Готфрид Келлер. Мартин Заландер. Глава VII
Мартин без промедления занялся своими коммерческими делами, то есть приготовился продолжить их в Мюнстербурге. Снял необходимые помещения для конторы и складов, а в скором времени там уже сидел писарь и сновал ученик. Г-жа Мария очень просила сохранить в доме ее маленькую торговлю, и он с удовольствием пошел жене навстречу, так как рассчитывал передавать ей кой-какие задачи, которые ему самому казались слишком хлопотными и неблагодарными. Однако выяснилось, что славная женщина не так-то легко соглашалась на все, ведь у нее уже имелись собственные принципы, как у хозяйки солидного торгового дома. Она предпочитала довольствоваться небольшим ассортиментом известных своею добротностью товаров, которые пользовались надежным спросом; клиентура постоянно увеличивалась, но без спешки и толкотни, так что ей никогда не приходилось покрывать спрос беспорядочным образом; короче говоря, ее фирма принадлежала к числу тех, какие принято называть спокойным золотым донцем.
Муж не стал чинить ей препятствия, позволил и впредь вести отдельную бухгалтерию, каковую проверил и нашел в полном порядке. Правда, при этом ему пришлось выуживать дебеты и кредиты из разных ее тетрадочек и книжиц, и Мария Заландер с некоторой опаской ожидала результатов ревизии, однако удовлетворенно рассмеялась, когда в итоге все до последнего франка стояло на своих местах, записанное черными и красными чернилами, с балансом и подтверждением.
Итак, Мартин Заландер снова воссоединился с семьей на давней почве и мог спокойно смотреть в широкий мир и в грядущие годы, насколько это вообще возможно для человека; ведь коли и не спешишь обогнать мир и время, они все равно сами стелются под ноги.
Хотя во время воскресной прогулки в народ заблуждение его столь плачевно развеялось, он волей-неволей опять направил взор на общественные дела, желая поближе познакомиться с их теперешним положением. Новую Конституцию, принятую мюнстербуржцами, наиболее передовые из сторонников государства и общества за рубежом встретили одобрением как вполне удовлетворительный инструмент, который позволит достичь того, чего желаешь со всею решимостью; и тех же принципов, какими в умеренном, даже скромном смысле удалось обеспечить народ, уже в их нынешней вербальной форме будет достаточно, чтобы день за днем вводить огромнейшие изменения, о коих означенный народ и не помышлял. В эти первые годы страна, словно пчелиный улей, гудела от законопроектов и голосований, и Заландер с удивлением наблюдал, как в сумраке пивной двое проектантов могли полностью сформулировать проект закона, небольшого, но ценою в миллионы, или референдума, причем мнение избранного народом правительства никого не интересовало. Вдобавок одни за другими, с короткими интервалами, накатывали массовые выборы всевозможных мелких и крупных чиновников в администрацию, суды, школы и общины, отчего избирателям буквально вздохнуть было некогда, а поскольку Мартин Заландер означенными обязанностями не манкировал, он незаметно оказался захвачен стремниной. Чтобы лучше ориентироваться, посещал политические собрания, начал выступать и вносить предложения, а так как независимость его была общеизвестна и оттого все знали, что для себя ему ничего не нужно, он избирался во всевозможные комиссии, в коих работал с честным рвением, хотя это было сопряжено с разъездами, а он, по правде говоря, к числу «вагантов» не принадлежал.
Таким многосложным путем он попал в число непосредственных народных руководителей, или в низовое правительство, которое в лице странствующих учителей почитало своим долгом разъяснять народу различные трудные аспекты его самоопределения, сиречь от лица плохо осведомленного народа апеллировать к народу, каковому надлежит быть более осведомленным.
Конечно, иные предметы ему и самому были не слишком хорошо известны, а оттого приходилось заранее спешно с оными знакомиться или же защищать печатные документы, приняв их на веру. Правда, подобным образом он действовал лишь изредка, зато частенько примечал это за другими. Порой у него закрадывалось печальное подозрение, будто штат политических честолюбцев высшего, среднего и низшего уровня по сравнению с прежними временами стал в целом чуточку похуже, а значит, несколько худшее состояние одного слоя обусловливает и объясняет состояние всех прочих.
Впрочем, скоро он опять воспрянул духом, уповая на народ, эту вековечную добрую почву, которая снова и снова растит высокие прямые колосья. И тогда, хоть уже и вышел из юношеского возраста, дал обет следить за собой, никогда умышленно не превращаться в вульгарного честолюбца, а равно не содействовать снижению упомянутого уровня.
Верный столь похвальному намерению, он, однако, еще раз пережил огорчение, сходное с тем, что выпало ему во время первой прогулки по возвращении из Бразилии. Случилось это опять-таки воскресным днем; ближе к вечеру он присутствовал в своем родном городе на обсуждении вопроса о продовольствии, одинакового во всех культурных государствах и подвергаемого одинаково нейтральному, или чисто деловому, рассмотрению. Но здесь речь шла о предложении создать не только странное, но совершенно нелепое учреждение, которое в одиночку измыслил некий умник и которое снискало в округе известное сочувствие. Мартин Заландер, по договоренности со своими друзьями, должен был выступить против. Сперва он выслушал обоснование предложения и еще ряд выступлений, где некомпетентные, большей частью довольно молодые люди вместо детальной аргументации лишь на все лады твердили-выкрикивали «республика», «республиканский», «достоинство республиканца» и проч. Это бахвальство республикой по всякому поводу и без повода уже давно огорчало его, именно потому, что он был искренним швейцарским республиканцем. И когда встал, дабы огласить свое суждение, то почувствовал необходимость сказать несколько слов по этому поводу, тем более что присутствующим, как ему казалось, не повредит благожелательное поучение.
— Дорогие сограждане! — начал он с наивозможным спокойствием. — Прежде чем изложить мою точку зрения на обсуждаемый предмет, не совпадающую с позицией предшествующих ораторов, я не могу не коснуться дорогого и мне слова «республика», которое за минувший час определенно прозвучало здесь раз двадцать. Без малого шестьсот лет назад наши предки в жарких схватках основали и укрепили республику, ни разу не произнеся этого слова, и множество старинных федеральных грамот и кантональных книг тоже его не содержат. Лишь позднее патриции и граждане господствующих городов стали употреблять его по отношению к себе, дабы красивым словом придать античный блеск своему земному величию. Теперь мы имеем его в языковом употреблении, но не для злоупотребления. Мне кажется, тот, кто все время твердит это слово, да еще и бьет себя в грудь, может с тем же успехом провиниться в лицемерии, как любой другой фарисей или ханжа! Однако речь у нас сейчас не об этом; я хотел лишь обратить ваше внимание, любезные сограждане, что и республиканец должен приобретать все, что ему надобно, и словами платить не может; над законами природы республика не властна, Провидение не представляет ей на утверждение либо отклонение план необходимой крестьянину хорошей погоды в тот или иной сезон, как не представляет его ни королям, ни их подданным, а международным сношениям безразличны государственные формы стран и мировых регионов, где они разыгрываются. Вот все, что я счел позволительным заметить, перед тем как перейду к изложению моего суждения, причем остановлюсь на фактических обстоятельствах подробнее, нежели это происходило до сих пор.
Нежданное нравоучение пришлось не ко двору. Если уже и раньше слышался ропот, то теперь один из присутствующих прервал оратора и потребовал слова.
По всей видимости, сказал он, надобно опять поспешить с реакцией! Прошло едва несколько лет, а здешний уроженец, бывший учитель народной школы, впрочем ныне, как говорится, в золотых оковах, г-н Мартин Заландер, уже неспособен терпеть слово «республика»! В подобных обстоятельствах тем, кто еще поддерживает ее, никак не годится слушать на серьезном народном собрании столь враждебные речи. Если других желающих выступить больше нет, предлагается закрыть дискуссию и перейти к голосованию.
Заландер, который так и не садился, возвысил было голос, хотел продолжить. Несколько человек, не разобравшись в происходящем, поддержали его, другие же, кому смысл его речи был опять-таки непостижимо высок, но подозрителен, шумно ратовали против; возникла неразбериха, в коей одержали верх те, что прекрасно поняли, какой смысл Мартин вкладывал в свои слова, однако именно оный смысл был им ненавистен и невыносим.
Его лишили слова, контрпредложение выдвинуть не удалось, и означенный вопрос объявили решенным. В дальнейшем, надо сказать, он бесславно отпал; зато Мартин Заландер приобрел новый опыт. Он покинул здание и неприметную деревушку, более ни с кем не разговаривая, и, хотя приехал сюда по железной дороге, на поезд садиться не стал, зашагал пешком по дороге, что через поля и леса вела в Мюнстербург.
Во время этой одинокой прогулки он мог обдумать, в какой мере не только более-менее важному государственному деятелю, но и народному избраннику целесообразно подавлять нравственные откровенности. В конечном счете, думал он, я все же рад, что высказался! Кое-что все же останется в памяти, а коли они на свой лад пропечатают меня в газете, я тем паче громко заявлю, что слово «республика» не камень, который допустимо давать народу вместо хлеба.
Честное намерение прояснило слегка раздраженное расположение духа; бодрым шагом Мартин поднимался на холмы, которые еще отделяли его от города, а долгий летний день позволил до заката выйти на гребень, где его ожидал особенный сюрприз. На свежескошенном лугу, частью окаймленном рощею, хозяин ближней усадьбы устроил небольшое празднество — поставил под сенью деревьев несколько длинных столов, а на лужайке перевернул вверх дном огромный чан. На нем сидели три скромных музыканта, наигрывая спокойные танцевальные мелодии, Мартин уже некоторое время слышал в вечерней тишине безыскусный, прямо-таки задушевный наигрыш, а теперь увидел и молодежь, которая без толкотни, свободными группками танцевала вокруг чана, не поднимая шума, в золотом вечернем сиянии, лишь удлиненные тени танцующих плясали на золотисто-зеленой траве.
Заландер восхищенно любовался этой картиной.
«Она будто из совсем другого мира! — думал он. — Такая мирная и совершенно безмятежная! Интересно, что там за общество? Большинство хорошо одеты, иные даже изящно, иные попроще. Молоденькие девушки, молоденькие парни!»
Но как же он удивился, когда, подойдя ближе, узнал собственных дочек, которые в свои восемнадцать-девятнадцать лет, стройные и грациозные, кружились с юношами помоложе, выглядевшими не менее прелестно и ростом уже не уступавшими девушкам.
Заландер невольно следил взглядом за первой парой, за Нетти и ее кавалером, присматриваясь к бодрому танцору. А был это, как уже упомянуто, стройный, гибкий парнишка, чьи светлые волнистые волосы разлетались от движений и золотом искрились в лучах заката.
Провожая глазами эту пару, он в конце концов потерял ее из виду и оттого поискал взглядом вторую дочку, Зетти, которую тоже приметил издалека. Вот и она, припорхала, словно мотылек, однако, как ему показалось, с тем же юнцом, с тем же блондином, что и Нетти.
«Замечательные задатки у этих вертушек, — мелькнуло у него в голове. — Ишь, наловчились уже менять парней! В самом деле, не мешает чуток поглядеть!»
Эта парочка в танце прошла мимо, он проводил их взглядом, а с другой стороны опять приближалась Нетти, все с тем же херувимом, только на сей раз остановилась прямо перед ним, потому что музыка смолкла.
— Ба, да это же отец! Ты нас отыскал, знал, что мы здесь? — радостно воскликнула дочка.
— Откуда я мог знать? Вышел сюда совершенно случайно. Что тут за бал? Зетти тоже здесь?
— Конечно, и матушка с Арнольдом тоже, они вон там сидят, у стола! Ты ведь сказал, что вернешься последним, десятичасовым поездом, и она предложила подняться на гору!
Заландер хотел спросить ее о кавалере, кто, собственно, таков сей молодой человек (тот аккурат второй раз снял шляпу), когда подошла другая дочка со своим кавалером, так что отец увидел обоих сразу и удивился еще больше.
— Это Исидор и Юлиан Вайделихи, школьные товарищи Арнольда! — объяснила старшая дочка.
— Вот как? — сказал Мартин, который даже не вспомнил инцидент у источника в Цайзиге, ведь с той поры минуло лет семь-восемь. — Вы тоже в гимназии?
— Но не в одном классе, мы немного моложе, — сказал Юлиан. — Встречаемся только на уроке пения.
— Стало быть, вы, несомненно, близнецы! А где живете?
— В Цайзиге, неподалеку от Кройцхальде.
Тут в душе Заландера забрезжило воспоминание; перед глазами все отчетливее проступали упитанные карапузы в передниках, хотя в нынешних подростках и намека на них не осталось.
— А как ваша мама? Она жива? — спросил Мартин.
— Она тоже там, у стола, жива-здорова! — гласил ответ.
— Отрадно слышать! А вы, молодые люди, стало быть, тоже намереваетесь учиться дальше? Чему же, если не секрет?
— Покамест не знаем! Может, правоведению, а один, может, и медицине, — сказал Юлиан, Исидор же добавил:
— Может, и профессорами станем, если захотим; мама говорит, им теперь много платят, а главное, лишь бы мы здесь остались.
— Отлично! — воскликнул г-н Заландер. — Ну а теперь давайте-ка посмотрим, как там матушка. Идемте, дети!
Дочери указывали ему дорогу, а отнюдь не робкие парнишки шли следом, по пятам, меж тем как музыканты заиграли новый танец.
Г-жа Мария очень обрадовалась нечаянному появлению мужа. Она сидела на самой опушке леса, среди простых сограждан, которые спокойно угощались дешевыми напитками и едой — легким, но полезным вином, молоком, деревенским хлебом, пирожками с капустой и шпиком. Рядом с нею расположилась г-жа Амалия Вайделих, по-прежнему крепкая, готовая хоть сейчас взяться за стирку. Причем жилось ей определенно как нельзя лучше — разодета в пух и прах, на голове шляпа с яркими цветами, на груди длинная цепочка с золотыми часиками. Широкое лоснящееся лицо покрыто здоровым загаром, а легкая краснота на скулах, на полном подбородке и на носу свидетельствовала лишь о прилежании этой женщины, которая командовала большим штатом прачек и гладильщиц и непременно снимала пробу, когда они освежались вином, а бывало так частенько. Ранними зимними утрами еще до появления громадного кофейника угощались даже стаканчиком вишневой или ореховой наливки.
С Мартином Заландером г-жа Вайделих поздоровалась весьма приветливо и непринужденно.
— Подумать только! — воскликнула она. — Мы и не подозревали, что несколько лет назад были соседями! А теперь наши сыновья в одной школе! — Она гордо посмотрела на своих ребят, потом поискала благосклонным взглядом заландеровского отпрыска.
— Арнольд пошел в рощу собирать растения, — заметила г-жа Заландер. — Подите, девочки, позовите его сюда, пора собираться домой. Солнце скоро сядет.
— Да это не к спеху, — сказала г-жа Вайделих, — при нас достаточно мужчин! Да-да, господин Заландер! Вы храбро шли своим путем и стали теперь, как я слыхала, богатым человеком! Однако ж согласитесь, богатство радует, только когда имеешь отраду в детях, на которых можно его употребить, верно? Слава Богу, у нас тоже дела в полном порядке! Но все, что зарабатываем, мы откладываем ради двух наших сыновей и их будущего. Надеюсь, они употребят это с пользой и сумеют снискать известность, ведь в учении и всем необходимом недостатка не будет! Нам бы очень хотелось построить в Цайзиге новый дом заместо старой крестьянской халупы. Но нет! — сказали мы, она еще послужит, покуда мы живы, а где обоснуются сыновья и будут строиться, до поры до времени неведомо. Вот и решили покамест приберечь денежки, потерпеть!
Она хотела снова бросить взгляд на близнецов, но не нашла их и тотчас принялась высматривать.
Две барышни Заландер недолго искали в роще своего брата Арнольда, просто позвали его разок-другой и опять вернулись на опушку под деревья, где, обняв друг дружку за талию и изображая сестринскую любовь или девичью дружбу, стали прогуливаться взад-вперед, в сопровождении близнецов — один слева, другой справа.
Мама Вайделих, заметив эту процессию, расчувствовалась:
— Вы только посмотрите, как мило прогуливаются молодые люди! Ни дать ни взять влюбленные парочки!
— А в самом деле, почему бы и нет! — засмеялась г-жа Заландер. — Девочки, по крайней мере, годами вполне под стать мальчикам, да и расти им больше незачем!
— Это ничего не значит! — в свою очередь воскликнула вторая мать. Из моих мальчиков выйдут крупные парни, каждый за иных двоих сойдет!
На г-жу Марию эти шутки произвели не очень приятное впечатление, а потому, посмотрев на дочерей и заметив, что те с началом нового вальса собираются опять выйти на луг танцевать, каждая об руку с одним из близнецов, она быстро встала и подозвала их к себе.
— Что это вы надумали, Зетти, Нетти! — решительным тоном вскричала она. — Солнце село, пора домой, а вы сызнова танцевать? Ступайте соберите свои вещи!
Девушки без видимого огорчения покорно оставили своих кавалеров; те же покраснели и стушевались, что не укрылось от г-жи Заландер и несколько ее раздосадовало, так как, по ее мнению, краснеть им вовсе не пристало. Теребя серебряные часовые цепочки, они последовали за женщинами к столам.
Мать встретила своих близнецов сверкающими взглядами.
— Это что же за повадка, негодники, — крикнула она им, — танцевать с барышнями! Где вы только научились?
— Ах, да ты ведь прекрасно знаешь, мама, на уроках танцев!
— Молчите! Конечно, я знаю! Благодарите Бога, что родители столько для вас делают, ничегошеньки не жалеют! Отец трудится с утра до ночи, круглый год надрывается, покупает землю, сажает в поте лица, а зимою из Франции возит, а не то аж из Алжира! Потому как говорит, что расходы особливо возрастут, когда вы станете студентами, к тому времени надобно большие тыщи заготовить! Господин Заландер, я слыхала, вы, ежели захотите, хоть сейчас можете советником заделаться. Ну, вы коммерсант, и это куда как хорошо, а вдобавок вроде как почти что член Совета! Однако и парочка таких ученых советников, или стряпчих, или пасторов, как эти два сорванца, тоже ведь недурно, а?
В полном блаженстве она смотрела на сыновей, которые налили себе вина, еще остававшегося в бутылке, и щедро утоляли жажду.
— Пейте и ешьте! — воскликнула она. — Лишь бы на пользу пошло! Может, еще полубутылочку взять?
Близнецы отказались, они еще не достигли того возраста, когда пьют, не испытывая жажды.
И ладно, тогда идемте-ка домой, суп вскорости сварится, а отец, поди, и молока припас. Потом он пойдет выпить воскресного винца, и пусть его — заслужил! Идемте, шельмецы, вперед! Бьюсь об заклад, как только наденете белые фуражки или, может, красные, вы наверняка рассчитываете полночи домой не являться! Погодите, погодите! От этих плясок-танцев вас ужо отучат! Ну а теперь позвольте, господа, вежливо откланяться, очень приятно было познакомиться, надеюсь, не последний раз встречаемся, и вам, барышни, до свиданьица… эй, ребята, вы что же, не поблагодарите за приятную компанию, стоите ровно аршин проглотили?
Мальчики приблизились куда более застенчиво и неловко, чем можно бы предположить по их резвости в танцах, пожали девушкам руки, пожелали доброй ночи. Засим счастливая мать и ее сыновья наконец удалились, и стало потише.
Мартину Заландеру хотелось еще немного отдохнуть после трехчасового пути; сын Арнольд, подошедший с пышным пучком лесных растений, бросил их на стол, намереваясь разобрать, и обнаружил, что оказался обойден едою и питьем, однако ж внакладе не остался, так как распил с отцом лишний графинчик вина, а мать и сестры всего-навсего угостились молоком, накрошив туда хлеба.
Заландер поинтересовался, как они попали в компанию семейства Вайделих.
— Сама толком не пойму! — отвечала г-жа Мария. — Мы едва успели тут устроиться, как вдруг оказались вместе с ними. Арнольд как будто бы знает этих молодых людей.
— Как-то раз я в шутку спросил у них, — вступил в разговор Арнольд, — помнят ли они, как маленькими мальчишками у источника в Цайзиге обрызгали водой другого мальчишку за то, что он называл свою мать не мама, а матушка. Они сочли это очень забавным и, без сомнения, рассказали дома, где, возможно, тоже вспомнили это происшествие. Нынче же, как я заметил, они немедля сообщили своей матери, что я и есть тот самый мальчишка, а мы все — те самые люди с Кройцхальде, о которых позднее так много говорили.
— Потом подошла она, — подхватила Мария Заландер, — взяла меня в оборот и, когда бедные музыканты заиграли, не успокоилась, пока ее мальчики не надумали продемонстрировать свое танцевальное искусство, что, понятно, пришлось нашим двум попрыгуньям весьма по душе.
— Так они вправду уже очень хорошо танцуют, — воскликнули Зетти и Нетти, — и по — прежнему берут уроки танцев!
— Слава Богу! — вставила г-жа Мария. — А я до сих пор воочию вижу, как они разевали рты, когда мы сидели не евши, и уплетали остатки, о которых мы так мечтали!
— Ах, они же были детьми! Мы бы тоже не отказывались, если б нам совали в рот хлеб с медом! — сказали девушки.
— Такие близнецы неудобны и вводят в заблуждение, — заметил отец. — По крайней мере, этих я различить не в состоянии.
— О, у них есть свои приметы! — как-то слишком уж поспешно и громко воскликнула Нетти, — Мочка левого уха у Юлиана немножко загнута, словно кусочек оладьи, очень аппетитно! Я заметила во время танца, когда волосы у него взлетали то вверх, то вниз.
— Удивительно! — подхватила Зетти. — А у другого, у Исидора, по-моему, такая же мочка на правом ухе, словно яичная лапшичка.
— С научной точки зрения весьма примечательно! — лукаво-деловитым тоном заявил брат. — Это попросту либо остатки исчезнувшей формы, либо зачатки новой, грядущей. Давайте-ка изучим ваши ушки, девочки! Если у вас обнаружится нечто подобное, берегитесь, не то близнецы выберут вас в жены, чтобы, согласно теории отбора, заложить основу нового вида людей, с кручеными ушами! А лучше выходите за них по своей воле!
Мать ладонью закрыла ему рот, поскольку сидел он рядом с нею, и воскликнула:
— Молчи, негодник, коли не вынес из школы ничего умнее этакой болтовни!
Отец же рассмеялся:
— Неплохо придумал, Арнольд! Ну а теперь идемте домой, пока совсем не стемнело, ведь нынче новолуние, впрочем, звезды вон какие яркие, гляньте, высыпают одна за другой!
