Питер Шеффер. Соглядатай (Ионадав)
(Отрывок)
Трагедия в двух частях
По мотивам романа Дана Якобсона «Бесчестие Фамари»
Действующие лица:
ИОНАДАВ - племянник царя Давида.
ДАВИД - царь Иудеи и Израиля.
АМНОН - старший сын Давида.
АВЕССАЛОМ - любимый сын Давида.
ФАМАРЬ - дочь Давида.
МИЛХА - служанка Фамари.
ШЕСТЬ СЛУЖИТЕЛЕЙ.
Действие пьесы происходит в Иерусалиме.
Время действия - X век до Рождества Христова.
От автора
Сценическая площадка состоит из внутреннего и внешнего круга. По периметру последнего неподвижно сидят служители - шесть фигур в белых одеждах и белых масках-чулках, натянутых на головы и скрывающих лица. Они исполняют все второстепенные роли - других сыновей Давида, телохранителей, священников, носильщиков, слуг, женщин и жителей Иерусалима. Они производят разные звуки, но не участвуют в диалоге. Их жесты графически выразительны.
Звуковая партитура в более сложной оркестровке дублируется в зрительном зале.
ЧАСТЬ ПЕРВАЯ
Сцена первая
Отдаленная музыка. Входит Ионадав, мужчина средних лет, в одежде своего племени. Сцена погружена в темноту.
ИОНАДАВ (зрителям). Вооламнон райах воошомов Йонадаб. - Но у Амнона был друг, по имени Ионадав. В’Йонадаб иисе хохом м’од. - Ионадав был человек очень хитрый. Иными словами, изворотливый - так в моем племени называют тех, кого Бог наделил умом. А это, сами понимаете, большая редкость. Если кому интересно, я цитирую по каноническому изданию Библии - Вторая книга Царств, глава тринадцатая. Я там удостоился двух упоминаний: первый раз как «хитрый», второй раз в смысле «утешитель»… а так меня как бы и вовсе нет. Что весьма кстати.
Пауза.
История, надо сказать, препаршивая. Средневековые раввины, читая вслух Священное Писание, опускали ее целиком, а ведь они не знали и половины правды. Я один знаю всю подноготную, и беречь ваши уши я не стану. Не для того, милые мои, я столько лет пребываю в лимбе, между раем и адом, чтобы щадить чьи-то чувства.
Пауза.
Это история всеобщего обмана, где каждый - одновременно обманщик и обманутый. История падения великого царя и всего «дома Давидова», и тут не обошлось без вашего покорного слуги. Я, презренный Ионадав, - сын Самая, брата Давидова, которого обошел пророк Самуил, помазав на царство младшего брата, в то время безусого юнца, и поставив его царем над коленами Иуды и Израиля.
Освещается внутренний круг - Давид на троне.
Царь Давид, сын Иессея, мой всемогущий дядя, главная фигура в мировом пасьянсе трехтысячелетней давности. Ревнивый, лживый, похотливый Давид, которого Бог Яхве поставил над избранным народом, народом скрижалей Господних. Вам, для кого скрижали Завета сделались общим местом, трудно даже представить, чем они были для племени, которое в жестокости могло поспорить со своими соседями.
Служители - четыре связанных пленника - опускаются на колени перед Давидом; двое - священники - становятся сзади.
Выкиньте из головы образы запуганных обитателей гетто или добрых меценатов, создателей культурных центров. В те времена мы не были запуганными - и добрыми тоже не были. Мы вырезáли всех подряд именем нашего Господа. Аммонитян, хананеев, иевусеев, амаликитян, евеев, хеттеев, ферезеев, моавитян… всех этих на «ян» и на «ев», о которых вы, нынешние, ничего не знаете, а почему? Да потому, что мы их всех вырезали подчистую. Не скажу, что мне их очень жаль… дикари… хотя были еще похлеще - возвышавшиеся над нами всемогущие вавилоняне и ассирийцы. Словом, не впадайте в заблуждение, представляя себе Давида этаким пастушком, отдыхающим на лужке. Его лугом был город из камня на вершине каменистого холма; и десять заповедей, тяжелые, как каменные глыбы, перекатывались у него во рту.
ДАВИД (сурово). Этих людей будут судить перед народом. Они сделали себе золотых истуканов и за это достойны смерти. Отведите их на площадь, и пусть их забьют камнями. Сэлá!
Двое священников поднимают вверх руки.
Говорю вам: благословен тот, кто ходит путями Господа. И проклят тот, кто уклоняется от путей Господних. Не потерплю оскверняющего нечистотами стену Храма. Так же сделай со мной, Господи, если я нарушу хоть одну букву Твоего закона. Сэлá!
Он ударяет в ладоши. Барабанная дробь. Пантомима: священники забивают камнями осужденных, те замертво падают на землю. Зрительный зал заполняют выкрики толпы и трубный глас пастушеских рогов-шофаров. Перемена света. Священники уходят. Мертвые лежат.
ИОНАДАВ (зрителям). И так каждый день. Иерусалим провонял кровью. Человеческой, бежавшей по сточным канавам; жертвенной, заливавшей алтари. А из пустыни ветер приносил запах чужой крови, что уходила в песок из порубленных тел врагов наших. От этой вони меня выворачивало наизнанку. Что поделаешь, тонкая натура. Такая вот белая ворона. Кстати, это единственное, что я, подлая душа, могу предъявить в свое оправдание. Да, я натура тонкая… чего не скажешь о Творце. Как Он мог создать меня по своему образу и подобию? Смотрите: вот я, чувствительный Ионадав, и вот Он, свирепый Яхве, которого не умягчит ни женская ласка, ни спасительная самоирония. Не вижу сходства между мной и Им… если Он вообще есть. (Понизив голос.) При жизни я не смел даже намекнуть на это, но не думайте, что меня не посещали сомнения. Знатоки Библии, если таковые среди вас найдутся, видимо полагают, будто древние израильтяне все как один были истовыми верующими. Вранье! Вот перед вами я, червь пресмыкающийся. И таким становится всякий, кто падает ниц перед Единым Богом из страха быть забитым камнями. А сердце тянется к другому - к Богу, который не держит камня за пазухой.
Мертвые встают…
ДАВИД. Пусть подойдут мои сыновья. Подайте им угощенья.
…теперь это Адония, Ифреам, Сафатия и Совав. Еще двое - слуги - вносят блюда с едой.
ИОНАДАВ (зрителям). Последуем за ними, ибо с этого застолья, в сущности, начинается наше повествование. Ваше счастье, что вас не пригласили разделить трапезу. Еду готовили под наблюдением раввинов, ничего не смысливших в кулинарном искусстве, так что можете себе представить, чем нас потчевали. Знаете, от чего больше всего страдали люди за тысячу лет до Р. Х.? От медвежьей болезни. (Переходит на внутренний круг.) Кстати, этот «Х», происходящий из рода Давидова, - мой дальний родственник.
ДАВИД (с приветственным жестом). Адония. Ифреам. (Они склоняют перед ним голову. Ионадав низко кланяется братьям, но те его игнорируют.) Сафатия. Совав. (Тот же ритуал.)
Все садятся. Слуги подносят еду для царского благословения.
ИОНАДАВ. У Давида были еще сыновья, такие же безликие. Та еще свора: злые, горячие кобели, которые меня не замечали, зато со старого хозяина не сводили глаз… когда уже он подохнет?
Давид встает. Все, включая Ионадава, падают ниц.
ДАВИД (простирая руку над едой). Хвала Царю Небесному, который дает нам хлеб насущный! (С завуалированной угрозой.) И благословен тот, кто мирно ест его с братьями своими, не имея тайного умысла в сердце своем. (Пронзает их тяжелым взглядом.) Ешьте и радуйтесь.
Слуги ставят блюда перед едоками и уходят на внешний круг. Братья приступают к трапезе. Ионадав запускает руку в общую миску.
ИОНАДАВ (зрителям). Когда-то Давид велел убить Урию Хеттеянина, чтобы завладеть его женой Вирсавией. Говорили, будто за это Господь поразил их сына-первенца и предсказал Давиду, что не отступит меч от дома его вовеки. Судите сами…
Перемена света. Двое слуг на внешнем круге принимают ритуальные позы египетских божеств - Озириса и Изиды. На внутреннем круге братья низко склоняются над едой. Экзотическая музыка.
Сколько я себя помнил, мне всегда хотелось убежать без оглядки из этой скотобойни. Каждую ночь, засыпая в своей комнатенке вдали от дворца, я уносился в своих мечтах далеко-далеко. Еще мальчиком я услышал легенду о Царстве Вечного Мира - это было давно, когда правили юные и влюбленные друг в друга царь и царица. Боги даровали им красоту и бессмертие.
Озирис и Изида заключают друг друга в объятия.
Там воздух оглашали звуки флейты, а не истошное блеянье баранов перед закланием. Там храмы украшались статуями добронравных божеств - не табличками с грозными запретами. Там небеса проливали золотой дождь благодати - не огонь и серу слепого возмездия.
Царь и царица, держась за руки, уходят со сцены.
Иногда я видел это так ясно: загорелые плечи царя, подведенные бирюзой, живые глаза царицы… Бредовая фантазия, согласен. С сексуальной, отнюдь не небесной подоплекой. Слишком красиво для этих мужланов. Но она как-то утешала меня в этом царстве страха и палочной дисциплины.
Сцена вторая
Перемена света. Из противоположных кулис выходят Амнон и Авессалом. Амнон, этакий здоровый, тугодумный бычок тридцати с лишним лет, кажется рассеянным. Юный Авессалом поражает красотой и статью; его необыкновенные, черные как смоль волосы собраны в узел. На лице первого написана глуповатая наивность; лицо второго выдает пылкую натуру, еще незрелую и потому опасную. Здесь же другие Царевичи. Авессалома сопровождают двое телохранителей с посохами, которыми они ударяют об пол, выражая таким образом свое отношение к происходящему.
ИОНАДАВ. К этим, в отличие от других сыновей, стоит приглядеться.
ДАВИД. А вот и солнце наше,Авессалом!
АВЕССАЛОМ (с горячностью). Да хранит тебя Господь вовеки, возлюбленный отец!
ИОНАДАВ. Любимчик Авессалом. Единственный, кому разрешено иметь личную охрану. Отрада всех, кто хотя бы раз его видел. Ярчайшая звезда… поневоле отвернешься.
ДАВИД. Амнон!
АМНОН (отделывается легким поклоном). Храни тебя Господь, отец.
ДАВИД. Что? Я тебя не слышу.
АМНОН (громче, угрюмо). Храни тебя Господь, возлюбленный отец.
ДАВИД. Благодарю.
ИОНАДАВ. Амнон, старший сын по кличке Бычок. Мой друг и высокий покровитель. Куда я без него? Как червя раздавят.
Амнон подзывает его кивком. Ионадав подходит.
Как все быки, он страшно похотлив. Но, в отличие от быков, с претензией. Забавное сочетание. Главное его желание - прослыть человеком думающим. Меня он считает ученым. На его фоне - еще бы! (Амнону, подобострастно.) Мой царевич.
АМНОН (понизив голос, раздраженно). Где ты пропадал?
ИОНАДАВ. Семейные дела. Имение в Галилее. Вот уж дыра так дыра.
АМНОН. Ты был мне нужен.
ИОНАДАВ. Сожалею.
АМНОН. Приходи, как стемнеет.
ИОНАДАВ. Если смогу.
АМНОН. Если? Сегодня, как стемнеет! (Резко.) Ты меня понял?
ИОНАДАВ (удивившись). Да, мой царевич. (Зрителям.) Что-то стряслось. Давно я его таким не видел.
ДАВИД. Амнон!
АМНОН. Ммм?
ДАВИД. Подойди. Что с тобой? Ты не заболел? Ну-ка… (Поворачивает его лицо к себе.) У тебя запой?
АМНОН. Нет.
ДАВИД. «Нет»! Ты с кем разговариваешь?
АМНОН. Нет, возлюбленный отец.
ДАВИД. Значит, шлюхи?
АМНОН. Нет, возлюбленный отец.
ДАВИД. Как бы не так. (Забавляясь.) Совсем они тебя заездили.
АМНОН. Ничего подобного, клянусь!
ДАВИД. Не боишься оказаться клятвопреступником?
АМНОН. Не был я с женщиной, отец!
ДАВИД. Давно ли?
АМНОН (огрызается). Давно! Месяц… два… не помню!
Братья издевательски цыкают. Он в ярости оборачивается к ним.
Это вы из постелей шлюх не вылезаете, а у меня есть дела поважнее! У вас же не головы, а пустые черепушки!
Братья и телохранители в восторге стучат посохами об пол.
ДАВИД. Тсс. Ты у нас бык, могучий бык! Мысли - это удел Авессалома. (Младшему сыну.) Что ты думаешь, солнышко? Он говорит правду?
АВЕССАЛОМ. Откуда мне знать, величайший из отцов? Он такой скрытный. Мы его совсем не видим.
АМНОН. Как это?
АВЕССАЛОМ. Когда ты был последний раз во дворце?
АМНОН. А чего мне здесь глаза мозолить!
Все смеются.
ДАВИД. Тсс! Довольно! Ты мрачный и скрытный, зато Авессалом у нас как ясное солнышко. (Авессалому.) Чего ты хочешь, свет моих очей? Чем вознаградить тебя за твою открытость?
АВЕССАЛОМ. Мне ничего не надо, возлюбленный отец!
ДАВИД. Будто бы. Всем что-нибудь да надо от царя!
АВЕССАЛОМ. Что ж, есть у меня одно желание.
ДАВИД. Так-так!
АВЕССАЛОМ. Чтобы ты, отец, посетил меня в Ваал-Гацоре. В следующем месяце праздник кущ. Ты уже много лет не покидаешь города. Простые люди хотят тебя видеть! Я правду говорю?
Телохранители с одобрением стучат своими посохами.
Если ты приедешь, я велю раскинуть шатры… сотни, тысячи шатров!
Одобрительный стук посохов. Авессалом почтительно склоняется перед Давидом. Вдруг все застывают.
ИОНАДАВ (зрителям). С этим приглашением в деревню он обращается к отцу каждый год, и всякий раз Давид придумывает новую причину для отказа. Он слишком подозрителен, чтобы покидать пределы столицы.
ДАВИД. Мой мальчик, царь себе не принадлежит. Когда он путешествует, его подданные ждут небывалого спектакля. Они хотят видеть своего правителя во всем блеске.
АВЕССАЛОМ. Так возьми с собой всю свиту! Мои владения благодаря тебе, самый щедрый из отцов, обширны и плодородны.
ДАВИД. Избави Бог, чтобы мои дети доказывали свою любовь, как нищие, выпрашивающие подаяние!
АВЕССАЛОМ. Не милостыни я прошу, отец.
ДАВИД. Нет, и весь разговор!
АВЕССАЛОМ. Не знаю, как мне доказать свою…
ДАВИД (грубо). Я сказал, ни слова больше! (Берет себя в руки.) Иди сюда. Дай прижать тебя к моей груди. Послушай, как бьется любящее сердце! (Заключает сына в объятия.)
Свидетели этой семейной сцены издают крики одобрения.
Красавчик, а? И родился у такой образины!
АВЕССАЛОМ (смущен). Отец…
ДАВИД. Кто может похвастаться такими волосами? Какая женщина? Ну-ну, отцу можно! (Гладит его по волосам.) Знаете, сколько они весили, когда он их в последний раз подстригал? Он у нас скромник, слова не вытянешь, так я послал своих людей узнать. Двести сиклей! Не волосы - чистое золото! Видел ли Израиль что-нибудь подобное?
Стучат посохи, рукоплещут царевичи. Амнон отвернулся.
Что, Амнон, нахмурился? Ревнуешь? Зря! (Встает с трона, подходит к нему.) Ты мой первенец! Мой бесстрашный Бычок! (Изобразив рога на голове, делает выпады.) Ха!.. Ххххаа! (Роет «копытом» землю. Боднул Амнона «рогами», тот с досадой его оттолкнул. Зашипели братья. Повисла тишина.) Ого! (С угрозой в голосе.) Наш Бычок сегодня не в духе. Це-це-це. А где моя девочка? Вас я, вижу, захвалил. Того гляди испорчу. Я хочу видеть Фамарь! Где Фамарь?
АВЕССАЛОМ. Она здесь. Ждет, когда ты ее позовешь.
ДАВИД (с притворным изумлением). Здесь? Ты не шутишь?
АВЕССАЛОМ. Как можно?..
ДАВИД. Нельзя. Впустите же ее! Пусть нас потешит! Фамарь! Фамарь, где ты? Мы жаждем тебя видеть! Ну-ка, мальчики!
Царевичи стучат руками по помосту - так нетерпеливые зрители требуют, чтобы начинали спектакль. Телохранители ударяют в пол посохами. Музыкальный аккорд. Все застывают.
ИОНАДАВ (зрителям). А сейчас, любезные мои, она… какая же история без женщины? Здесь она - главное лицо, с нее эта буча началась, ею и закончилась. Умащенная и разодетая, приведенная из дворцового гарема для ублажения царя, родная сестра Авессалома и сводная сестра Амнона, любимая дочь старого греховодника - Фамарь! Самое избалованное существо в царстве Давида!
Музыка. Входит Фамарь, чье лицо скрыто покрывалом, и приседает перед царем. Она юна и удивительно хороша собой.
Кукла, не удостаивавшая меня даже презрительным взглядом.
ДАВИД (открывая ее лицо). Совершенство! Я велю написать на скрижали из порфира: «Господь создал совершенство!»
Царевичи согласно барабанят по помосту.
Моя радость, позволь мне усладить твое нёбо! (Протягивает ей какую-то восточную сладость.)
ФАМАРЬ. А благословить?
ДАВИД. А?
ФАМАРЬ. Еду надо благословить, разве ты не знаешь?
ДАВИД (забавляясь). Ну разумеется. Умница моя. (Держа кусок перед собой.) Хвала Царю Небесному, который дает нам хлеб насущный!
ФАМАРЬ (набожно). Аминь.
ДАВИД (кладет ей в рот лакомство). А теперь ты нам споешь.
ФАМАРЬ. Нет.
ДАВИД. Что?
ФАМАРЬ. Не сегодня.
ДАВИД. Но я все утро ждал этой минуты. Мы все ждали!
ФАМАРЬ. Прости. Нынче я не в голосе.
ДАВИД. Глупости! Ты хочешь, чтобы тебя уговаривали! Амнон, попроси свою сестру, для тебя она споет. (Тот словно не слышит.) Амнон!
АМНОН (не глядя на нее, тихо). Спой, Фамарь.
ДАВИД. Что это? Не очень-то убедительно. Ты просишь о милости, за которую можно отдать все наше царство! Кто же станет петь для такого сухаря! Да, моя голубка?
АВЕССАЛОМ (вскакивает на ноги, с воодушевлением). Спой, Фамарь, я прошу тебя! Спой для меня, а я тебе подыграю!
ДАВИД (резко). Нет. Тебе еще надо поучиться. Дайте мне гусли!
Рукоплескания. Царю подают инструмент. Фамарь присела на ступеньки у подножия трона. Царь коснулся струн, девушка отозвалась мелодичным эхом. Но вот зазвучали уверенные переборы. Девушка поет и танцует, походя флиртуя с братьями. Сначала она заигрывает с Авессаломом, игнорируя Амнона, сидящего с низко опущенной головой. Вдруг, словно невзначай, задевает лицо Бычка покрывалом, и тот едва не теряет сознание. От яростного бессилия он вдребезги разбивает блюдо. Песня оборвалась. Пальцы царя замерли над струнами. Все уставились на Амнона, тот отводит глаза.
ДАВИД (с трудом сдерживая гнев). Кажется, я не ошибся: мой Бычок сегодня немного перебрал. От вина быки становятся еще более неуклюжими. Фамарь, не обращай внимания. Пой!
ФАМАРЬ (надулась). Не хочу. Он все испортил.
Топнув ножкой, она швыряет покрывало в лицо Амнону и убегает. Давид, прошипев что-то в адрес старшего сына, уходит в сильном раздражении, за ним Авессалом и его телохранители. Слуги уносят царский трон. Перемена света. Сверху опускается балдахин с подобранными матово-белыми занавесями. Мы переносимся в…
Сцена третья
Дом Амнона. Закатное солнце. Амнон мечется по комнате, затем садится. Лицо его выражает страдание.
ИОНАДАВ (зрителям). Разумеется, вино здесь было ни при чем. Вдруг я все понял. Вы тоже? Глаза-то нам на что! Вот так сюрприз. Как это могло случиться?.. Я шел к Амнону, сгорая от нетерпения.
Служители - двое Рабов - проводят его к Амнону, на внутренний круг, и уходят.
Амнон?
АМНОН (тупо). Ммм?
ИОНАДАВ. Я пришел…
АМНОН. Подойди.
Ионадав с опаской подходит.
На колени!
Ионадав опускается на колени. Амнон показывает нож.
Ну!
ИОНАДАВ. Что?
АМНОН. Смелее! (Вкладывает ему в руку нож.) Бей сюда! Ну! Давай!
ИОНАДАВ (сопротивляясь). Нет, Амнон! Нет! (Отшвыривает нож.) Я не за этим пришел. Изволь объяснить.
Пауза.
АМНОН. Я не могу… не смею…
ИОНАДАВ. Я тебя не понимаю.
АМНОН. О таком не говорят вслух! Никто и никогда!
ИОНАДАВ. Я скажу.
АМНОН (после паузы). Ты?
ИОНАДАВ. Поклянись, что ты не причинишь мне вреда.
Амнон подносит пальцы ко лбу.
В Израиле есть закон: не обнажай наготы сестры своей, хотя бы даже сводной.
Пауза.
Угадал?
АМНОН (едва слышно). Да.
ИОНАДАВ. И давно ты возжелал этого?
АМНОН. Давно.
ИОНАДАВ. А точнее?
АМНОН. Месяц назад! Во дворце. Она пела ту же песню, и пальцами так: щелк, щелк. Понимаешь? Щелк, щелк. И теперь она у меня здесь. (Показывает на голову.) Днем и ночью! Только глаза закрою: «Я здесь, Амнон!.. Я с тобой, Амнон!.. чего ты ждешь, Амнон!..» Я был у кудесника. Я его спросил: «Разве щелканье пальцев может разбудить демона?» - «Может». - «Так прогони его!» Он взял краски и нарисовал мне на груди вот это. Смотри! (Обнажает грудь, показывая каббалистический знак, переливающийся яркими цветами.) Сказал, чтобы я семь дней это не трогал. А толку! Еще хуже стало. С каждым днем все хуже и хуже…
ИОНАДАВ. Ш-ш-ш! Ну что ты, Амнон. Я же с тобой. Твой верный друг. (Прижимает его к себе. Амнон застыл. Зрителям.) В ноздри мне ударил запах - свалявшейся бычьей шерсти… и страха. И в эту минуту во мне проснулся демон! Тот, что так чутко спит в кишках всех презренных и презираемых. Демон жажды похлеще той, что мучила Амнона, - жажды разрушения, катастрофы, вселенского хаоса! Уничтожить великих мира сего, вытирающих об меня ноги! Уничтожить «дом Давидов», для которого я не существую! Уничтожить его Бога! Почему бы нет? Пусть защищается! Пусть доказывает, что Он есть! Пусть всесокрушающий Яхве попробует меня остановить!
Пауза.
Я открыл рот, и это было началом конца…
Амнон зашевелился, застонал.
Нет, Амнон, это не демон. Кажется, тут сокрыт великий смысл.
АМНОН. Что ты хочешь сказать?
ИОНАДАВ. Трудно… страшно об этом говорить… но все сходится.
АМНОН. Что? Да говори же! Ну?
ИОНАДАВ. Я часто рассказывал тебе одну старинную легенду. О Царстве Вечного Мира.
АМНОН. Которым вместе правили юные Царь и Царица.
ИОНАДАВ. Влюбленные друг в друга.
АМНОН. Им было даровано бессмертие.
ИОНАДАВ. Да.
АМНОН. И что же?
ИОНАДАВ. Они были братом и сестрой.
Пауза.
Эту легенду так чтят в Египте, что брак между братом и сестрой разрешен там по сей день.
АМНОН. Нет!
ИОНАДАВ. Только в царских семьях. Не просто разрешен - предписан.
АМНОН. Предписан?
ИОНАДАВ. Египетские цари являются богами, разве ты не знал? Наши священники об этом помалкивают, поощряя невежество… для нашего же блага, разумеется.
АМНОН. Продолжай!
ИОНАДАВ. В долине Нила люди верят, что царский отпрыск несет в себе свет божественности.
АМНОН (испуганно). Тише ты!
ИОНАДАВ. Наш Бог, понятно, светом ни с кем не делится. В Египте все иначе: царский сын обладает бессмертием по праву рождения и только ждет решающего мгновения.
АМНОН. Какого?
ИОНАДАВ. Чтобы зачать свое бессмертие. Вместе со своей сестрой.
АМНОН. Зачать?
ИОНАДАВ. На ложе.
АМНОН. Молчи!
ИОНАДАВ. На священном ложе,разумеется.
АМНОН. Мерзость! Какая мерзость!
ИОНАДАВ. Мне не стоило говорить об этом.
АМНОН. Да! Не стоило! Продолжай.
ИОНАДАВ. Переменим тему. Я слишком многим рискую.
АМНОН (вскочил на ноги). Я сказал: продолжай! (Спокойнее.) Ты у нас ученый. То, что простые люди называют богохульством, у тебя - предмет исследования. Это дозволено. Я тебе дозволяю. Я тебе «предписываю»! (Смеется.)
ИОНАДАВ (после паузы). «Избранничество» - тебе это что-нибудь говорит?
АМНОН. Это как?
ИОНАДАВ. В старинных легендах сестра среди всех братьев должна указать на своего избранника - как Самуил когда-то указал на твоего отца. Она посещает его как видение и приглашает разделить с ней вечную жизнь.
АМНОН. Видение!
ИОНАДАВ. Да. Это устраивают боги, а ей самой и невдомек. Я читал папирусы. Настоящее чудо. Лишь один из сотен тысяч удостаивается этой великой чести. Другие просто не вынесли бы такого испытания.
АМНОН. Почему?
ИОНАДАВ. Царевна поселяется в голове несчастного царевича. Она терзает его денно и нощно. Кому под силу вынести подобные муки? Он вожделеет… бьется в судорогах… теряет сознание. Иной,кажется, вот-вот умрет.
АМНОН. Точно!
ИОНАДАВ. Но в конце концов он побеждает - если достоин ее выбора. И в обладании друг другом… о, эта неземная нежность нам, простым людям, неведома… они достигают бессмертия! Когда земной их путь заканчивается, они вдвоем уходят в иной мир, где их любовь длится вечно.
АМНОН (молчит под впечатлением услышанного; с нервным смешком). Неужели ты веришь этому, Ионадав?
ИОНАДАВ. Я, как ты сам сказал, ученый. Просто рассказываю, во что верили люди. А Египет, что бы там ни говорили наши священники, величайшее царство. От его сокровенных тайн, мой дорогой, смехом не отделаешься. (Помолчал.) Твой кудесник прав: скорее всего это демон, которого можно изгнать молитвами и постом. Но если, паче чаяния, это не демон… значит, мы имеем дело с чудом. Ты - Избранник! Невероятно, но факт.
АМНОН (переварив его слова). А как можно проверить?
ИОНАДАВ. Путь один - самопознание.
АМНОН. Самопознание?
ИОНАДАВ. Это когда человек заглядывает в себя. Я не уверен, что ты способен это выдержать.
АМНОН. Я старший сын Давида! Нет такого, чего бы я не выдержал!
ИОНАДАВ. Ты можешь провести неделю затворником в этой комнате?
АМНОН. Спрашиваешь!
ИОНАДАВ. Загляни в себя, и ты увидишь притаившихся старых богов. Спроси у них: «Это демон или судьба?»
АМНОН. И спрошу!
ИОНАДАВ. Они ответят - ее устами. То, о чем ты мечтаешь, да будет священнодействием - или пусть не будет совсем.
АМНОН (раздраженно). Никогда этому не бывать! А то ты не знаешь, что ее держат взаперти!
ИОНАДАВ. Сначала выясни, судьба ли это. Запри все двери. Разрисуй тело знаками каббалы. Одного знака, если это демон, пожалуй, мало.
АМНОН. Еще он дал мне оберег. (Показывает.) Сильнее не бывает.
ИОНАДАВ. Носи его - тут лишняя предосторожность не помешает. И никому ни слова! Если это демон - схватись с ним. Если судьба - положись на меня. Я придумаю, как выманить ее из дворца. Клянусь. (Касается лба кончиками пальцев.) И Божий промысел порой требует земного вмешательства.
АМНОН. Вот уж не думал, что ради меня ты готов на всё!
ИОНАДАВ. Не забывай, мы, простые смертные, можем мечтать, но осуществить мечты дано только царям.
АМНОН. Хорошо сказал!
ИОНАДАВ. Неделя затворничества! (Зрителям.) С этими словами я отбыл в наше имение, подальше от дома Амнона. За неделю этот болван потеряет остатки разума!
Сцена четвертая
Перемена света. Амнон опускается на колени, целует амулет и надевает его на шею. Четыре Служителя входят с паланкином и уносят в нем Ионадава на внешний круг.
АМНОН. Защити меня от всех демонов и духов! Сэлá и аминь!
ИОНАДАВ (зрителям). В носилках по пути в наше именьице я был как пьяный. Всё! Это конец! Мне ли тягаться с помазанником Божиим и царскими выродками? Хуже - с самим Всевышним? Зарвался! Не таких обламывали! (Задирает голову к небу.) Что Ты молчишь?
АМНОН. Фамарь! Приди ко мне, Фамарь!
ИОНАДАВ. Всю неделю меня терзали видения… его тоже.
АМНОН. Явись, спаси меня, или я издохну как пес!
ИОНАДАВ. Мои были похабнее. Фамарь, невинная голубка, недотрога, опрокинутая навзничь.
АМНОН. Где же ты? Заговори со мной!
ИОНАДАВ. Не в боли дело. И не в насилии. Просто грязь и бесчестье. То, что всегда было моим уделом, изволь теперь хлебнуть ты… породистый зверек!
АМНОН (бьет поклоны). Громче! Я тебя не слышу!
ИОНАДАВ. Всех презирающая Фамарь и всеми презренный Ионадав - на одной доске! Испытай разок, каково это - жить среди царских плевков!
АМНОН (раскачивается как одержимый). Да!.. Да!.. Еще!.. Еще!..
ИОНАДАВ. Но сначала следовало придумать, как выманить ее из дворца. Всем известно: чем проще, тем вернее. Мой план был гениален в своей простоте.
АМНОН. Я твой слуга! Я твой раб! Еще! Еще! Еще!
Ионадав сходит на землю. Паланкин уносят.
ИОНАДАВ. Его первая догадка была, разумеется, верна. Охватившая его похоть - что это, как не демон... чьи зубы раздирают плоть… чей язычок змейкой вползает в ухо… чей бред заставляет человека поверить чему угодно? Да, милые мои, чему угодно, лишь бы загасить этот пожар.
АМНОН. Да!.. Да!.. Да!..
Он разворачивается всем телом навстречу Ионадаву, который ступает на внутренний круг. Перемена света.
Сцена пятая
АМНОН. Я знаю!
ИОНАДАВ. Что?
АМНОН (в сильнейшем возбуждении). Все как ты сказал! Что я пережил! Я думал, умру. Еще день, и меня разорвало бы в клочья. Боги укрепили меня, видишь, ты прав - кто, как не они! Их много… сотни сотен! Они говорили со мной через нее! Я сам долго не верил! Она произносила слова, которых знать не знает. «Внемли!» Ничего, да? «Внемли! Я твоя сестра! Такой союз, Амнон, запретен для всех, кроме избранных! Только он способен разорвать цепь, которой скованы смертные! Они знают страсть, заставляющую их повторять одни и те же телодвижения, но не знают, во имя чего! Ты избран причаститься божественному знанию! Ты узнаешь (многозначительный жест) смысл желания!» Ну, что скажешь?
ИОНАДАВ. Невероятно.
АМНОН. «Ты унаследуешь трон, - сказала она. - Ибо скоро наш отец умрет. Тогда мы станем царствовать вдвоем как муж и жена. Новое светило взойдет над землей обетованной! Солнцеликий - так будут впредь называть Амнона, не Авессалома! Когда же закончатся наши земные дни, мы перейдем в другой мир, ты и я, и будем вечно счастливы!»
ИОНАДАВ. Она все это сказала?
АМНОН. Слово в слово! Я слышал ее так же ясно, как слышу тебя.
ИОНАДАВ. Я тебе верю! Просто… у меня нет слов. (Амнон застывает. Зрителям.) Я правда растерялся. Я не верил ушам своим. Мой ручеек мистицизма он превратил в бурную реку, сметающую все преграды! Мол, одна ночь любовных утех сделает его бессмертным - как вам это понравится? И это говорил человек, который перепробовал больше женщин, чем иные из вас - горячих блюд… в сущности, они и были для него едой: проглотил и забыл. Но ведь он не играл! О, игру я вижу за версту. Нет, тут серьезно. Связь с сестрой, по примеру древних, освободит нашего Бычка от оков, коими опутаны мы с вами! Как куколка, он сбросит кокон и бабочкой улетит высоко-высоко! Туда, где нет ни тлена, ни страданий. В рай небесный. На полном серьезе! У вас это в голове укладывается? (Презрительно тычет пальцем в Амнона.) Он! В раю! Грязное, тупое животное в золотой попоне!
АМНОН (самодовольно). Я избранный! Меня ждет награда! Тебя, кстати, тоже.
ИОНАДАВ. Меня?
АМНОН. Ну да. Спутники «бессмертных» тоже могут обрести бессмертие. Кто это говорил, рассказывая о фараонах?
ИОНАДАВ (зрителям). Было такое. Я сделал вид, что у меня нет слов.
АМНОН. Ты что-то сказал?
ИОНАДАВ. У меня нет слов.
АМНОН. По-твоему, я сошел с ума?
ИОНАДАВ. Нисколько. Я ведь предчувствовал это, если ты помнишь.
АМНОН. А я о чем! Один к одному!
ИОНАДАВ. Скажи… тебе не страшно?
АМНОН. Страшно? Со мной боги!
ИОНАДАВ. Ну да.
АМНОН. Тебе только осталось выполнить свое обещание - помочь им.
ИОНАДАВ. То есть привести ее сюда.
АМНОН. Ты придумал - как?
ИОНАДАВ. Да.
АМНОН. Правда?!
ИОНАДАВ. Я не бросаю слов на ветер.
АМНОН. Ты потрясающий друг! Лучший со дня сотворения мира! Когда я стану царем, заявлю это во всеуслышание.
ИОНАДАВ. Право же, я того не стою.
АМНОН. Еще как стоишь! (Деловито.) Как же ты это сделаешь?
ИОНАДАВ. Только царь может отпустить ее из дворца.
АМНОН. Ну и?
ИОНАДАВ. Пошли сказать ему, что ты на смертном одре. Ты неделю не был при дворе - это прозвучит убедительно. Он поспешит сюда. Здесь ты его попросишь прислать к тебе Фамарь, чтобы она ухаживала за тобой.
АМНОН. Он откажет.
ИОНАДАВ. Почему?
АМНОН. Он любит отказывать.
ИОНАДАВ. Его тронет твоя просьба. Он увидит в ней смирение и сыновнюю почтительность.
АМНОН. Глупая затея. Ничего не выйдет.
ИОНАДАВ. Почему?
АМНОН. Слишком просто.
ИОНАДАВ. Чем проще, тем вернее. Послушай, уже сегодня ты будешь держать ее в объятьях! (Обнимает его за плечи, доверительно.) Амнон, ты должен обойтись с ней как можно ласковее. Будь с ней таким же нежным, каким ты будешь с Израилем. Взойди с ней на ложе и скрепи ваш союз любовью. Во имя Вечного Мира.
АМНОН (со вздохом). А… а…
ИОНАДАВ (зрителям). Пока я говорил с ним, я понял одну вещь - я должен это видеть. Спрятаться… где-нибудь поблизости… и все увидеть воочию. Легко сказать!
АМНОН (вздохи сменяются стонами). А!.. А!.. А!.. (Согнулся пополам.)
ИОНАДАВ. Что с тобой?
АМНОН (сотрясаемый конвульсиями). Ааа!.. Ааа!..
ИОНАДАВ. Амнон! Что случилось? Скажи мне!
АМНОН. На помощь! Эй, слуги! (Хлопает в ладоши.) Ко мне!
Служители - два раба - прибегают на крики.
В постель! Ааа!
Они подхватывают его под руки. Вдруг все застыли.
ИОНАДАВ (зрителям). Невероятно. Не успел я заикнуться о мнимой болезни, как он и вправду заболел. Да как! Опять же, никакого наигрыша. Горячка, рвота, обильный пот! Только диву даешься.
Служители приносят целый ворох подушек, из которых сооружают царское ложе. Сверху опускается балдахин. Рабы укладывают хозяина в постель.
АМНОН. Дай мне умереть, Господи! Убей меня! Смерти хочу! (Срывает с шеи амулет и отшвыривает подальше.)
ИОНАДАВ (слугам). К царю! Кто-нибудь! Живо!
Двое служителей убегают за кулисы.
Произведения
Критика
