«Свинцовое Эхо» Дж.М. Хопкинса (К проблеме перевода «сложной» поэзии)
И.Ю. Попова
Практика перевода шаг за шагом доказывает возможность перевода «непереводимого». Достижения переводчиков, подвергаясь филологическому исследованию, — можно говорить о критике перевода как о самостоятельной отрасли филологии — помогают обосновать общие положения, на которых строится принцип переводимости. Постоянное взаимодействие теории и практики способствует новым успехам в переводческой работе.
К числу безусловных успехов последнего времени можно отнести целый ряд переводов так называемой «сложной» поэзии. Некоторые «сложные» английские поэты уже представлены двумя и даже тремя вариантами переводов на русский язык. Однако в этом ряду обращает на себя внимание «непереведенность» Дж.М. Хопкинса. В англо-американской критике существует немало исследований творчества Хопкинса, его произведения неоднократно комментировались, составляются словари его языка. Отсутствие же русских переводов поэта является, вероятно, одной из причин неизвестности и неизученности его творчества в нашей стране.
Джерард Мэнли Хопкинс (1844-1889) — самобытный английский поэт второй половины прошлого века; при жизни он не печатался, и впервые его стихотворения увидели свет почти через тридцать лет после смерти автора.
Особого внимания поэтому заслуживает недавно опубликованный перевод отрывка из стихотворения Хопкинса “The Leaden Echo and the Golden Echo”, сделанный еще в 30-е годы И.А. Лихачевым. Опыт И.А. Лихачева может служить основой для ответа на вопрос о том, в какой мере «непереведенность» поэта связана с его «непереводимостью», каковы аспекты его творчества, которые могут показаться не только непередаваемыми на другой язык, но и чрезвычайно сложными для интерпретации. Иными словами, подробный анализ оригинала и перевода представляется в данном случае необходимым, во-первых, для выяснения перспектив создания новых переводов Хопкинса; во-вторых, подобное сопоставление может конкретизировать и некоторые общие положения, касающиеся перевода так называемых «сложных» произведений поэтического творчества.
Приводим отрывок из стихотворения и перевод И.А. Лихачева:
The Leaden Echo
How to keep — is there any any, is there none such, nowhere known some, bow or brooch or braid or brace, lace, latch or catch or key to keep Back beauty, keep it, beauty, beauty, beauty, ... from vanishing away?
О is there no frowning of these wrinkles, ranked wrinkles deep,
Down? no waving off of these most mournful messengers, still messengers, sad and stealing messengers of grey?
No there’s none, there’s none, О no there’s none,
Nor can you long be, what you now are, called fair,
Do what you may do, what, do what you may,
And wisdom is early to despair:
Be beginning; since, no, nothing can be done To keep at bay
Age and age’s evils, hoar hair,
Ruck and wrinkle, drooping, dying, death’s worst, winding sheets, tombs and worms and tumbling to decay;
So be beginning, be beginning to despair.
О there’s none; no no no there’s none:
Be beginning to despair, to despair,
Despair, despair, despair, despair.
Свинцовое Эхо
Как сберечь — нет ли средства, нет ли, нет ли, есть ли в мире неизвестный узел, лента, снур, крючок, ключ, цепь, замок, засов, чтоб удержать Красоту, сберечь ее, красоту, красоту, чтобы не уходила бы от нас?
О, нельзя ль глубокий, страшный строй морщин этих строгим взглядом отогнать Прочь? Вот взять и убрать мановеньем — этих скорбных, тихих, горьких вестников, что день красы погас?
Нет, нельзя никак, о, нет, никак,
И недолго вам хвалиться красотой,
Сколько б ни измыслили прикрас.
И подъемлет уже мудрость скорбный вой:
Так начните же, раз пробил горький час,
Раз тверд враг,
Не уйдут годы и годов невзгоды, влас седой,
Борозд ряд, горб лет, смерти жало, саван, склеп, червей рой Так начните же, начните же скорби вой,
Раз никак, о, нет, нет, нет, никак —
Так начните ж скорби вой, скорби вой,
Вой, вой, вой, вой.
Известно, что при передаче на другой язык поэзии невозможно сохранить всё: из-за принципиального несходства различных языковых систем полное сохранение всех смысловых элементов повлекло бы за собой изменения в форме, а формальные элементы в поэтическом произведении обладают как содержательной, так и эстетической ценностью. Ясно поэтому, что переводчик поэзии всегда, по словам А.И. Смирницкого, «стоит перед проблемой какой-то жертвы», он должен решить, что в данном произведении сохранить совершенно необходимо, а что не является существенно важным для воссоздания его идейной, образной, эстетической цельности. Какие решения могут подсказать в данном случае внимательное прочтение и понимание отрывка как такового (внутритекстовой аспект) и его интерпретация с учетом так называемого «фонового знания» (аспект внетекстовых связей)?
Основная мысль отрывка — невозможность сохранить красоту юности, неизбежность старения и смерти и признание того, что мудрость — в раннем отчаянии. Заглавие отрывка — «Свинцовое Эхо» — во многом определяет способ оформления этой мысли. С основной темой отрывка семантически связаны все употребленные в нем полнозначные слова, что объясняет ограниченное количество тематических групп лексики. Полнозначные единицы группируются вокруг важнейших значений: «сохранение», «красота», «мудрость», «отчаяние», «умирание». Обращает на себя внимание полное отсутствие слов малосущественных для передачи основной темы, в частности «украшательских» или сколько-нибудь клишированных эпитетов, часто служащих лишь для «наполнения» ритма. Поэт не допускает разветвления мысли «вширь». Образное богатство отрывка, семантическая и ассоциативная насыщенность связаны с объемностью, с построением «вглубь». Так, одна тематическая группа может объединять множество слов, близких по контекстуальным значениям; смысловая близость целых рядов лексики устанавливается и подчеркивается с помощью звуковой близости; одна основная мысль материализуется в разных словах, конкретизируясь в различных, часто неожиданно новых аспектах содержания. (Ср. напр.: “bow or brooch or braid or brace, lace, latch or catch or key to keep”; “age and age’s evils, hoar hair, ruck and wrinkle, drooping, dying, death’s worst, winding sheets, tombs and worms and tumbling to decay...”).
Длинные ряды перечислений, своеобразная «каталогизация» и установление новых смысловых связей между словами, обычно при поддержке звуковых сплетений, — одна из особенностей всего творчества Хопкинса, проявляющаяся во многих его произведениях. В этой особенности поэтики правомерно увидеть стремление отразить цельность мира как бесконечное множество его особых аспектов, ярко индивидуализированных, неповторимых, потрясающих внезапной новизной.
«Компактность» образности и ее объемность, многослойность, многоаспектность создается и одновременной реализацией различных значений одного слова, иногда даже одновременной реализацией значений омонимов. Так, в контексте отрывка stealing — это одновременно и крадущий, и крадущийся; grey — и сумрак, и седина; drooping — и склоняющийся, и чахнущий, вянущий, слабеющий, и падающий духом,; still — и спокойный, неподвижный, и тихий, безмолвный и, возможно, все же. Использование языкового многообразия значения слова также характерно для поэтики Хопкинса в целом.
В единстве с перечисленными средствами создания «семантической компактности» выступают и различные виды повторов: лексических, звуковых, синтаксических, которыми «пронизано» все стихотворение — не вводя новой информации, повторы интенсифицируют и углубляют мысль. Однако, связанные по своей природе с избыточностью, повторы представляют собой и некоторый противовес «компактности» как «компенсация» отсутствия смысловых «излишеств».
В отрывке можно выделить разные типы повторов. Во-первых, обращает на себя внимание значительное количество так называемых свободных словесных повторов — как следующих без интервала (any any; beauty, beauty, beauty; despair, despair, despair, despair,... и др.), так и разделенных отрезком текста (напр., повтор слов keep, beauty, messengers, wrinkles, be beginning и др.). Обычной функцией свободных повторов в художественном тексте считается передача сильной эмоции. Для данного стихотворения чрезвычайно существенно и то, что Хопкинс представлял его себе как «мысли хорошей (good), но живой (lively) девушки»; свободный повтор, на наш взгляд, помогает создать задуманное автором впечатление спонтанности.
Часть слов отрывка повторяется в составе параллельных конструкций (напр., there’s none, there’s none и т. п.). Такой вид повтора также можно представить как способ передачи «мыслей», в данном случае создается даже эффект сетования или причитания. Однако здесь важно упомянуть и некоторые другие сведения об отрывке. Отрывок является частью самостоятельно существующего стихотворения “The Leaden Echo and the Golden Echo”; задумано же это стихотворение было как хор девушек незавершенной впоследствии драмы «Источник святой Уинифред». В стихотворении Хопкинс добивался подобия звучанию хоров греческих трагедий. Повторы в параллелизмах могут восприниматься поэтому как стремление к рефренности.
«Я никогда не писал ничего столь же музыкального», — так оценил Хопкинс это стихотворение. Звуковая «оркестровка» свойственна всем произведениям поэта, в данном же отрывке «пронизанность» аллитерациями и ассонансами, цепи внутренних рифм, система конечных рифмовок создают качество, позволившее одному из исследователей сравнить это стихотворение с «ошеломляюще блестящим исполнением». Кроме того, уже отмечалась роль звуковой близости в смысловом сближении отдельных слов; важно отметить еще и то, что звуковые повторы сами по себе, а также в составе словесных повторов проносят через весь отрывок «эховость», создавая особую звуковую семантику.
Более того, все виды повторов способствуют восприятию текста как поэтического, при том что отрывок написан в разработанном Хопкинсом чрезвычайно свободном, приближающемся к разговорному ритме (так называемый sprung rhythm, в основе которого лежит выделение ударных слогов, независимо от промежуточных безударных).
Таковы, на наш взгляд, основные общие особенности отрывка “The Leaden Echo”. Рассмотрим теперь, насколько удалось сохранить эти особенности при переводе.
Несомненной заслугой переводчика является ряд находок при передаче звуковой близости слов, сближенных в контексте по смыслу (напр., страшный строй... строгим, годы и годов невзгоды). Конечно, сложность «оркестровки» Хопкинса всегда оставляет возможность для новых поисков и решений звуковой организации переводов его произведений на другой язык.
Слова оригинала, реализующие одновременно несколько значений, обычно передаются переводчиком как однозначные (Напр., grey понято, вероятно, как ‘сумрак’ и передано как день красы погас; drooping понято как ‘склоняющийся’ и передано как горб лет). Удачным исключением представляется эквивалент тихий для слова still, поскольку в нем можно увидеть известную одновременную многозначность: 1) ‘небольшой звучности’, 2) ‘находящийся в безмолвии’, 3) ‘спокойный’, 4) ‘не оживленный’, 5) ‘не быстрый’.
Сопоставление повторяющихся лексических единиц оригинала с их переводом показывает, что принципиальная значимость повтора оценена переводчиком только в трех случаях. Последовательно сохранен повтор слов be beginning (так начните же/ж), to despair (скорби / вой) и beauty (красота), причем в последнем случае вместо четырехкратного повтора оригинала дается трехкратный. В остальных случаях переводчик либо отказывается от повтора (ср. трехкратное употребление слова messengers в 4-й строке оригинала и его однократная передача в переводе; двухкратный повтор wrinkles — однократная передача), либо заменяет повторяющееся слово его синонимом (ср. wrinkles — морщины в 4-й строке и wrinkles — борозды в 12-й). Вариант последнего решения наблюдаем при передаче повтора слова keep: употребленное дважды как независимый глагол в оригинале, оно дважды передано на русский язык глаголом сберечь. Однако это слово еще два раза повторяется в составе фразовых глаголов — keep back и keep at bay; в этих случаях переводчик отказывается от повторяемости, концентрируя внимание на передаче смысла (удержать) или даже полностью заменяя смысловую единицу (раз тверд враг или не уйдут). Ясно, что, имея дело с оригиналом на английском языке, слова которого в большинстве случаев короче слов русского языка, переводчик стоит перед соблазном сокращения повторов как «неинформативных» элементов. Однако для данного отрывка, как уже отмечалось, сохранение повторов чрезвычайно существенно. Отказываясь от повторов, переводчик снижает эмоциональность размышления, песенность (рефренность), ослабляет эффект «эховости».
Несколько «распадается» при переводе на русский язык и «семантическая компактность» оригинала. Думается, что причиной большей «расплывчатости» русского текста являются сделанные переводчиком внесения. Большинство из них в значительной степени клишированны и украшательны, что находится в противоречии с сущностью всей поэтики Хопкинса, передающей, казалось бы, непередаваемую новизну мира. Некоторые из внесений, к тому же, не связаны непосредственно с основной мыслью отрывка (ср., напр., день красы погас, раз пробил горький час, раз тверд враг, смерти жало и т. п.).
Сопоставление ритмического рисунка оригинала и перевода осложнено, так как во многих случаях возможными представляются различные прочтения. В целом, переводчик передает ритмический замысел автора. Существенными представляются лишь два расхождения с оригиналом. Во-первых, в ряде случаев допускается слишком большое количество безударных слогов между ударными (напр., в отрезке «есть ли в мире неизвестный узел»). Такие «пробелы» между ударениями изменяют темп, значительно ускоряя его, а также чрезмерно подчеркивают прозаическую разговорность, ослабляя восприятие отрывка как поэтического. Во-вторых, количество ударений в строках оригинала постоянно варьируется и, таким образом, ни разу не устанавливается ритмическая инерция. Строки 6-я, 7-я, 8-я, 9-я перевода — все трехударные, к тому же в них устанавливается и удерживается схожий метрический рисунок (чего нет в оригинале). После установившейся монотонности неоправданная эмфаза падает на 10-ю, внесенную, строку («Раз тверд враг»).
Необходимо теперь отметить, что критическое рассмотрение перевода не имеет своим предметом критику упущений того или иного переводчика. Важнейшей его задачей мы полагаем разбор принципиальных возможностей, существующих для передачи того или иного произведения. Уже созданный перевод (или переводы) представляют собой необходимую для такого разбора базу.
Остановимся поэтому на ряде конкретных моментов в связи с отрывком из стихотворения Хопкинса и постараемся представить набор различных решений при передаче его на русский язык. За основу для комментария возьмем варианты, предложенные И.А. Лихачевым.
В связи с повтором глагола to keep — свободного и в составе фразового единства — возникает вопрос о том, каковы возможности сохранить повторяемость основного элемента даже при изменении содержания. Думается, что в русском языке такие возможности создаются аффиксацией. Варианты передачи могут быть беречь или держать. Например:
how to keep — как сберечь to keep back — чтоб уберечь to keep it — сберечь ее to keep at bay — чтоб уберечься (от годов и т. д.)
По поводу ряда «сближенных» по семантике и по звучанию существительных 1-й строки существует комментарий Хопкинса: это должны быть предметы материального мира (physical things), подобные ключам и принадлежащие к окружению женщины; ни одно из слов не должно быть явно устаревшим. Данный переводчиком ряд удовлетворяет эти пожелания — исключение, на наш взгляд, представляет собой явно устаревшая форма слова снур, которую можно «обновить», употребив форму шнур.
Переводчиком до известной степени соблюдены звуковые особенности ряда — «эховость», аллитерации и ассонансы, звуковой «подхват». Возможна, вероятно, и большая степень звуковых соответствий — в частности, можно подобрать ряд односложных эквивалентов, что способствует и более точному сохранению ритма оригинала. Например, этот ряд можно представить как: «бант или брошь или шнур или скрепа, запор (тесьма), засов, крючок (крюк) или ключ, чтоб уберечь...».
Подыскивая выражение для важнейшего понятия стихотворения, Хопкинс писал, что в основе его лежит мысль о красоте как о чем-то, что «можно физически удержать и потерять», то есть он стремился к конкретизации абстрактного понятия. Думается, что русское слово прелесть в большей степени удовлетворяет замысел автора, чем слово красота. К тому же слово прелесть традиционно связывается с красотой юности и поэтому вписывается в созданное в стихотворении противопоставление понятий красоты и старости. По звучанию и ударению слово прелесть несколько приближенно к слову beauty оригинала (ср. bt — пть).
Есть ли возможность сохранить повтор слова wrinkles, не растягивая строки? При этом необходимо отметить ценность сохранения переводчиком двух образов в передаче слова ranked как страшный строй; звуковое сближение служит некоторой компенсацией невозможности передать их одним словом. Возможным вариантом строки может быть
«О, неужель / и строгим / суровым взором этих морщин, строй страшных морщин глубоких не разогнать
Прочь?»
Как сохранить тройной повтор слова messengers и многозначность слов still, stealing и grey в 4-й строке? Эквивалент тихий для слова still уже отмечался как удача переводчика (см. выше). В случаях со словами stealing и grey представляется возможным повторить решение переводчика при передаче слова ranked, т. е. дать по два эквивалента, сохранив оба значения (сохранить образный комплекс, но «растолковать» его и вынужденно «приглушить»). Stealing можно интерпретировать и передать как украдкой крадущих слово grey как сумрак и седина. Вариантом всей строки может быть:
«...не отогнать этих вестников скорбных, вестников тихих,
украдкой крадущих, вестников сумрака и седин».
Необходимо отметить, что внесенное в эту строку переводчиком «вот взять и убрать» представляется, во-первых, неорганично разговорным для произведения, которое автор пытался уподобить греческому хору, и, во-вторых, стилистическим снижением, не характерным для поэтики Хопкинса в целом.
Во второй строфе оригинала появляется одно из важнейших слов отрывка — despair. Передача этого слова как (скорби) вой представляется необоснованной ни по смыслу, ни стилистически, так как слово вой привносит в данный контекст оттенок ситуативного опрощения. Сочетание же «высокого» и «низкого» в строке «И подъемлет уже мудрость скорбный вой» представляется неорганичным. Точные возможности передачи глагола to despair («отчаиваться, терять надежду, впадать в отчаяние») неудовлетворительны из-за их громоздкости. Возможно, однако, взять за основу этого слова существительное отчаянье, которое в конце отрывка «прозвучит» как эхо. Вариантом передачи строки может быть «Мудрость лишь в раннем отчаяньи».
Во второй строфе оригинала обращают на себя внимание повторы фраз и целых строк, состоящих из неполнозначных слов. В переводе же находим — вместо «избыточности» оригинала — ряд внесений, часто не связанных прямо с мыслью отрывка («раз тверд враг»), не точно ее передающих («раз пробил горький час» и др.). Целесообразным представляется избежать клишированных фраз и попытаться максимально приблизиться к языковой ткани оригинала.
Третью строфу оригинала открывает ряд соотнесенных по смыслу и звучанию слов. «Горб лет», «смерти жало», «червей рой» не представляются удачными «эквивалентами», их клишированность не соответствует важнейшим особенностям поэтики Хопкинса. Возможно, вероятно, сохранить большую близость оригиналу: «...Складок, морщин, угасания, смерти, ужасов смерти, савана, склепа, червей и паденья враспад».
Необходимо отметить две особенности отрывка, которые не могут быть эквивалентно переданы в силу принципиального расхождения двух языковых систем: накопление форм герундия в 1-й и 3-й строфах (vanishing away, frowning down, waving off; drooping, dying, tumbling) и повторяющаяся форма повелительного наклонения продолженного вида (be beginning). В обеих особенностях видится направленность на процессуальность. Частичной компенсацией герундиальных форм могут быть русские отглагольные существительные; при передаче формы be beginning как экспрессивно маркированной по отношению к begin (повелительное наклонение, общий вид) удачной представляется используемая переводчиком усилительная частица же.
В заключение необходимо еще раз подчеркнуть, что возможные варианты не должны рассматриваться как «исправление» существующего перевода. Комментарий оригинала и перевода проделан с целью показать важность и возможность отбора самых существенных для сохранения особенностей подлинника — во-первых, на основе внимательного прочтения самого текста, а, во-вторых, на основе его интерпретации с учетом ряда внетекстовых сведений. Существующий же перевод может и должен служить своеобразной базой для размышления, для прихода к новым решениям, для создания новых переводов почти непереведенного на русский язык крупного английского поэта.
Л-ра: Тетради переводчика. – Москва, 1984. – Вып. 21. – С. 48-56.
Произведения
Критика
