Ради жизни на земле (Тема Великой Отечественной войны в творчестве Евгения Носова)
Баскевич И.
Евгений Иванович Носов принадлежит к поколению, которое пришло в литературу опаленное огнем войны.
Ему было шестнадцать лет, когда фашистские полчища напали на нашу страну. Он только-только закончил восьмой класс. В армию пошел уже в 1943 году. Попал в противотанковую артиллерию. От родного Курска через Брянск — Могилев — Бобруйск — Минск — Белосток — Варшаву к Кенигсбергу пролегал боевой путь будущего писателя. Под Кенигсбергом был тяжело ранен. День Победы встретил в подмосковном (серпуховском) госпитале.
Вернулся домой с боевыми наградами и с пенсионной книжкой инвалида войны. Решил — для начала — кончить школу. Когда он, в гимнастерке с орденами и медалями на груди, появился на пороге своего класса, ученики дружно встали. «Думали, — рассказывает Е.И. Носов, — что это новый учитель».
В 1958 году Курское книжное издательство выпустило в свет первую книгу Евгения Носова — «На рыбачьей тропе». В том же году ее автора приняли в члены Союза писателей СССР.
Наверное, все писатели — участники Великой Отечественной войны ощущают острую необходимость поделиться жизненным опытом, вынесенным из ее испытаний. «Время поглощает подробности войны», — говорил Е. Носов, указывая на то, что литература, созданная ее участниками, имеет «невосполнимую особенность»: «Она... конкретна и этой конкретностью ценна, теми подробностями, теми мелочами, которые могут быть свойственны только перу очевидца». Тем не менее сам Е. Носов к теме войны сравнительно долго не обращался. Он писал о природе родного края, о послевоенной жизни и ее проблемах.
Но о чем бы он ни писал, он не мог, да и не хотел, уйти от памяти о войне.
Рассказ «Живое пламя» (и в ранних рассказов о природе) внешне — о ярком цветении мака. «Издали маки походили на зажженные факелы с живыми, весело полыхающими на ветру языками пламени. Легкий ветер чуть колыхал, а солнце пронизывало светом полупрозрачные алые лепестки, отчего маки то вспыхивали трепетно-ярким огнем, то наливались густым багрянцем. Казалось, что стоит только прикоснуться — сразу опалят. Ощущение передано удивительно точно и вместе с тем образно. Но недолго слепили маки «своей озорной, обжигающей яркостью». На исходе вторых суток они «осыпались и погасли».
Тетя Оля сказала, сгорбившись: «Короткая у них жизнь. Зато без оглядки, в полную силу прожита. И у людей так бывает». И сразу же возник глубинный и главный — символический — смысл рассказа Е. Носова. Сын тети Оли — Алексей погиб, «спикировав на своем крошечном «ястребке» на спину тяжелого фашистского бомбардировщика». Вот и полыхает на цветочной клумбе «большой костер маков» — в память об Алексее, который жил недолго, но ярко и яростно.
Для Е. Носова и его героев война — не просто период истории, точка отсчета, рубеж, это — незаживающая рана. И если по прошествии времени она, вроде бы, и затянулась, — все равно ноет. Большая часть героев его повестей и рассказов — люди, пережившие войну: фронтовики, солдатские вдовы, дети. И хотя они предстают перед нами уже в условиях послевоенной действительности, от пережитого им не уйти. Оно дает о себе знать буквально на каждом шагу.
В повести «Моя Джомолунгма» есть такой персонаж — дядя Ваня, Иван Воскобойников. Был он минером и в Будапеште «ошибся». «В одном подвале... нашел тяжело раненного русского солдата. Он хотел вынести его наверх и не знал, что снизу к брючному ремню раненого была привязана проволочка от мины»: фашисты сыграли на человечности.
Теперь дядя Ваня передвигается на тележке с шарикоподшипниковыми колесами, толчками перемещая свое безногое тело. Каждое утро, какая бы ни была погода, он едет на работу в артель инвалидов, отталкиваясь от земли руками. Жалостливый сосед советует ему «взять патент»: это удобнее и выгоднее. Однако дядя Ваня не ищет выгоды, как не искал ее на войне, он желает быть участником общего дела, человеком полезным и нужным людям.
Никогда Иван Воскобойников не поднимался на второй этаж дома, в котором жил. Ступеньки там «круты и очень узки». Но когда с пареньком — героем повести случилось несчастье (он упал с дерева и сломал ногу), дядя Ваня поднялся наверх, чтобы подбодрить парнишку. Упорно, долго и медленно взбирался он по лестнице. А посмотрев на загипсованную ногу парнишки, сказал: «Знакомая штука... Нагляделся. Через два месяца опять будешь гонять».
И вспомнил Иван, как на летчика, который лежал вместе с ним в госпитале, наложили два пуда гипса: «Посмотришь со стороны — не человек, каменная мумия... Думали, не вылезти ему из этой скорлупы. Вылез».
Для паренька со сломанной ногой Иван Воскобойников — настоящий Человек, реальный в своей обыденности положительный герой. И не только потому, что в праздничном номере газеты «Красная звезда» была помещена его фотография, раскрывшая дядю Ваню с неизвестной раньше стороны: «Он был снят крупно, до пояса, в военной гимнастерке, при всех трех орденах Славы». Большинство читателей газеты не догадывалось, что Иван сфотографирован почти в свой полный рост. Ивана уважают, разумеется, и за фронтовые заслуги, но не меньше и за то, что он и в нынешнем своем положении сумел остаться Человеком, стойким, мужественным, отзывчивым и скромным. На него по-прежнему можно и положиться, и опереться.
Иное впечатление на первый взгляд производит герой рассказа «И уплывают пароходы, и остаются берега» — Савоня.
Туристы, приехавшие на Онегу, увидели невзрачного мужичонку, который копал «гальюн». Кое-кто из них с высокомерным пренебрежением поглядывает на Савоню. Его всегдашняя бескорыстная готовность услужить людям уже из-за своей бескорыстности рассматривается мещанами чуть ли не как придурковатость.
А между тем Савоня — человек героической и трагической судьбы. Во время войны он сражался под Ленинградом. Осенью 1942 года немецкая фугаска упала на его пушку. Сам Савоня, правда, остался жив. В сорок четвертом году сошел на отчий берег: «об двух костылях, с тощим вещмешком за плечами». При виде Савони Ульяна и подросшие за его отсутствие ребятишки ударились в рев. Однако он не поддержал их. Все же руки держали топор — главный инструмент онежского жителя, а протез (попервоначалу самодельный) кое-как заменил ногу. Запрятал солдат свои медали и стал делать все, что положено: валил лес, гнул обозные дуги, заготовлял кровельную щепу, вязал метлу... Но обезлюдела родная сторонка: перемерли старики, разлетелась молодежь, скончалась Ульяна, своим образованным детям Савоня стал вроде бы ненужным, и остался он один как перст. Привычная для него работа отошла, а к новой он не приспособлен. Вот и берется Савоня за любое подвернувшееся дело, лишь бы чувствовать себя чем-то полезным. Не хвастает он своим солдатским прошлым, не демонстрирует своего увечья. Лишь случайно узнали туристы, что у Савони — протезная нога. «Такие ноги, — говорит автор, — встречаются все реже. Многие их владельцы отходили свое... А те, кто вживе, за долгие годы наловчились прятать свои фальшивые ноги от посторонних глаз... чтобы казаться равными со всеми и не вызывать излишней жалости, а то и молодой жестокой неприязни».
Вчитываешься в содержание рассказа, и Савоня, который, несмотря на все свои беды и обиды, сумел сохранить свою исконную доброту и человечность, оказывается сродни Ивану Воскобойникову.
Конечно, и в годы Отечественной войны в Советскую Армию попадали всякие люди. Были и такие, как объездчик Игнат (рассказ «Потрава»), для которых главное в жизни — свой интерес, своя выгода. Но для большинства характерны иные побуждения. Они сражались за Родину. Горе народа переполняло их сердца. И человеческая отзывчивость, готовность в любой момент прийти на помощь всем нуждающимся в ней, близким и далеким своим, представлялись им не просто долгом, — естественной нормой поведения.
Вернувшись домой, они увидели разоренные или, как точно сказал герой повести «Шумит луговая овсяница» — Чепурин, «переполовиненные города и деревни». Когда, узнав об его возвращении, набежали родственники, среди них были одни женщины: «Все ведь остались вдовые... От самой Польши до Москвы могилы Чепуриных тянутся». Да разве только Чепуриных? Вот и пришлось, несмотря на костыли и перебитую руку, взвалить на себя все мужские дела. Хуже, если и возвращаться было некому.
Придя домой с собрания, где ее сына Севку избирали председателем колхоза, героиня рассказа «На рассвете» — Алена вспомнила почему-то со всеми подробностями, как провожала на фронт мужа Степана, как осталась одна с четырьмя детишками на руках. А самое страшное было еще впереди. Накатил враг. Кто-то донес, что муж ходил в ударниках. Отобрали корову-кормилицу, велосипед, швейную машину. Чтобы как-то поддержать детей, выменивала последнее барахлишко на щепоть соли, на мучные обсевки. Потом и с сумой пришлось походить по людям. И все-таки сохранила Степанов костюм. Вернулись наши. И пусть было неимоверно трудно, жила надежда. Тем и держалась. Когда же пришла похоронка, «все впереди показалось ей непроходимой топью, и не видела она края той топи, и не прошла бы, не сдвинулась с места, если бы не четверо ребятишек, из которых самому старшему, Севке, было девять годов».
Много солдатских вдов в произведениях Е. Носова. Много и детей войны. Среди них и уже заневестившаяся Дуняша, которая покупает на заработанные ею трудодни первое в ее жизни пальто («Шуба»), и парнишка-электрик, который на свой первый заработок собирается приобрести подарок для матери («Шуруп»).
В.В. Гура верно заметил, что, о чем бы ни писал Е. Носов, в центре его внимания «человек на разных этапах созидания новой жизни». Трудности ее созидания, сложность и противоречивость развития от «вчера» к «завтра» писатель не упрощает и не облегчает, но вместе с тем он отчетливо выявляет направление движения, его перспективу. Судьбы его героев всегда соотносятся с судьбой всего народа. При этом писатель, как правило, избегает ставить своих героев в экстремальные положения, помещать в экзотическую обстановку.Характеры своих героев он предпочитает выверять не с помощью острых и нарочито напряженных сюжетных ходов, «не сорокоградусным морозом, не многосуточными переходами по топям и хлябям, не выигрышной схваткой с «хозяином тайги», а обыденным течением жизни.
К теме Великой Отечественной войны Е. Носов подошел вплотную в то время, когда она уже получила, казалось бы, достаточное освещение в художественной литературе. По мнению некоторых критиков, эта тема была практически исчерпана. Но война это не просто боевые действия. Это — эпоха и трагическая, и героическая в жизни народа, который в борьбе с жестоким врагом отстаивал самое существование свое, свободу и независимость Родины, возможность осуществления своих идеалов.
Первое произведение Е. Носова о войне — рассказ «Красное вино победы» был написан в 1969 году, четверть века спустя после окончания войны. Автор словно воскрешает День Победы — девятое мая 1945 года. Но ведет он своих читателей не к поверженному рейхстагу, не в Потсдам, где была подписана капитуляция фашистской Германии, а в далекий от фронта небольшой городок, в палату госпиталя, где лежат тяжело раненные солдаты.
Они давно мечтали об этом дне, сражались за него. И вот наконец он пришел... Начхоз госпиталя по такому случаю раздобыл красное вино, чтобы угостить победителей. Явился старичок с фотоаппаратом и нацеливал его на увечных, загипсованных солдат таким образом, чтобы на снимке они получились бы и целыми, и невредимыми. Но это — лишь внешние приметы праздника, а за ними — глубинное течение рассказа — человеческие судьбы: «Давайте, ребята, за дальнейшую нашу жизнь выпьем... Как она дальше пойдет... Живым жить, живым загадывать, — обращается к товарищам по палате во всем степенный Бородухов».
Как же она дальше пойдет? И для всех ли будет это «дальше»?
Закованный в гипсовый панцирь солдат Копешкин все-таки успел порадоваться победе: на миг оживился, попытался рассказать, как хорошо на его родине — в пензенской деревушке Сухой Житень. Но не суждено ему вернуться домой. Когда село солнце, Копешкина не стало... Рассказчику представляется, как в окнах избы Копешкина «затеплился жидкий огонек керосиновой лампы, завиднелись головешки ребятишек, обступивших стол с вечерней похлебкой. Топчется у стола жена Копешкина... Она тоже знает о Победе, и все в доме — в молчаливом ожидании хозяина, который не убит, а только ранен, и, даст бог, все обойдется». Не обошлось.
А вот саперу Михаю — верная дорога в свои Фалешты, небольшой молдавский городок, откуда он родом. Только горькая эта дорога. У него нет обеих рук. Его и кормят, и поят, как маленького...
Писатель словно раздвигает стены госпитальной палаты, и в ее пределы врывается голос улицы:
«— Да миленькие ж вы мои-и-и! — навзрыд запричитала какая-то женщина, разглядевшая Михая...
Мам, не надо...— долетел взволнованно-тревожный детский голос...
Что наделала война распроклятая, что натворила! Нету нашего родимова-а-а...
И вдруг грянул неизвестно откуда взявшийся оркестр:
Вставай, страна огромная,
Вставай на смертный бой...»
Плакали солдаты, поддерживая волнующий мотив. Песня-гимн, песня-клятва уходила в запас. Всем, кто остался в живых, всем, кто был в силах: и горьким вдовам, и подросшим детям войны, и вот этим — инвалидам — надо было поднимать страну, восстанавливать разрушенное войной, наново налаживать жизнь.
Е. Носов обращается не только к тому поколению, которое прошло войну, но и к новому, возросшему в мирное время. Оценит ли молодежь подвиг отцов и дедов? Об этом рассказ «Шопен, Соната номер два» (1973).
Оркестранты с сахарозавода поехали на открытие памятника героям, павшим в Отечественную войну. Сыграли гимн. А затем ребята возвратились домой пешком, так как дядя Саша, руководитель оркестра, попросил водителя машины развести по домам фронтовиков, собравшихся на торжественную церемонию. Да еще пошел дождь. И оркестранты пережидали в деревенской хате, пока он окончится. Такова фабула рассказа. Но главное то, что происходит с его героями.
Легко, беззаботно едут молодые ребята на открытие памятника погибшим воинам, перешучиваются со студентками, занятыми уборкой свеклы. А руководитель оркестра вспоминает: август сорок третьего, танковые завалы под Прохоровкой, погибшие товарищи... И так, пересекаясь, но почти до самого конца не сливаясь в одно целое, идут два ряда восприятия жизни.
У памятника, покрытого брезентом, столпились люди разных поколений. Фронтовикам вспоминается не только война, но и время, когда они восстанавливали порушенную жизнь.
«Ты, думал, уцелел, дак война тебя минула. Не-ет! Сидит она у всех нас, грызет, подтачивает», — поясняет один из стариков.
А молодежь — ей перенимать эстафету жизни — «травит свои байки», заводит знакомства.
Когда, наконец зазвучали речи ораторов, два настроения так и остались неслившимися. «Быть может, под гулкими сводами зала голос оратора, усиленный микрофонами, и звучал бы как подобает. Но здесь, среди пустынного поля, под необозримым осенним небом, слова показались далекими и бессильными».
Что ж, может быть, так и надо, чтобы дядя Саша Полосухин разглядывал то место в списке погибших, где надлежало бы быть и его фамилии, если бы не посчастливилось ему выйти живым из войны, а молодежь была бы занята своим, желанным и радостным?
Но разве не подвигом старших спасена и обеспечена самая возможность существования этой молодой жизни, разве способна она идти вперед, не переняв опыта отцов и дедов?
«— Никто не забыт, ничто не забыто, — выкрикнула пионервожатая. Если бы знала эта чистенькая, расторопная девчушка, как не легко осуществить провозглашенный ею лозунг, сколько еще безвестных могил на земле, сколько незнаемых судеб».
Молодежь же собирается танцевать... Но тут вместо веселого шейка, который уже было совсем настроились «сбацать» ребята, дядя Саша объявляет:
— Шопен... Соната... Номер... Два...
«Звуки страдания тяжко бились, стонали в тесной горнице, ударялись о стены, в оконные, испуганно подрагивающие стекла. И сила скорби, которой была проникнута эта музыка, оказалась такой, что Вера (и отца, и деда ее не пощадила война), вдруг закрыв лицо руками, кинулась за занавеску».
Дядя Саша и раньше пытался повести своих ребят строем. Но не получалось. А вот сейчас они пошли за своим старшим, как тогда, в 43-м, шли за ним, может быть, их отцы. Сомкнулись два поколения в едином строю.
Что причина тому: соната Шопена? Или музыка мобилизовала в арсенале памяти ребят то, что у каждого из них незримо связано с войной, с ратным подвигом отцов и дедов?
Автор не делает выводов, как бы приглашая читателей задуматься над вопросами, поставленными в рассказе. Его гуманистический смысл — боль за тех, кто погиб, и вера в молодое поколение.
«К молодежи я отношусь должным образом, — говорил Е.И. Носов на встрече со студентами Курского пединститута. — Вы — наше будущее, другого у нас нет... Современная молодежь прежде всего удивляет своей развитостью. Но с другой стороны, наши дети, обретая и аккумулируя огромные знания и сведения, почти никак их не применяют, у них нет практики жизни». Нет пока должной жизненной практики, а значит, и осознания своей ответственности и у ребят из оркестра дяди Саши...
Самое крупное произведение Е. Носова об Отечественной войне — повесть «Усвятские шлемоносцы» (1977).
Приступая к работе над этим произведением, писатель думал написать большой роман, детально раскрывающий ход войны, изображающий ее сражения и битвы. Но те главы, которые первоначально мыслились как своего рода экспозиция к роману — о том, как происходил поворот от мирных дел и настроений к готовности воевать, процесс духовной мобилизации народа, и стали основой новой повести. «Материал, по которому писались первые сцены, — рассказывал Е. Носов, — увлек меня. К тому же оказалось, что он недостаточно разработан».
Писатель знакомит нас с российской глубинкой, с безвестной деревенькой Усвяты, затерявшейся в просторах России. Таких деревенек, находившихся вдали от железнодорожных и шоссейных путей, не знавших радио, не имевших подчас даже телефонной связи с внешним миром, было в предвоенные годы несметное множество. В редкую крестьянскую хату приходили тогда газеты, тем более журналы. С высоты нашего сегодня мы подчас осовремениваем прошлое. А ведь в ту пору даже руководящие работники в графе об образовании не так уж редко скромно писали: «низшее», «начальное», а то и запросто — «домашнее».
Тот час, когда началась война, застал героя повести — усвятского колхозника Касьяна за обычными, мирными заботами. Усвятцы косили сено. Жена Натаха ждет ребенка, и потому Касьян не надеется, что она выберется на неблизкий луг. Но Натаха не утерпела. А с ней увязались дети: старшенький Сергунок, восьми лет, и трехлетний Митюнька.
Добро ладится жизнь Касьяна и дома, и в колхозе, где он работает старшим конюхом. Появилась у него задумка купить даже не самое необходимое по крестьянскому обиходу: швейную машину для Натахи, благо она рукодельница.
И вдруг все планы порушены.
«Знающий товарищ», приехавший из города, разъяснил усвятцам, что войну будем мы «вести наступательно, перенеся... на территорию противника», и одержим победу «малой кровью». Но практически относящиеся к жизни мужики скоро поняли, что у фашиста большая сила, если он так быстро прет в глубь страны.
Что же, однако, заставило и самого Касьяна, и миллионы таких же, как он, мужиков, оставив свои семьи на горькую нужду, вполне сознательно, ощущая острую необходимость этого, идти в пекло, откуда не так-то велика надежда на благополучное возвращение? Недаром Натаха собирается назвать ожидаемого ею ребенка в честь, а может быть, и в память мужа, — тоже Касьяном.
«Знающий товарищ» разъяснял усвятцам, что надо подождать, пока подойдут «наши главные силы»: они-то остановят и разгромят врага. Этой силой, утверждает повесть, является народ, тысячи и миллионы касьянов, те безвестные воины из глубин России, которые и в самом деле стали шлемоносцами, защитниками Родины. Тем самым Касьян предстает не только как типическая, но и собирательная, а в определенном смысле — и символическая фигура. Не случайно автор не дал ему фамилии. Он олицетворяет собой солдатскую массу, народ.
Читая и перечитывая произведения Е. Носова о Великой Отечественной войне, мы, действительно, не просто осознаем, чувствуем глубокую их правдивость. Ее создают те подробности, детали, которые писатель не сочинил, не выдумал, а донес до нас от ушедшего уже времени, донес как очевидец и участник событий, о которых он рассказывает. Все эти детали и подробности — и значительные, и на первый взгляд неприметные — складываются в широкую картину народной жизни. И закономерно поэтому, что все творчество Е. Носова, в том числе и те произведения его, которые говорят о войне, ратует за мир. Это и есть подлинно народное решение проблемы, которая так важна сегодня.
Л-ра: Литература в школе. – 1985. – № 1. – С. 5-10.
Произведения
Критика
