Народное многоголосье
Евгений Осетров
Имя М. Исаковского неотрывно от песни и ее судьбы. Понять его поэзию можно только вникнув в историческую судьбу того, что поет народ, какие слова ему по душе, какие он принимает в сердце, какие отвергает. Размышлять об Исаковском - размышлять о песенной лирике, ее особенностях, о путях-дорогах. Песня же, в том числе и та, что зовется народной, испытала — на длительном историческом пути - множество превращений, видоизменений, приключений и злоключений. Лирика Исаковского открывает нам увлекательную возможность осмыслить и познать песенность как особое эстетическое свойство поэзии. Стихотворение, положенное на музыку, становясь песней, объединяющей поэтический и музыкальный образ, уходит в житейскую среду, становясь всеобщим, «ничейным», словно теряющим авторство. Все знают строки, но никто не помнит, кто написал. Возникает протяженность во времени. Народ шлифует слова, подобно тому, как море сглаживает и обдирает гальку. Уходит все необязательное, случайное, временное.
Максим Горький в последние годы своей жизни не только призывал постигать народность, как эстетическую категорию, но и советовал, опираясь на фольклор, создавать новые произведения. В заключительном слове на I съезде писателей в 1934 году он говорил: «Мир очень хорошо и благодарно услышал бы голоса поэтов, если бы они вместе с музыкантами попробовали создавать песни - песни, которых не имеет мир, но которые он должен иметь..; Старорусские, грузинские, украинские песни обладают бесконечным разнообразием музыкальности, и поэтам нашим следовало бы ознакомиться с такими сборниками песен, как, например, «Великоросс» Шейна, как сборник Драгоманова и Кулиша и другие этого типа. Я уверен, что такое знакомство послужило бы источником вдохновения для поэтов и музыкантов и что трудовой народ получил бы прекрасные новые песни — подарок, давно заслуженный им...».
Нет необходимости говорить, как близок и дорог был Исаковскому, горьковский призыв. Исаковский, занимаясь обработкой народных песен, обратился к рекрутским, солдатским, свадебным, девичьим песням, а также к такому своеобразному виду фольклора, как стихотворный сюжетный народный рассказ. Последний был ему особенно близок, поэт любил в стихах воспроизводить прямую речь стариков и старух, различных бывалых, знающих людей, выглядевших у него всегда привлекательно.
На частушечной основе поэт создал единственную в своем роде песню «Рекрутчина», мастерски использовав размеры припевок, их параллелизм, ритмический рисунок, краткость и меткость. Словно показывая всем тематическое разнообразие и емкость метрической формы частушек, Исаковский пишет, точнее, создает вариант «Песни о несчастной любви». Ее, разумеется, лучше петь, но она - редкая по своей фонетической прозрачности, великолепно звучит и при чтении вслух:
Сел в карету, скрылся барин молодой,
И осталася девчонка сиротой,
Да такой же разнесчастной сиротой —
Ни невестой, ни женою, ни вдовой.
«Песня о девушке» насыщена весельем, свойственным плясовым и шуточным жанрам. Самые простые ритмы звенят, как надкованные молодецкие сапоги в переплясе: «А дьячок не дьячит, сам по девке плачет, а звонарь не звонит, — сам по девке стонет». Почин Исаковского не остался одиночным. Частушечный хорей, диалогичность припевок, их непринужденная импровизация, зависящая от автора-исполнителя, пленила в дальнейшем многих. К частушке постоянно обращался Твардовский и в «Стране Муравии» и в «Теркине». На частушечной основе выросли лирические диалоги Рыленкова. Богатство припевок Ладоги, да и всего Русского Севера, рассыпано в стихах и поэмах Александра Прокофьева.
«Мне хотелось, — писал Исаковский, — сделать так, чтобы оставляя в неприкосновенности содержание песни, ее словарь, краски, несколько приблизить песню к современному стиху, чтобы читать ее (а не только петь) было легче, приятней». С этой задачей автор справился, доказав еще раз, что большая поэзия - самая различная по своим формам - рождается из души народной.
В «Четырех желаньях», написанных первоначально в конце 20-х, затем переписанных в 30-х годах, чувствуется влияние Некрасова (Песни убогого странника), но не прямое, а через Сурикова, Разоренова, Дрожжина, Василия Наседкина. Бывальщина-песня примечательна тем, что Исаковский, верный себе, стремился органично сплавить старое с только что родившимся, найти вдвое на испытанных, традиционных путях. И это, пожалуй, ему удалось. Песенная стихия беспредельно царит в «Четырех желаньях», еще ждущих своего композитора, чтобы зазвучать мелодиями, заключенными в ней. В песенном сказе множество находок, говорящих о том, как живо чувствовал Исаковский поэзию деревенской жизни:
Весной по лесам
зашумели зеленые веники,
Густые и сочные травы
сулили богатый покос.
Весной из какой-то чудесной страны
принесли коробейники
Лиловые ленты для девичьих кос.
«Зелеными вениками» видит березу только крестьянский глаз, знающий, какое применение найдут шумящие на ветру ветки. Хороший травостой радует того, кто знает, как важен богатый покос в хозяйстве. Что касается коробейников, то они долго одаряли молодок лентами — от некрасовских времен до дней молодого Исаковского.
«Четыре желанья» воочию показывают, как чувствовал поэт прославленное русское многоголосие, как органична для него была полифония народной жизни.
Своеобразная сторона творческого облика Исаковского - стихотворные пересказы того, что вспоминали, рассказывали бывалые люди. Отсюда «Юбка (Рассказ колхозницы Маруси)», рассказ колхозного сторожа «География жизни», «Как вошла я в приемный вал... (случай на призывном пункте)», «Письмо Буденному», «В лесном поселке (письмо девушке)». Эти опыты тоже можно рассматривать, как своеобразные фольклорные вариации, ибо начало их в устном рассказе или в письме. Новизна и ценность их заключается не только в том, что художник запечатлел только то, ради чего обычно проходят историки и повествователи. Кому интересно знать, какие чувства испытывала простая женщина, когда ей подарили за хорошую работу нарядную юбку… Надо быть совсем «своим человеком» в деревне, чтобы понять значение этого в общем-то мелкого случая. В рассказах-стихах есть и другое, социальное звучание. В старом фольклоре победа над злом обычно носила утопические формы. Исаковский попытался давний, как мир, мотив, связанный с деревенскими мечтами, ввести в бытовое русло.
«- Я любил слушать простые деревенские рассказы о разных случаях и событиях — я, слушая, записывал особо понравившиеся мне фразы и словечки», - вспоминал позднее Исаковский.
Рассказы охотно печатались, единодушно принимались критикой, но Исаковский – неустанный в творческих поисках — искал возможностей более сгущенно-точного высказывания того, чем жила страна, готовившаяся отразить возможное военное нападение.
Жизнь требовала патетического слова о любви к Родине. Но как найти его - страстно-взволнованное, всепроникающее, способное двигать горами? Стихотворение называлось «Земля» и открывалось проникновенным призывом: «Земля, земля — родная мать! Поговори с любимым сыном...». В «Земле» Исаковский нарисовал впечатляющую картину неразрывной связи человека с землей, его породившей.
Были художественные поиски и на иных путях. Исаковский обращается к таким основательно забытым к двадцатому веку жанрам, как ода и гимн.
Исаковский, всегда чуткий к современности, к тому, что думает народ, о чем он мечтает, роздал торжественный напев:
Шумят плодородные степи, текут многоводные реки.
Весенние зори сверкают над нашим счастливым жильем...
Еще в одном жанре — колыбельной песни – Исаковский сделал многое. Колыбельная – первая песня, которая встречает человека на пороге жизни. Когда ребенок еще не умеет говорить и не понимает смысла слов, колыбельная чаще всего бывает для него песней без слов. В такт покачивания колыбели мать повторяет одно слово: «Бай, бай...». Но постепенно в колыбельной возникают слова - ребенок учится ходить, говорить, донимать и даже петь.
Русские поэты любили жанр колыбельной. Лермонтовская - «Спи, младенец мой прекрасный» — один из шедевров классической лирики.
Но никому в двадцатом столетии не удавалось написать такой проникновенной колыбельной, как Исаковскому. Он нашел слова, идущие из глубины материнского сердца:
Спи, мой воробышек, спи, мой сыночек,
Спи, мой звоночек родной.
Мать, напевая, мечтает о будущем сына, о том времени, когда он полетит «смелым орленком на ясные зори». Давая новое эстетическое бытие старому жанру, Исаковский ввел мотивы, которые раньше в колыбельной отсутствовали. У него мать поет не только о будущей счастливой доле, но и о том, что ее ребенку даст силу и укажет дорогу «Родина мудрой рукой...».
Размышляя о народном многоголосии, которое живет в стихах Исаковского, Вспоминаешь мысли поэта-декабриста Александра Бестужева, размышлявшего о песне, как о вместилище народной души: «Русский поет за трудом и на досуге, в печали и в радости, а многие песни его отличаются свежестью чувств, сердечною теплотою, нежностью оборотов». Все указанные Бестужевым достоинства можно с полным основанием адресовать Исаковскому и его песням. Бестужев сетовал, что из русской песни с годами ушло возвышенное, оно исчезло, как «звук разбитой лиры». Исаковский в наши дни, возобновив давнюю традицию, соединил лиризм с мужеством, с гражданственным пафосом.
Л-ра: Русская речь. – 1979. – № 1. – С. 57-62.
Произведения
Критика
