С т а р и к.
Всего три бога на моем веку —
Огонь, вода, земля —
Имели дело
Со мной.
И смею думать, что теперь,
В конце пути,
Я разгадал их тайну.
М и н д а у г а с.
Так в чем она?
Старик.
Да только в том, что все
Есть лишь вода, огонь, земля — и только,
Все остальное — только проявленье
Огня, воды, земли.
Миндаугас.
Но где же смысл?
Где цель, старик?
Нет, это не ответ...
Старик.
Подумай...
Три совсем различных бога
Единства добиваются,
Хотя
Ведут борьбу всечасную друг с другом.
Вот именно поэтому они
И создали —
Все трое —
Человека.
Но эта нескончаемая битва
И в человеке длится:
То один
Одержит верх, а то другой — победу.
И человек поэтому всегда
Страдает, гибнет.
Но настанет время,
Когда богам удастся наконец
Создать в борьбе такого человека,
Который всех троих объединит,—
И будет только бог.
Один. Бессмертный.
Миндаугас.
А мы с тобой? Мы двое? Что же мы?
Старик.
Мы — только путь к нему.
Преддверье к богу,
Грядущему и праведному.
Мы —
Огонь, вода, земля,
Из нас однажды
Возникнет он. Миндаугас.
Как этот вот горшок?
Ну что ж, тогда хвала горшку из глины —
Он, видно, лучше всех объединил
В себе
И землю, и огонь, и воду.
Чего же больше, если животу
Дает он пищу?
Человеку надо
Набить желудок — вот и вся премудрость.
(Прислушивается.)
Ты что, задумал кошек разводить?
Старик.
Да нет. С чего ты взял? Миндаугас.
А вот смотри!
(Бросает кувшин.)
Из-за кулис выскакивает монах 3 и в е р т.
Так это Зиверт! Я-то думал, кошки.
Куда же я попал?
Зиверт.
Вы, князь, попали
Мне в голову. Миндаугас.
И поделом тебе.
Когда опять подслушивать захочешь,
То повернись на всякий случай задом.
Зиверт.
Да я и не подслушивал, властитель!
Я сообщить хотел тебе о том,
Что прибыло посольство жемайтиицев.
Миндаугас.
Благодарю. Но мне и без тебя
Вполне могли бы сообщить об этом.
Зиверт.
Но я хотел предупредить...
Похоже,
Опять в каком-то сговоре они.
Будь тверд и положись во всем на бога.
Миндаугас.
Сам разберусь, кому мне доверять.
Как поживает королева, Зиверт?
Ты обещал нечистого изгнать
Молитвами.
Зиверт.
Молитвы здесь бессильны.
Она лишилась разума по воле
Всевышнего —
Испытывает он
Лишь тех, кто осенен его любовью. Миндаугас.
Он любит как-то странно,
Твой господь.
Зиверт.
Его дороги неисповедимы.
Миндаугас.
Ну так пойди и разузнай о них.
Будь подле Морты.
Словом утешенья
Недужную, сколь сможешь, успокой...
Займемся жемайтийскими послами.
По правде говоря, уже давно
Жду этой встречи.
Чувствую, монах,
На этот раз они благие вести
Мне привезли.
Не знаю, как тебе...
Опускается занавес
Перед занавесом выбегает безумная М о р т а. Мечется, ища дверь. Одета в рубище. На голове венок из хвороста — корона.
М о р т а.
Закрыли дверь...
Ушли молиться богу...
Должно быть, за меня... за королеву...
За грешницу...
Но разве человек
Когда-нибудь молился за другого?..
Все молятся обычно за себя.
Грех каждого к земле гнетет и клонит,
Но я молиться стану за других.
«Верую в единого бога-отца —
Вседержителя, творца неба и ада...»
О нет! Я в ад не верю, не хочу!
Есть небо, только небо, нету ада...
«Как женился месяц, месяц юный,
На весеннем солнце золотом,
Он прогневал грозного
Перуна
И разрублен был его мечом».
Как это я забыла...
Помню только:
«Он прогневал грозного Перуна
И разрублен был его мечом».
О боже милосердный!
О Перун,
Скажите мне, кому из вас молиться?
Кто лучше понимает человека?
Мне надо помолиться...
Горб грехов
Растет и пухнет на моей спине.
Горб и любовь.
И Висмантас горбатый...
Но горб и есть любовь.
О бог, о боги,
Снимите горб, оставьте мне любовь...
Любовь и горб...
Но если горб исчезнет,
Исчезнет и любовь...
Вы все горбаты...
Да, все.
А я одна молюсь за всех...
Вам не понять, что горб и есть любовь,
Что за любовь молиться надо, люди!!! (Прислушивается. Словно кому-то отвечает.) Иду!
(Убегает.)
Занавес поднимается
Большие покои Миндаугаса. Миндаугас и послы Жемайтии.
Миндаугас.
Что скажете, почтенные мужи?
Коль гнали вы в Литву своих коней,
Я верю, что известья неплохие. Первый посол.
Да здравствует король! Второй посол.
Хвала монарху! Миндаугас.
Спасибо за почет...
Но неужели
Вы долгий путь проделали затем,
Чтоб засвидетельствовать мне почтенье? Третий посол.
Да ниспошлют тебе удачу боги! Миндаугас.
Сегодня надо говорить не «боги»,
А «бог».
Третий посол.
...Да ниспошлют тебе удачу
Благие боги! Четвертый посол.
И вовек да будут
Полны в твоей державе закрома! Первый посол.
А сердце будет полно благодати! Миндаугас.
Издалека вы начали рассказ,
Хоть прибыли совсем не издалёка. Третий посол.
В тебе, властитель,
Чтим мы короля.
Четвертый посол.
Так надлежит приветствовать владыку.
Миндаугас (про себя).
Приветствовать отменно научились.
А подчиняться?
Что ж, благодарю
И вам того же самого желаю.
Однако перейдем к речам серьезным.
Приветствиям — свой час, а делу — время.
Первый посол.
Мы в помощи нуждаемся твоей.
Второй посол.
Да, в помощи твоей,
В твоей защите!
Первый посол.
Не в силах больше мы влачить ярмо.
Миндаугас.
Но от чего я защищать вас должен?
Первый посол.
От ордена.
Второй посол.
От рыцарей.
Первый посол.
От бога,
Насильно покоряющего нас.
От господа,
Который наши рощи
С корнями вырывает, рубит, жжет,
Светильники и жертвенники рушит,
Огонь священный тушит.
Не осталось
Меж нас ни одного,
Кто не простер бы
В тоске и гневе к небу кулаки. Миндаугас.
Коль сжаты кулаки,
Пора ударить.
Чего ж вы дожидаетесь?
Первый посол.
Мы слабы...
Мы посланы воззвать к твоей защите.
Миндаугас.
Я не могу.
Я принял христианство.
И бог и орден —
Для меня закон.
Второй посол.
Тебе любезен бог,
Несущий беды
И разоренье?
Неужели ты
Отцовские обычаи и веру
Забвенью предал? Оглянись вокруг!
Ты ордену спускаешь замки предков,
Леса и пашни Родины своей.
Первый посол.
Не может быть, чтоб не внушила мать
Любви к родным богам
Родному сыну.
Миндаугас.
Не прикасайся к матери моей,
Не вам судить о том, что неподсудно.
Теперь меня послушайте.
Лет десять,
Да, десять лет назад
С кем были вы?
Вы с орденом и богом крестоносцев
Объединились, чтоб меня крестить,
Затеяли поход братоубийства,
Литве противоборствуя.
Первый посол.
Король,
Нас Викинтас обманывал.
Миндаугас.
Молчите.
Еще не все.
Понять вам не дано,
Как велика была и нестерпима
Моя тоска.
Я допустить не мог
Такой войны,
В которой брат на брата
Оружие подъемлет,
А победу
В итоге пожинают крестоносцы.
Я умолял, я вам грозил,
Но ваши
Сердца закрыты были для меня.
О эта слепота!
Вы как слепые
Пошли меня крестить —
Я принял крест.
Вы на мечах несли чужого бога —
Я признаю его и подчиняюсь.
Так, только так,
Смиреньем,
Не иначе,
Я выбить мог тогда из ваших рук
Кровавый меч,
Смертельно занесенный
Над Родиной, над вами, надо мной,
Спасти Литву,
Затем чтобы сегодня
Меня же обвинили вы в измене
Родным богам и жертвенникам.
Братья!
Откроюсь вам, что если я кому-то
Молюсь, то им, и только им одним,
И только перед ними на коленях
Стою смиренно,
Несмотря на то
Что здесь за мной следят повсюду слуги
Чужого бога,
А у этих стен
Имеются всеслышащие уши.
Я знаю, вы страдаете.
Я — тоже.
Вы — из-за вашей вечной слепоты,
А я — за вас, за вас,
Поймите, братья!
Первый посол.
Что говорить...
Ты прав, король.
Да будет
Последней эта страшная война
Безжалостного самоистребленья,
И да послужит нам щитом от бед
Воспоминанье о братоубийстве!
Миндаугас.
О, если б так!
Увы! Еще не раз
Междоусобья, разногласья, свары,
Как свежеиспеченный каравай,
Литву многострадальную
На ломти
Разрежут
Или просто на куски
Руками разорвут
И друг у друга
Начнут, как прежде, вырывать из рук.
Первый посол.
Теперь необходимо нам, король,
Соединить в одну все наши руки!
Миндаугас.
Разумно говоришь.
Я долго ждал
И верил, что слова услышу эти!
Благодарю же, боги, вас за то,
Что цель всей жизни вы не обратили
В ничто.
Вот вам рука моя, десница
Усталая и старая, но вам
Она еще окажется полезной.
Послы.
Вот наши руки! Слава королю!
Вбегает М о р т а. За ней — монах З и в е р т.
З и в е р т.
Держите королеву!
Морта.
Вот вы где!
Меня закрыли и ушли молиться?!
И я хочу молиться за любовь...
«Благословен грядый во имя бога...»
Миндаугас.
Смотрите, жемайтийцы, что с ней стало,
Что с нею сделал христианский бог!
(Показывает на Зиверта.)
Вот что он сделал —
Волк в овечьей шкуре.
Голоса.
Смерть богу христиан!
...Смерть крестоносцам!
...Грабителям проклятье!
Зиверт.
О король!
Что это означает?.. Неужели
Ты с ними —
Против ордена и бога?
Ты должен объяснить!
Миндаугас.
Нет, никому
Не должен я ни в чем давать ответа.
Поэтому задуманное мной
Осуществлю во что бы то ни стало.
А тех людей, которые сегодня
Пришли,
Я ожидал уже давно
И удивлялся их долготерпенью.
Я не могу понять, откуда в нас
Такой избыток рабского покорства?
Зиверт.
А я всегда считал тебя разумным
Политиком и мудрым властелином.
И удивляюсь, как же можешь ты
Не понимать, что рано или поздно
Мы победим.
Зачем губить людей?
Зачем напрасно разрушать костелы?
Миндаугас.
Мой бог — Литва.
Я буду делать все,
Что для Литвы моей необходимо.
Сегодня каждый должен осознать,
Что с орденом борьба и с вашим богом
Объединит Литву,
Спасет ее.
Теперь и жемайтийцы наконец
Постигли, что такое единенье.
Мне, Зиверт, жаль, но будешь ты повешен.
Властитель должен показать пример,
Как с братьями твоими обращаться,
Чтобы отныне помнили и впредь.
Зиверт (поднимает крест).
Ты не посмеешь!
Миндаугас.
Я уже сказал:
Мне очень жаль, но я свой долг исполню.
Эй, стража!
М о р т а (словно проснувшись).
Боже! Ты сошел с ума!
Я умоляю, отпусти монаха!
Он говорил красиво о любви.
(Разум снова покидает ее.)
Учил меня молиться и сказал,
Что снимет горб...
Мой тяжкий горб,
Похожий
На тот, который Висмантас носил.
Да, да...
Совсем такой же...
На спине...
Но вы и сами у него об этом
Могли б спросить.
Он скажет вам всю правду...
Он скажет правду... правду... ха-ха-ха...
Миндаугас (снимает крест).
Пошел, монах, и бога своего
Возьми с собой.
Спасеньем ты обязан
Несчастной этой женщине.
Иди.
И осторожней будь дорогой в Ригу,
А то как раз окажешься в руках,
Которые поступят справедливей
И потому суровей, чем мои.
3 и в е р т.
О бог-отец, будь милостив к безумцам —
Они не знают сами, что творят...
М о р т а.
Кто милостивый?.. Кто? Да где он?.. Нет...
Ни милостивых нет, ни справедливых...
Есть только горб... горбатые... с горбом.
Занавес
4
Замок Миндаугаса. В мастерской горшечника Миндаугас и Старик.
Старик.
Ты отчего так рано? Миндаугас.
Мне не спится.
Все ночи напролет я жду зарю.
Боюсь, что вдруг не рассветет однажды.
И так лежу, пока окно с востока
Не посветлеет и проснутся птахи,
Пока надежда вновь не оживет,
Что все, быть может, снова повторится...
Я знаю, не бывать тому, но верю...
Не так я жил, старик,
Совсем не так:
Родителям своим опорой не был,
И муж неважный вышел из меня.
Я даже не умел любить детей,
Но пользу извлекал из них умело.
И если никому я не дал счастья,
Так для чего я жил тогда,
Скажи? Старик.
Но счастье тех, кто властвует,— иное,
Чем у простых людей. Миндаугас.
Иное? Нет.
Оно все то же,
Но порой бывает,
Что люди вовсе не хотят его,
Когда оно им пользы не приносит.
И разве мог бы человек сказать,
Что вредно для него и что полезно?!
И разве может быть полезным счастье?!
Нам это не дано определить...
Когда лежишь и смотришь в темноту,
Вдруг начинаешь ощущать, что в мире
Нет ничего.
А человек — пылинка
В безмерном океане этой тьмы,
И неизвестны цели океана,
И мы не знаем, что за той чертой,
Где он граничит с небом беспредельно.
Следить за тем, как падает звезда,
Мне довелось не раз. И не однажды
Смерть лицезрел,
Однако ничего
Не происходит:
Океан все так же
Невозмутим, огромен и угрюм,
И, значит, мы не так уж велики,
Не так уж всемогущи,
Как порою
Мним о себе.
Так чем же человек
Бывает счастлив?
Чем?
Иль тем, что видит,
Берет, имеет, осязает, ест,
Иль тем, что любит или ненавидит
И ощущает все, что в мире есть?
Да, это счастье — и оно огромно.
Но наступает ночь — и ты один,
И понимаешь вдруг,
Что все — ничто,
Что это все лишь пыль, и прах, и глина.
Не существует, видимо, чего-то
Достаточно существенного.
Нет
Причины,
Чтоб лепить из глины счастье.
О это слово!
Кто его придумал?
В чьем сердце родилось оно впервые
И выросло в губительную жажду,
Которую не в силах утолить?
Старик.
А мне казалось, ты бываешь счастлив,
Когда подолгу у своей «Литвы»
Задумчиво сидишь и неподвижно
И, голову руками подперев,
О чем-то размышляешь.
Не о ней ли?
Миндаугас.
Да, верно, я тогда, пожалуй, счастлив.
Но дальше что?
Стараюсь разглядеть,
Что в будущем ее подстерегает,—
И ничего не вижу в темноте...
А может быть, не будет и следа
От всех моих трудов и мук.
Но если...
Но если так,
Зачем тогда все это,
Все эти муки и великий труд?
Зачем тогда я существую здесь
И для чего существовал доныне?
Когда бы возвратиться хоть на миг
Оттуда
Разрешили человеку
Сюда —
И, возвратившись, посмотреть,
Что здесь возникло из его страданья...
Нет... Это было б гибелью всего,
Надломом окончательным и страшным
И пораженьем, проигрышем, смертью,
А может быть, и хуже всех смертей...
Плохие мысли!..
Нету в них звучанья,
Как в неудачно сделанном горшке.
Который по совету твоему
Немедля расколоть о землю надо. Старик.
Вчера, я слышал, выступило войско...
С кем воевать решил на этот раз?
Ты прилепить опять задумал что-то
К своей Литве?
По-моему, довольно...
Спокойствия и мира жаждут все. Миндаугас.
О, здесь его не будет долго-долго,
Быть может, никогда.
А что до войска,
То войску подобает воевать...
Старик, послушай, что за странный шум?..
С о т р я д о м воинов врывается Д а у м а н т а с.
А, Даумантас!
Не рано ли, свояк?
Мне помнится, вчера лишь
Со всеми вместе отбыл ты
На Брянск, Вооружась мечом?
Даумантас.
Свой меч сегодня
Я поднимаю на тебя, король!
А ну, молись, горшечник окаянный!
Сегодня или никогда!
(Заносит над ним тяжелый меч.)
Миндаугас, как щитом, заслоняется «Литвой». От удара она раскалывается. рассыпается. Смертельно раненный, Миндаугас падает.
Миндаугас.
Литва!..
Моя Литва!..
Беги, старик... не медли...
Детей... спасай детей... зови охрану... Даумантас.
Живей, найдите всех до одного!
Всех вырубите — все его отродье!
И вышлите скорей гонцов к Тренёте,
Пусть сообщат ему, что трон свободен. (Выбегает.) Миндаугас (сгребает осколки «Литвы»).
Что сделали они!.. Труд жизни всей...
Все вдребезги... кому теперь под силу
Собрать и склеить заново ее...
О Родина!..
Любимая...
О боги... (Раскладывает осколки на земле один к другому.)
Здесь одного недостает...
Куда же
Девался он?..
Все надобно под сердце
Собрать в одно, в единое и кровью
Объединить...
Но где же летописец?.. Черный летописец.
Я здесь, король. Миндаугас.
А, это Черный... Нет...
Мне нужен Белый...
(Белому летописцу.)
Все, что я заставил
Из рукописи вычеркнуть, оставь,
Восстанови изъятые страницы,
А к ним прибавь,
Что Висмантас-горбун
Загублен мной...
Что от моей руки
Его родные братья на охоте
Погибли оба...
Напиши о том,
Что Виликайла, Бикшис и Вижейкис
По моему веленью из Литвы
Отправились в изгнанье, на чужбину...
Пиши, пока не поздно...
Мной убиты
Лигейкис, Вишлис, Эдивилас... Да...
Юдикис брошен мной на поле боя...
Пиши скорей... Я мог его спасти...
Мог вынести, но этого не сделал...
Пиши, что не любил я никого,
Что принуждал родных к повиновенью...
Добавь... еще добавь, что это все
Я сделал ради Родины...
Во имя
Моей Литвы.
И не забудь добавить
О том, что для нее и для меня
Иной дороги не существовало...
Да, это так...
Я был ее оружьем...
Ее рабом...
Любил...
Одна любовь
Владела мной на протяженье жизни...
И, может быть, меня поймут... Простят... (Умирает, прижимая к себе осколки «Литвы».)
Черный летописец.
Нет! Не бывать тому! Все это ложь...
А правда то, что я писал,
И если
Моим словам исчезнуть суждено...
Нет... Невозможно, чтоб они исчезли...
История одна.
Она — одно,
Как правда
Вся, от слова и до слога,
И слово здесь останется мое.
(Закалывает Белого летописца. Вытаскивает из его рук Белую книгу, рвет ее. Пишет свою Черную книгу.)
Случилось это все по воле бога.
Сцена понемногу темнеет. В ее глубине высвечиваются контуры рассеченной
«Литвы» Миндаугаса. Еще более темнеет.
Светится только корона на большой Черной книге. Занавеса нет.
