Армяне Муса-дага в романе Франца Верфеля (Аналитический опыт)
Карапет Палджян
Всемирно известный австрийский писатель Франц Верфель опубликовал роман «Сорок дней Муса-дага». Удивительно, однако такова истина, что армянские писатели и поэты, многие из которых сами пережили черные дни изгнанничества, до сих пор не смогли со всей полнотою воссоздать трагедию, пережитую армянским народом.
Правда, послевоенная армянская литература полна воспоминаний, описаний, и, однако, чтобы не погрешить против истины, мы должны признать, что ни одно из них не представляет собой непреходящей ценности.
Ибо только искусство может обессмертить событие.
Ибо только искусству ведома тайна вечной жизни.
Ибо только искусство может представить истинное и действительное более реально, нежели сама действительность.
Говорят, что если случится исчезнуть всем официальным документам, всем историческим источникам, вообще всяким следам французского XVII века, то достаточно будет творчества одного лишь Мольера, чтобы восстановить это столетие в его верных, подлинных чертах. Армяне Франца Верфеля будут вечно жить в сознании человечества независимо от того, что произойдет в дальнейшем. И пусть не покажется странным, если мы скажем, что, возможно, наступит день, когда армянин и турок с равно захватывающим интересом прочтут этот роман, оплакивая судьбу своих прадедов, которые, будучи людьми, созданными из одной и той же земли, не знали друг друга и вместо того, чтобы питать взаимную любовь и прожить дарованную им богом жизнь мудро и красиво, ненавидели друг друга и пытались один у другого погасить свет души и выжать по каплям всю кровь.
Велика сила искусства! О, если бы руководители человечества, государств были воспитаны в высоких идеалах искусства, может быть, тогда и наша судьба была бы иной! И, однако, этот день, по-человечески рассуждая, должен прийти, ибо таково требование времени.
Не следует заблуждаться, полагая, будто роман Франца Верфеля написан против турок, что он служит антитурецкой пропаганде. Нет. Я не думаю, что Франц Верфель был врагом турок, и не думаю, что свой замечательный роман он написал с подобными настроениями.
Франц Верфель слишком великий писатель, чтобы руководствоваться в своем произведении «пропагандистскими» целями. Для него одно лишь мгновение в трагедии армянского народа представляет собой бедствие всемирной истории, обладающее высокой общечеловеческой значимостью, которое он обессмертил своим гением. С его точки зрения — с точки зрения художника, — и турок, и армянин в равной мере люди, и каждому уготовано страдать на свой лад.
Роман Верфеля, как любое великое творение, может иметь свои изъяны и даже недостатки, если его рассматривать с разных эстетических точек зрения. Однако роман становится явлением благодаря силе воплощения реальной жизни. Это поистине прочный, реальный, подлинный мир с его высотами и безднами тьмою и солнцем, густыми облаками и розовыми горизонтами мир пройдя через который, почувствуешь, что словно бы прожил еще одну жизнь, стал более человеком
Армянский народ должен умереть (таков указ сильного). И он, разъединенный, парализованный и обессиленный, склоняет голову перед судьбой и пускается в путь к смерти.
Надо умереть. Однако как умереть? Вот вопрос, который возникает здесь, там и везде.
Этот вопрос гремит в Карахисаре, Урфе, Ване и семи селах Муса-дага и волнует все души — терпеливые и покорные судьбе души восточных людей.
Более пяти тысяч армян из семи сел, расположенных у подножия Муса-дага, собрались в Йогонолуке перед дачей Габриэла Багратяна и сами себе задают вопрос — как умереть?
И они принимают решение — самозащита до последнего человека, до последней капли крови.
Умереть, но умереть с честью.
Пять тысяч организованных и более или менее вооруженных армян поднимаются на гору Муса и защищаются в течение сорока дней, оказывая героическое сопротивление намного более сильному и лучше вооруженному врагу.
Армяне знают, что в конце концов должны потерпеть поражение, знают, что пытаются сделать невозможное, и, однако, бьются неистово, не рассуждая, с затаенной верой, что восторжествует справедливость и спасет их, с уверенностью, что удастся осуществить невозможное.
И вот еще раз становится доказанным, что кровью можно выйти за пределы возможного, в вечность, к бессмертию.
И действительно, после сорока дней неравной борьбы мусадагцы спасутся, потеряв около пятисот человек.
Ценою крови совершилось непостижимое, пришло спасение, а подвиг героев был начертан на скрижалях истории.
Роман Верфеля — это, безусловно, реалистический роман и в особенности психологический. Верфель — великий психолог, и роман его зиждется на живых характерах. Поистине кажется невероятным, что писатель-иностранец смог так глубоко и совершенно, до мельчайших подробностей и тонкостей изучить и понять душу армянина. В мировой литературе лишь немногие из великих писателей смогли так воссоздать душу какого-нибудь народа во всей ее глубине, сложности и противоречиях, как это сделал Ф. Верфель.
Говоря о Толстом — великом мастере психологического романа, Стефан Цвейг замечает, что, прочитав его, начинаешь лучше понимать самого себя как человека. Можно без преувеличения сказать, что, прочитав «Сорок дней Муса-дага», начинаешь лучше понимать себя как армянина.
С этой точки зрения для нас, молодежи диаспоры, которая страдает духовной пустотой, атмосфера романа — это также открытие потерянного и вновь обретенного мира, который ныне становится для нас таким близким, таким теплым и живым.
Но кто же они, армяне Франца Верфеля?
Персонажи романа — это обыкновенные люди. В мирные времена высоко ценящие себя национальные деятели, вероятно, усомнились бы в их патриотизме и духе самопожертвования. И тем не менее эти люди, не обладающие исключительными духовными возможностями, в тяжелые мгновения судьбы знают как и умеют с предельной силой воплотить в себе национальный дух и придать ему наибольшую ценность. Ф. Верфель поступил, безусловно, правильно, не отделив в своем романе героев от обыкновенных армян. Роман от этого много выиграл.
Молодое поколение иногда имеет поводы сомневаться в нравственной силе армянина, но Верфель показал, что первое впечатление от армянина всегда ошибочно. И, лишь если умеешь проникнуть в самые дальние уголки его души, только тогда убедишься, что он способен на исключительные нравственные взлеты. Действительно, не в этом ли кроется тайна долговечности армянского народа? На протяжении веков его постоянно угнетали, преследовали, дезорганизовывали, порабощали, уничтожали, рассеивали по миру, но вопреки всему этому он живет, и живет полноценной жизнью, жизнью сознательной, силой неоскудно, вечно обновляющихся мысли, чувств и воли.
Интересно, каким видит турка Ф. Верфель
Сразу же следует сказать, что в романе турки представлены не только в отрицательном свете. Писатель видит в них также сознательность, совесть и человечность.
Организатор погромов в романе Верфеля — не турецкий народ, а иттихат, то есть «европеизированный» турок, который превращается в западного человека, корыстолюбивого и расчетливого обывателя, но, безусловно, без осознания вековой культуры европейца.
В сознание такого турка проникает именно европейский мещанский национальный идеал, разрушив все, что определяло у прежнего турка веру и совесть, и ничего нового не поставив на их место.
Турок-иттихат отныне имеет вместо совести политическую пантюркистскую программу, которую должен осуществить.
Главный герой романа — Габриэл Багратян, 35-летний молодой армянский интеллигент, который всю свою жизнь провел во Франции, женат на француженке Жюльетте, от которой имеет единственного сына, 13-14-летнего Стефана.
Однако судьба повернулась так, что в годы первой мировой войны Багратян возвращается на родину предков и свою родину — в Йогонолук, чтобы там, в тихой и красивой деревне, дождаться окончания войны. И тут-то турецкое правительство намеревается раз и навсегда решить армянский вопрос. Весть об этом достигает Йогонолука. Габриэл Багратян начинает обдумывать меры самозащиты.
«Человек не знает себя, пока не придет час испытания». Это центр тяжести романа. В душе Багратяна происходит великий перелом, поднимается возрожденный человек, чтобы силой своей обновленной души победить судьбу.
Начиная с этого мгновения Багратян лучше, чем когда-либо, знает, что ему предстоит делать. Новый человек в нем неудержимо жаждет начать эту свою жизнь. Жаждет отдаться во власть судьбы своих соотечественников и разделить с ними их страдания и мученичество.
Никакая сила не может отвратить его от этого стремления. Все его существо, каждая клеточка тела и души толкает его навстречу его новой судьбе. То что совершается с существом Багратяна, это подлинное чудо, переворот, с которым можно встретиться только в легенде.
Однако в чем суть этого «чуда» в случае Габриэла? Что пробудилось в нем, в корне изменив все его существо, превратив его словно бы в другого человека?
Современная наука учит, что человек рождается с определенными унаследованными духовными признаками. В каждом новорожденном уже есть зародыши тех инстинктов, мыслей, образа действий, устремлений и даже неосуществленных желаний, которые из поколения в поколение были заключены и воспитывались в душах их предков.
Все эти, унаследованные от племени духовные элементы пускают в неизведанном мире человеческой души, в подсознании глубоко разветвленные корни, которые и остаются там скрытыми настолько, что даже сам субъект не подозревает об их существовании. Они составляют органичную часть неосознанной памяти, таящейся в темных, недоступных пластах души.
Нередко, однако, эти подспудные и тайные силы проявляются непосредственно или опосредованно. Всю жизнь живут они с тобою, в тебе и ты ничего не знаешь о них, но вдруг наступает мгновение, когда они пробуждаются и проникают в твое сознание. Все в тебе переворачивается, и неукротимая сила влечет тебя к новой и более истинной реализации самого себя.
Эта сила бывает тем неукротимее, чем древнее предки, от которых она исходит. Сила взрыва бывает тем сильнее чем глубже скрыта она в тебе Она тем более стихийна и бурна, чем более усилий ты прилагаешь в своей жизни, чтобы бежать от нее.
Это наследие нес в себе и Габриэл Багратян. Неожиданный поворот судьбы перенес его к подножию Муса-дага, на родину его предков, где ему предстоит разделить судьбу своих соотечественников, оказаться, как говорит Ав. Агаронян, «лицом к лицу с клыкастой судьбой» армянского народа.
Для Габриэла Багратяна магической силой пробудившей его, стала и природа родного края и в особенности величайшая опасность, нависшая над всем его народом.
Новый Габриэл Багратян — это отныне воплощенная программа, воплощенная воля и непреодолимая сила. Он организует все совместно с сельским священником — вардапетом Тер-Айказуном, находит также нужных людей, которые оказываются весьма полезными в последующих работах и боях. Около пяти тысяч армян — жителей семи сел, расположенных у подножия Муса-дага, решают подняться и поднимаются на гору, чтобы не сдаваться туркам, непоколебимые в своем стремлении сопротивляться.
Тер-Айказун был высшим авторитетом, добронравным, положительным руководителем всех, а Габриэл Багратян становился командующим всеми военными силами, который должен был организовать самозащиту и руководить ею. При этом Багратян подчинялся не только Тер-Айказуну, но и составленному из представителей народа и бойцов совету, на котором принимались все важные решения.
Следовательно, даже при таких исключительных обстоятельствах, когда более чем когда-либо не время для свободы слова и более чем когда-либо необходимо подчиняться единой воле, армянский народ не захотел довериться одному человеку и пожелал принимать участие во всех тех решениях, которыми определялась его жизнь. Таким образом, здесь мы сталкиваемся со сплоченностью, коллективизмом армян. При такой форме принятия решений, не утверждая своего единовластия, Багратян легче достигал успеха, завоевывая доверие народа: армянин становится послушнее, если делает это свободно, по своей воле. Каждый раз, когда на Муса-даге возникало недовольство, разжигавшееся завистниками и интриганами, и люди начинали проявлять недоверие и недовольство «этим франком», Габриэл Багратян и Тер-Айказун напоминали им, что они свободны сами избрать свой путь и удалиться.
Сталкиваясь с подобным отношением, недовольные вновь становились дисциплинированными, по своей воле подчинялись начальникам и законам.
Тер-Айказун — это удивительный образ армянского сельского священнослужителя. С первого взгляда никогда не поверишь, что этот смиренный и законопослушный пастырь может превратиться в мятежника, который, став во главе народа, борется против правительства. В случае необходимости Тер-Айказун с присущей восточному человеку хитростью умеет скрывать свои истинные чувства и мысли. И тем не менее этот человек, который умел молчать, мириться со всем, который видел в терпении высшую мудрость, ныне, когда чаша переполнилась и стала проливаться, совершенно преобразился, стал решительным и отважным. Тер-Айказун — это самый полный и совершенный образ армянина в романе Франца Верфеля.
Своей прозорливостью, своим трезвым умом и умеренным воодушевлением, своими делами он предстает перед нами как уравновешенный человек.
Образ Тер-Айказуна при всей его внешней простоте — самый сложный образ романа. Обладая наиболее сложной среди действующих лиц романа душой, он, однако, в то же время цельный и гармоничный человек. В своей сложности он более всех монолитен. Исследовать душу Тер-Айказуна трудно.
Тер-Айказун знает в мельчайших подробностях недостатки и достоинства своего народа и умеет порицать первые, даже строго наказывать за них и поощрять вторые.
В связи с обустройством переселенцев на Муса-даге автор романа раскрывает еще одну черту армянина — его верность традициям. Особенно привержен традициям Тер-Айказун.
Когда встал вопрос, как должен разместиться народ на горе, Г. Багратян, человек абстрактного мышления, предложил людей разделять на группы и соответственно расселить их, чтобы жизненный уклад стал более «систематичным». Однако Тер-Айказун воспротивился этому и, уважая предпочтения своих прихожан, решил, чтобы каждая семья устроилась на новом месте так же, как и внизу, не разлучаясь друг с другом. Тер-Айказун знал, что армянин, хотя и принимает решения коллективно, вместе с тем индивидуалист и эту его черту следует уважать. Впрочем, имели место и крайности, которые показали, что армянину присущ не только индивидуализм, но и крайнее его проявление — эгоизм и неспособность к самопожертвованию во имя общих интересов. Самый богатый средь жителей округи Кебусян, например, владелец наибольшего числа овец, до конца противился и выражал недовольство коллективным хозяйством, которое в данных условиях было наиболее разумной и возможной формой хозяйствования.
В романе немало и отрицательных образов. Было бы ошибкой представить только положительные стороны армянина, и Верфель, выдающийся писатель, никогда не мог бы видеть в человеке только ангельское.
У армянина, вообще у армян, безусловно, есть отрицательные черты, нездоровые отклонения в характере, которые не могли не отразиться в романе Верфеля, поскольку задачей автора было представить армянский народ таким, какой он есть в действительности.
Утаиваемые, скрытые недостатки никогда не исчезнут. Так что и с нравственной точки зрения их разоблачение перед всем миром имеет большое воспитательное значение и легче поможет нам избавиться от них. Или, чтобы быть правдивее и искреннее, скажем, что, хорошо узнав наши недостатки, мы можем дать им положительное применение, ибо едва ли возможно избавиться от укоренившегося недостатка, но можно изменить его направление и найти ему соответственное применение.
Вот почему не следует пугаться того, что Верфель атмосферу столь блестящих духовных качеств и высокого героизма замутил описанием многих грязных, омерзительных поступков и падений душ. Такими отрицательными персонажами представляются, скажем, учитель Грант Восканян и Саркис Киликян. При этом и они остаются людьми живыми, сложными, не похожими друг на друга.
Писатель показывает также, что защитники Муса-дага не всегда могут понять других людей, таких, к примеру, как жена Багратяна, француженка Жюльетта, и подружившийся с ней грек Марис.
В те мучительные и безнадежные дни, когда Габриэл был так занят, что целыми днями не видел жены, Жюльетта проводила свое время с Марисом. Жюльетта была истой француженкой, ее отношения и обращение с этим иностранцем были совершенно непонятны ее окружению несмотря на то, что Жюльетта никогда не была неверной женой, любила своего мужа глубоко и искренне и поднялась на Муса-даг, чтобы умереть рядом с мужем, хотя как француженка имела возможность спастись, тем не менее народ, игнорируя все это, следил за Жюльеттой глазами недоверчивыми, подозрительными и коварными. И тут сплетни, волны недовольства распространяются все шире, уже говорят о «позоре семьи Багратянов». Многие обходят их шатры, считая это место нечестивым, когда появляется Жюльетта, каждый избегает ее и старается даже не смотреть в ее сторону. Армяне не могут понять, как Габриэл все это терпит и не убьет свою жену.
Даже Тер-Айказун в глубине души думает то же эти люди, голодные отчаявшиеся, которым оставались считанные дни жизни, все еще имели достаточно сил и желания, чтобы осуждать и обливать грязью семью, от которой видели только благодеяния и благодаря которой жили все еще на свободе, не теряя своего достоинства.
Однако это явление имеет и свою оборотную сторону Оно показывает нам, насколько прочно в армянском народе чувство чести и святости семьи, которое рождается и стойко держится в нем до последнего дыхания жизни.
Таким образом, даже в мгновения самых тяжких страданий и отчаяния армянин не умеет прощать и уступать, когда вопрос касается чувства семейной чести.
И когда, читая роман, узнаешь армянский народ с этой стороны, не знаешь, сожалеть ли о провинциальной ограниченности и фанатичности этого несчастного народа или, напротив, восхищаться его твердыми как гранит представлениями о нравственности, которые, выдержав испытание веками, сохранили в чистоте славу чести армянина.
Свою особую жизнь имеют в романе несколько подростков, в которых воплощены духовные взлеты, необыкновенное мужество и храбрость армянского юноши. Среди них особенно выделяются Гайк и Стефан.
Стефан — сын Габриэла и Жюльетты 14-летний подросток с глазами армянина. Хотя он уже был почти офранцужен, однако, когда семья их обосновалась в Йогонолуке. у него появилось желание стать таким же, как сельские подростки. Он прежде всего скинул с себя европейское платье, оделся в одежду армянского крестьянина и стал жить их жизнью несмотря на явное неудовольствие матери.
Самым сильным и выносливым подростком в деревне был Гайк, сын Шупшк, переселенки с Кавказа, который стал живым идеалом Стефана. Гайк был подлинным преемником Давида Сасунского.
Постепенно однако, Стефану удается стать таким, как Гайк. Таким же, а может быть, и более дерзким, смелым и отважным, готовым выполнить самое опасное дело, даже с риском для жизни.
После геройских дел Стефан становится уже совсем «своим» в глазах армянских деревенских подростков. Турки, однако, его поймали и, доставив в Йогонолук, убили перед отчим домом. Несколько, старух взяли тело Стефана, отнесли на гору, где оно и было погребено с подобающими обрядами.
До этого несчастья народ смотрел на Багратяна как на чужака, и только мученичество его сына стало для народа весомым доказательством того, что и он разделит судьбу армянина.
На сороковой день совершилось неожиданное и невероятное. Французский крейсер «Гишен» случайно заметил огонь, распространявшийся по Муса-дагу, подплыл с несколькими другими кораблями к берегу и спас всех армян. Армяне покинули Муса-даг, оставив там 430 умерших и увозя с собой 17 младенцев, родившихся в течение этих сорока дней.
Спаслись все, за исключением одного. Габриэл Багратян остался на горе. Воспользовавшись общей сумятицей, он скрылся и незаметно быстрым шагом поднялся на гору.
За эти сорок дней Багратян прожил всю свою жизнь. В нем родился и умер целый мир - армянский мир, который на какое-то время проснулся в нем.
Силы, пробудившиеся в его же душе, истощили, выжали все его существо. Эта стихийная вспышка, которая внезапно овладела его мыслью, волей и всеми чувствами, сожгла его сущность и угасла. Пробудившиеся в нем предки сделали свое дело, и существование Габриэла здесь, в этой жизни, стало бессмысленным.
Возвратиться к Жюльетте, к жизни? Но от них он давно отдалился. Тот Багратян давно и окончательно в нем умер. Неопределенное внутреннее чувство толкает его наверх, на гору, и только туда, ибо только там он может быть свободным.
Багратян бродит на горе без какой-либо цели, без каких-либо определенных чувств.
Инстинктивно он направляет шаги к могиле Стефана. Здесь вечером турецкая пуля пробила ему висок. Габриэл Багратян, падая, «схватился за деревянный крест и увлек его за собой. И крест сына лег ему на грудь».
Габриэл Багратян умер, меж тем спасенный народ двинулся к новой жизни.
От нашего внимания не должно ускользнуть то обстоятельство, что главный герой романа Франца Верфеля Габриэл Багратян является армянином-колонистом. Армяне-колонисты также Стефан и студент Авагян.
Ф. Верфель создал идеал армянина-колониста. Это не тот колонист, который с утра до вечера, бахвалясь и бия себя в грудь, клянется в своей любви к народу, в патриотизме, а тот, который, тихо и спокойно живя в колонии, не произносит громких и кичливых речей, но, когда наступает пора величайшей опасности, оказывается там, на месте, чтобы защищать честь и свободу своего народа и отчизны и умереть за них.
Известно, что, создавая в своих романах образы героев и революционеров армянской национально-освободительной борьбы, Раффи предвосхитил рожденных жизнью реальных героев. Не можем ли мы сказать, что и Франц Верфель в своем романе предвосхитил действительность, создав образы армян-колонистов, которые должны родиться в колониях, а затем расцвести и дать плоды на родной земле?
Родятся ли реальные Габриэлы Багратяны, Авагяны, Стефаны, которые создадут на земле своих предков монументы новой жизни и ценности во славу армянскому духу и истории?
Это возможно тем более, что армянин-колонист Багратян, вернувшись с Запада к себе на родину, обладал и рядом качеств, которых сравнительно лишен армянский крестьянин, качеств, которые Габриэл приобрел в Европе и применил в своей стране на пользу народу. К этим положительным чертам относятся: более деловой и активный дух, реализм мышления, вера в собственные силы, вера и оптимизм в отношении доброй воли людей, презрение к восточному суеверию, наконец, организующий и дисциплинированный дух.
Таковы качества, которыми Багратян в значительной степени отличался от всех окружающих, в том числе и Тер-Айказуна. Вооруженный научным методом и знанием европейской техники, он смог в наибольшей мере служить своему народу, в наилучшей форме осуществить устремления и волю как бы пробудившихся в нем предков, с наибольшим успехом бороться с опасностью и менять ход событий, подчиняя внешние силы своей воле.
Наши представления о Европе часто ошибочны, В этом смысле среди нас, армян, есть две крайности. Одни полностью отвергают все, что является плодом европейской цивилизации и культуры, и предпочитают оставаться замкнутыми в своем футляре.
Другие же, напротив, неожиданно резко отворачиваются от всего армянского и начинают жить поверхностной, легкой жизнью, образцом для которой служат подонки европейской цивилизации. Особенно распространены эти порожденные невежеством нездоровые представления среди довольно плотного слоя вашего молодого поколения.
Под «европеизацией» они понимают джаз и танцы, дешевенькие романы, легкие развлечения, комфорт, ложно понятый спорт, презрение к национальным обычаям, отказ от употребления армянского языка и так далее, одним словам, уход из лона армянской общины, обособленную от нее жизнь.
Оба этих крайних отношения, несмотря на внешние различия, по сути скорее близки друг другу, нежели далеки, ибо в действительности человек, который живет, замкнувшись в собственном футляре, презирая культурную среду, очень часто из одной крайности впадает в другую. И это обязательно случается если не с ним лично, то с его детьми.
Замечено, что армянин, который презирает европейскую культуру и остается непричастен к ее благам, неожиданно оказывается перед тем фактом, что в определенном возрасте его молодой сын или дочь становятся столь же чуждыми армянам, сколь их отец был чужд Европе.
Полное обособление от среды, добровольный отказ от внешних источников жизни с неизбежностью ведут к вырождению.
Следовательно здравый смысл диктует не обособление, а, напротив, сопричастность культуре — истинной культуре Европы. Однако под понятием «европейская культура» мы разумеем не те поверхностные явления или блага техники, которые дает нам Европа, а те вечные и живые ценности, которые составляют основу и одновременно славу Запада.
Мы, разумеется, не хотим сказать, что юноша армянин не должен приобщаться к наслаждениям и к техническим благам цивилизованного общества, мы лишь настаиваем на том что не надобно довольствоваться только этим; не следует видеть европеизацию только в благах подобного рода.
Истинная культура не отчуждает, а, напротив, приближает нас к своим собственным национальным непреходящим ценностям. Если армянин, будучи вооружен своими национальными ценностями, познакомится с чудесами западной культуры и научится их ценить, он не сможет не любить и не гордиться чудесами армянской культуры.
Если армянский юноша познакомится и научится понимать европейскую музыку, литературу, историю, политику и так далее, тогда он станет больше ценить свою собственную национальную музыку, литературу, историю и гак далее. При этом мы предполагаем, что армянский юноша, безусловно, должен сперва иметь четкое представление о своих национальных ценностях, и в особенности предполагаем в нем го глубокое чувство, которое связывает личность с национальным сообществом и без которого эта личность не может иметь реальной ценности ни для своей нации, ни для наций других.
Наша молодежь, в особенности интеллигентная, должна понять тот факт, что культурная личность, нравственный человек необходимо должен оставаться в органичном целом, то есть в сообществе народа, и что вне этого его естественного и близкого окружения начнется разложение не только с национальной, но и с человеческой точки зрения, ибо, если ты удалишься от своего народа, ты никогда фактически не сможешь слиться с другим народом.
Любая попытка отдалиться от нации ведет к перерождению.
Из рядов такого рода денационализированных людей очень часто выходят своего рода международные авантюристы, готовые совершать самые немыслимые дела.
Подлинная западная культура не к этому нас ведет.
Говоря о подлинной западной культуре, мы разумеем науку, серьезную литературу, музыку, физическое воспитание, а также нравственные, социальные, политические представления и теории.
В романе Франца Верфеля в соответствии с вышеизложенными принципами поступает Габриэл Багратян. И если, как говорят психологи, личность — это постепенно подготавливаемый ответ на вопросы, которые ставит перед человеком судьба посредством фактов и явлений социального порядка; то в гаком случае мы должны заключить, что Габриэл Багратян. такой, какой он есть в романе Верфеля, — это образ, представляющий собой сияющую вершину человеческой нравственности, образ армянина фаустовского типа.
Будучи предан народу, он видит смысл своей жизни в служении ему; растворив свое «я» в народном «я», он находит высшее счастье в счастье народа; спасение души он обретает в том, что дарит жизнь этому народу. Чтобы достигнуть своей цели, Багратян подобно Фаусту не подчиняется судьбе, но борется с нею и, меняя «естественный» ход вещей, создает другую судьбу.
Габриэл, последний отпрыск рода Багратянов, возвращается в лоно своего народа, чтобы во имя этого народа, во имя своих предков дать классически прекрасный ответ судьбе, ужасной судьбе армянина 1915 года — ответ, который вписан в историю армян, ответ, благодаря которому армянский народ еще раз вступил в вечность.
Целью этих наших размышлений было не исследование творения Верфеля с точки зрения художественного мастерства, а знакомство с армянами, такими, какими они были на Муса-даге.
У нас, армян, есть много веских поводов гордиться нашими предками, начиная с дохристианского периода и до наших дней. И к числу событий, коими мы, безусловно, должны гордиться, без колебаний следует отнести освободительные бои армян Муса-дага, а также Капахисара. Урфы и Вана.
Нация не может жить одними только материальными благами, не может жить лишь такими проявлениями мысли а чувства, как искусство и литература, не может жить только деяниями гениальных личностей, но живет также чувствами чести и собственного достоинства, осознанием своего «мы» и духом самопожертвования, своей волей жить свободно и гордо, одним словом, своим нравственным обликом.
Армяне Верфеля — такие армяне.
В наши дни, когда мир стоит на грани опасных, роковых решений и народы, замыкаясь в себе, доискиваются своих глубинных корней, чтобы почерпнуть из них свежие и вечно живые силы, Верфель дарит нам роман, в котором мы находим готовые ответы на многие волнующие нас вопросы. Остается только понять их и оценить по достоинству.
Что бы ни произошло, армянский народ, армянское отечество должны преодолеть страдания, и, как всегда на этот раз должен осуществиться девиз: «Ради непостижимого в нас и выше нас».
Л-ра: Дружба народов. – 1987. – № 8. – С. 227-234.
Произведения
Критика
