Нравственная проблематика романа Вирджинии Вулф «Годы»
Н.Л. Ольшанская
Роман Вирджинии Вулф «Годы» («The Years», 1937) заметно отличается от более ранних произведений писательницы большей традиционностью построения, меньшим удельным весом экспериментаторства и, по-видимому, в силу этого был явно недооценен критикой. Обращение В. Вулф к некоторым классическим приемам романной композиции отнюдь не означает, что на закате своего творческого пути она порывает с психологической прозой. «Годы» можно с уверенностью квалифицировать как психологический роман, где доминирует морально-этическая проблематика, а способы акцентировки нравственных вопросов в значительной мере определяются жанровым своеобразием произведения.
В центре повествования большая семья Парджитеров, принадлежащая к верхушке среднего класса Англии, и их многочисленная родня. Персонажи предстают перед читателем в непрестанной динамике; внимание автора сосредоточено на диалектике характеров, на эмоционально-психологической обусловленности поступков. Приливы эмоций, ощущений, внезапность и сменяемость воспоминаний составляют сюжетную основу романа.
Замыслу отдельных эпизодов она дает объяснение в своем дневнике: «Работая над «Годами», я поняла, что, изображая внешние события, можно создать только комедийный эффект, как в сцене на террасе. Вопрос в том, могу ли я достичь совсем иных глубин, соединяя музыку, живопись и определенные группы людей? Вот что я пыталась показать в сцене воздушного налета: все продолжается, и люди влияют друг на друга. С одной стороны — картины, музыка, а с другой — действие: один герой разгадывает другого во время событий, т. е. по мере того, как меняются чувства во время налета (16 октября
Такое переосмысление событийности, смещение действия во внутренний мир персонажей отражается на всех элементах художественной организации.
Вместе с тем, описанию этого социального фона отводится в «Годах» по сравнению с предыдущими книгами писательницы весьма значительное место. По-видимому, именно это обстоятельство дало повод для переоценки функциональной нагрузки изображенных общественных проблем, породило попытки найти обоснование идейно-содержательной специфике романа в исторических и социальных конфликтах эпохи и определить «Годы» как исторический роман. Заметим также, что существуют и чисто феминистские трактовки романа, абсолютизирующие проблему социальной независимости женщин в «Годах».
Действительно, на протяжении всей книги герои пытаются осознать себя в обществе. Но ответы на социальные вопросы они ищут прежде всего в самих себе, в своем внутреннем мире. Глядя на умирающую мать, мечтает о Парнелле, красоте и свободе Делия Парджитер, в работе благотворительных комитетов участвует ее сестра Элеонора. Герои посещают заседания каких-то комиссий, решающих «важные» общественные вопросы, но в пространных описаниях этих эпизодов нет даже намека на суть обсуждающихся проблем. Внимание писательницы сосредоточено на внешности выступающих, на мыслях, ощущениях и ассоциациях героев.
Далеким отголоском звучат в романе и события Первой мировой войны. Две части романа («1917» и «1918»), казалось бы, непосредственно посвящены военному времени, но эпизоду, связанные с войной, преподнесены сквозь призму восприятия героев: четко фиксируется лишь их реакция на происходящее. «Война закончилась, — так, по крайней мере, сказал ей кто-то в очереди у бакалейщика», — вспоминает старая служанка Парджитеров Кросби, и эта фраза, пожалуй, типичный пример отражения событий внешнего мира в «Годах».
Вместе с тем, сравнивая заключительные эпизоды романов «Годы» и «К маяку», Джеймс Хефли пишет, что если Лили Бриско, откладывая мольберт, говорит: «У меня было видение», — подчеркивая тем самым завершенность, финитность ситуации, то Элеонора спрашивает: «Что теперь?». И этот вопрос обращен в будущее, как и бытие человека в целом». Элеонора живет и действует в реальном мире, ее чувства подчинены законам этого мира. В конце романа Элеонора не просто осознает свой личностный опыт, она понимает, что переосмысление этого опыта должно быть стимулом к совершению поступка.
Глядя на свою племянницу Пегги, Элеонора думает: «Где начинается она, где кончаюсь я?», и в этой фразе заключена не только мысль о преемственности поколений, но и точка зрения на бесконечность бытия, перекликающаяся с мыслями Элеоноры из следующего эпизода: «Повторяется ли все просто в измененном виде?» — думала она. — И если да, то еслъ ли прообраз, тема, повторяющаяся, словно музыка, полузабытая, полууслышанная?.. Гигантский прообраз, мгновенно воспринятый?».
Одаренная, духовно богатая Элеонора — авторский идеал естественного человека, противостоящий холодной, бездушной учености ее брата Эдварда. Ее поступки всегда этически мотивированы, равно как и ее попытки обрести душевную гармонию в мире политической и социальной дезинтеграции.
Проблема разобщенности человека, его отчужденности от социума ставится в «Годах», как и в предыдущих романах В. Вулф. Герои часто бывают вместе за столом, у постели больного, на похоронах. Но почему они собираются — по привычке или в силу социальных условностей? Ими не движет внутренняя потребность в общении или эмоциональный порыв. Ни скорбь, ни радость не бывают для них общими, не создают даже сиюминутной гармонии. Герои делают над собой усилие, пытаются сосредоточиться на том, что их временно соединило, но возникают новые ассоциации, заставляющие их отвлечься. «Мы не можем создать подходящих законов и религий, потому что не знаем себя», — говорит один из персонажей романа. Механизм реализации человеческого «я» в обществе и пытается вскрыть В. Вулф.
Человеческая разобщенность внутри семьи и общества подчеркивается структурной неоднородностью отдельных частей романа. Намеренное «разрыхление» структуры достигается скачкообразным движением сюжета, частой сменой повествовательной точки зрения.
Жанровое своеобразие романа определило и специфику его временной организации. При беглом прочтении может показаться, что в изображении событий доминирует четкая временная привязка и соотнесенность: члены большой семьи представлены в одиннадцати хронологически обозначенных временных интервалах, охватывающих более пятидесяти лет. Тем не менее пространственно-временная организация повествования является второстепенным фактором в развертывании сюжета. Событийную основу составляют впечатления, мысли, чувства, временная упорядоченность которых носит в значительной степени условный характер.
Данное обстоятельство в известной мере сказалось и на ритмическом строе произведения. В отличие от романа «Волны» («The Waves», 1931), периодическая ритмика которого направлена на создание музыкального лирического эффекта, ритм повествования в «Годах» намеренно «разрыхлен», подчинен общему художественному замыслу. Основная мысль романа о быстротечности и постоянстве, переменчивости и длительности бытия нашла свое отражение в ритмической организации. Однотипность построения глав, способов изображения характеров; однообразие в описании эпизодов, повторяемость географических, метеорологических и социальных реалий, неизменных из года в год, синтаксический параллелизм создают эффект монотонности, моделирующий ритм человеческой жизни. В сочетании с такой периодичностью ритмические сбои, обусловленные некоторой фрагментарностью повествования, призваны передать точку зрения автора на жизнь человеческую: стремление личности к осмысленному бытию наталкивается на невозможность достижения этого идеала, стремлению к гармонии противостоит пребывание человека в разладе с самим собой.
Идея быстротечности и длительности бытия, единства жизни и смерти запечатлена и в повторяющейся образности, реализующей мысль о продолжении жизни человеческой в иных формах. Так, Норт Парджитер идентифицирует человека с водой. С одной стороны, он призывает к сохранению человеческой индивидуальности, а с другой, — хочет стать «пузырьком и ручьем, человеком и вселенной». Сравнение человека и растения воплощено в образе Сары Парджитер. В одном из эпизодов ей чудится, будто она «корень, зарытый в землю»; она же, глядя в воду, спрашивает: «Может быть, я трава морская, которую дважды в день бездумно уносит течением, а затем вновь прибивает к берегу?». Человек растворяется в природе, персонажи романа растворяются в художественных деталях. В авторских описаниях отсутствует четкая прорисовка характера, нет однозначности в трактовке различных образов.
Меняется и механизм создания художественной символики. Если в предыдущих книгах символы возникали в воображении персонажа, отражали ассоциативность его мышления, были индивидуально-психологическими фактами, в «Годах» символика реализует обобщенную, несколько абстрагированную точку зрения автора на мир и человеческое бытие.
Неоднократно фигурирует в романе символ города, угнетающего человеческую личность. Урбанистические пейзажи противостоят идее слияния человека с природой. Городской шум мешает героям сосредоточиться, их унижает жизнь в убогих кварталах, нищета за окном, бессмысленность ежедневной суеты. «Грязный город, невероятный город, город дохлой рыбы и старых сковородок», — восклицает в отчаянии Сара, предавая Лондон анафеме.
Душевная гармония, пусть мимолетная, возникает в единении с природой. Естественный ландшафт преподносится как идиллический микромир, проникновение в который сулит высшую благодать. Гуляя по парку, «растворяются» в природе Мартин и Сара; описание загородной прогулки Китти завершается словами: «Она была счастлива, совершенно счастлива. Время остановилось». При этом нужно учесть, что в системе ценностей писательницы понятие «счастье» вообще отсутствует как слишком эфемерное, расплывчатое, неуловимое.
Некоторые элементы символики в какой-то мере обусловлены влиянием теории бессознательного, но и они прежде всего направлены на четкую расстановку акцентов этического характера. Именно в этом романе В. Вулф, как отмечает Б. Блэкстоун, «поляризация добра и зла принимает наиболее отчетливые формы».
Личный опыт героев, выросших в обстановке лжи и лицемерия, так или иначе связан с развенчанием культа материнства, с подавлением естественных человеческих инстинктов в детстве. Роман начинается описанием смерти миссис Парджитер, смерти, которую все ждут с нетерпением. О быстрой кончине матери мечтает ее дочь Делия, мечтает и сам полковник Парджитер. Длительная болезнь и медленное умирание миссис Парджитер наложили на многочисленных членов семьи слишком, жестокую систему запретов, создали «атмосферу подавления эмоций», неприемлемую для них. Когда наступает конец, то даже попытки естественно сыграть свою роль, изобразить скорбь не увенчиваются успехом: все испытывают радость избавления и не могут более притворяться.
Отношения неискренности и фальши царят и в семье профессора Мэлоуна между дочерью Китти и ее матерью. Это не только омрачает детство Китти, но накладывает отпечаток на всю ее жизнь. Спустя двадцать восемь лет Парджитеры, собравшись в своем старом доме, предадутся воспоминаниям и попытаются обобщить свой опыт: «Как несчастны дети! И им некому жаловаться», — говорят Роуз и Мартин. Мать — это «женщина, которую любят и ненавидят», символ подавления естественных инстинктов. Именно в «Годах», как и в романе «Между актами» («Between the Acts», 1941), Вирджиния Вулф приходит к мысли о том, что семья и брак как общественные явления лишь искажают человеческие отношения, смещают ценностные ориентиры личности, нивелируют человеческое «я».
Следование нормам викторианской морали, стремление к безупречности приобретают бездуховные, чисто внешние формы и проявляются, например, в постоянном, навязчивом стремлении к чистоте и попыткам избавиться от вновь и вновь появляющихся в самых неожиданных местах пятен. Чистота в комнате умирающей миссис Парджитер, белизна постели кажутся противоестественными, и чистота становится эмблемой нравственного нездоровья.
Реализация символа осуществляется в рамках специально организованного контекста. Негативное значение символа чистоты реализуется по контрасту с эпизодом в доме Евгении, родственницы полковника Парджитера: ее гостиная в беспорядке, платья детей перепачканы после бурного веселья в саду; сама Евгения не просто эмоциональна, но бесконечно отзывчива и добра. Естественное воспитание — залог развития духовно богатой личности: Мэгги и Сара, дочери Евгении, наиболее полноценные, нравственно активные героини.
От миссис Парджитер наследуют стремление к чистоте Мартин и Элеонора, причем у них оно нередко приобретает самые нелепые формы: несколько назойливо и неуместно демонстрирует Элеонора всем своим гостям новую ванную комнату, обязательно моет руки после того, как дает собаке, подчеркнуто тщательно моется по приезде в чужой дом, старается удалить пятна с окружающих ее вещей. Коричневое пятно на лбу и желтое в бесцветных волосах замечают Норт и Элеонора при появлении Милли, для них это не просто физические недостатки, а символы морального уродства. Неслучайно тетушка Милли и ее муж Хью Гибз сравниваются с покорными лошадьми, мирно жующими свое сено в стойле.
В расстановке нравственных акцентов участвуют и многочисленные аллюзии, реализующие, наряду с символами, имплицитную манеру письма В. Вулф. Так, некоторые исследователи усматривают прямую связь между Вирджинией Вулф и Джозефом Конрадом в описании нравственных проблем, ссылаясь не только на концептуальную близость, но и на общность в плане фразеологии. В частности, Пэгги, представительница молодого поколения, определяет свое состояние как «сердце тьмы» (здесь Вулф использует конрадовский образ, позаимствованный из названия его знаменитого рассказа). Растущий гуманизм Пэгги проявляется в отношениях с отдельными индевидуумами, а не в широком плане социальной активности. Ее позиция в известной мере перекликается с замечанием В. Вулф, относящимся к периоду создания романа «Годы»: «А что, собственно, представляет собой общество в настоящее время? Оно счастливо, необразованно и бесправно. Я не в ответе за состояние общества».
Еще Э. Ауэрбах отметил, что «весь вес приходится на то, что порождает внешняя причина, на то, о чем мы узнаем не непосредственно, а в отражении». Хотя в поэтике романа «Годы» неожиданно причудливо сочетаются излюбленные индивидуально-стилистические приемы Вирджинии Вулф с более традиционными для мировой прозы художественными средствами, описанный выше ход художественного осмысления действительности характерен и для него. В кругу довольно разнообразных, вопросов, в той или иной мере затронутых в этой книге, проблемы нравственные занимают центральное положение. Столкновение добра и зла, ценностей мнимых и истинных происходит здесь, главным образом, в морально-этической плоскости, вовлекая в сферу интеллектуального и эмоционального драматизма заинтересованного читателя.
Л-ра: Проблемы нравственности в зарубежной литературе. – Пермь, 1990. – С. 81-87.
Произведения
Критика
