Алексей Константинович Толстой и русская литература его времени
Н.Т. Пахсарьян
Ключевые слова: А.К. Толстой; исторический роман; историческая драма; баллада; лирика; нигилизм; романтизм; авторская позиция; антинигилистическая проблематика
Известная автохарактеристика А.К. Толстого – «Двух станов не боец, но только гость случайный…», определяющая «межевое» положение писателя в современной ему социокультурной ситуации, во многом соответствует распространенному представлению о нем в критике как об оторванном от насущных проблем своего времени. Переосмысление сложившейся традиции интерпретации творчества Толстого и его места в истории русской литературы середины XIX в. – одна из главных задач автора монографии, изданной к 200-летнему юбилею классика русской литературы, художественное наследие которого, отмеченное универсальностью жанровой палитры, включает лирические стихотворения и фантастические повести, баллады и поэмы, басни и пародии, исторические романы и драмы, бытовые рассказы и очерки.
Традиционное литературоведческое разделение поэтических тем на «злободневные» и «вечные» применительно к Толстому, как показывает А.В. Федоров, не выдерживает критики. Толстой, как и многие другие поэты «искусства для искусства», в своем поэтическом творчестве касался актуальной общественной проблематики (юбилей воссоединения Украины с Россией, польский мятеж, Крымская война, судебная реформа, покушение на императора и т.д.). Однако «одной из особенностей его творческого осмысления данных фактов явилось их включение в более общую проблематику; писатель словно прислушивается к ним как к вопросам, которые задает человеку Вечность через эти временные “формы”. Другими словами, он понимает их внешний характер и стремится разглядеть их сущность, которая выводит его к размышлениям о философских основах бытия; он дает им оценку не с точки зрения их конкретно-исторического значения, а исходя из своего представления об иерархии ценностей, где духовное всегда выше и важнее материального» (с. 321). В качестве наиболее яркого примера исследователь приводит лирический цикл Толстого «Крымские очерки» (1867), где снимается противопоставление злободневного и вечного, где «дыхание только что прошедшей войны “растворяется” в победном звучании вечной красоты природы и неистребимой способности человеческого сердца к любви» (там же).
Творческие поиски Толстого нередко были созвучны актуальным течениям общественной мысли. Так, на какое-то время он обнаруживает близость панславистской линии; в вопросах о выборе и ответственности заметны переклички с «гражданской» лирикой; не чужд Толстой и нового поворота к народности, оказываясь практически в центре этого движения, в частности, своими стихотворениями «в фольклорном духе».
Не остался в стороне Толстой и от ключевого общественнополитического и культурного явления третьей четверти XIX в. – нигилизма. Первым поэтическим выпадом против нового веяния стала баллада «Пантелей-целитель» (1866), в которой нигилизм поставлен в один ряд с физическими и душевными увечьями. Однако излечить нигилистов, утверждает Толстой, может только палка, ибо «новые больные» гнушаются лечением, считая себя здоровыми. С этого времени писатель выступает как последовательный антинигилист, трактуя нигилизм как «помрачение и заблуждение общественного сознания, как искушение и соблазн, которые необходимо преодолеть» (с. 468). Он «убежден в глубоких исторических корнях нигилизма и представляет его реинкарнацией горестных “атавизмов” русского исторического пути, отмеченного “татарщиной”» (там же). При этом в сатирическом «Послании к М.Н. Лонгинову» (1872) Толстой выступает как защитник дарвинизма, резко отделяя науку от «обезьяних» подобий. Отрицательно относится он и к соотносящейся с нигилизмом женской эмансипации. По Толстому, сущность женской эмансипации составляет насилие над женской природой. Приговор «стиженым девкам» звучит, в частности, в сатирической балладе «Поток-богатырь» (1871), где стриженые «красавицы» «в сюртуках и в очках» совершают, «засуча рукава // Пресловутое общее дело: // Потрошат чье-то мертвое тело». Однако, замечает А.В. Федоров, «в своей литературной борьбе с нигилистами Толстой не стремился присоединиться к “общему стану” противников “прогрессивного направления” и как будто специально не хотел иметь ничего слишком общего с объективными союзниками в этой борьбе» (с. 463), поэтому в его сатирических балладах нередко достается также почвенникам и славянофилам, которые, как считал Толстой, некоторыми чертами близки нигилизму, например, своим утилитарным отношением к искусству и проповедью деспотизма. Противоречивый образ «нигилиста поневоле» создан в драматической поэме «Дон Жуан». «Как в русском социализме уродливо отразилось христианство, лишенное своей онтологической сущности, так и в Жуане человеческое стремление к идеалу обернулось святотатством, а затем и цинизмом» (с. 522), предвещая тип «русского мальчика» и проблематику зрелых романов Ф.М. Достоевского.
Оспаривая распространенную в критической литературе точку зрения об антиисторизме писателя, о «приспособлении» им прошлого к актуальным задачам современности, А.В. Федоров, опираясь на мнение философа В.С. Соловьева, большого поклонника А.К. Толстого, полагает, что одной из особенностей историософии писателя является «“вертикальное измерение” каждого момента линейного движения бытия, освещение времени через призму вечности, прозрение “правды человеческой” сквозь “правду историческую”» (с. 535).
Тесная взаимосвязь прошлого и настоящего, осознанию которой в немалой степени способствовало происхождение писателя, потомка знаменитых дворянских родов Разумовских-Перовских и Толстых, – в центре первого опубликованного произведения Толстого, фантастической повести «Упырь» (1841), где «личностнобиографический взгляд на историю через фамильное предание позволяет увидеть в ней причинно-следственную связь между грехопадением и возмездием: справедливость не подчинена законам земного времени, и настоящее может стать искуплением прошлого» (с. 539).
Среди произведений писателя на исторические темы заметное место занимают баллады – посвященные конкретному лицу («Василий Шибанов», «Князь Михайло Репнин»), событию («Ночь перед приступом»), былинному герою («Илья Муромец», «Садко»), выражающие историческую концепцию автора («Курган», «Колокольчики мои…»). Именно в творчестве А.К. Толстого «баллада столь отчетливо и последовательно стала соотноситься именно с исторической основой» (с. 552). При этом характерной особенностью исторических произведений писателя, отмечает исследователь, является вольное обращение с фактами: документальная точность приносится в жертву художественной убедительности.
В русле эстетических тенденций своего времени – увлечение зрелого А.К. Толстого историческим романом и исторической драматургией. В романе «Князь Серебряный» – из эпохи Ивана Грозного, писатель «выбирает время, которое позволяет ему максимально заострить проблему личного, нравственного – и исторического, государственного» (с. 603). В романе идеальная Киевская («русская») Русь, с которой связаны свобода, красота, вера, величие, противостоит зловещей Московской («татарской») Руси, ассоциируемой с рабством, безобразием, нигилизмом, разобщенностью, вырождением. И в этом смысле обращение к истории связано не со стремлением уйти от своего времени, но с попыткой разобраться в нем.
Исторические жанры, пишет исследователь, помогали Толстому художественно осветить глубокие корни современных тенденций, в частности, нигилизма в широком смысле, через освещение некоторых черт национального характера как они сформировались во времена Иоанна Грозного, Федора Иоанновича, Бориса Годунова. Высшее художественное достижение Толстого – его драматическая трилогия «Смерть Иоанна Грозного» (1866), «Царь Фёдор Иоаннович» (1868) и «Царь Борис» (1870) «обращена не столько в пошлое. И даже не столько в настоящее. Она – о Вечном. О Страшном суде. О последних вопросах, на которые когда-то (а возможно, очень скоро, уже сейчас) предстоит отвечать каждому человеку и целой нации» (с. 700). При этом «обращает на себя внимание присутствие некоторых признаков античной трагедии рока в художественном пространстве драматической трилогии, что практически несовместимо с христианским представлением о личной ответственности человека (исторического деятеля)» (с. 712).
Своего рода итогом творческого пути А.К. Толстого стала поэма «Портрет» (1874), в которой нашли отражение раздумья писателя о проблеме времени. Как и в большинстве его исторических произведений, духовный смысл прошлого, по Толстому, «заключается в напоминании об ответственности. Этот непреложный закон связывает воедино личность и нацию, историю и современность, а смысл настоящего проясняется при отношении к прошлому как причине – или семени, давшем впоследствии плод» (с. 709).
Творчество А.К. Толстого последовательно развивалось в русле романтизма, продолжавшего существовать в русской литературе в середине и во второй половине XIX в. в сложном и разнообразном взаимодействии с реализмом. Романтизм Толстого «можно назвать универсальным, поскольку в нем нашли отражение практически все основные черты этого многоликого и неоднородного движения (художественный максимализм, контрастность и антиномичность мировосприятия; лирическое, субъективное начало как основа художественного высказывания; признание реальности духовных, до конца рационально не познаваемых закономерностей, определяющих ход истории и судьбу человека; идеализация как способ познания и художественного предъявления общих особенностей человеческой личности)» (с. 721–722). Романтическое начало проявилось во всем многообразии разножанрового творчества Толстого. Это – обращение к фантастике как универсальному способу художественного познания мира и человека (ранняя фантастическая проза), восприятие прошлого как безвозвратно утраченного идеального мира (лирика, связанная с темой ушедшей юности; произведения, раскрывающие тему вырождения некогда богатых усадеб), интерес к фольклору (стилизации «в народном духе» – «Кабы знала я, кабы ведала…» и др.) и отечественной старине (баллады, роман «Князь Серебряный», драмы «Смерть Иоанна Грозного», «Царь Федор Иоаннович», «Царь Борис», «Посадник»), религиозная доминанта размышлений о бренном и вечном («Грешница», «Иоанн Дамаскин»), обращение к «вечным» образам, получающим новое осмысление в связи с романтической концепцией двоемирия (драматическая поэма «Дон Жуан»), лирическая субъективность, характерная и для эпических и лироэпических жанров, представление об искусстве как о напоминании о вечном и образ художника, служителя прекрасного; сатирическое разоблачение бездуховности и ирония как способ язвительной насмешки под маской похвалы. При этом не чуждая художническому сознанию Толстого публицистичность «никогда не становится самоцелью, практически всегда служит средством для достижения определенного художественного результата. Можно предположить, что реализм в данном случае (на уровне приемов, методов, тем и мотивов) становится своеобразным “помощником” для романтизма, определяющего общий взгляд на мир и на призвание поэта» (с. 725).
Творчество А.К. Толстого, подводит итог исследователь, «последовательно противостоит разрушению, отрицанию, нигилизму в самом широком смысле этого слова» (с. 726), представляя собой «естественное движение чуткого и честного художника к утверждению высоких, вечных ценностей именно в тот момент, когда они оказались наиболее уязвимым» (с. 727), и именно поэтому принадлежит своей эпохе. Это, однако, не исключает принадлежности А.К. Толстого как истинного художника вечности, ибо в его произведениях всегда присутствует второй план – «дыхание идеала».
Художественное наследие А.К. Толстого рассмотрено в монографии в широком контексте отечественной общественной и историко-литературной жизни 1850–1870-х годов; привлечен обширный материал журнальной периодики этого периода, во многих случаях вводимый в научный оборот впервые.
