История создания романа Д. Дидро «Монахиня»
Л. Я. Потемкина
В 40-60-е годы XVIII в. мысли Дидро были сосредоточены на актуальной общественной проблеме — на борьбе с религией и церковью.
«Философские мысли» (1746), «Письма слепых в назидание зрячим» (1749), философские повести «Прогулка скептика» (1747), «Белая птица» (1749) отражают постоянный острый интерес великого просветителя к вопросам религии, церкви, монашества.
Переписка 40-60-х годов позволяет узнать приблизительно круг чтения Дидро, связанного с вопросами религии, церкви: Рабле, Монтень, Паскаль, Пьер Николь, Бейль, Фрере, Свифт, Вольтер, Монтескье и др. Интересуется он и апологетической литературой; в письме к г-же Лежандр он упоминает о том, что прочитал присланную ему «Апологию монашеской жизни». По-видимому, Дидро знал имевшую скандальный успех книгу о «Пророческой жизни сестры Марии Алакок, монахини монастыря визитандинок», которую, по свидетельству Барбье и Марэ, все читали.
Дидро не ограничивался книжными сведениями: у него к 1759-1760 гг. было накоплено много собственных жизненных наблюдений. Пребывание в иезуитской коллегии в юношеские годы, кратковременное заключение в монастырь в 1743 г., столкнувшее будущего автора «Монахини» с чудовищным произволом; трагическая судьба его сестры-монахини, сошедшей с ума; брат-священник, из-за которого Дидро глубоко задумывался над изменением человеческого характера под влиянием религии; история м-ль Леспинасс, подруги д’Аламбера, заключенной в монастырь и бежавшей оттуда; близкое знакомство с делами монастыря «Босоногих кармелитов», куда один предприимчивый монах хотел заставить вступить Дидро, — таков далеко не полный перечень непосредственных наблюдений писателя.
«Дело» Маргариты Деламарр было тем ярким жизненным случаем, который подтвердил социально-философские воззрения Дидро на религию и ее учреждения, подсказал сюжетный замысел антиклерикального социального романа «Монахиня». И философские идеи и жизненные наблюдения Дидро помогли ему в истории Маргариты Деламарр увидеть элементы жизненно-типического и вошли в образно-художественную ткань романа «Монахиня». Они были использованы или в качестве отдельных сюжетных эпизодов (например, история монахини, сошедшей с ума, навеяна судьбой сестры, побег — история м-ль Леспинасс и т. д.), или как критерий типичности фактов истории сестры Маргариты, не выступая прямо в форме отдельных сюжетных ситуаций на страницах романа. Ж. Мэ, подробно занимающийся проблемой реальной жизненной основы романа, неправ, соотнося роман лишь с историей Маргариты Деламарр. При таком решении названной проблемы становятся совершенно непонятными не только отступления от «дела» сестры Маргариты, но даже и следование ему. Строгий, продуманный отбор фактов истории монахини Деламарр — непосредственное использование одних, решительное изменение других, привнесение третьих — создает сюжетную тенденциозность романа, свидетельствует, что история «монахини из Лоншана» подверглась глубокому социально-философскому анализу в творческой лаборатории Дидро. Критерием этого анализа был общественный опыт писателя к 1760г., включающий в себя и факты биографического характера и широкие жизненные наблюдения, куда входят и «дело» Маргариты Деламарр и философские размышления, обобщения, выводы, своеобразно преломленные в романе «Монахиня». Жизненная основа романа значительно шире, чем история Маргариты Деламарр, составившая его сюжетное ядро.
Эта широта жизненной основы романа, которая понимается не только как прямое или измененное воспроизведение отдельных авторских наблюдений в тексте романа, но и как основа отбора, типизации, проявляется в центральном образе.
Забегая вперед, можно сказать, что образ Сюзанны Симонен восходит не столько к Маргарите Деламарр или к иному жизненному прообразу, сколько к общественному прототипу людей нового мироощущения предреволюционной Франции 40-60-х годов. Не случайно в критике существуют различные мнения относительно прототипа центрального образа романа, вызванные сходством соответственных ситуаций: сестра Дидро, м-ль Леспинасс, Маргарита Деламарр, не говоря уже о литературных прототипах.
Во-первых, нельзя ограничивать поиски прототипа лишь монахинями, известными Дидро. Во-вторых, нет оснований сводить образ Сюзанны только лишь к одному определенному прототипу. Все прототипы, предлагаемые критиками, в большей или меньшей степени сыграли роль при создании образа Сюзанны Симонен. Несомненно и то, что исходной основой образа Сюзанны является судьба Маргариты Деламарр. Решение проблемы прототипов образов романа «Монахиня» важно как ключ к пониманию творческого метода Дидро, важны определяющие, существенные тенденции соотношения жизненных прототипов и художественных образов, важны истоки этого соотношения.
Если соотнесенность сюжета романа «Монахиня» с историей Маргариты Деламарр сложна, то еще большую сложность представляет соотношение образа Сюзанны с «сестрой Маргаритой», опосредствованное в творческом воображении Дидро и философскими мыслями и самими широкими наблюдениями над своими современниками.
Сопоставление образа героини романа и Маргариты Деламарр как одного из главных прототипов приводит к выводу, что Дидро скорее использует факты биографии Деламарр, чем стремится воспроизвести ее характер, стремления, психологический склад. Это объясняется не только тем, что Дидро знал историю сестры Маргариты, по-видимому, в устной передаче или по досье процесса, откуда, естественно, мог извлечь скорее факты, события, чем анализ характера. Причина этого лежит и в общей эстетической установке писателя: создавать «общественное состояние». Это творческое стремление выразилось в поисках имени центральной героини, в поэтике названия романа. Если у Лесажа, Прево, Мариво поэтика названия романа нейтрально-номинативная, она заключает в себе имя героя («Жиль Блаз», «Жизнь Марианны» и т. д.), а поэтика названия философской повести Вольтера связана с ее основным философским тезисом («Задиг, или судьба», «Кандид, или оптимизм» и т. д.), то у Дидро название романа вскрывает «общественное состояние» героини, ее социальное лицо, подчеркивает социально обобщенную тенденцию романа.
Дикман, описывая рукопись-автограф «Монахини», утверждает, что сначала в рукописи стояло имя сестры Дидро (Екатерина), его дочери (Анжелика), затем имя Маргариты Деламарр, в свою очередь зачеркнутое рукой Дидро, а сверху написано — Сюзанна Симонен.
Дидро, который и в философских диалогах и трактатах, и в романах выносил имена прототипов, своих реальных современников, из творческой лаборатории на страницы произведений («Племянник Рамо», «Жак-фаталист»), при этом подвергая самый облик прототипа значительным творческим изменениям, в романе «Монахиня» прибегает к вымышленному имени. Это имя писатель заимствует из первого варианта романа — писем-мистификаций, которые писались до того, как Дидро познакомился с делом Маргариты Деламарр. Поиски имени героини, а затем замена его во втором варианте романа свидетельствуют, что для самого Дидро связь центрального образа романа и прототипа была чрезвычайно условна как по замыслу, так и по воплощению. Это подтверждается и тем, что при огромной дистанции между историческим племянником Рамо и Рамо Дидро писатель сохраняет его имя. В период написания «Монахини» эстетическая концепция «общественного состояния», определившая и поэтику названия его романа, отличалась еще значительной противоречивостью.
В процессе Маргариты Деламарр было два момента: протест против родительского деспотизма и стремление расторгнуть монашеский обет. Адвокат, занимавшийся этим судебным процессом, стремился, по вполне понятным причинам, акцентировать лишь одну сторону ее дела; он писал: «...процесс сестры Маргариты был скорее связан с семейными раздорами, чем с протестом против монастыря». Дидро сохраняет обе эти стороны жизненного факта, но в качестве основного берет стремление Деламарр расторгнуть монашеский обет: это стремление становится основой всех поступков, мыслей, желаний его героини. По-видимому, Маргарита Деламарр обладала незаурядной силой характера, если решилась на судебное расторжение обета. Этот поступок был вызван главным образом желанием получить наследство, но объективно процесс Деламарр свидетельствовал о том, что феодальное мировоззрение переживает острый кризис как раз в одной из своих испытанных крепостей — в монастырях. Зоркая наблюдательность и склонность к постоянному анализу, обобщению, столь свойственная Дидро — философу и писателю, помогли ему выделить, заострить идеологическую сторону конфликта, объективно заложенного в судебном процессе. Желание Деламарр получить наследство затемняло и ослабляло эту сторону конфликта. Тогда Дидро резко меняет мотив расторжения обета: Сюзанной Симонен движет страстное стремление к свободе, лишенное всяких расчетов. Писатель ощущал, что это стремление очень ново в самой действительности: он с большим психологическим мастерством показывает, что жажду Сюзанны к свободе не понимают не только настоятельницы, но и сочувствующая Сюзанне сестра Урсула и даже явно близкий к просветителям адвокат Манури.
Дидро существенно отступает от прототипа в вопросе об отношении к родительскому деспотизму, против которого, как известно, выступала на процессе сестра Маргарита. Писатель подчеркивает, что Сюзанна, смирившись перед волей родителей, начинает судебный процесс после их смерти. Если Маргарита Деламарр открыто нападает на своих родителей, то Сюзанна Симонен запрещает своему адвокату набросить хоть малейшую тень на репутацию родителей. Это отражает противоречивость взгляда Дидро на семейные отношения.
С одной стороны, у писателя был достаточно широкий круг наблюдений над проявлениями родительского деспотизма, вплоть до печального личного опыта, чтобы не понимать, насколько типичен этот момент в «деле» Маргариты: на страницах романа он показывает, что Сюзанну помещают в монастырь из-за денежных расчетов, связанных с получением наследства. Это выступает как завязка основного конфликта романа. Трагизм судьбы Сюзанны связан с семейным деспотизмом и властью денег: Дидро с поразительной прозорливостью отразил значение семейных отношений современного ему общества для судьбы отдельного человека.
С другой стороны, автор «Отца семейства» и восторженный поклонник семейной живописи Греза не может заставить свою положительную героиню протестовать против воли родителей. Типичное для просветительской идеологии противопоставление сущего и желаемого в художественной ткани романа распределяется своеобразно: сюжет, который строится на действительных фактах, отражает закономерности жизни, передает критическое отношение Дидро к действительности; образ положительной героини, более субъективный в силу самой своей природы, отражает элементы долженствования, с точки зрения просветителя Дидро, мечтавшего об идеальной буржуазной семье. Но по сравнению с драмами («Побочный сын», 1757; «Отец семейства». 1758), специально посвященными проблеме семейных отношений, в «Монахине» решение значительно смелее и реалистичнее. В драмах Дидро стремился миру реального мещанского бытия, который оставался вне художественного воссоздания, противопоставить мир идеализированных добродетельных людей, стремился нарисовать картину «естественных» отношений между отцами и детьми. В драмах создавалось лишь желаемое без воссоздания сущего. Роман «Монахиня» свидетельствует об эволюции не только воззрений, но и художественного метода писателя. Реальная практика буржуазной семьи художественно воссоздается, вместе с тем главная героиня находит в себе силы бороться с обществом, но смиряется с волей родителей; это противоречие отражает ограниченность взгляда Дидро на природу буржуазной семьи.
Маргарита Деламарр необоснованно подозревала, что она незаконнорожденная, и этим объясняла бесчеловечное отношение к себе родителей. В романе это подозрение превращается в действительный факт. Введение этого мотива давало возможность Дидро развивать общепросветительскую демократическую мысль о том, что гражданские законы извращают законы естественные, что происхождение человека - отнюдь не определяет его личных достоинств и качеств (Том Джонс Фильдинга, Моль Флендерс Дефо, Кандид Вольтера). Не случайно Дидро подчеркивает и внешнее и нравственное превосходство Сюзанны над ее сестрами — законными детьми. Незаконнорожденность Сюзанны у Дидро художественно многозначна, она усиливает драматизм положения героини, делает ее еще более отверженной. Усугубляется и типичность положения: монастыри, особенно во времена Дидро, очень часто были пристанищем для незаконнорожденных.
Однако Дидро как просветитель значительно более последователен и смел в оценке старого общества, в критике феодализма, его учреждений, особенно его идеологии, чем в критике намечающихся противоречий нового строя. Поэтому эта объективная сторона «дела» Деламарр особенно привлекает его, и он не смягчает, а заостряет идеологический конфликт. И в данном случае происходит совпадение объективного содержания эпохи 40-60-х годов, которую литературоведы и историки единодушно называют эпохой идеологической борьбы с феодализмом, с субъективными стремлениями и представлениями Дидро-просветителя. Процесс творческой обработки истории прототипа в широком смысле и пошел по линии изображения кризиса феодальной идеологии как процесса постепенного освобождения человеческого сознания от пут феодального мировоззрения в условиях 40-60-х годов Франции XVIII в.
То, что у Маргариты Деламарр было объективным свидетельством кризиса феодального мировоззрения и не составляло основы ее конфликта с обществом, превращается под пером Дидро в историю формирования человека нового склада ума и души, осознающего этот конфликт.
Дистанция между Сюзанной Симонен и Маргаритой Деламарр огромна. Дидро использует факты биографии Маргариты Деламарр, но придает им совершенно иное внутреннее содержание: психологическая, интеллектуальная, эмоциональная сторона образа Сюзанны Симонен не восходит к Деламарр. И вместе с тем значение личности сестры Маргариты для творческого процесса, для творческой истории романа «Монахиня» чрезвычайно велико. Это видно из самого беглого сравнения первого и второго вариантов романа.
В письмах-мистификациях — «чистом вымысле Дидро» — образ смиренной просительницы, «монахини из Лоншана», лишь слабо намечен. Ее коротенькие письма не воссоздают определенного характера; смирение — единственная черта ее облика, проступающего в письмах, далеких от сложного интеллектуально-психологического самораскрытия героини во втором варианте. Дидро прибегает к приему описания со стороны (письма г-жи д’Эпинэ), но и это не спасает образ монахини в первом варианте от бледности и невыразительности. Небольшой промежуток времени, который отделяет первый вариант романа от второго, при огромной идейно-художественной разнице свидетельствует о том, что история сестры Маргариты помогла окончательному оформлению замысла, проблемы, сюжета второго варианта романа, из нее почерпнуты многие факты биографии Сюзанны Симонен. Это подчеркивает решающую роль реальных наблюдений для творческого метода Дидро, одного из предшественников критического реализма XIX в.
Нельзя, разумеется, упрощенно толковать роль «дела» Деламарр для творческого метода Дидро в романе как жизненную иллюстрацию его философских воззрений, нашедших прямое, портретное воспроизведение на страницах романа.
Рождение нового человека с новыми идеями, представлениями, психологией — процесс, характерный для 40-60-х годов XVIII в. во Франции (сами просветители были такими людьми), становится подлинным содержанием романа, новым, истолкованным Дидро, содержанием фактов истории Маргариты Деламарр.
Тонкое чутье художника и прозорливость философа сказались в том, что Дидро связал социальную критику старых феодальных учреждений — монастырей — с процессом рождения нового миросозерцания, с формированием характера нового человека, представителя определенного общественного слоя. Тем самым просветительский принцип «критики разумом неразумной действительности» у Дидро художественно предельно конкретизирован.
Разум и ненависть к деспотизму — первопричины разлада Сюзанны с монастырской средой. На этом основано и внутреннее развитие конфликта всего романа.
Последовательные столкновения Сюзанны с настоятельницами, особенно с Кристиной, перерастают в конфликт мировоззрений. Блестящий мастер диалога, Дидро противопоставляет спокойную, вдумчивую аргументацию Сюзанны растерянности и беспомощности настоятельницы, которая не в состоянии опровергнуть Сюзанну и только бессвязно восклицает: «Это непостижимо!», «О господи! Что скажут наши сестры!». Диалог построен на изменении соотношения синтаксических периодов: короткие ответы Сюзанны сменяются страстной речью против монастырского образа жизни, а беспомощные попытки настоятельницы что-то объяснить переходят в короткие восклицания, почти лишенные смысла. Это изменение роли персонажа в диалоге подчеркивает победу Сюзанны. Не прибегая ни к ремарке, ни к описанию со стороны повествующей Сюзанны, Дидро передает несколько этапов психологического состояния участников диалога самим диалогом; это тот драматический прием, который органически войдет в художественную ткань романа XIX в.
Настоятельница сначала не верит, что Сюзанной руководит лишь стремление к свободе: «Будьте со мной откровенны. Если у вас есть какое-нибудь тайное недовольство, мы найдем способ устранить его причину». Затем, выслушав Сюзанну, она в первую минуту просто не понимает ее: «Это непостижимо!». Постепенно настоятельница начинает верить Сюзанне, беспокойство перерастает в откровенный страх перед страстной ненавистью Сюзанны к религиозно-нравственному рабству. Дидро с тонким психологическим мастерством показывает, что в эту напряженную минуту в уме настоятельницы возникает спасительное и традиционно понятное объяснение: «О, Иесусе, в нее вселился бес! Нет сомнения, в нее вселился бес!», хотя сама в это объяснение не верит. Настоятельница не борется за религиозную идею, ее страшит другое: «Что скажут люди? Что скажут наши сестры?» — вот фразы, которые писатель заставляет ее повторять несколько раз.
Этот диалог конкретизирует основной конфликт романа, острое столкновение различных идеологий, столь характерное для общественно-политической жизни 40-60-х годов во Франции.
Дидро показывает не только процесс формирования новой идеологии в борьбе со старой, воплощенной в собирательном образе монахинь и настоятельниц, но и полное вырождение старой идеологии: все настоятельницы, кроме г-жи Мони, не защищают религиозную идею; они боятся за собственное благополучие, страшатся общественного мнения. Это деталь, тонко подмеченная Дидро и строго исторически прикрепленная: Тэн в «Происхождении современной Франции» пишет, что, начиная с 50-х годов, роль общественного мнения возросла, став одним из существенных факторов общественного развития. Об этом же пишут А. Шахов, П. Ардашев, Ф. Рокэп.
Заостряя идеологическую сторону конфликта, Дидро передает атмосферу 50-60-х годов XVIII в., создавая не просто антимонастырское произведение, а роман широкого идеологического размаха. В нем Дидро отразил начало открытой борьбы в мире идей, мнений, показал процесс рождения новой идеологии. При этом он творчески преобразовал отдельные моменты биографии Маргариты Деламарр в художественное обобщение характера, типичного для эпохи Просвещения.
Пафос образа Сюзанны — в ее интеллекте, в ее рационализме, во всем строе ее мышления, строго аналитическом.
Однако отождествлять Сюзанну с просветителями, конечно, нельзя. Рационализм и интеллектуализм Сюзанны, которые некоторые критики ставят в упрек Дидро, считая их прямым выражением рационализма самого писателя-просветителя, представляют собою реалистическое воспроизведение типического характера эпохи Просвещения. Не только остро интеллектуальный склад самого художественного таланта Дидро, но и объективная действительность Франции века разума, органически слитые в романе, объясняют особенности характера Сюзанны.
Дидро находит своеобразную форму для того, чтобы отразить процесс рождения человека новой идеологии. Он исходит из принципа построения характеров в романе-мемуарах, где в силу самой сущности жанра воспоминаний фактически дается итог развития характера («Жизнь Марианны» Мариво, «Моль Флендерс» Дефо и др.). Эта своеобразная черта жанра мемуаров по-новому переосмысляется Дидро.
Открытая композиция романа, повествование не о давно прошедших событиях, а о событиях совсем недавних, не в период успокоения и благополучия (Мариво, Дефо, Дюкло), а в наивысший трагический момент жизни героини, создают огромную драматическую напряженность. С большой последовательностью Дидро строит раскрытие характера героини на осмыслении ею событий с высоты прошедшего. Риторические восклицания — «О, если бы я знала тогда!», — повторяющиеся в «Жизни Марианны» Мариво и в «Моль Флендерс» Дефо, у Дидро превращаются в принцип изображения формирования характера Сюзанны. «Монахиня» — это аналитическое самораскрытие героини, это рассказ о прошедшем, на которое Сюзанна смотрит с позиций нового понимания жизни. Принцип построения характера Сюзанны — это постоянное сравнение исходного положения характера с итоговым через самоанализ, который представляет собой не просто психологический комментарий, а передает способ мышления и характер чувствований, столь свойственные новым людям XVIII в.
Некоторые исследователи (например, Э. Дементьев) утверждают, что Дидро в романе противоречит своему философскому принципу взаимодействия характера и среды, потому что пороки монастыря не воздействуют на Сюзанну, она остается такой, как и в начале романа. Эта концепция не учитывает того, что Сюзанна сопротивляется воздействию среды; Э. Дементьев игнорирует связь принципов построения характера с мемуарным жанром, новаторски переосмысленным Дидро. В романе «Монахиня» писатель показывает своеобразный путь формирования героя, изображая активное Познание им античеловеческих общественных отношений, приводящее в конце концов к утрате иллюзий. Такой художественный принцип, обогащенный и расширенный, станет ведущим для романа XIX в.
Этот метод создания характера, при котором главное внимание уделяется принципу изображения взглядов, убеждений, мнений в процессе их рождения, изображению духовного роста и развития личности, связанному с критическим осмыслением действительности, восходит не только к самым общим основам идеологии просветительства, он подсказан самой действительностью. Вот почему безусловно связанный с просветительской философией Дидро и отвечающий объективным закономерностям жизни принцип создания характера — важнейшее завоевание реализма. Новаторство Дидро заключается именно во введении этого нового характера в литературу, характера, порожденного конкретными историческими условиями середины XVIII в. во Франции.
Дидро страстно верил в человека; великий просветитель утверждал: «Он придет, он придет когда-нибудь, тот справедливый, просвещенный и сильный человек, которого вы ждете, потому что время приносит с собой все, что возможно, а такой человек возможен».
Эта страстная вера в человека заставляла Дидро пристально вглядываться в своих современников, находить в них положительные черты; в образе Сюзанны он стремится воплотить некоторые из них. Но Сюзанна — не рупор просветительских идей Дидро, как это утверждалось в литературоведческой науке. В романе неизменно поддерживается дистанция между автором — философом-атеистом, и его неопытной, наивной, верующей героиней.
Вместе с тем Сюзанна — положительная героиня Дидро, поэтому, естественно, многие мысли, высказываемые ею, близки великому просветителю. Например: «Человек рожден для общества. Оторвите его от него, изолируйте — и мысли его придут в расстройство, характер извратится... Из леса можно выйти, из монастыря — нет; в лесу человек свободен, в монастыре — он раб».
Но эти обобщающие выводы и глубокие мысли, которые высказывает порой Сюзанна, почти всегда связаны с ее непосредственным жизненным опытом и складом мышления, художественно мотивированы; композиционно они возникают у думающей героини после жизненных перипетий. Дидро показывает истоки и пути возникновения таких мыслей: именно в этом проявляется связь между характером героини и обстоятельствами, в которые она поставлена. Такой реалистической мотивировки не было в схематическом образе Констанции — «философа в юбке» («Побочный сын»), послужившем мишенью для злых нападок со стороны многих критиков. Констанция, которая произносит философские тирады по самым различным поводам, действительно — рупор просветительских идей Дидро, ее мысли не являются результатом ни ее жизненного опыта, ни склонности к размышлению, как у Сюзанны.
Сравнение с образом Констанции доказывает, что не следует отождествлять механического героя-рупора с идейным героем. Глубоко демократическая мысль Дидро о том, что философия должна стать достоянием народа, находит образное воплощение в характере Сюзанны и в то же время отвечает самой действительности. Ф. Рокэн в книге «Движение общественной мысли по Франции в XVIII веке до революции» пишет, используя мемуары и другие свидетельства современников Дидро, что во второй половине XVIII в. склонность к философствованию проникла «даже в лавочки». Этой «склонностью к философии», типичной чертой ведущего характера эпохи, который представлен у писателя в «страстной целеустремленности» (А. Иващенко), Дидро наделяет женщину. В этом проявляются не только демократизм и та искренняя и горячая защита женщины, которая звучит в знаменитой статье великого просветителя «О женщинах», но и тонкая наблюдательность художника, сумевшего уловить черты исторически рождающегося женского характера. В характере Сюзанны отражены многие наблюдения Дидро над новыми женщинами во Франции 50-60-х годов, о которых Бесенваль в «Мемуарах» писал: «В философских, политических разговорах принимали участие женщины, излагая положения публичного права, ссылаясь на историю, превращая салоны, в которых они до сих пор царили, в маленькие генеральные штабы».
Остроумная и широкообразованная м-ль Леспинасс, «выдающаяся буржуазная женщина» (Морне), Софи Воллан и ее сестра, с которыми Дидро вел постоянную переписку по самым различным вопросам — философским, социально-политическим, религиозным, эстетическим, моральным, м-ль Биерон, читавшая курс по анатомии, который посещал Дидро со своей дочерью, м-м д’Эпинэ — вот некоторые из тех, кто мог послужить прототипом для создания интеллектуального и эмоционального облика Сюзанны Симонен.
Если в новелле «Это не сказка» и в философских диалогах, в которых участвует м-ль Леспинасс, Дидро стремился быть очень близким к прототипам и создать выдающийся женский характер, то в образе Сюзанны Симонен он стремился к более широкой типичности, что связано и с эстетическим принципом «общественного состояния», которому подчинен принцип отбора и создания характера, и с самим жанром социального романа, каким он представляется Дидро.
Друг Дидро Дэвэн в 90-е годы одним из первых отметил новаторство Дидро, связанное с воссозданием такого нового женского характера эпохи: «Молодую девушку родители заставляют насильно принять монашеский сан. Этот мотив чрезвычайно распространен, но в романс Дидро есть нечто, чего нет у других: это мотив, который заставляет мать предать дочь, а главное, энергия характера последней и новое в доводах ее против монашеского звания».
Избрав героиней женщину, Дидро усиливает и критику деспотизма в романе. Он пишет в статье «О женщинах»: «Почти во всех странах жестокость социальных законов направлена против женщин... они ничто в обществе». То, что герой романа — женщина, создает особенный драматизм ее положения, обостряет ее конфликт с обществом, усиливает пафос ее борьбы с монастырским укладом, придает социальному роману Дидро особую силу обличения.
Таким образом, воплощенные в характере Сюзанны просветительские идеи Дидро являются не только желаемыми, но и реальными фактами: философ помогает художнику рассмотреть новое в действительности. Дидро писал: «Нужно сначала увидеть, а потом писать». При всей определяющей роли философских идей в художественной прозе Дидро непосредственно жизненные наблюдение имеют для писателя решающее значение как критерий истинности философской идеи.
Роман «Монахиня» свидетельствует, что Дидро стремился практически решить важнейшую проблему эстетики XVIII в., проблему соотношения частного и общего.
Поиски Дидро шли в общем русле историко-литературного процесса. Он как бы стремился объединить две тенденции: с одной стороны, преодолеть эмпирическую конкретность многочисленных мемуаров и «романов с ключом», в которых художественный образ, как правило, восходит к единичному прототипу; с другой стороны, преодолеть абстрактную схематичность «родового» человека философской повести и найти новый художественный синтез частного и общего, жизненных наблюдений и философской, социальной идеи, осмысливающей их.
П. Дэкс пишет, что в критике преобладает тенденция высмеивать некоторый схематизм, механистичность, прямолинейность Дидро, забывая о том, что он «открывает бесконечную перспективу развития французского романа Стендаля и Бальзака».
Л-ра: Филологические науки. – 1959. – № 3. – С. 118-129.
Произведения
Критика
