Буало-Нарсежак. ​Холодная война

Буало-Нарсежак. ​Холодная война

— Послушайте, Антуанетта… хорошенько подумайте… Может быть, есть какая-нибудь подробность, о которой вы забыли?

— О нет! Я сказала господину все, что знала.

— Госпожа была одета как обычно?

— Совершенно как обычно. Серый костюм, черная сумочка.

— А какие украшения? Вы ничего не сказали об украшениях.

— Она их не надевала… по-моему, только браслет… и, уходя, сказала мне: «Господин ужинает в городе. Перед тем как вернуться, я схожу выпить чаю. Можете располагать своим временем вечером».

— Было половина пятого?

— Немного больше. Госпожа спешила, чтобы не пропустить пятичасовой сеанс.

Бертон еще раз просчитал. Выйти из кинотеатра она должна была в половине восьмого. Четверть часа прогуляться по Елисейским полям. Без четверти восемь. Чай… Надо бы точно посчитать. Выходило где-то около девяти часов. Двадцать минут, чтобы вернуться… Но в июне светло часов до десяти. На улицах толпы народа. Если бы с ней что-нибудь случилось, это не прошло бы незамеченным.

— Может быть, госпожа пошла к своей матери?

Бертон пожал плечами.

— Антуанетта, оставьте уж мне делать предположения. И главное, без болтовни, ладно?.. Все это, конечно, не так уж серьезно. Идите!

Не так уж серьезно? Никакой уверенности. Зазвонил телефон.

— Бертон у аппарата! А! Это вы, Картье?.. Получите их, старина… Я сегодня останусь у себя. Да, немного устал… Снимки из каталога пришли?.. Хорошо, пошлите рассыльного. Спасибо.

Зимняя мода! Впервые ему было наплевать. Нет, у матери своей она не ночевала. И жертвой несчастного случая не стала… Тогда что?.. Любовник?.. Тем более нет. Мари-Клод всегда была недовольна. Как будто ей чего-то не хватало!.. Лучше бы уж вела себя неуравновешенно! Как какая-нибудь одержимая. Как обычная женщина! А не была угрюмым созданием, резонеркой, всегда с собственным мнением, покупающая из вызова меха у Хайма. Еще и это! Что она еще выдумала, чтобы довести его до ручки! А может быть, она просто-напросто пребывала в гостинице и, когда он задаст ей вопрос, ответит со своей натянутой ухмылочкой: «А вы разве мне докладываетесь?»

Снова зазвонил телефон. Бертон нервно снял трубку.

— Да… это я… Кто вы?

Голос он не узнавал.

— Это по поводу вашей жены… Она была похищена вчера вечером… Ей не причинят никакого зла, если вы поведете себя благоразумно…

Голос нарочно приглушен, что не помогло скрыть легкий южный акцент. «Корсиканцы!» — подумал Бертон.

— Что нужно? — рявкнул он.

— В данный момент от вас требуется помолчать. Ни слова полиции, ясно?.. Иначе вы рискуете не увидеть вашу жену живой.

— Это шутка?

— Подождите!.. Вот что мы нашли в сумочке госпожи Бертон… Связку ключей фирмы «Клинекс», пудреницу, золотую зажигалку, удостоверение личности… Я читаю: ваша жена родилась 17 февраля 1938 года в Дижоне… Вам понятно?.. Рост: один метр шестьдесят семь сантиметров. Особые приметы: маленький шрамик на правой щеке… Вы все еще думаете, что это шутка?

— Хорошо! — обрезал Бертон. — Сколько?

— Триста тысяч.

— Но у меня их нет!

— О! Один из крупнейших торговцев мехами в Париже?.. Ну же, посерьезнее! У вас они будут завтра… купюрами по пятьдесят… Мы скажем вам, куда положить пакет. И никому ни слова. Госпожа Бертон молода и красива. Было бы жаль!..

Трубку повесили. Бертон тяжело осел в свое кресло. Он внезапно ощутил себя подавленным. Не от боли. От радости! Как если бы он выиграл в тотализатор, что-нибудь неожиданное и к тому же совершенно исключительное!.. А между тем это только что произошло с ним! Он никогда не осмелился бы и мечтать о подобной удаче! До сих пор ему не очень-то везло. В первый раз, когда он попытался отравить Мари-Клод, ей обеспечили такой уход, что вытянули ее буквально в самый последний момент. Она вернулась мертвенно-бледная, похудевшая, но вполне живая. Не будь она госпожой Бертон, возможно, проявили бы меньше стараний. Но жене такого, как Бертон, не дадут так запросто умереть. И другой раз, когда он подстроил утечку газа. Все было пущено в ход… даже запросили по радио редкий препарат, который был послан из России самолетом. Можно подумать, что только бедняки имеют право умирать! Мари-Клод пообещала на будущее, что станет более осторожной, и по завершении исключительно короткого периода выздоровления вновь принялась за игры в войну. Это она, наверное, укатает его. А он, он отказался. Эти испытания слишком потрясли его. Ну, и вот теперь…

Когда он рассматривал способы покончить с ней… надежные способы… он никогда не останавливался на варианте похищения. Слишком трудно устроить… требует соучастников, создает возможности шантажа. Но подлинное похищение, и в некотором роде неожиданное, это же… это перст судьбы. А у этих похитителей тон злобный. Вероятно, главари шаек, специально прибывшие из Марселя, привлеченные рекламой «Бертон» и почуявшие большие денежки. Тридцать миллионов! Просто даром!

Бертон постарался успокоиться. Еще немного подрагивающими руками он закурил сигару «Генри Клей». Ему, естественно, следовало в первую очередь предупредить полицию, потому что именно это ему запретили делать. Он поискал телефон уголовной полиции.

— Алло, полиция?.. Это Бертон… Бертон, меха… я звоню вам по поводу похищения… Дело касается моей жены…

На том конце чувствовалось небольшое замешательство. Бертона попросили не класть трубку — его соединяли с бригадой по уголовным делам. Несмотря на тревожное состояние, Бертон упивался властью.

— Мсье Бертон?.. У аппарата офицер полиции Саллерон… Я вас слушаю.

Бертону нечего было выдумывать. Ни единой фальшивой нотки. Он рассказывал, и в его голосе сквозила самая подлинная тревога. Он был лишь несчастным человеком во власти обстоятельств, которому требовались поддержка, совет.

— Да… да… — повторял Саллерон. — Я ставлю себя на ваше место, мсье Бертон… Нет преступления более чудовищного… Вы правильно сделали, что предупредили нас…

— Я согласился на их условия, — уточнил Бертон. — В данный момент сила на их стороне. Я заплачу… И прошу вас, не вмешивайтесь слишком скоро. Если они что- нибудь заподозрят, моя бедная Мари-Клод пропадет.

— Не беспокойтесь, мсье Бертон. Мы привыкли к такого рода делам. Дождитесь их следующего телефонного звонка и позвоните нам, как только это случится. Мы предпримем все меры… Главное, не теряйте присутствия духа. Уверяю вас, что госпоже Бертон не грозит ни малейшая опасность. Это в их интересах не обращаться с ней грубо.

— Спасибо, — сказал Бертон. — Вы не можете себе представить, до какой степени ваши слова ободряют меня. Спасибо.

Телефонный звонок раздался вскоре после полудня. Все тот же голос, но еще суше, более властный, без какой-либо жестокости, от него мурашки шли по коже.

— Вот наши условия… Прежде всего, напоминаю вам, триста тысяч купюрами по пятьдесят… завтра утром вы пойдете в Зоологический сад… Сразу направо, вход с площади Валюбер, там есть статуя, изображающая охотника, дерущегося с медведем…

— Понимаю, — обрезал Бертон.

— Ровно в девять часов вы положите пакет между лапами медведя и уйдете не оборачиваясь. Вашу жену освободят утром, если будете аккуратны… За вами установят слежку. Она уже ведется, и малейший подозрительный шаг… Вы слышите?.. Все будет кончено! Вы даже не узнаете, где вашу жену закопают.

Изложенная таким образом новость оказалась неприятной для слуха. Ладони у Бертона стали влажными, когда он положил трубку. «Эти корсиканцы, — подумал он.? — Чего полиция дожидается? Когда избавит нас от них?» Тем не менее он не стал терять ни минуты. Прежде всего телефонный звонок в банк, чтобы подготовили сумму. Он даже попросил, чтобы отметили номера купюр. Саллерон не преминул бы повести расследование в этом направлении. Так что не стоило пренебрегать такими мелочами. Затем он позвонил в уголовный розыск.

— Так и есть!.. Они дали мне свои указания. Чтобы…

Саллерон прервал его:

— Тсс!.. Ничего не говорите. Приходите ко мне… И сделайте так, чтобы никто за вами не увязался.

— Но как?

— О! Это не такая уж и хитрость… Автобус, в который садятся на ходу… Магазины с двойным входом и выходом… поезд метро, в который прыгают в последний момент… Знаете, в жизни так же, как в кино!

Бертон возмутился. Навязывать такому человеку, как он, паясничанье, недостойное грошового романа, — безобразие! недопустимо! И тем не менее дело принимало волнующий оборот, которого он не ожидал. Он не решался, что выбрать — «бентли» или «альфа-ромео», но в конце концов выбрал последнюю марку, потому что она красного цвета, а значит, ее легче заметить. Тот, кто стал бы следить за ними, оказался бы совсем тёхой, если бы потерял его в потоке движения. Но он мог преспокойно наблюдать тайком: заднее зеркало отражало самую мирную картину, ни одна машина не пристроилась ему в хвост. Ехал он медленно. Может быть, именно сейчас все и решалось. Бедная Мари-Клод! Легче расстаться! Но она такая упрямая!

Есть женщины, которые обладают такой добродетелью, как преданность. А есть другие, которые созданы, чтобы надоедать: все время встают на дыбы, все время источают какой-то яд, воспринимая любую радость как оскорбление. У Бертона невольно складывалось впечатление, что он выздоравливает. Он припарковал свою машину недалеко от Театра Шателе, а оставшуюся часть пути проделал пешком. Когда он поднялся по лестнице здания уголовного розыска, он с трудом смог придать своему лицу подобающее выражение.

Его ожидали трое. Комиссар Шармон собственной персоной, Саллерон и невысокий молодой человек, который казался очень возбужденным, — инспектор Фри- лё. Они долго жали ему руку, как будто Бертон уже стал вдовцом, и он вновь изложил им всю историю.

— Вы знаете эту статую? — спросил комиссар у молодого Фрилё.

— Прекрасно. По правую руку, сразу же пройдя за решетку.

— Может, устроить какую-нибудь засаду в этом углу?

— Не может быть и речи! — отрезал Бертон. — Они очень настаивали на этом моменте. При малейшем подозрительном знаке — все кончено. Я никак не могу рисковать. Совершенно никак. На карту поставлено слишком многое. Как только моя жена будет освобождена, вы сможете действовать по вашему усмотрению.

— Но это полностью совпадает с нашими намерениями, — сказал комиссар. — Даю вам слово, досье Бертон. Мы даем вам свободу действия. Но мы начинаем свое расследование, извините за выражение, с хвоста. Посмотрите… прислуги нет… кто нанят, кто недавно уволен?.. Похоже, у похитителей есть осведомитель на месте.

Бертон покачал головой.

— Я полагаю, что могу ручаться за всех лиц, которых нанимаю.

— Хорошо, — коротко отрезал комиссар. — Мы сделаем все необходимое. Начиная с этого момента считайте, что вы уже больше не одиноки. Незаметное присутствие — таков наш девиз в подобных случаях. Вы как добрались?

— Пешком, как господин Саллерон посоветовал мне. Я уверен, что за мной не было слежки.

— Отлично. Возвращайтесь к себе. И если вам понадобится выйти, чтобы съездить в ваш банк, например, не старайтесь оторваться от слежки. Наоборот, докажите им, что следуете их предписаниям буквально.

— Я попросил, чтобы записали номера купюр.

— Хорошая предосторожность, но сплавить пятидесятифранковые купюры очень легко. Это они знают. Ваша предусмотрительность нам не поможет их схватить. К счастью, у нас есть другие способы… Не беспокойтесь, мсье Бертон. Последнее слово за нами!

Новые рукопожатия, еще более сочувственные. Отныне оставалось лишь ждать. Бертон вернулся почти в печали. Все эти ссоры настолько глупы! Вот так подлавливать друг друга, клясться в вечной ненависти, а между тем… Такой ли уж злобной была Мари-Клод в действительности? На чей счет отнести настоящие ошибки, самые первые, те, что впоследствии не прощаются? А он сам?.. Вторая половина дня показалась ему ужасной. Бертон выбрал достаточно заметный чемоданчик, чтобы отправиться за выкупом. Ну а коли полицейские следили за ним… Купюры подсчитаны кассиром, плохо скрывавшим свое удивление.

Эта большущая куча денег представляла собой цену за кровь. Но этого Бертон не смел сказать даже себе самому… А потом наступило время принимать решения. Он долго размышлял перед пачками, уложенными в ряд на его письменном столе. Если он положит их в указанное место, Мари-Клод будет освобождена. Она вернется, возможно в бешенстве, и все начнется сначала — надутые губки, ссоры, упреки, оскорбления, вызывающее поведение. «Тебе шкура моя нужна, а? Скажи уж… наконец- то… Но ты слишком труслив, мой добрячок…» Бертон чуть не заткнул себе уши. Нет! Чтобы никогда больше этого!..

Триста тысяч франков он запер в ящике стола, он займется ими позже. А сейчас… Он собрал вместе иллюстрированные журналы, старые газеты и сделал из них кучу, которая представляла собой почти тот же объем, что и банковские билеты. И на протяжении всего этого времени он слышал Мари-Клод, провоцировавшую его: «И ты думаешь, что я тебе спущу!.. Считаешь меня за дуру!.. Может быть, ты и хитер, но другие тоже не идиоты…» Хватит! Хватит! Он в ярости загнул края упаковочной бумаги, заклеил пакет клейкой лентой, как будто это он ей затыкал рот, ее заставлял молчать. Вот так! Наконец-то он сможет спать спокойно. Если однажды Саллерон накроет корсиканцев, они всегда смогут поклясться, что их прокатили, полиция не воспримет их всерьез. Таких, как Бертон, никогда не обыгрывают!..

…На следующий день, в девять часов утра, Бертон входил пустынный Зоологический сад. Скульптура находилась здесь, справа, посреди клумбы. На голову медведя взгромоздился какой-то голубь. Бертон перешагнул через невысокое ограждение, положил пакет между лапами зверя, а затем с колотящимся сердцем побежал к своему автомобилю.

На углу большой аллеи, спрятавшись в деревянном сарайчике торговца мороженым, Саллерон и Фрилё наблюдали за сценой. Молодой Фрилё с наведенной камерой был готов все заснять на пленку.

— Твоя очередь, — прошептал Саллерон.

Какой-то мужчина только что остановился перед клумбой, осмотрелся вокруг. Камера застрекотала. Он был одет в серый плащ. Серая фетровая шляпа с загнутыми полями. Движения точные. Он перешагнул через ограждение, как и Бертон. Его рука схватила пакет. Взгляд кругом. Все кончено. Он уже выходил из зоопарка.

— Он сейчас ускользнет от нас, — заворчал Саллерон.

Они ринулись вперед. Но нет. Человек удалялся шагом, не торопясь, не оборачиваясь, словно праздно гуляющий. Саллерон удостоверился, что все необходимое на месте. Вот уже машина модели «403», без номеров, отъезжала от тротуара. Далее к преследователям присоединится грузовичок. Было бы подлинным невезением, если бы никому из них не удалось довести слежку до конца. Человек, казалось, просто прогуливался. Он закурил сигарету и шел вдоль Сены все тем же беспечным шагом.

— Черт возьми! — сказал Саллерон. — Он думает, что Бертон нас не предупредил.

— По-моему, — возразил Фрилё, который был более романтического склада, — они знают, что мы ничего не сделаем, покуда женщина у них… Но ты увидишь… Он обязательно что-нибудь предпримет.

Они немного приблизились. После набережной Сен-Бернар человек пошел вдоль набережной Турнель, затем набережной Монтебелло.

— Это, однако, уж слишком! — ворчал Саллерон.

Наконец пришла очередь набережной Сен-Мишель. Напротив была заметна длинная белая стена префектуры полиции. Мужчина пошел по мосту.

— Не приведет же он нас к нам домой! — воскликнул Фрилё.

Тем не менее человек двигался теперь наискосок к набережной Орфевр.

— Он прямо туда идет, — сказал Саллерон.

Перед домом 36 мужчина подал знак. К нему присоединилась какая-то женщина. Они проследовали под арку.

— Идиотская история! — негодовал Фрилё.

Пройдя через двор, они заметили парочку на лестнице, добежали до площадки третьего этажа. Они осведомились у постового:

— Мужчина и женщина?

Постовой указал на дверь.

Теперь и они зашли. Мужчина, который только что поприветствовал комиссара Шармона, отвесил им поклон.

— Мэтр Делтёй, поверенный.

Голос, голос, описанный Бертоном, голос с южным акцентом!

— А вот моя клиентка и друг — госпожа Бертон. Мне как раз нужно ваше свидетельство, господа. Это именно тот пакет, который вы видели и который я взял полчаса назад в Зоологическом саду?.. Он нетронутый. Проверьте!

Он повернулся к Шармону.

— Уже дважды, мсье комиссар, моя клиентка, госпожа Мари-Клод Бертон, сообщала в полицейский комиссариат по месту жительства, что муж пытался ее убить. Всерьез ее не восприняли, так как выдвинутые ею обвинения выглядели такими легковесными!.. Тогда я придумал одну маленькую военную хитрость…

Продолжая разговаривать, он разорвал полоски клейкой ленты и открыл пакет.

— Или я осел, или господин Бертон ухватился за этот шанс… Посмотрите!

Газеты и журналы рассыпались по письменному столу комиссара.

Биография

Произведения

Критика


Читайте также