Мудрость доброты
Н.С. Рубцов
В большую литературу Валентин Григорьевич Распутин вошел, по словам С. Залыгина, «сразу, почти без разбега и как истинный мастер слова». «Разбег» у В. Распутина все же был. Окончив историко-филологический факультет Иркутского университета, он несколько лет работал в молодежных газетах, писал о стройках, ездил по селам. Между первым рассказом «Я забыл спросить у Лешки», опубликованным в
Собственно «феномен Распутина» начался с повести «Деньги для Марии», в которой писатель поведал историю о том, как добрая, но неопытная продавщица Мария попала в беду, допустив растрату в тысячу рублей, и как, спасая жену от грозящей тюрьмы, ее муж Кузьма занимал деньги у односельчан.
В критике стало почти традиционным считать В. Распутина ярким представителем деревенской прозы, хотя термин этот уже несколько устарел и не совсем верно определяет внутреннюю тему его творчества.
Но материалом художественного исследования у В. Распутина была и преимущественно остается деревня. Он обращается к ней вовсе не случайно и не только потому, что его биография, как у многих писателей, пришедших в литературу после войны, связана с деревней.
Если в первой повести «Деньги для Марии» все же сквозило ощущение разъединенности деревни и города, то в «Последнем сроке» (1970) деревня и город предстали как равноправные, живущие по сходным законам и болеющие сходными болезнями. К умирающей старухе Анне приезжают проститься дети, и это дает возможность писателю сопоставить разные поколения, выявить их отношение к главным ценностям жизни: семье, родным, земле. Увеличительное стекло художественного анализа укрупнило в детях нравственные ущербинки, которые они, может быть, сами не замечали в себе или оправдывали обстоятельствами жизни. Распадается «времен связующая нить», и мы видим, как увеличивающаяся дистанция между поколениями начинает грозить вполне реальными драматическими последствиями в будущем.
Только невнимательное прочтение произведения да предубеждение могли дать повод некоторым критикам увидеть в повести стремление писателя идеализировать патриархальные крестьянские традиции и оценивать нравственность персонажей в зависимости от их близости к деревенскому быту.
Старуха Анна умирает со спокойной совестью, выполнив свой долг женщины, матери и крестьянки. «Ей есть к кому уходить и есть от кого уходить». В этих словах — причастность к бесконечной цепочке поколений, выкованной из беспрерывного труда, забот о ближних, беспредельной любви к детям и естественной, органичной потребности творить добро.
Все ли дети могут повторить слова матери на последнем пределе жизни? Хотя бы тот же Илья, перекати-поле, потерявший в скитаниях свое лицо («будто проиграл в карты чужому человеку»). Или молодящаяся и все еще красивая Людмила, которая в стремлении «пожить для себя» то ли отказалась от женского предназначения быть матерью, то ли лишилась его. Не слишком ли мало она оставила себе для самоутверждения в жизни — поверхностно усвоенную городскую культуру, способную скрыть ее бездуховность от людей и от самой себя? Вряд ли могла бы повторить эти слова и Варвара, еще сохранившая память о традиционном укладе деревенской жизни, но уже очерствевшая и растерявшая золотой запас материнской духовности в суете и прагматизме повседневного быта.
«Последний срок» был написан, когда автор только что переступил порог своего тридцатилетия, и можно удивляться тому, как глубоко удалось ему проникнуть в психологию восьмидесятилетней женщины, подводящей итоги жизни. Здесь сказались скорее не знания, почерпнутые из книг, не изучение материала в творческих командировках и даже не просто огромный художественный талант, а кровная связь с народной жизнью, естественное и органичное существование в ней.
«За Анной стоит моя бабушка, теперь уже покойная, — рассказывал В. Распутин. — Я писал ее язык, во многом ее понимание и восприятие жизни и смерти». В повести «Живи и помни», как, впрочем, и в «Прощании с Матёрой», у писателя, по его словам, натуры не было. «Настена — это представление о русской женщине, какой она была и какою хочется знать не только по воспоминаниям, — женщине доброй, преданной, самоотверженной и готовой к самопожертвованию. О женщине, которая по своему пониманию жизни не может сказать: ты виноват, а я нет — в которой это сознание вины за другого, как своей собственной, существует постоянно».
Среди женских образов, которые, по общему мнению критики, особенно удаются писателю, образ Настены, пожалуй, самый впечатляющий, осветивший повесть с драматическим сюжетом особенным светом нравственности. Она воплощает в себе доброту, совестливость, ответственность за все, что происходит при ней. Судьба предоставила ей жестокий выбор: любовь к мужу-дезертиру или долг перед обществом. Казалось бы, читатель должен испытать к Настене неприязнь за укрывательство преступника. Но странное дело: чем больше она запутывается в своих противоречиях, тем ярче и даже привлекательнее становится ее образ, согретый большим человеколюбивым сердцем писателя. Ее гибель воспринимается как самый суровый приговор Андрею Гуськову, захотевшему вопреки истории устроить свою судьбу в отрыве от судьбы народной, от Родины.
«Любовь и ненависть, жизнь и смерть, добро и зло... Категории те же, что и раньше были в литературе и жизни, но время уже другое, и перед художником неминуемо возникает проблема: как писать на эти темы, как показывать людей?» Видимо, этот вопрос В. Распутин задавал не только себе в беседе с корреспондентом «Недели».
Так называемые вечные проблемы в литературе, чтобы сохранить право на вечность, должны каждый раз соотноситься с современными обстоятельствами жизни, иначе их постановка рискует стать абстрактным моральным проповедничеством.
Такой представляется и его повесть «Прощание с Матёрой» (1976), отличающаяся сложной и многогранной философской концепцией. Верный своему принципу выявлять характеры персонажей в экстремальных ситуациях, В. Распутин ставит в ней жителей островной деревни Матёры перед испытанием на связь с традициями прошлого. Символично, что название деревни происходит от слова «мать» — дающая жизнь.
Затопление острова в связи со строительством электростанции в наш век событие не исключительное и, прямо скажем, не драматическое само по себе. И персонажи повести, и читатели, конечно, чувствуют грусть, но не менее они осознают и необходимость затопления маленькой деревушки, оторванной от большого мира. Да и самого автора нельзя упрекнуть в приверженности к старому патриархальному миру деревни: в предыдущих повестях он реалистически и отнюдь неоднозначно оценивал не только старую, но и современную деревенскую жизнь. И все-таки автор идет на сознательную драматизацию сюжета, чтобы заострить нравственно-психологическую проблему.
В. Распутин, разумеется, как и все русские писатели, не противопоставляет якобы гармоническое прошлое настоящему. Забота В. Распутина в том и состоит, чтобы в поисках гармонии будущего не забыть ценностей, выработанных многовековой трудовой практикой человека.
В «Прощании с Матёрой» ощущается особый характер драматизма, обусловленный обозначившимися тенденциями в современной жизни. В самом деле, драму затопления Матёры испытывают по-настоящему только старики, остальная часть населения без особого сожаления расстается со старой деревней. Так, например, представитель среднего поколения Павел не может отыскать в себе сильного чувства к своей горящей избе: «...Павел со стыдом вспомнил, как стоял он возле догорающей своей избы и все тянул, тянул из себя, искал какое-то сильное, надрывное чувство, — не пень ведь горит, родная изба — и ничего не мог вытянуть и отыскать, кроме горького и неловкого удивления, что он здесь жил. Вот до чего вытравилась душа!»
Драматизм повести не в экономических или неразрешимых в данном случае экологических проблемах (хотя они и есть в повести), даже не в тяжести расставания с обжитыми местами, а в легкости и стремительности забвения родной Матёры, того, что составляло в течение трех столетий основу бытовой и нравственной жизни сельчан.
Затопление Матёры, изображенное в повести, несет в себе конфликт всечеловеческого масштаба, который как предупреждение звучит в размышлениях старухи Дарьи о «загордевшем человеке» и о том, как «переломился век» и люди начинают беззаботно относиться к тому, что оправдывает человеческое существование.
«Все прогрессы реакционны, если рушится человек» — эти афористические строки А. Вознесенского могли бы пояснить позицию В. Распутина в размышлениях о движении человечества по пути овладения тайнами природы и совершенствования социальных отношений.
Проповедническая страстность видна и в самом способе художественного анализа жизненных явлений, в том, как укрупняет писатель характеры своих персонажей, и во всем другом, что Л. Выготский называл «эмоцией формы», которая является необходимым условием художественного выражения.
«Я не мог не написать «Матёру», как сыновья, какие бы они ни были, не могут не проститься со своей умирающей матерью. Эта повесть в определенном смысле для меня рубеж в писательской работе. На Матёру уже вернуться нельзя — остров затопило. Очевидно, придется вместе с жителями деревни, которые мне дороги, перебираться в новый поселок и посмотреть, что станет с ними там». Эту задачу писатель выполнил в повести «Пожар» (1985), которая явилась своеобразным продолжением «Прощания с Матёрой» и, может быть, началом нового этапа писательской биографии В. Распутина.
Сразу же после появления в печати «Пожара» критика заговорила о публицистичности повести, отмечая, что эта особенность нарушила художественную пластичность произведения. В известной мере критику, видимо, следует считать справедливой. Автор почти демонстративно делает главного героя повести, Ивана Петровича, рупором собственных мыслей, которые не всегда органично вытекают из остро событийного сюжета и характера леспромхозовского шофера.
Интерес к публицистическим жанрам, а отсюда и публицистичность в беллетристических произведениях наблюдается, как правило, либо в критические моменты истории, либо в периоды, когда идет интенсивное осмысление дальнейших путей общественного развития. Активность публицистики говорит о подготавливающихся в глубинах жизни общественных и социальных переменах. И видимо, имея в виду уже опубликованную повесть В. Распутина, очеркист И. Васильев говорил: «...некогда сидеть за романом, закрывшись, когда кругом пожар. Жизнь такая пошла, надо на площадь выйти...»
Как ни парадоксально, повесть В. Распутина и проиграла от публицистичности, и выиграла в своей страстности и социальной заостренности освещения жизненно важных проблем.
«Неукорененность» жизни — вот главная беда поселка Сосновки, куда переселились жители разных деревень, ушедших под воду после постройки электростанции. Люди в Сосновке собрались разные, но в большинстве случаев «легкие», у которых ни хозяйства, ни огорода, а основная забота — магазин да бутылка. Этот новый тип людей — «архаровцы», как называет их Иван Петрович, «процедуру жизни исполняет в укороте, точно отбывая жизнь, как наказание... И что в этих душах делается, кому принадлежат эти души — не распознать». Чрезвычайный случай только выявил то, что было скрыто в привычной повседневности. Во время пожара «архаровцы» не только спасают добро из горящего склада, но и воруют его, иные же прямо здесь, не выходя из пылающего круга, спешно прикладываются к бутылке.
Может быть, и не следовало бы делать драму из того, что «неукорененные» люди ведут себя непристойно, но ведь и свои жители, которых издавна знает Иван Петрович, не прочь разжиться государственным добром. Вместе со своим героем писатель мучительно ищет ответ на вопрос, как же так могло случиться, что всё, «за что держались еще недавно всем миром, что было общим неписаным законом, твердью земной, превратилось в пережиток...» Почему так произошло, что «добро в чистом виде превратилось в слабость, зло в силу». А самое страшное в том, что «не естественная склонность к добру стала мерилом хорошего человека, а избранное удобное положение между добром и злом, постоянная и уравновешенная температура души».
Ответ надо искать в том, что называют сейчас человеческим фактором, на который обращалось неоправданно мало внимания в суете строительства нового. Радуясь количеству построенного, мы подчас забывали о его нравственном скрепляющем цементе, или, как говорит автор, о «подпорках». По мнению В. Распутина, такими нравственными «подпорками» в жизни являются семья, работа, люди, с кем «вместе правишь праздники и будни», и земля, на которой стоит твой дом. Именно эти основы человеческой нравственности в своем социальном наполнении и составляют сквозную внутреннюю тему В. Распутина.
В известной формуле о связи характера с обстоятельствами писатель делает акцент на ответственности человека: «Слишком много мы перекладываем на плечи общества, освобождая тем самым человека от необходимости отвечать за себя». Да и герой «Пожара» терзается мыслью, что недоделал чего-то, что позволило разрастаться злу. Но быть честным только для себя мало, поэтому его не устраивает «мудрость» Афони Бронникова: «Наше дело жить правильно, пример жизнью подавать, а не загонять палкой в свою отару». У Ивана Петровича иное понятие о совести и правде: «Кому-то надо или не надо держать оборону?» Поэтому и не хочется думать, что Иван Петрович, увидевший во время пожара опасный край нравственности, уйдет из поселка, — он будет и дальше держать оборону, как и подобает старому солдату.
Будущие поколения будут благодарны В. Распутину не только за его художественную прозу. Они не забудут страстных, темпераментных выступлений писателя в защиту окружающей среды, в частности Байкала, будут благодарны за то, что вместе с С. Залыгиным, В. Беловым и другими выступал против необдуманного проекта поворота северных рек на юг, что привело бы к непредвиденным и необратимым экологическим последствиям не только в северной части страны, но и в других ее районах. В этом еще раз проявилась гражданственность писателя.
Произведения В. Распутина не могут оставить читателя равнодушным и меньше всего рассчитаны на то, чтобы наполнить его благодушием, погрузив в мир «чародейства красных вымыслов». В творчестве В. Распутина выражаются существеннейшие стороны социалистического реализма, ориентирующего писателя на постановку общенародных проблем, на исследование центральных противоречий жизни, на утверждение высоких нравственных норм человеческого общежития.
Л-ра: Русский язык в национальной школе. – 1987. – № 3. – С. 40-44.
Произведения
Критика
