Готфрид Келлер. Мартин Заландер. Глава IX

В заландеровском доме добрый дух непринужденности, казалось, занемог. В ожидании тяжкого дня Зетти и Нетти, которые той злосчастной ночью глаз не сомкнули, дали друг дружке обещание вынести суд глубоко оскорбленной матери с детской кротостью, но и с неколебимой верностью выбранной судьбе.

Наутро, когда они спустились в семейную гостиную, никто словом не обмолвился о происшедшем, а когда отец ушел и они остались одни с матерью, та упорно об этом молчала, не давая дочерям ни малейшего повода исповедаться. Так минул этот день, и следующий, и все прочие дни. Как видно, мать упрятала беду в ночь молчания, чтобы таким манером ее истребить, свято веря, что ей это удастся. Отец тоже делал вид, будто начисто обо всем забыл, только Магдалена однажды шепнула им, что ей не велено об этом говорить, иначе ее уволят.

Арнольд, как обычно, слал домой письма, то родителям, то сестрам. Письма отцу и матери открыто передавались из рук в руки, там не было ни единого намека, что ему хоть чуточку известно о матушкиных горестях, а писал он, как издавна повелось, столь же простодушно, сколь и по-братски непосредственно.

Выходя из дома, девушки не замечали ни малейшего признака надзора; никто не спрашивал, куда они собрались, а тем паче не следил за ними. Когда же они возвращались, никого опять-таки не интересовало, где они были, — разве только сами скажут.

Пребывая в неведении касательно своего положения, видные благородные барышни бродили, словно тени, окутанные своим прозрачным двойным секретом. И чувствовали себя тем неуютнее, чем больше восстанавливалось в доме спокойное взаимное согласие, давнее миролюбивое равновесие, ведь при всем при том мать выглядела так, будто одно-единственное слово может сызнова погрузить все во мрак. Как-то раз Заландер один сидел с дочерьми за обедом, потому что г-жа Мария уехала из города на похороны скончавшейся родственницы. Заландер достал из кармана несколько частных писем, принесенных из конторы, рассмотрел их поближе.

— Тут одно от Арнольда, — сказал он, — ну-ка, что он пишет? — С этими словами он положил на стол распечатанное письмо.

Зетти взяла его, стала читать. Арнольд писал, что вполне сносно защитился на доктора, израсходовал столько-то денег и теперь намерен воспользоваться разрешением отправиться домой через Лондон и Париж, потратив на это год.

— По-моему, правильно, с точки зрения языков, в коих он покамест отстает, — сказал бывший младший учитель, — на что-либо другое вряд ли достаточно. Говоря об Англии, он станет говорить «джуэри» присяжных, а говоря о Париже — «жюри», за полгода он едва ли нахватается в юриспруденции большего!

Зетти меж тем отложила письмо, не дочитавши до конца, и поднесла к глазам платок. Нетти сразу же взяла листок, заглянула.

— Что такое? Что с вами? — удивленно спросил отец. — Почему вы не дочитали до конца?

Он забрал письмо, отыскал нужное место и прочитал вслух заключительные строчки: «Шлю моим прелестным сестрам самые сердечные приветы! Чтобы поскорее представить себе драгоценное двойное понятие, я краткости ради свел воедино оба имени, Зетти и Нетти, и теперь, стоит только мысленно произнести "Знетти!", обе они тотчас являются передо мною! Как у них дела? Помолвкой не пахнет? Они ведь в конце концов уже не бакфиши! Я-то не против застать их еще дома, с такими разборчивыми монашками сам черт не ведает, кого они выберут тебе в зятья!»

— Н-да, — добродушно проворчал отец, — знай я, что тут написано, не стал бы доставать письмо из кармана. Спрячьте-ка утирки и ешьте суп!

Его манера речи немножко утешила девушек, ведь за все время это были самые приветливые слова, какие они слышали, и вместе с отцом обе доели обед.

Когда служанка удалилась, поскольку дел в комнате у нее не осталось, а Мартин не спеша выпил вина, причем дочери, по домашнему обычаю, своих мест не покидали, он снова заговорил, неторопливо и спокойно:

— Коль скоро нечаянная Арнольдова шутка затронула досадные обстоятельства, тяготящие всех нас, давайте немного потолкуем о них разумно. Вы полагаете себя весьма достойными уважения; мы, я и ваша матушка, верим, что вы действительно воздерживаетесь от общения с этими молодыми людьми; с другой стороны, нам неизвестно, как сложится в будущем и есть ли у вас самих достаточно ясное представление об этом. Быть может, думали мы, они мало-помалу разберутся-таки в себе и во всем, причем без этих двух диковинных спутников. А намедни прибегает посыльный с почты и рассказывает, что видел барышень у почтового окошка. «Они отправляли письма?» — спрашиваю я, и он отвечает: «Нет, получали письма, которые поступили на их имя». — «Ладно, я знаю, о чем тут речь», — говорю я. Итак, вы общаетесь письмами до востребования?

— Да, — в один голос отвечали дочери.

— И в каком же духе? Обнадеживающей уверенности или отрекающейся дружбы? Как видите, я умею выражаться так, как принято в подобной переписке.

— Наши друзья не отрекутся, покуда уверены в двух сердцах, которые от них этого не требуют! — вскричала Неттхен, а Зетти добавила:

— Как можно добровольно отречься от надежды, потерять любимых, да еще и сделаться на всю жизнь предметом насмешливых пересудов?

— Хороший козырь! — воскликнул отец, с грустью вспомнив супругу, которая в столь же неколебимом, но противоположном настрое сидела, наверно, сейчас на поминках в далеком доме скорби. — Милые дети! — продолжил он немного погодя. — И сколь же долго вы намерены ждать предполагаемого счастья? Если бы я знал! Да, то ли дело, будь вам двадцать лет, как вашим возлюбленным, а им столько, сколько вам теперь!

— Вечно одно и то же! — наперебой вскричали дочери. — Потерпите, через год-другой мы будем выглядеть совершенно ровесниками, лишь бы нас связали узы брака. Они станут мужчинами! Кстати, оба скорее, чем кое-кто полагает, достигнут надлежащего положения, а тогда всем бедам конец!

— Козырь! — смеясь воскликнул отец, однако ж удивленный речами дочерей. — Звучит все это словно в героическую эпоху, когда мужи и жены оставались вечно юными! Что ж, давайте подождем, и, коли будет по-вашему, пусть не доведется вам пережить время, когда обеим вправду потребуются героические усилия. На этом нынешнее заседание закрыто. Сегодня вечером мне непременно нужно быть на собрании по поводу будущих выборов. И с вашей стороны было бы очень мило поехать вместо меня на вокзал и встретить матушку. Я знаю, для нее будет приятной неожиданностью увидеть вас там.

Дочери обещали выполнить просьбу и даже слегка зарумянились от тайной радости, что им дано такое поручение.

Мартин Заландер отправился в контору, поработал час-другой над коммерческими трансакциями, а затем довольно долго занимался предвыборными делами, просматривал письма и другие бумаги, делая те или иные пометки. Речь шла о подготовке списка кандидатов для окружных выборов в Большой совет кантона Мюнстербург, о проверке прежних выборных чиновников, замене выбывающих, вступлении новых членов. Что до самого Заландера, он по-прежнему оставался независим от всех выборных затруднений, поскольку, хотя к его услугам прибегали часто и не раз предполагали, что он стремится к должностям, держался вдали от официальных постов и званий.

Теперь, однако, ему втайне стало казаться, что, подобно другим, он сумел бы многое наилучшим образом представить и доложить в законодательном совете, нежели на местах; ведь какой прок от того, что он добивался своего в свободных союзах и на собраниях наперекор противнику, который после сидел в чиновном ведомстве и там решал все по — своему.

Тем не менее он не решался — хотя такое бывает сплошь да рядом — предложить свою кандидатуру, то бишь доверительно сообщить другим руководителям, что хочет быть избран; а чтобы не создать такого впечатления, нарочито участвовал в руководстве сегодняшним собранием, тогда как многие, желавшие получить назначение или знавшие, что это произойдет, там отсутствовали. Впрочем, не все, кое-кто, наоборот, явился нарочно и удобно расположился за столом.

В зале «Четырех ветров», который служил местом сбора самым разным партиям и союзам, Заландер застал за двумя длинными столами тесные группки и отдельных граждан, а еще примерно столько же покуда стояли у стен и беседовали. Среди них расхаживали организаторы собрания, заговаривая то с одним, то с другим или обрабатывая какого — нибудь твердолобого политикана. Заландер присоединился к ним. Он был главным автором идеи примирительно удовлетворить обеим основным партиям;^[9] сам он принадлежал к Демократической, чей авторитет в народе с некоторых пор пошатнулся, и полагал разумным и справедливым вновь предоставить большее пространство старолибералам. Дело в том, что он заделался поборником модного увлечения представительством меньшинств, каковому подпали не только политические философы, но и всяческие практичные люди, которым сей превосходный принцип в скором времени может принести личную пользу, ведь до сих пор они не допускали и впредь не намерены допускать ни единой инакомыслящей мухи.

Постепенно столы заполнились народом, и председательствующий сделал знак к началу собрания. Заландер, шагая среди спешащих на свои места, столкнулся с неким молодым человеком, который показался ему знакомым и в знак приветствия почтительно снял шляпу, а Мартин учтиво ответил тем же. Чтобы добраться до своего места у торца, среди руководства, ему пришлось пройти вдоль одного из столов. И по пути он снова столкнулся с тем молодым человеком, который опять вежливо снял шляпу да еще и поклонился. Похоже, снимать шляпу ему неохота, подумал Мартин и тут словно прозрел: да ведь это близнецы! Вот как, оказывается, они деятельно участвуют в делах страны, это похвально и свидетельствует о серьезности. Коли они ничем худшим не занимаются, с ними обстоит не столь уж скверно!

Из-за этих мыслей и воспоминаний об обеденном разговоре с дочерьми он несколько отвлекся, но в конце концов занял свое место и заказал скромный графинчик вина, каковое благопристойности ради надлежало пить в этой части зала не спеша, как бы неприметно.

Началось собрание с политической речи председательствующего, выборов счетной комиссии и прочих функционеров, после чего приступили к рассмотрению списка кандидатов. Основу составляли несколько печатных листовок, устно откомментированных назначенными информаторами, и с пятью-шестью бесспорными именами покончили очень быстро. Но уже на седьмом имени, когда председательствующий спросил, есть ли еще предложения, из глубины зала донесся громкий голос:

— Предлагаю господина Мартина Заландера, мюнстербургского коммерсанта!

А из другого угла столь же громко послышалось:

— Поддерживаю!

— О, отлично! Давно пора! — тихонько зашумели за столами, оглядываясь на тех, кто внес предложение.

Председательствующий постучал по стакану и, когда шум утих, сказал:

— Хочу спросить собрание, перейдем ли мы прямо сейчас к выдвижению новых кандидатов или прежде рассмотрим оставшихся в списке, что, вероятно, можно завершить быстро и единодушно.

— Я настаиваю на своем предложении! — крикнул первый голос, а из другого угла немедля раздалось:

— Поддерживаю!

— Поступило предложение включить господина Мартина Заландера в избирательный список седьмым кандидатом от нашего округа в Большой совет! Прошу предложившего назвать себя!

— Заместитель нотариуса Исидор Вайделих! — еще громче донеслось с того же места, а из угла, где, видимо, сидел его брат Юлиан, донеслось:

— Браво! браво!

Все взгляды опять устремились туда.

— Что за Вайделих? Который это? Вон тот молодой человек? — спрашивали друг у друга собравшиеся.

Председательствующий снова постучал по стакану и воскликнул:

— Кто за то, чтобы прямо сейчас рассмотреть предложение господина Исидора Вайделиха, прошу поднять руку!

— Мы «за»! — Довольно много молодых людей подняли руки, размахивая ими в воздухе, их примеру последовали другие, хоть и не так решительно; председательствующий велел счетной комиссии подсчитать голоса. Оказалось, «за» проголосовали пятьдесят шесть человек.

— Похоже, большинство! Или проголосуем, кто «против»?

Двое или трое подняли руки, но тотчас их опустили, увидев, что никто их не поддержал.

— Что ж, решено немедля рассмотреть кандидатуру господина Мартина Заландера. Кто за то, чтобы включить его в список и рекомендовать народу на выборах от имени нашего собрания, пусть поднимет руку!

За малым, почти незаметным исключением поднялись все руки, под одобрительный шумок, который доказывал, что выборы Заландера присутствующим гражданам сами по себе желательны.

Почти избранный находился в досадливом волнении. Втайне желая занять наконец вполне заслуженное место в Совете, он видел, что в силу смелого, хотя и преждевременного вмешательства близнецов его желание близко к осуществлению, но в силу неучтивой обстоятельности председательствующего произошла задержка с голосованием, — совпадение, для него совершенно невыгодное. Размышляя, не стоит ли в такой ситуации отказаться от участия в выборах, а значит, не быть обязанным близнецам местом в Совете, он от рассеянности пропустил момент, когда можно было решительно возразить, и в беспокойстве и смущении почти осушил маленькими глотками свое дотоле нетронутое вино, когда председательствующий весьма торжественно подтвердил положительный результат и вознамерился продолжить собрание. Только теперь Мартин Заландер поблагодарил за честь и за доверие, но заявил, что должен отвести свою кандидатуру по причинам, на которых не может здесь останавливаться, и очень твердо попросил предпринять новые выборы. Впрочем, двое пожилых господ принялись убеждать его снять самоотвод. В глубине души он был искренне им благодарен, однако остался непоколебим; собрание продолжилось с обычными эксцессами и непредвиденными поворотами и в конце концов завершилось.

Председательствующий, подобно Заландеру лелеявший сокровенное желание, при выдвижении новых кандидатур был избран по предложению Мартина, чем этот последний спокойно исполнил свой гражданский долг, так как знал, что этот человек обладает всеми нужными качествами.

По дороге домой ему пришлось побороть весьма противоречивые чувства. Он был вынужден отказаться от поста, который почитал необходимым для дальнейшей деятельности, отказаться, потому что не мог принять его из рук тех, кто с такою легкостью его дарил. Что бы сказала г-жа Мария, если б пошли разговоры, что Вайделихи публично предложили его кандидатуру! И все же, сколь ни сердился на сорванцов, как он их называл, невольно ощущал известное благоволение к ним и к неудачной шутке, какую они с ним сыграли. Затем он устыдился, что в первый же раз, когда после многолетних трудов очутился на пороге ратуши, угодил в столь мелкотравчатую ловушку, да еще и признался себе, что недостает ему дерзкой бесцеремонности, совершенно необходимой, чтобы твердо следовать политической стезею.

В итоге, взвесив последствия, то есть всевозможные хлопоты, что обрушатся на него, как только он ступит на путь чиновной жизни, он все же удовлетворился своими действиями.

«Нет, — сказал он себе, — сознание, что на щит меня подняли эти два типчика, не давало бы мне покоя нигде и никогда, да и сами они весьма неловкой обузой, разумеется, цеплялись бы за мои ноги! А то, чего не произошло сегодня, вполне может произойти в более счастливый час!»

За свой поступок он снискал чудесную награду, когда рассказал жене о случившемся и она очень его похвалила. Он застал ее дома, в добром и удовлетворенном расположении духа, ведь она восприняла предупредительность дочерей как перемену к лучшему и оттого провела с ними вечер в дружеском согласии, что девушки, отправляясь на покой, истолковали в свою пользу.

Зачинщики всего этого душевного смятения, Юлиан и Исидор, устроились после собрания в одной из городских пивных — решили «пошептаться».

— Не заладилось у нас с будущим тестем! — заметил один.

— Что касается папаши наших сокровищ, то, по-моему, при случае он зачтет нам добрые намерения, а зла на нас уж точно не держит! — отвечал другой. — В остальном же наша затея полностью удалась, за него проголосовали почти единогласно!

— Конечно, кто бы мог подумать, что мы двое, впервые придя на политическое собрание, предложим кандидата в Совет, которого все одобрят?

— Я и говорю, начало хорошее! Выпьем за это! Так и продолжим! Коли мы и впредь станем политизировать с таким же успехом, нам это пойдет очень на пользу! Мой шеф говорит, что еще в нынешнем году оставит службу, мне и сейчас почти все делать приходится!

— А моего вряд ли снова выберут, когда истечет срок его полномочий.

— Тогда не мешает тебе прямо сейчас подготовить почву в своем кругу. Допивай!

— Твое здоровье! Послушай-ка, что мне недавно пришло в голову, не мешало бы хорошенько обмозговать!

— Выкладывай!

— Я рассчитываю, нам полезно бы записаться в разные партии, тогда удобнее играть друг другу на руку. В семьях часто бывает, что один брат серый, другой — черный, третий — красный, а притом все хорошо друг к другу относятся; один приобретает друзей другому, говоря о нем с любовью и рекомендуя!

— А ведь убедительно говоришь! В самом деле, убедительно, чем больше я вдумываюсь! Ловкач ты, право слово! Но как мы поделим пирог! У тебя есть особое пристрастие, особый принцип?

— У меня? Покамест нет, это мы заведем позднее, с опытом, коли уж так необходимо. Но сейчас мне безразлично, чью песню петь, да и вообще можно помолчать, ежели не очень-то разбираешься!

— Тебе причитается кварта!

— Пей и будь здоров!

— Слушай, я вот о чем подумал! Есть тут небольшая загвоздка: одно название звучит красиво, другое — не очень. Сейчас верховодят демократы и слывут молодцами; старолибералы уже получили от них прозвище «косицы». Консерватор на слух приятнее, но у простого народа это слово не в ходу.

— В этом есть доля правды. Уже само слово «старолиберал» смахивает на ночной колпак!

— Однако, с другой стороны, понятие «демократ» начинает вызывать подозрения. А нотариус имеет дело преимущественно с капиталом!

— Само собой, но ты забываешь, что и задолжавшие крестьяне, дебиторы и банкроты, бедняки всех сортов опять-таки имеют дело с нотариусом, тебе ли не знать! А именно они при выборах нотариуса, как и везде, составляют большинство!

— Что верно, то верно. Послушай, раз уж плюсов и минусов вроде как поровну, предлагаю бросить жребий, кому в какую партию записаться.

— Официантка! Стакан и кости!

Когда просьба была исполнена, Юлиан встряхнул стакан.

— Ну, так как? Думаю, все второстепенные партии мы исключим, выбирать будем из двух главных.

— Стало быть, демократ или старолиберал! В таком случае достаточно бросить жребий один раз; у кого выпадет больше очков, станет тем, кем заранее решено; второму достанется другая партия.

— Значит, выигравший будет демократом, а проигравший — старолибералом. Идет?

— Конечно!

— Тогда допивай, в темпе, твое здоровье!

— Твое здоровье! Давай!

Юлиан еще раз встряхнул стакан с тремя костями и опрокинул его на стол. Восемнадцать очков — три шестерки.

— Готово! — воскликнул Исидор.

— Нет! Ты тоже должен бросить, вдруг выпадет столько же. А уж потом выпьем! — возразил брат Юлиан.

Исидор бросил кости — тринадцать очков.

— Твое здоровье, господин демократ! — воскликнул он, а Юлиан в свой черед вскричал:

— Твое здоровье, господин старолиберал, в просторечии Косица!

⁹ Имеются в виду Демократическая и Старолиберальная партии.

• Глава I
• Глава II
• Глава III
• Глава IV
• Глава V
• Глава VI
• Глава VII
• Глава VIII
• Глава X
• Глава XI
• Глава XII
• Глава XIII
• Глава XIV
• Глава XV
• Глава XVI
• Глава XVII
• Глава XVIII
• Глава XIX
• Глава XX
• Глава XXI