Идея «скрещения» в романе Пильняка «Голый год»
Ф.А. Раскольников
Заглавие «Голого года» многозначно. Прежде всего, поскольку его действие происходит в 1919 году, в разгар гражданской войны, оно указывает на голод, разруху и лишения, которые с особенной силой проявились именно в этом году. Однако помимо конкретного заглавие имеет и более общий, метафорический смысл. С точки зрения Пильняка, «голый год» «оголяет» человека: с него слетают покровы культуры и цивилизации, обнажается его истинная природа. Еще важнее другое: «голый» 1919 год — самое радикальное испытание человеческих ценностей, и роман Пильняка — это художественное выражение его размышлений о том, какие ценности в результате этого испытания оказались ложными, какие мнимыми и какие истинными. Конечно, сюжетная бессвязность и фрагментарность композиции романа, призванные поэтически выразить хаос времени, могут создать впечатление, что «Голый год» — не более чем беспорядочные зарисовки «окаянных дней» России. Однако, как и в других произведениях Пильняка, сквозь хаос проглядывает система.
Многие исследователи (Воронский, Магуайр, Браунинг, Эдвардс) указывали на «биологизм» Пильняка, на то, что, по убеждению писателя, жизнь человека определяется не социальными, а биологическими законами и управляется древними и вечными инстинктами голода, половых отношений, рождения потомства и смерти. Отсюда у Пильняка параллели между жизнью животных и птиц, с одной стороны, и жизнью людей — с другой. Отсюда же и характерное для историософской концепции Пильняка противопоставление Азии Европе и сопутствующие ему антитезы «инстинкт — интеллект», «природа — цивилизация», «деревня — город», «стихия — порядок» и т. д. В ряду критериев оценки Пильняком социальных и идеологических явлений половых отношений занимает чрезвычайно важное место.
Тема половых отношений в «Голом годе» и вообще в творчестве Пильняка до сих пор была недостаточно исследована. Между тем эта тема, взятая в ее связях с другими мотивами романа, помогает многое понять как во внешне хаотичной структуре произведения, так и во взглядах Пильняка на революцию и на исторические судьбы России.
Почему? Возможно, здесь сыграла свою роль обычная для Пильняка склонность к экстравагантности и эпатажу. Однако дело не только в этом. В конце XIX — начале XX века тема секса заняла видное место в русской литературе, причем и у Сологуба, и у Белого, и у Бунина она связывалась с общефилософскими и идеологическими концепциями. Пильняк не был исключением. Его оригинальность заключается в том, что он связал эту тему с темой революции, ибо для него русская революция — это не только бунт деревни против города, Азии против Европы, но и бунт биологических (сексуальных) инстинктов против сознания.
Все исследователи, писавшие о «Голом годе», отмечали, что в этом романе очень сильно чувствуется влияние Белого. Однако почти у всех, за исключением Йенсена и Александрова, речь шла лишь о влиянии поэтики Белого на жанровую структуру, композицию и стиль «Голого года». Между тем это влияние было гораздо более глубоким и затрагивало не только поэтику, но и историософскую концепцию Пильняка, которая, как и у Белого, носит ярко выраженный мифологический характер. Пильняк придает 1919 году мистическое значение. Изображение революционной России у него напоминает картины Страшного суда, а мрачные и таинственные отступления, выдержанные в духе и стиле старинных книг, еще более усиливают ощущение великой исторической катастрофы. Эту катастрофу предсказывали Блок и Белый. Пильняк ее показывает.
В огне революционного пожара гибнет не только старая российская государственность, но и складывавшийся столетиями уклад русской жизни, который, как показывает Пильняк, изжил себя так же, как и духовные ценности, которые он породил. Символом этой гибели в романе является судьба семьи князей Ордыниных, которой сопутствуют образы вырождения и смерти.
Это вырождение началось еще до революции. Всю жизнь пил и развратничал, проматывая свое состояние, старый князь Ордынин. После революции наступила расплата за грехи прошлого. Умирает дом Ордыниных, распродается их добро, нажитое поколениями, юродствует во Христе полубезумный старый князь Ордынин. Гибнет вместе с монастырем бывший князь и кавалергард, а ныне архиепископ Сильвестр, разочаровавшийся в христианстве хранитель духовного наследия старой России.
Молодое поколение завершает этот процесс гибели дома Ордыниных, причем здесь мотив половых отношений играет особенно значительную роль. Глеб Ордынин — девственник. Духовно богатый и нравственно чистый, он, однако, бесплоден. Егор — вконец опустившийся пьяница и развратник, крадущий последнее пальто у своей сестры. Он глубоко страдает от своего падения, но признает, что он — человек конченый: его, больного наследственным сифилисом, ожидают, как и отца, безумие и смерть. Борис, умный, образованный человек с сильным характером, отвергает Бога и бросает вызов нормам морали, насилуя девушку, которую любит его брат. Но вызов Бориса бессмыслен и отвратителен. Понимая это и то, что его, сифилитика, ожидает в будущем, он кончает жизнь самоубийством.
Не лучше положение и с женской частью молодого поколения Ордыниных. Лидия — наркоманка и истеричка с исковерканной женской биографией; Екатерина — тупая и похотливая девица, делающая уже второй аборт, несмотря на свои 19 лет. Почти все Ордынины больны наследственным сифилисом и не способны иметь потомство, т. е., по Пильняку, не имеют будущего. Таков нелепый и страшный итог существования всего дворянского класса России. Что же Пильняк противопоставляет прогнившему (буквально и фигурально) и обреченному на смерть старому укладу? В чем он видит спасение России?
Для большинства исследователей «Голый год» — это художественное выражение восприятия Пильняком революции как «русского бунта» и русского крестьянства как дикой азиатской стихии. По их мнению, отказ Пильняка от использования традиционной «линейной» композиции в пользу свободного монтажа разнородных во всех отношениях фрагментов — это плод стремления писателя воссоздать поэтически образ стихии народной революции. Отсюда логически следует вывод о том, что главным героем «Голого года» является крестьянская масса; что же касается сюжетных эпизодов, то они представляют собой механическое, произвольное соединение не связанных друг с другом «кусков», и поэтому их свободно можно менять местами.
Хотя в этих суждениях много верного, они нуждаются в уточнениях. Изображение революционной России — это фон, а крестьянская масса — своеобразная «точка отсчета» в решении проблемы путей спасения России, которая является основной в романе. Именно постановка этой проблемы определяет последовательность расположения глав романа, в которой использован принцип градации, т. е. постепенного движения от ложного к истинному. В этом плане чрезвычайно важна структурная роль образа Семена Зилотова, которому обычно придают очень важное значения (исключение составляют Йенсен и Александров).
Мещанин-самоучка, контуженный на войне, Зилотов страстно увлекается странными масонскими книгами. Под их влиянием он приходит к мистической мысли о том, что спасение России — в «скрещении» ее с Западом, причем это скрещение должно произойти в церкви в форме полового акта между иностранцем и русской девственницей. Более того, Зилотов даже находит в своем городе кандидатов на роль «сексуальных спасителей» России. Это комиссар-латыш Лайтвс я «совбарышня» Оленька Кунц.
Идея Зилотова выглядит бредовой, да и сам Зилотов изображен как сумасшедший чудак и фантазер. Однако в подобной идее «скрещения через половой акт» еще Белый видел рациональное зерно. В «Серебряном голубе» он исследовал возможное» такого скрещения, имея в виду идею мистического соединения интеллигенции и народа. Пильняк тоже рассматривает эту идею всерьез, хотя и иронизирует над тем, как конкретно представляет Зилотов ее реализацию. В сущности композиция «Голодного года» базируется на изображении и художественном анализе различных вариантов такого «скрещения». Поэтому у Пильняка повторы встречаются не только на уровне отдельных мотивов, вроде «Китай-города», «кожаных курток» и т. д., но и на тематическом уровне: в романе повторяются и варьируются в соответствии с замыслом, сходные ситуации с разными персонажами, которые представляют ту или иную идеологию.
«Скрещение» имеет место уже в семье Ордыниных (в браке князя Ордынина и купчихи Попковой). Но соединение дворянского мотовства и разврата с купеческой жадностью, косностью и тупостью представляется Пильняку бесперспективным, ибо ведет только к умственной, нравственной и физической деградации. Таким же бесперспективным оказывается в мире Ордыниных-Попковых и «скрещение» дворянства с народом. У молодых Ордыниных оно приобретает извращенную (отношения князя Егора и Марфуши) или отвратительную (изнасилование Марфуши князем Борисом) форму. Оба эти варианта принадлежат прошлому, как и сами Ордынины-Попковы, и потому отбрасываются Пильняком. То же самое, хотя и по другой причине, происходит и с зилотовским вариантом «скрещения» Оленьки Кунц с товарищем Лайтисом.
Оба эти персонажа изображены сатирически. Это свидетельствует о весьма критическом отношении Пильняка к тому, какие формы зачастую принимала советская власть в России. С иронией описывает он жизнь в советском Ордынине, в котором изменились лишь внешние формы, а сущность осталась той же, что и до революции. Совдеп и «Здесь продаются помадоры», аресты неповинных обывателей и кино с Верой Холодной, «Варшавянка» и сентиментальные мещанские романсы — сочетание этих несочетаемых явлений создает атмосферу абсурда. На этом фоне так же абсурдно выглядят и зилотовские кандидаты в спасители России. Комиссар Лайтис днем подписывает смертные приговоры, вечером играет на скрипке, ходит на любовные свидания, а потом спокойно ложится спать, не забыв надеть теплые чулки, связанные его мамой. Что касается Оленьки Кунц, то, во-первых, она вовсе не русская, о чем свидетельствуют ее фамилия и язык, а во-вторых, она отнюдь не девственница: Катя Ордынина упоминает о том, что Оленька делает аборты каждый месяц. В сцене любовного свидания Лайтиса и Оленьки, которое происходит в монастырской келье, Пильняк пародирует Белого: то, что в «Серебряном голубе» показано как трагедия, в «Голом годе» выглядит как фарс.
Гораздо более серьезно относится Пильняк ко второму варианту «скрещения». Речь идет о романе Андрея Волковича, дворянина и родственника князей Ордыниных, и интеллигентки Ирины, который показан на фоне жизни коммуны анархистов. Оба — и Андрей, и Ирина — отрекаются от своего прошлого, оба не приемлют нового уклада жизни, символом которого являются Лайтис и Оленька Кунц. Оба бегут из города в деревню, надеясь обрести свободу и счастье в отказе от собственности, общении с природой и простом крестьянском труде.
Являются ли коммуна анархистов и союз дворянства и интеллигенции путем к спасению России? Ответ Пильняка на этот вопрос неоднозначен. Вначале и Андрей, и Ирина испытывают счастье от приобщения к новой жизни, да и сама коммуна изображается как оазис нравственной чистоты, естественности, свободы и братства. Однако чем дальше, тем больше выявляются отчужденность интеллигентов-толстовцев от народа и иллюзорность их благополучия. Пильняк подчеркивает, что во главе анархистов стоят иностранцы, «товарищи» Юзик и Герри, которые не могут поделить миллионы, добытые путем ограбления банка. Он иронически описывает схоластическую дискуссию о краже обмоток, многословную речь «теоретика» коммуны о «принсипах» анархизма и его «сухие» рассуждения о добре. Коммуна оказывается нежизнеспособной и гибнет. Ее смерть выражает мысль Пильняка о невозможности механического соединения культуры и народности и о ложности толстовского варианта опрощения интеллигенции.
Таким же нежизнеспособным оказывается и роман Андрея и Ирины. Ирине не нравится то, что Андрей смотрит на нее «восхищенно и придавленно»; ей не нравятся его мягкость и деликатность в «тургеневском» духе. Она видит в этом проявление слабости. По убеждению Ирины, мужчина не должен просить любви женщины, как это делает Андрей. Ее идеал мужчины — это смелый и сильный разбойник, который «умеет задушить человека и бить женщину», который умеет «пить радость, не думая о чужих слезах», и опьяняться вином, женщинами и борзыми. «К черту гуманизм и этику», — думает Ирина, утверждая право сильного как естественный закон жизни. Она уходит из коммуны интеллигентов-анархистов и от Андрея к крестьянину-сектанту Марку.
Так у Пильняка появляется третий вариант — подлинное, а не мнимое «скрещение» интеллигенции с народом. Этот вариант связан с изображением общины сектантов, живущих в вольной степи как братья и сестры. Пильняк с нескрываемым восхищением описывает сектантскую общину, где мужчины здоровы и широкоплечи, а женщины красивы и опрятны, где все живут по древним законам Библии, отрицая и современную цивилизацию, и каноническое христианство. Именно в ней, а не в общине анархистов, Пильняк видит подлинную коммуну, построенную на основе народных традиций, обычаев и верований.
Уйдя к сектантам, Ирина отбрасывает все интеллигентское и органически приобщается к народной жизни. Она символически превращается из Ирины в Арину, начинает одеваться, работать и жить, как все крестьянские бабы. Она становится женой Марка, в котором видит своего господина, брата и защитника и которому подчиняется, как раба, вовсе не чувствуя себя униженной. Напротив - она делает это с радостью. Ее чувство к Марку не похоже на «анемичные» отношения с Андреем. Это подлинная страсть, ради которой Ирина готова пойти и даже идет на преступление: вместе с Марком она участвует в краже коней у своих бывших товарищей-анархистов.
Поэтическое изображение коммуны сектантов и любви Ирины и Марка в контрасте с сатирическим описанием советского Ордынина и ироническим, хоть отчасти и сочувственным, изображением псевдокоммуны анархистов дает основание сделать вывод, что именно в укладе жизни сектантов Пильняк видит идеал русской народной жизни. Контраст же между пошлым романчиком товарища Лайтиса и Оленьки Кунц, «псевдолюбовью» Андрея и Ирины и поэтической любовной страстью Ирины и Марка еще более усиливает это впечатление, наводя на мысла о том, что их союз и есть то самое «скрещение» интеллигенции и народа, которое по Пильняку, призвано спасти Россию.
Однако такой вывод оказывается преждевременным, ибо в «Голом годе» есть еще один, четвертый вариант «скрещения». Речь идет об отношениях между княжной Натальей Ордыниной и Архипом Архиповым.
Наталья — единственный физически и нравственно здоровый член семьи Ордыниных. Ей не свойственны ни слабость и беззащитность Глеба, ни душевная и нравственная опустошенность Егора и Лидии, ни цинизм Бориса, ни тупая похотливость Екатерины. Она не собирается умирать вместе с «домом» и потому уходит из него «в народ», подобно тому как Ирина уходит из коммуны анархистов. Но в отличие от Ирины Наталья не «опрощается», не становится крестьянкой, а остается интеллигенткой. Еще важнее то, что она уходит не к сектантам, а к большевикам. Ее избранником становится крестьянин-большевик Архипов, который соединяет в себе народное бунтарство с коммунистической идеологией, русскую эмоциональность с западным рационализмом, волей и дисциплиной. Вначале их роман кажется совершенно «холодным» и рассудочным: Архипов тянется к Наталье как носительнице знаний и культуры, а Наталья ищет в Архипове психологическую опору, ценя в нем силу, твердость и целеустремленность. Однако Пильняк старается убедить читателя, что отношения Натальи и Архипова вполне могут перерасти и перерастают в любовь. Это, конечно, не то страстное чувство которое связывает Марка и Ирину, но это прочные и разумные отношение имеющие перспективу в будущем: не случайно только в связи с ними Пильняк упоминает о детях, которых предстоит зачать и вырастить Наталье и Архипову.
Таким образом, в «Голом годе» Пильняк показывает два вида «скрещения» интеллигенции и народа. Какой из них для него предпочтительнее? Ответить на этот вопрос однозначно не представляется возможным. В этом плане у Пильняка «ум с сердцем не в ладу». С одной стороны, на уровне сознания, он утверждает в качестве идеала союз Натальи и Архипова: недаром он заканчивает основную часть романа рассказом об их отношениях и называет эту главу «самой светлой». С другой стороны, этот рассказ выглядит надуманным и в художественном отношении явно уступает поэтическому описанию любви Марка и Ирины, что выражает подсознательное тяготение Пильняка к стихийности. То же самое можно сказать и сопоставляя изображение Марка и Архипова, крестьян-сектантов и большевиков.
Отмеченные выше противоречия характерны вовсе не только для одного Пильняка. Их можно увидеть у большинства «попутчиков», которые в начале 20-х годов переживали острый внутренний конфликт между «скифством» и коммунизмом. Этот конфликт окончательно разрешился только к концу 20-х - началу 30-х годов и, как известно, имел и для Пильняка, и для многих других «попутчиков» самые драматические последствия.
Л-ра: Русская литература. – 1997. – № 3. – С. 169-175.
Произведения
Критика
