Юджин О’Нил. За горизонтом
(Отрывок)
Действующие лица:
Джеймс Мэйо — фермер.
Кейт Мэйо — его жена.
Дик Скотт — ее брат, капитан парусного судна "Санда".
Эндру Мэйо | сыновья
Роберт Мэйо | супругов Мэйо.
Рут Аткинс.
Миссис Аткинс — ее мать, вдова.
Мэри — двухлетняя дочка Рут и Роберта.
Бен — работник на ферме.
Доктор Фосет.
Действие первое
Картина первая
Сельская местность. Слева направо по диагонали идет дорога; пересекая холмы, она скрывается за горизонтом. На пологих склонах холмов видны четко отделенные друг от друга изгородями или сложенными камнями участки свежевспаханной земли. Треугольник земли до дороги покрыт яркой зеленью всходов озимой ржи. От дороги его отделяет низенькая ограда из камней. Сразу за дорогой тянется кювет, дальний, более высокий склон которого зарос густой травой. За кюветом, почти в центре сцены, старая яблоня с едва распустившимися листьями. Ее ветви темнеют на фоне бледного неба. Вдоль всего кювета, за яблоней, тянется ограда. Майский день клонится к концу, спускаются сумерки. Лишь виднеющиеся на горизонте холмы еще озарены пламенем заката; небо над ними горит багряными красками. По мере развития действия эти краски блекнут.
На ограде сидит Роберт Мэйо. Это высокий, хрупкого сложения юноша, лет двадцати трех. Чем-то он похож на поэта. У него тонкие черты лица, высокий лоб, темные глаза, мягкие линии рта и подбородка. Он в простых серых брюках, заправленных в высокие сапоги со шнуровкой, в синей фланелевой рубашке с ярким галстуком. Какое-то время он продолжает читать, затем закрывает книгу, заложив пальцем страницу, и поворачивает голову к горизонту. Вглядываясь в даль, он что-то шепчет про себя.
Справа на дороге появляется брат Роберта Эндру, возвращающийся с работы. Ему двадцать семь лет. По своему типу он полная противоположность Роберту: рослый, бронзовый от загара, с крупными чертами лица — настоящий, мужественно красивый сын земли. У него хорошие умные глаза, но в нем нет и следа той одухотворенности, которой отмечен Роберт. На Эндру рабочий комбинезон, кожаные сапоги, серая фланелевая блуза распахнута, мягкая войлочная забрызганная грязью шляпа сдвинута на затылок. Эндру останавливается около брата и опирается на мотыгу, которую нес с собой с поля.
Эндру (видя, что Роберт не замечает его, кричит). Э-ей!
Роберт, увидя брата, улыбается.
Что, грезишь наяву? Ты что, награду надеешься за это получить? Не читай при таком свете — глаза испортишь.
Роберт (взглянув на книгу, мягко). Я уже перестал, Энди.
Эндру. Только сейчас, да? Эх, Роб, никогда-то ты не поумнеешь. (Перепрыгивает через канаву, садится рядом с братом.) А что за книга? Пари держу — стихи! (Протягивает руку.) Покажи!
Роберт (неохотно отдает ему книгу). Да, стихи. Поосторожнее, не запачкай.
Эндру (взглянув на свои руки). Да не грязные они — в земле только, а она чистая. Не волнуйся, я осторожно. Гляну и все. (Листает страницы.)
Роберт (лукаво). Побереги глаза, Энди!
Эндру. Не бойся, из-за книг не ослепну! (Пробежав глазами несколько строк и сделав гримасу, восклицает пренебрежительно.) Ну и ну! (Взглянув с усмешкой на брата, читает напыщенно, нараспев.) "Я полюбил и ветер, и солнце, и лучезарное море. Но полюбил иначе, чем люблю тебя, о святая, священная ночь!" (Отдает брату книгу.) На, возьми — сожги ее. По мне лучше какой-нибудь хороший журнал.
Роберт (слегка обижен). Например, "Журнал фермера"?
Эндру. Конечно. Это в колледже тебя пристрастили к такой ерунде. Я, к счастью, колледжей не кончал, а то, вроде тебя, помешался бы. (Смеется, дружески похлопывая Роберта по спине.) Представь, шагал бы за плугом и читал стихи лошадям! Удрали б они от меня, как пить дать!
Роберт (смеясь). А ты представь себе другое — я шагаю за плугом! Это, брат, еще смешней.
Эндру (серьезно). Отец не приучал тебя к земле — знал, что делал! Какой из тебя фермер? И вовсе не из-за твоих болезней. (Заботливо.) Как ты сейчас-то? Все не удается потолковать с тобой — такая прорва работы. Выглядишь ты вроде неплохо.
Роберт. Я и чувствую себя как никогда.
Эндру. Ну и хорошо! Ты столько переболел за свою жизнь — хватит уж!
Роберт. Такому здоровяку, как ты, не понять, через что я прошел, хотя и сам видел. Помнишь, как я в детстве — день здоров, день болен, вечная слабость… Уроки без конца пропускал — отставал от ровесников… ни в какие игры играть не мог. Не жизнь, а мука! Зато теперь чувствую себя ничего и блаженствую.
Эндру. Все я знал, Роб! (Помолчав.) Жаль только, ты осенью не вернулся в колледж — мечтал ведь об этом. Ты ведь создан для ученья, не то что я.
Роберт. Ты же знаешь, почему я не вернулся, Энди. Отец даже мысли такой не допускал. Он не говорил ни слова, но я-то понимал — ему деньги нужны были для фермы. Ну, ничего. Все равно за тот год в колледже я узнал так много интересного. В ученые я не собираюсь, хоть все свободное время читаю. Мне, Эндру, хочется путешествовать, объездить разные страны, нигде не задерживаться подолгу, не пускать корней!
Эндру. Завтра и отправишься…
Упоминание о путешествии заставляет их приумолкнуть. (Старается говорить безразлично, так, будто его ничто не задело.) Дядя говорит — три года вы будете в плавании.
Роберт. Да, что-то около этого.
Эндру (сокрушаясь). Долго-то как!
Роберт. Если подумать, не так уж долго. «Санда» сначала обогнет мыс Хорн, а через некоторое время бросит якорь у Иокогамы. Для парусного судна — путь немалый. Побываем мы и в других местах. Дядя Дик говорит — в Индии и Австралии, ну а потом в Южной Африке и в Южной Америке. На такое путешествие нужно время.
Эндру. Посмотри все это за меня. А мои путешествия в порт, да, может быть, разок-другой в Нью-Йорк — вот и все, что меня ожидает. (Смотрит направо, на дорогу.) Вот и отец идет.
Справа доносится стук копыт и голос Джеймса Мэйо, покрикивающего на лошадей. Он появляется, ведя двух лошадей на поводу. Между ним и его старшим сыном очень большое сходство, — вероятно, Эндру в шестьдесят пять лет будет точь-в-точь таким, как его отец. Мэйо и одет почти так же, как Эндру.
Мэйо (увидев сыновей, сидящих на ограде, останавливает лошадей). Сто-о-ой! Вот вы где! Здорово, мальчики! Что вы тут уселись, как куры на насесте?
Роберт (смеется). Да так, рассуждаем о том о сем.
Эндру (хитро подмигнув). Роб хочет приохотить меня к стихам. Ему кажется — я мало образован.
Мэйо (рассмеявшись). Это здорово! Станешь ночами перед стадом стихи распевать да коров убаюкивать! Чем плохо? А у Роба никак новая книжка? Я-то думал — ты все на свете книжки прочел, а вот на тебе — еще одну где-то откопал!
Роберт (улыбнувшись). И еще немало осталось, отец!
Эндру. Он заучивает новые стихи о "широком море". Так, чтобы во всеоружии завтра ступить на борт "Санды".
Мэйо (с легким упреком). Ну, о море еще будет много времени поразмыслить, на этот счет нечего особенно волноваться.
Роберт (мягко). Я не думаю. Энди просто дразнит меня.
Мэйо (резко меняет тему разговора). Как там на полях за холмами?
Эндру (с восторгом). Здорово! Такой овес всходит!
Мэйо. Старый луг я весь перепахал. Завтра с утра можешь боронить.
Эндру. Ладно, до вечера все кончу.
Мэйо (лошадям). Эй вы! Оголодали там! (К Эндру.) Год для нас хороший выдался. Такая погода стоит! И если еще потрудимся как следует…
Эндру (с довольной улыбкой). Я какой хочешь труд на своих плечах вынесу — да еще в придачу столько же!
Мэйо. Хорошо сказано! Мужчине никакая работа не повредит, — ежели она к тому же на чистом воздухе!
Роберт пытается показать заинтересованность в разговоре, но по всему видно, что он ему надоел.
Эндру (заметив это). Боронить и пахать — это тебе не стихи читать, Роберт?
Роберт в ответ молча улыбается.
Мэйо (серьезно). Роб не сегодня, так завтра поймет: земля человеку радости дает побольше всякой книжки. (С лукавым блеском в глазах.) Подрастешь — поймешь!
Роберт (капризно). Я и понимать-то не хочу!
Мэйо. Время свое сделает, сынок. Ну ладно, пора домой. Не засиживайтесь тут. (Подмигивает Роберту.) Особенно ты, Энди. К ужину Рут с матерью придут, так что поторопись — умойся да приоденься. (Смеется.) По лицу Роберта пробегает тень, словно что-то причинило ему боль, но он заставляет себя весело улыбнуться брату.
Эндру (смутившись, бросает взгляд па брата). Я скоро приду, папа.
Мэйо. И ты, Роберт, нечего тебе глазеть в небо. На борту успеешь. Помни — сегодня твой последний вечер дома, а завтра вставать чуть свет. (Колеблется и затем добавляет серьезно.) И мать наглядеться на тебя хочет.
Роберт. Я помню, папа. Сейчас приду.
Мэйо. Ладно. Я так матери и скажу. Эй, трогай. (Уходит, уводя лошадей.) Эндру и Роберт сидят молча, не глядя друг на друга.
Эндру. Мама о тебе ужасно будет скучать, Робби.
Роберт. Знаю. Я тоже буду.
Эндру. И отец не больно радуется твоему отъезду — только виду не подает.
Роберт. Все знаю.
Эндру. Да и мне, Роб, не весело. (Кладет руку на ограду рядом с рукой Роберта.)
Роберт (понимающе покрывает ладонью руку Эндру). Знаю, Энди.
Эндру. И мне тебя будет очень недоставать. Я помню, как было одиноко и пусто у нас, когда ты жил в колледже. Но тогда ты хоть нет-нет да и приезжал домой. А на этот раз…
Пауза.
Роберт. Не надо, не надо об этом. Не омрачай наш последний вечер.
Эндру. Ладно. (После небольшой паузы, снова возвращаясь к этой теме.) Видишь ли, мы с тобой не как другие братья — ссорятся, живут каждый по себе. Мы же всегда вместе, всегда вдвоем. Вот сейчас и тяжело.
Роберт. Мне тоже ужасно тяжело, Энди, — поверь! Мне страшно не хочется покидать тебя и стариков, но… я должен, Энди! Что-то зовет меня (показывая на горизонт) — что-то вон оттуда зовет, и, что бы ни случилось — я… Нет, даже тебе не могу объяснить!
Эндру. И не надо, Роб. (Сердясь на самого себя.) Не старайся. Все идет как надо, черт возьми! Ты хочешь уехать, чувствуешь, что должен, — значит, должен. Вот и все! И я ни за что на свете не хочу, чтобы ты упустил этот случай.
Роберт. Спасибо, Энди, что ты понимаешь.
Эндру. Хорош бы я был, если бы не понимал тебя. Тебе необходимо это путешествие, ты вернешься из него другим человеком — окрепнешь, поздоровеешь.
Роберт (нетерпеливо). Все вы толкуете о моем здоровье. Оттого, что я когда-то подолгу не вылезал из постели, вы никак не можете отрешиться от мысли, что я хронический больной, что за мной надо присматривать целыми днями, как за дитем малым, или катать в кресле, как старую миссис Аткинс. Не можете понять, что я поправился. Сейчас я так же здоров, как ты, — здоров и душой и телом. Останься я дома — превосходно работал бы на ферме. И ты, и отец с мамой вбили себе в голову — у Роберта, видите ли, хрупкое здоровье. Только я хочу помочь вам в поле — отец смотрит на меня со страхом, как на самоубийцу.
Эндру (хочет его успокоить). Не волнуйся, панихиду по тебе никто не заказывал. Я только сказал — морское путешествие всем идет на пользу.
Роберт. Ради своего здоровья я б ни за что не поехал с дядей Диком, а остался б на ферме и пахал землю.
Эндру. Не болтай попусту, Роб. Копаться в земле не для тебя. Это всем видно. Мы с тобой землю по-разному чувствуем. Я люблю ее, всякую работу на ней люблю. А ты, может, и переносишь кое-какую работу по дому, а землю — ухаживать за ней, выращивать… ты ненавидишь. Разве я не прав?
Роберт. Прав, конечно. Я старался ее полюбить, но… Ты, Энди, в папину родню. Ты — в Мэйо, а я в маму и дядю Дика. Если подумать, это естественно. Все Мэйо всегда были фермерами, а Скотты почти все моряками, а их женщины — учительницами, как наша мама — пока не вышла за папу.
Эндру. Помню, я еще малышом был, вечно она сидела, уткнув нос в книгу. Только в последнее время забросила их.
Роберт (с какой-то горечью). Ферма завладела ею, хоть она и противилась. Это как раз то, чего я боюсь и что может случиться со мной, поэтому я и хочу уехать. (Боясь, что обидел брата.) Пойми меня, Энди. С тобой совсем другое дело. Ты — Мэйо, с головы до ног Мэйо. Ты вроде как обвенчан с землей. Ты и она — одно… как трава, хлеб, деревья. И отец такой же. Ферме он жизнь отдал. Он счастлив, что ты, как все Мэйо, влюблен в землю и что есть кому продолжать его дело. Я понимаю тебя, и папу, и вашу удивительную любовь к земле понимаю. Но пойми и ты, Энди, я-то сделан иначе!
Эндру. Не так уж иначе, но я понимаю, что ты относишься ко всему этому по-другому.
Роберт (с сомнением). Я очень рад, если это так!
Эндру. Конечно! Ты кое-что уже повидал, ферма для тебя теперь мала и тесна. Вот тебе и не терпится на мир поглядеть.
Роберт. Больше, чем просто поглядеть, Энди!
Эндру. Я же знаю, что ты собираешься изучить навигацию, разузнать все о кораблях и стать капитаном. Это ты здорово задумал. Игра стоит свеч, особенно если у тебя есть и дом, и к родным можешь вернуться в любое время. А решишь путешествовать — катай себе всюду бесплатно.
Роберт (с печальной улыбкой). Энди, — гораздо, гораздо больше, чем это!
Эндру. Разумеется, больше. Говорят, в этих новых странах молодому парню есть где себя показать. Может, и тебе подвернется удачный случай. С твоим образованием ты быстро языки разные выучишь… (Весело.) Ты уж, наверно, втихомолку все обдумал. (Со смехом хлопает брата, по спине.) Ну, а если вдруг разбогатеешь и станешь миллионером — свистни, сразу с мешком прибегу. Мы с тобой сейчас же деньги в хозяйство вложим!
Роберт (хохочет). О такой практической стороне я никогда не задумывался!
Эндру смотрит на него недоверчиво.
Право же, Энди.
Эндру. А надо бы!
Роберт. Нет, Энди. Ты стараешься навязать мне то, к чему душа не лежит. (Показывает на горизонт, мечтательно.) Должен сказать тебе, единственное, что влечет меня, — это красота. Красота далекая, неведомая, загадочность и таинственность Востока, о котором я столько начитался. Жажда свободы, широкие просторы, радость открытий… Так хочется узнать, что там, за горизонтом! Вот почему я уезжаю.
Эндру. Да ты тронулся!
Роберт. Возможно. Но я сказал тебе правду.
Эндру. Не верю. Все это ты выдумал, стихов начитался. Ладно, тряхнет тебя хорошенько приступ морской болезни — живо излечишься.
Роберт (нахмурясь). Нет, Энди. Я говорю серьезно.
Эндру. Оставайся-ка лучше дома. Здесь, на ферме, есть все, чего ты ищешь. Тут тебе и широкие просторы, и свобода, и море недалеко — пройди одну милю до берега и смотри на горизонт сколько хочешь. И красоты кругом полно — зимой вот только ее чуть меньше. (Усмехается.) А всякие там чудеса и тайны, о которых ты толковал, — я, правда, их тут не встречал, но, может, и они где-нибудь поблизости скрываются. Ферма у нас первоклассная, чего-чего на ней только нет! (Смеется.)
Роберт (невольно присоединяется к смеху Эндру). Какой смысл объяснять тебе, такому чурбану!
Эндру. Пусть чурбан. Но я прав, ты еще до отъезда это увидишь. Не окончательно же ты помешался! А будешь в море — об этой чепухе помалкивай. Не то дядя Дик вышвырнет тебя за борт. (Спрыгивает с ограды.) Побегу домой, умоюсь хоть, а то миссис Аткинс вот-вот придет.
Роберт (многозначительно). И Рут тоже.
Эндру (смутившись, избегая глядеть на Роберта и притворяясь равнодушным). Да, папа сказал, что и Рут. Ну, бегу. (Перепрыгивает через канаву.)
Роберт (по-видимому, борясь с каким-то сильным внутренним чувством). Погоди минутку, Энди! (Спрыгивает с ограды.) Я тебе еще кое-что хочу сказать… (Обрывает себя, закусив губу и покраснев.)
Эндру (вопросительно взглянув на него). Да?
Роберт (смущенно). Нет, — я ничего. Я так.
Эндру (пристально вглядывается в отвернувшегося от него Роберта). Может, я догадываюсь, что ты хочешь сказать… но, думаю, ты прав, что не говоришь… (Схватив руку Роберта, крепко ее сжимает.)
С минуту братья глядят друг другу в глаза.
Ничего мы тут не поделаем, Роб. (Поворачивается, внезапно выпуская руку Роберта.) Так скоро придешь?
Роберт (вяло). Да.
Эндру. Значит, скоро увидимся. (Уходит влево по дороге.)
Роберт некоторое время следит за ним взглядом, затем снова взбирается на ограду и смотрит вдаль. Лицо его очень печально. Слева вбегает Рут, девушка лет двадцати, пышущая здоровьем. Русоволосая, в простеньком белом платье, на загорелом круглом личике красиво выделяются голубые глаза. Она очаровательна дерзостью и свежестью юности; в ней угадывается упорство, умение идти к поставленной цели.
Рут (увидев Роберта). Здорово, Робби.
Роберт (вздрогнув от неожиданности). Здравствуй, Рут.
Рут (перепрыгивает через кювет и присаживается около него на ограду). Я искала тебя.
Роберт (многозначительно). Только что здесь был Энди.
Рут. Знаю — я встретила его. Он сказал, что ты здесь. (Кокетливо.) Я искала не Энди, как ты считаешь. Я искала тебя.
Роберт. Потому что я завтра уезжаю?
Рут. Нет. Твоя мама послала меня. Тебя нет долго — и она беспокоится. А я только что привезла к вам свою маму.
Роберт. Как она себя чувствует?
Рут (лицо ее становится печальным). Как всегда, ни лучше, ни хуже. О господи, хоть бы она немножко поправилась… Или уж скорей бы конец — все равно его не миновать.
Роберт. Она опять тебя пилила?
Рут (качает головой; с гневом.) Конечно, она только этим и занимается. Что бы я ни делала — для нее все не так. С каждым днем она все больше раздражается. О Роб, ты понятия не имеешь, как с ней тяжело! Вдвоем в огромном пустом доме… всякий сошел бы с ума. Если бы папа был жив… (Останавливается, словно устыдившись своей несдержанности.) Наверно, не надо жаловаться. Но я только тебе — больше никому! (Вздыхает.) Бедная мама, одному богу известно, как она страдает. С самого моего рождения сидит неподвижно в кресле, сама шагу сделать не может. Но почему она сердится на меня все время? Как бы я хотела тоже куда-нибудь уехать, как ты.
Роберт. Уехать не так-то легко… а иногда и оставаться не легче.
Рут. Не дура ли я? Дала себе слово не заводить разговора о твоем путешествии, пока ты не уедешь, — и вот, пожалуйста, не выдержала.
Роберт. А почему ты не хотела говорить о нем?
Рут. Не хотела портить последний вечер. О Роб, как я буду… как мы все будем скучать о тебе. Твоя мама выглядит так, словно вот-вот разрыдается. Ты должен знать… что я чувствую… Энди, и ты, и я — ведь мы, пожалуй, всю нашу жизнь были вместе…
Роберт (пытаясь улыбнуться). Ты и Энди и теперь будете вместе. Вот мне без вас будет тяжело.
Рут. Но ты увидишь новые страны, встретишь новых людей… А мы останемся здесь, на старом месте, где все каждую минуту будет напоминать о тебе. Не стыдно ли тебе уезжать сейчас — весной, когда все кругом так чудесно? (Вздохнув.) Но зачем говорить об этом? Ведь для тебя самое лучшее — уехать… Ради твоего здоровья. Говорят, морское путешествие принесет тебе пользу.
Роберт (с недовольной гримасой). Ты-то не говори со мной как с безнадежно больным. Надоело от других слушать. Право же, Рут, я никогда в жизни не чувствовал себя так хорошо, как сейчас. Не ради своего здоровья я собираюсь путешествовать.
Рут. Разумеется. Тебе хочется проявить себя, попытать счастья, как говорит твой отец.
Роберт (рассердившись). Наплевать мне на все это! Я б и дорогу не пересек ради всего этого! Я скорее бы сбежал… (Смеется над собственным раздражением.) Прости, Рут, я рассердился, но и Энди тоже тут высказывал мне всяческие практические соображения.
Рут (несколько озадачена). Ну, если не поэтому… (С внезапной силой.) То почему же ты все-таки едешь?
Роберт (быстро повернувшись к ней, с удивлением, медленно). А почему ты об этом спрашиваешь, Рут?
Рут (опуская глаза под его испытующим взглядом). Потому что… (Запинаясь.) Мне очень неловко…
Роберт (настойчиво). Почему?
Рут. Просто так…
Роберт. Я не смог бы остаться дома, если бы и хотел. А забудут меня здесь очень скоро.
Рут (пылко). Никогда! Я не забуду никогда! (Старается скрыть свое смущение.)
Роберт (мягко). Обещаешь?
Рут (уклончиво). Конечно. Как не стыдно думать, что кто-нибудь из нас сможет забыть тебя.
Роберт (разочарованно). О!..
Рут. Но ты мне еще не сказал, почему ты уезжаешь от нас. Скажешь сейчас? Да?
Роберт (печально). Вряд ли ты поймешь. Трудно объяснить даже самому себе. Это какое-то внутреннее, инстинктивное тяготение — его не проанализируешь. Оно либо есть в тебе, либо нет. Оно в крови, в костях. Но не в мозгу, хотя воображение тут играет очень большую роль. Я ощутил это еще ребенком. Ты не забыла, каким я был в те дни?
Рут. Они прошли, Робби, не стоит вспоминать.
Роберт. Нет, нужно, иначе ты не поймешь. Так вот в те дни мама, бывало, хлопочет по дому… Чтобы я ей не надоедал, она пододвигала мой стул к окну и говорила: "Сиди тихо и смотри на улицу". И я сидел спокойно.
Рут (с жалостью). Да, ты был спокойным ребенком и к тому ж очень хворал.
Роберт. Сидел и смотрел поверх полей, за холмы, вон туда — видишь? (Показывает вдаль.) Забывал, где у меня что болит. Начинал мечтать. Я знал — там, за холмами, море, — мне об этом рассказывали. Я спрашивал себя — какое оно, старался представить себе… (Улыбаясь.) Мне казалось, — все чудеса на свете там, в далеком-далеком море. Море манило меня к себе, как манит сейчас. (Пауза.) А иногда я смотрел на дорогу, которая убегала далеко к холмам. Я решил — она бежит к морю. И я дал себе слово — когда вырасту, стану сильным, побегу по этой дороге, и мы вместе с ней найдем море. (Улыбаясь.) Так что, понимаешь, сейчас я просто выполняю слово, которое дал себе мальчишкой.
Рут (очарована его тихим, мелодичным голосом). Понимаю…
Роберт. Это были самые счастливые минуты у меня в детстве. Я любил бывать один. Мне нравилось следить, как прячется за горизонт солнце, как разливаются по небу чудесные краски. Каждый вечер небо бывало разным — то облачным, то совершенно чистым, и по-разному окрашивал его закат. Я поверил — там, за горизонтом, по ту сторону холмов, скрыта страна чудес, там живут добрые феи. (Улыбаясь.) Да, Рут, я верил в фей, хотя мальчишке это не пристало. Ты же знаешь, как отец презирает всякое фантазерство, одно упоминание о вере во что-то приводит его в ярость.
Рут (печально). А у нас совсем наоборот.
Роберт. Отец даже маму стыдил и запрещал ей рассказывать нам с братом о чем-либо подобном. В доме разговаривали всегда только о делах, о ферме да о земле. Я не выносил этих разговоров — вот поэтому, должно быть, и поверил в фей. (Улыбаясь.) Я, пожалуй, и сейчас готов в них верить. Феи были для меня реальными существами. Иногда — ученые-психологи, наверно, назвали бы это самовнушением, — иногда я действительно слышал, как они тихим, нежным шепотом звали меня потанцевать с ними, поиграть в прятки, пойти посмотреть, где прячется солнце. Они пели свои маленькие песни, в которых рассказывалось об удивительных чудесах в их сказочном царстве за холмами, и обещали показать мне их, если только я пойду с ними. Но пойти с ними я не мог — и заливался слезами, а мама думала, у меня что-то болит. (Смеется.) Вот поэтому я уезжаю. Я и сейчас слышу, как феи зовут меня, хотя я уже взрослый и уже знаю все, что там, за холмами. Но горизонт по-прежнему далеко и по-прежнему манит меня. (Поворачивается к ней, мягко.) Тебе теперь понятно, Рут?
Рут (очарованная, шепчет). Да, Роб!
Роберт. Ты чувствуешь…
Рут. Да, Робби, да. (Невольно прижимается к нему.) Роберт, не отдавая отчета, что делает, обхватывает рукой ее талию.
Роб, как я могу не чувствовать? Ты так рассказываешь…
Роберт, внезапно поняв, что обнял Рут и что ее голова лежит у него на плече, опускает руку.
Рут, опомнившись, смущенно отодвигается от него.
Роберт. Теперь ты все знаешь. Но есть и еще кое-что.
Рут. Еще, Роб? Расскажи, ты должен.
Роберт (испытующе смотрит на нее. Она опускает глаза). Не знаю, стоит ли. Ты очень хочешь, чтобы я сказал? И ты не рассердишься? Обещаешь?
Рут (по-прежнему не глядя на него, мягко). Обещаю.
Роберт (просто). Я люблю тебя, Рут. Вот другая причина моего отъезда.
Рут (закрывает лицо руками). Роб!
Роберт. Дай мне кончить, раз уж я начал. Я не собирался говорить. Но теперь чувствую, — должен. Пусть тебя это не беспокоит! Я уезжаю далеко, может быть, навсегда. Всю жизнь я любил тебя, и это стало ясно мне только тогда, когда я решил ехать с дядей Диком. Я вдруг понял, что расстаюсь с тобой навсегда! Мне стало невыносимо больно! Я понял — я люблю тебя, люблю с тех пор, как помню себя. (Нежно отнимает руки Рут от ее лица.) Не сердись! Это невероятно, невозможно, но это так. А когда я это открыл — я понял, как любит тебя Энди, как любишь его ты.
Рут (бурно). Нет! Нет, я не люблю Энди. Не люблю.
Роберт с удивлением смотрит на нее. (Горько плачет.) С чего, с чего ты вбил это в свою глупую голову? (Внезапно обнимает его и прячет лицо у него на груди.) О Роб! Не уезжай! Пожалуйста! Ты не должен! Ты не можешь, слышишь! Я не пущу тебя. Я не вынесу этого!
Роберт (выражение растерянности сменяется выражением огромного счастья. Прижимает ее к себе и говорит медленно и нежно). Ты хочешь сказать… ты любишь меня?
Рут (рыдая). Да-да, конечно, люблю! (Подымает голову и смотрит ему в глаза с улыбкой.) Глупый ты мой!
Он целует ее.
Давно люблю.
Роберт (пораженный). Ты же всегда бывала с Энди!
Рут. Потому что ты никогда не звал меня. Ты не обращал на меня никакого внимания — вечно сидел с книгой. А я горда, я не хотела показывать, что ты мне нравишься. Мне казалось, что после колледжа ты зазнался, вообразил себя ученым и не хочешь тратить время на меня.
Роберт (целуя ее). А я-то думал! (Смеясь.) Какими же мы были дураками!
Рут (испуганно). Теперь ты не уедешь, Роберт? Скажи им, что не поедешь, из-за меня не поедешь, слышишь? Теперь ты не можешь уехать! Не можешь!
Роберт (смущенно). А может быть — ты поедешь со мной?
Рут. О Роб, не глупи! Кто же останется с мамой? У нее никого нет, кроме меня. Если бы она была здорова, тогда другое дело. Я не могу бросить ее.
Роберт (неуверенно). Тогда сначала я поеду один, а потом, как устроюсь где-нибудь, вызову вас обеих.
Рут. Мама не поедет. Она никогда не бросит ферму. Да и под силу ли ей путешествия? И кроме того, Роб, я вовсе не хочу жить в тех заморских странах, куда тебя тянет. Я не смогу жить там, где никого не знаю, право же, не смогу. Страшно даже подумать об этом. Я никогда нигде не бывала, я настоящая домоседка. (Умоляюще.) Пожалуйста, не уезжай. Скажи им — ты передумал. Твои родители будут довольны. И все будут довольны. Они так не хотят расставаться с тобой. Пожалуйста, Роб? Мы будем счастливы здесь, где все нам так знакомо. Скажи мне, что не уедешь!
Роберт (в нем идет борьба, он не может ни на что решиться). Но… Рут… Я… дядя Дик…
Рут. Но это же для твоего счастья! Он поймет, если узнает!
Роберт молчит. (Снова начинает плакать.) О Роб! А еще говоришь: любишь меня!
Роберт (покоренный слезами Рут, с непреклонной решимостью). Я не поеду, Рут! Обещаю тебе. Не плачь. (Прижимает девушку к себе, нежно гладит ее волосы. Счастливый и полный надежд.) Однако Энди оказался прав, даже более, чем предполагал, когда говорил, что все, чего я ищу в жизни, можно найти здесь, дома, на ферме. То прекрасное и чудесное, о чем мечтал я, принесет нам наша любовь. Я не понимал, что любовь и есть чудо; чудо, которое влекло меня; чудо, которое хотел искать там, за горизонтом. И вот, когда я не пошел ему навстречу, оно пришло ко мне. (Крепко сжимает Рут в объятиях.) Рут, дорогая, ты права. Наша любовь сладостнее далекой мечты. В ней смысл всей жизни, весь мир. Волшебное царство — в нас самих. (Страстно целует Рут, подняв ее на руки, несет по дороге. Наконец отпускает ее.)
Рут (со счастливым смехом). Господи, да ты такой сильный!
Роберт. Пойдем — и сразу все им расскажем.
Рут (с беспокойством). О нет, Роб, не рассказывай, пока я не уйду от вас. Тогда ты скажешь своим, а маме я скажу, когда привезу ее домой. А то они устроят нам такое!
Роберт (целуя ее, весело). Как хочешь, умница ты моя!
Рут. Пойдем же!
Рут берет Роберта за руку, и они направляются к дому, влево по дороге. Он вдруг останавливается и оглядывается, словно желая проститься с холмами, с горизонтом, где умирают последние отблески заката.
Роберт (глядя вдаль и показывая Рут). Гляди! Первая звезда! (Наклоняется к Рут и нежно целует.) Наша звезда!
Рут (тихонько шепчет). Да. Наша, твоя и моя. (С минуту они глядят на нее, обнявшись. Затем Рут снова берет Роберта за руку и тянет за собой.) Идем же, Роб.
Снова Роберт глядит на горизонт. (Настойчиво.) Мы опоздаем к ужину, Роберт.
Роберт (нетерпеливо качает головой, словно отбрасывая от себя какую-то тревожную мысль; со смехом). Хорошо! Бежим! Скорей!
Убегают.
Картина вторая
Действие происходит поздним вечером того же дня в доме Мэйо, в большой комнате, где обычно собирается вся семья. Слева — два окна, из которых открывается вид на поле. В простенке старомодное бюро орехового дерева. В глубине, у стены в левом углу — буфет с зеркалом. Правее буфета окно, выходящее на дорогу, затем дверь, диван и еще дверь, ведущая в спальню. В дальнем правом углу стул с высокой прямой спинкой. От угла вдоль правой стены, печь, затем примерно в середине стены открытая дверь в кухню. В центре комнаты, на новом ковре дубовый обеденный стол, покрытый красной скатертью. На столе большая керосиновая лампа. Вокруг него четыре стула, один с высокой прямой спинкой, мягкие спинки трех остальных покрыты вышитой тканью. Стены оклеены красными узорными обоями. Несмотря на строгость, педантичный порядок и чистоту в комнате, впечатление чопорности не создается. В ней царит уют и дух скромного достатка, достигнутого и поддерживаемого трудом всех членов семьи.
На сцене Джеймс Мэйо, его жена, ее брат, капитан Дик Скотт, и Эндру. Миссис Мэйо — хрупкая, круглолицая женщина лет сорока пяти, некогда бывшая школьной учительницей. Заботы жены фермера согнули ее, но не сломили, она сохранила некоторую изысканность манеры выражения и поведения, чуждую остальным членам семьи. Кое-что, правда, передалось Роберту.
Ее брат капитан Скотт невысокого роста, коренаст, с обветренным живым лицом, на котором выделяются белые усы, — типичный морской волк. Говорит низким голосом, подкрепляя слова жестикуляцией, ему лет сорок восемь. Джеймс Мэйо сидит перед столом. Он в очках. На коленях у него "Журнал фермера", который, очевидно, он читал. Капитан Скотт сидит, облокотившись на стол. Поодаль налево, откинувшись на спинку стула, сидит Эндру. Он занят своими мыслями, хмурый взгляд устремлен в пол. Когда поднимается занавес. Скотт заканчивает рассказ из морской жизни. Остальные рассеянны, думают о чем-то своем и только делают вид, что очень заинтересованы рассказом капитана.
Скотт (со смехом). И как только я сошел на берег, эта миссионерка подозвала меня к себе и спрашивает серьезно-пресерьезно: — "Капитан, не будете ли вы так добры сказать, где ночуют чайки?" Вот ей-богу, так и спросила, черт ее побери! (Хлопает ладонью по столу и громко смеется.) Вопрос-то какой дурацкий, и лицо у нее, тьфу, преглупое! Я посмотрел на нее серьезно так, как только мог, и говорю: "Мадам, не могу ответить на ваш вопрос. Никогда я не видал, где у чаек койки, В следующий раз, — говорю я ей, — в следующий раз, как услышу, что они храпят, — посмотрю, где это они устроились на ночь, и сейчас же отпишу вам в письме". Она обозвала меня дураком, плюнула и быстро на другой галс повернула. (Громко хохочет.) Вот так я от нее и избавился.
Все присутствующие натянуто улыбаются и снова погружаются в мрачное молчание.
Миссис Мэйо (рассеянно, только для того, чтобы что-то сказать). А правда, Дик, где же все-таки чайки спят ночью?
Скотт (хлопая ладонью по стулу). Хо! Хо! Послушай ее, Джеймс! Еще одна! Ну, дьявол тебя возьми! Прости, что я бранюсь, Кейт!
Мэйо (с лукавым огоньком в глазах). Они, Кейти, отстегивают на ночь крылышки и расстилают их на воде — заместо перины.
Скотт. И просят рыб разбудить их на заре. Хо! Хо!
Миссис Мэйо (с натянутой улыбкой). Вечно вы, мужчины, смеетесь над нами. (Начинает вязать.)
Мэйо делает вид, что читает журнал. Эндру упорно смотрит в пол.
Скотт (удивленно переводит взгляд с одного на другого, наконец, не в состоянии выдержать молчание, выпаливает). Вы что — на похороны собрались? (С подчеркнутой озабоченностью.) Боже всемогущий, может, правда кто умер?
Мэйо (резко). Не валяй дурака, Дик. Сам знаешь — радоваться нам нечему.
Скотт. Да и горевать не о чем.
Миссис Мэйо (с негодованием). Ну как ты можешь шутить, Дик? Ты увозишь от нас нашего Робби. Забираешь его на свою старую посудину прямо среди ночи. Я думала, вы хоть до утра пробудете, а теперь выходит, Робби и позавтракать не успеет.
Скотт (тщетно взывая к здравому смыслу присутствующих). Что говорит эта женщина? Бог ты мой, Кейт! Пойми ты — я не властен командовать приливами и отливами. Не могу приказать — начнитесь, когда мне удобно. Думаешь, я б сам не поспал побольше? Я бы и не вздумал вставать на заре. И потом — «Санда» вовсе не старая посудина. Она ничуть не хуже, чем была раньше. Твой Роберт будет на ней в такой же безопасности — как в собственной постели.
Миссис Мэйо. Но как ты можешь говорить так, когда мы почти в каждой газете читаем о штормах и о кораблекрушениях.
Скотт. Чему быть, того не миновать. Но на море несчастные случаи бывают не чаще, чем на суше, уверяю тебя не чаще.
Миссис Мэйо (у нее дрожат губы). По мне, лучше бы Робби остался дома с нами! И не уезжал так далеко и так надолго!
Мэйо (глядя на жену поверх очков и стараясь ее успокоить). Ну-ну, не надо, Кейти.
Миссис Мэйо (упрямо). Не хочу я, чтоб он уезжал… Ладно если бы он раньше отлучался из дому надолго или был бы крепкого здоровья, тогда куда ни шло. А я боюсь, что он сразу сляжет, как только вы отчалите, — и позаботиться-то о нем будет некому.
Мэйо. Ты ж сама хотела, чтобы он поехал с Диком. Говорила — на море он поправится.
Миссис Мэйо (вопреки всякой логике). Да, хотела. Но он сейчас совсем здоров, к чему же Дику тащить его с собой?
Скотт (возмущенно). Послушать тебя, так окажется, я насильно увожу твоего Робби. Признаться — я очень хочу, чтобы он поехал. Капитанам парусников временами чертовски одиноко в открытом море. Вот я и думаю — Роберт компанию мне составит. Но не я позвал его. Я и знать не знал, что парня тянет в море. Ты сама, Кейт, и ты, Джеймс, первые заговорили об этом. А теперь ты злишься на меня.
Мэйо. Дик прав, Кейти.
Скотт. Не надо расстраиваться. Море из него человека сделает. Судовождению научится, права получит, хорошую профессию приобретет. Захочет — будет себе путешествовать до конца жизни.
Миссис Мэйо. Не хочу, чтоб он до конца жизни плавал по морю. Сразу после этого плавания ты должен отправить его домой. Будет все по-хорошему, захочет жениться…
Эндру делает невольное движение.
Устроится около нас своим домом.
Скотт. Ладно, Но вреда ему не будет — море кой-чему его научит. Поглядит на разные страны. Все на пользу пойдет, как бы он потом ни устроился.
Миссис Мэйо (глядя на вязанье, говорит так, словно не слушает брата). Никогда не думала, что так тяжело будет расставаться с Робби. Даже представить на минуту не могу, как без него будем? (Готова расплакаться.) Если бы он остался дома!
Скотт. Зачем ты так, Кейт! Все решено…
Миссис Мэйо (в слезах). Тебе легко говорить! У тебя никогда не было детей. Ты не понимаешь, как это разлучиться с ними. Роб к тому же у меня младший.
Эндру хмурится.
Мэйо (тоном приказа). Перестань, Кейти. Для мальчика так лучше. (Твердо.) Надо о нем думать. Нам тяжело, что говорить. (Так же.) Но Дик прав — все решено. Хватит разговаривать!
Эндру (внезапно поворачиваясь к ним). Об одном вы забываете — Роб сам хочет ехать. Он стал мечтать об этом путешествии, как только вы заговорили о нем. И нельзя его удерживать. (У него внезапно зарождается какая-то новая мысль, и он продолжает с некоторым сомнением.) Если, конечно, он и сейчас думает так, как сегодня мне говорил.
Мэйо (с решительным видом). Энди прав, мать. Роберт сам хочет ехать. Значит, говорить больше не о чем.
Миссис Мэйо (как-то сразу сникнув). Хорошо. Пусть будет так.
Мэйо (взглянув на свои большие серебряные часы). Половина десятого. Где же Роберт запропастился? Он, верно, давно довез старуху до дому. Не глазеет же он напоследок на звезды!
Миссис Мэйо (с легким укором). Почему ты, Энди, не повез сегодня миссис Аткинс? Ты всегда это делал.
Эндру (избегая ее взгляда). Мне показалось, Роберт хочет прогуляться, да он и сам предложил ее проводить.
Миссис Мэйо. Только из вежливости.
Эндру (поднимаясь). Он сейчас вернется. (Отцу.) Пойду погляжу на черную корову, па, как-то она там.
Мэйо. Хорошо, сходи, сынок.
Эндру уходит направо, через кухню.
Скотт (глядя вслед Эндру, тихо). Э-эх, вот из этого парня вышел бы моряк! Если бы он только захотел!
Мэйо (резко). Ты такие глупые мысли в голову ему не вбивай, Дик, — не то со мной будешь иметь дело! (Улыбается.) Но его тебе не соблазнить, нет. Энди в нашу породу. Он до мозга костей Мэйо — прирожденный фермер, и хороший к тому же! Он до конца жизни останется на ферме, умрет на ней, как и я. (С гордостью.) Вот посмотришь — в его руках ферма большие доходы будет приносить. Лучше ее тогда и не найдешь во всем штате.
Скотт. А по-моему, и сейчас она не плоха.
Мэйо (качая головой). Земли маловато у нас! Прикупить бы надо, да денег нет.
Из кухни выходит Эндру. Он в шляпе, в руке у него зажженный фонарь. Идет к выходу.
Эндру (открыв дверь). Что еще нужно сделать, па?
Мэйо. Ничего, по-моему.
Эндру выходит, закрыв за собой дверь.
Миссис Мэйо (после паузы). А что сегодня с Энди? Странный он какой-то.
Мэйо. Да, мрачный, на себя не похож. Верно, потому, что Роберт уезжает. (Скотту.) Ты, Дик, не поверишь, какие парни у меня дружные, водой не разлить. Не такие, как у других. Не помню, чтобы они когда дрались или ссорились.
Скотт. Можешь мне не говорить. Своими глазами вижу.
Миссис Мэйо (пытаясь разобраться в тревожащей ее мысли). Ты заметил, Джеймс, какие-то они странные были за ужином. Роберт волновался, Рут суетилась, смеялась без конца, а Энди молчал, словно лучшего друга потерял. До еды никто из них так и не дотронулся.
Мэйо. Думали о завтрашнем утре — как мы с тобой, Кейти.
Миссис Мэйо (покачав головой). Нет! Боюсь, что-то у них случилось, Джеймс.
Мэйо. Ты думаешь — насчет Рут что-нибудь?
Миссис Мэйо. Да.
Пауза.
Мэйо (нахмурившись). Ну, навряд ли Энди с Рут повздорили. Я давно к ним приглядываюсь. Надеюсь, рано или поздно, а они поженятся. Ты как думаешь, Дик, — хороша парочка?
Скотт (с одобрением). Лучше и не сыщешь.
Мэйо. Для Энди это со всех сторон хорошо. Я в таких делах расчета не признаю. Молодые сами должны выбирать, по сердцу. Но что скрывать? Женятся — для обоих хозяйств будет выгодно. Ферма миссис Аткинс рядом с нашей. Соединим их вместе — такое хозяйство получится! Миссис Аткинс вдова, одной ей со своей фермой трудно. Наймет рабочих, а они ее обманывают. Ей в хозяйстве мужчина нужен, чтоб порядок был. А Энди наш — хозяин первый сорт!
Миссис Мэйо. Мне кажется — не любит Рут его.
Мэйо. Не любит Энди? Гм. Не спорю. Женщины в таких вещах лучше нас разбираются, но тут ты не права — Рут и Энди всегда норовят быть вместе. А не любит она его теперь — не страшно: полюбит после.
Миссис Мэйо качает головой.
Ты что-то сомневаешься. Почему ты так думаешь?
Миссис Мэйо. Чувствую — и все.
Мэйо (вдруг что-то поняв). Уж не хочешь ли ты сказать…
Миссис Мэйо кивает головой. (Презрительно фыркает.) Вздор! Все ты выдумала, Кейти. Роберт никогда и не смотрел на Рут, он просто с ней дружил.
Миссис Мэйо (предупреждающе). Тише.
Открывается дверь, ведущая во двор, и входит Роберт. Лицо его озарено счастливой улыбкой, он тихо напевает. Войдя в комнату, начинает ощущать какую-то неловкость, и это сказывается на его поведении.
Мэйо. Наконец!
Роберт садится на тот стул, на котором сидел Эндру. (Хитро улыбается жене.) Ты что делал, Роберт? Считал, все ли звезды на месте?
Роберт. Я смотрел только на одну-единственную. И буду смотреть на нее всю жизнь.
Мэйо (с упреком). В последнюю ночь мог бы и не смотреть.
Миссис Мэйо (обращаясь к нему, словно он ребенок). В такую холодную ночь нельзя выходить без пальто, Робби.
Роберт. Мне не было холодно, мама…
Скотт (презрительно). Господи боже, да что ты обращаешься с ним как с ребенком, Кейт!
Роберт (улыбаясь). Ничего, дядя, я привык.
Скотт (с притворной строгостью). Вот обогнем мыс Хорн, позабудешь все эти детские штучки. Как начнет трясти наш парусник, да окатывать нас с головы до ног зелеными волнами, а старая «Санда» ходуном ходить под ногами! Что, Кейт, душа в пятки уходит?
Миссис Мэйо (сердито). Ты что, Дик, хочешь напугать меня до смерти? Помолчи, если не можешь сказать ничего веселого!
Скотт. Не сердись, Кейт. Я просто шутил с вами.
Миссис Мэйо. Хороши шутки! (Замечает, что Роберту не по себе.) Ты о чем призадумался, Робби? Что-нибудь случилось?
Роберт (тяжело дыша, переводит глаза с одного на другого и наконец решается). Да, есть кое-что… Я должен вам сказать…
Входит Эндру, тихо закрывает за собой дверь, ставит на пол зажженный фонарь и остается у порога. Сложив руки на груди, он слушает Роберта с выражением подавляемой боли. (Взволнованный своими переживаниями, не замечает присутствия брата.) Сегодня вечером я открыл нечто прекрасное и удивительное, о чем никогда и не мечтал. Я не смел надеяться, что такое счастье может прийти ко мне. (Умоляюще.) Запомните, что я сказал.
Мэйо (нахмурясь). Давай к делу!
Роберт. Вы обижены, думаете, я глазел на звезды и не спешил провести последний вечер дома, с вами. (С каким-то вызовом.) Но дело вот в чем, па. Это не последний мой вечер дома. Я никуда не еду. Я не могу ехать с дядей Диком — ни завтра, ни в другое время.
Миссис Мэйо (со вздохом огромного облегчения). О, Робби, как я счастлива!
Мэйо (пораженный). Ты серьезно говоришь, Роберт?
Роберт. Совершенно серьезно.
Мэйо (строго). А не поздно ли вдруг взять да ни с того ни с сего изменить свой план? Как ты думаешь?
Роберт. Я просил вас запомнить, что до сегодняшнего вечера я сам ничего не знал… не ждал, что произойдет чудо… По сравнению с этим чудом все мелко, все ничтожно.
Мэйо (с раздражением). Ближе к делу! Что за чушь ты несешь?
Роберт (покраснев). Сегодня вечером Рут сказала, что любит меня. А перед этим я признался ей в любви. Я понял, как она мне дорога совсем недавно, когда решил уехать… Это правда. Я действительно сам не знал, что люблю ее. (Оправдываясь.) Я не собирался говорить ей об этом. Но сегодня вдруг почувствовал, что должен. Я не думал, что будет после. Я только помнил: завтра я уезжаю, расстаюсь с ней, думал — до моего возвращения она все забудет! К тому же я так был уверен, что она любит другого. (Медленно, с сияющими глазами.) А она вдруг заплакала и призналась, что меня она любит. Уже давно. Только я ничего-ничего не замечал. (Просто.) И мы женимся, очень-очень скоро… я так счастлив… Вот и все, что я хотел вам сказать… (Умоляюще.) Вы поймите, я не могу теперь уехать. Не могу, даже если бы хотел.
Миссис Мэйо (подымаясь со стула). Конечно, не можешь. (Обнимая его.) Робби, я давно догадывалась! Я как раз перед твоим приходом говорила об этом отцу. Какое счастье, что ты не едешь!
Роберт (целуя ее). Я знал, что ты обрадуешься.
Мэйо (еще не знает, как отнестись к словам сына). Ах, черт тебя возьми! Ты совсем сбил нас с толку, Роберт. И Рут тоже хороша! Как это она так вдруг. А я-то думал…
Миссис Мэйо (прерывая его, торопливо). Не важно, что ты думал, Джеймс. Нечего сейчас об этом говорить. (Значительно.) А на что ты рассчитывал? Что и сейчас все по-твоему будет?
Мэйо (задумчиво, начиная оценивать случившееся с практической точки зрения). Пожалуй, ты права, Кейти. (Почесывая в недоумении голову.) Но как это все произошло? В жизни ничего подобного не видал. (Наконец поднимается и с растерянной улыбкой подходит к Роберту.) Мы с мамой очень рады, что ты остаешься. Мы ужасно скучали бы без тебя. Ты нашел свое счастье — мы с мамой счастливы за тебя. Рут славная девушка и будет хорошей женой.
Произведения
Критика
