К вопросу о специфике образной системы в «Новой Аркадии» (1590) Ф. Сидни
Л. Р. Никифорова
«Новая Аркадия» Ф. Сидни — интеллектуально-проблемное произведение, своеобразно вливающееся в английскую ренессансную традицию создания образов — носителей определенного круга идей. Выдвинутая автором в «Защите поэзии» идея «говорящей картины» — синтеза образного изображения и идейно-проблемного начала — в определенной мере претворяет горацианскую формулу «in pictura poesis». Но в визуалистичном маньеристическом мышлении писателя намечается стремление объединить и трансформировать в новом единстве аллегорию средневекового образца и приближенный к ренессансному толкованию «пример». Исходный сидневский тип соотношения идей и образов — главный художественный принцип построения образной системы «Новой Аркадии», ставшей ключом к постижению ее сложного проблемно-тематического комплекса.
Сквозной сюжет «Новой Аркадии» связан с двумя главными сюжетными героями — принцами Мусидором и Пироклом. Они представлены в процессе поисков идеала — свойстве, роднящем их с героями Лили больше, нежели эвфуизм, — в единстве деяния и мысли, что и придает им качества сюжетных героев, обусловливает динамику в раскрытии характеров. В пафосе интенсивной эмоционально-психологической и интеллектуальной активности принцев реализуется основная проблема романа и «магистральная» для всего Возрождения как культурно-исторической эпохи: выработка концепции человека, его предназначения, отношения к миру. Наряду с общегуманистическим интересом к самоценности отдельной человеческой личности в них сильна ориентация на специфическую английскую программность. Сидни, как по-своему Лили, Лодж, Делони, откликается на традицию создания программных героев, предвосхищающую один из принципов поэтики просветительского романа. Подобно Эвфуэсу, Джеку из Ныобери, Мусидор и Пирокл — сюжетные и идейные герои одновременно, воплощающие самобытные социально-этические идеалы Сидни-гуманиста.
В рациональной, тяготеющей к раннеклассицистическому типу оппозиции двух героев — двух вариантов мироощущения художественно воссоздается актуальная для Сидни и его современников — английских гуманистов послереформационной поры — дилемма «активное - созерцательное» как проблема выбора образа жизни. Одна из важнейших тем ренессансной литературы — «молодой человек в процессе получения архитектонического знания» — реализуется в «Новой Аркадии» не как гармония одного времени и одного пространства. Неразвернутый в «Старой Аркадии» героико-авантюрный пласт развивается во втором романе в обширную предысторию героев (II книга) и описание их героических деяний в русле экзотической романной действительности (III книга), где принцы представлены в сфере активной гражданственно-политической деятельности, в качестве будущих правителей, доблестных воинов. В синхронном романном времени они подвергаются испытанию типично ренессансным идеалом созерцательной жизни. Но созерцательность как условная категория пасторального мира оказывается для них не столько альтернативой активному образу жизни, сколько актуализацией соотношения ценностей героического и любовного испытания, достигая в III книге своего апогея.
Интерес к психологизации повествования, драматизации внутреннего конфликта личности обнаруживается в «умножении» обликов главных сюжетных героев «Новой Аркадии» — приеме, новаторская художественная функциональность которого реорганизует весь сюжетно-композиционный строй романа. Каждой ипостаси персонажа соответствуют определенные имя, социальное положение, место и время действия, повествовательный слой: пасторальный, рыцарский, героико-эпический, где вызревают тенденции жанровой трансформации, ведущей к галантно-героическому роману. Аналитическое расщепление «я» героев (рыцарь, воин, государственный деятель, частный человек, амазонка, пастух) формирует маньеристическую мозаичность, воплощенную здесь не в персонажах-вариантах, но в вариантности облика каждого из героев.
Проникновение главных, а часто и второстепенных, персонажей из одних повествовательных слоев в другие (из пасторального в героико-эпический или рыцарский, из «вставных» историй в синхронное повествование, из романного прошлого в настоящее и наоборот) скрепляет связующей нитью романные миры «Новой Аркадии», вращающиеся каждый по своей орбите, в некую художественную Вселенную, подчиняя этот жанровый конгломерат общему идейному и сюжетному знаменателю. Многогеройность, рождающая романный полицентризм, становится смысловой композиционной направляющей экстенсивного типа сюжетного развертывания.
Несколько линейно-хронологически развивающихся фабульных линий «Старой Аркадии» заменяются в «Новой Аркадии» единой фабулой, какая при всей ее раздробленности, придает роману сюжетную цельность. Появляются перспективные формы соотношения основного сюжетного повествования и «вставных» историй. Персонажи историй замкнуты поначалу в автономную систему. Однако сам принцип их ввода и характеристики, где существенны родственные связи с сюжетными героями и героями-критериями (Аргалус — кузен Гинецеи, друг сына Каландра, Парфения — племянница Каландра; Цикропея — жена родного брата Базилия; Амфиал — племянник Базилия), переплетение судеб (Демагора — предводитель илотов, его преемником будет Пирокл; Филоклея — возлюбленная Амфиала) нарушают ее статичную замкнутость, оказываются залогом последующего выхода персонажей в синхронное романное время. «Вставные» эпизоды «Новой Аркадии» можно рассматривать как предыстории отдельных персонажей, особенно Амфиала и Цикропеи — главных сюжетных героев III книги. Это художественное решение позволяет теснее увязать интриги «вставных» историй и основного действия, углубить индивидуализацию в разработке персонажей историй, придать им внутреннюю системную и проблемную соотнесенность с сюжетными героями. Такая структура системы персонажей способствует вызреванию в романе не просто экстенсивной эпичности, но и содержит в себе элементы интенсивных романных видов повествования.
Многообразие миров-вкраплений обнаруживается в расширении персонажей фона, наделенных социальными характеристиками: пастухи, участники восстания из Эниспа, безымянные правители разных стран, деспоты, тираны, советники, министры, странствующие рыцари, пажи, воины из войска Базилия — всего более 80 персонажей.
Специфика разработки «рыцарского» материала в «Новой Аркадии» на примерах историй о тщеславном Фалантусе, хвастливом Анаксии, «фальшивом Энее» — Памфилусе оборачивается развенчанием подвигов во имя личной славы. Облаченные в старые доспехи мнимо-ложной рыцарственности эти персонажи выходят на авансцену синхронного повествования в III книге, принимая участие в кровопролитных поединках. В столкновениях Аргалуса, ведомого «тиранией чести». Забытого и Черного Рыцаря — Мусидора. Рыцаря Могилы — Парфении с Амфиалом обнаруживается критическая полемика Сидни с изжившей себя узкосословной феодальной куртуазностью и утверждение новой как более широкого этического идеала, включающего доблесть, героизм, гражданственно-политическую активность. Экстенсивная разработка проблемы власти доводит до крещендо политический конфликт. Сюжетные коллизии: нападение зверей, народный бунт, гражданская война — этапы заговора Цикропеи, элементы ее политической интриги. Наделение Амфиала и Цикропеи функциями сюжетных героев на фоне усиления социально-политической проблематики, заострения «гражданского» аспекта личности превращает «Новую Аркадию» в особую форму галантно-героического романа как романа политического. Усложненное соотношение персонажей в их разнообразных связях, событий интриги с намечающейся причинно-следственной зависимостью свидетельствует об эволюции Сидни-романиста, а также о трансформации признаков и приемов романной техники, ведущей к изменению жанрового облика «Новой Аркадии».
Л-ра: Системность литературного процесса. – Днепропетровск, 1987. – С. 163-167.
Произведения
Критика
