Стефан Хермлин. Высказывания, отклики, мнения 1944-1982
Н. Павлова
Название публицистической книги одного из крупнейших поэтов Германии Стефана Хермлина (род. в 1915 г.) прямо передает ее содержание: воедино собраны именно высказывания и мнения писателя по самым различным поводам, появлявшиеся ранее в печати в течение почти сорока лет — с 1944 по 1982 г.
«Высказывания» существенно отличаются от предшествовавшего сборника эссе Хермлина, называвшегося «Чтение» (1973). Там автор вводил нас в царство своих любимых книг. И хотя многие эссе мотивированы деловой целью (предисловие, рецензия), живо ощущалась и сверхзадача: автор учил и воспитывал, он стремился развить у читателя тонкий вкус, страсть к чтению, привычку кое-что знать по поводу прочитанного.
В «Высказываниях» же нас встречает полнейший разнобой поводов, побуждавших писателя браться за перо, а соответственно и разнобой задач, форм, стиля.
Прежде всего, пожалуй, чувствуешь ход времени и то, как по-разному писал Хермлин в разные годы. Теперь уже не пишут так, с такой полемической страстью, горькой горячностью, болью за историческую вину немцев, за злодеяния, совершенные в мире фашизмом. Работа демократического сознания за минувшие десятилетия не прошла даром: роль немецкого народа в трагедии, потрясшей мир, в том числе и саму Германию, рассматривается с необходимой дифференциацией. Хермлину же в 1945 г. приходилось полемизировать с Луи Арагоном, требовавшим мести «преступной нации» (лишь в 1970 г. Арагон признал в письме к Хермлину свою тогдашнюю неправоту). Та же неутихшая боль — и в сочувственном отклике писателя на написанную вскоре после конца войны работу Карла Ясперса «Вопрос о вине». Хермлин с пониманием относится к идее Ясперса о необходимости уточнить и расчленить слишком неопределенное и широкое понятие вины, отделив вину криминальную, политическую, моральную и вину метафизическую (под последней понималось само чувство ответственности за все содеянное фашизмом).
Тогда же, в 40-50-е г., Хермлин писал прекрасные и глубокие статьи о литературе, также рождавшиеся не только из чтения, но и из переживаемого времени. Поэтому он и соотносит, например, ситуацию в Германии после разгрома фашизма с эпохой 30-летней войны. Как глубоко современные чувствует он стихи великих поэтов XVII века — Грифиуса, Флеминга, Ангелуса Силезиуса, взывавших к миру на пепелищах. Именно тут он находит одну из самых живых и могучих традиций немецкой литературы (рецензия на антологию «Приди, мир златой», 1945). Точно так же в контексте исторической ситуации оценивает Хермлин издавна почитавшуюся им антивоенную публицистику австрийского писателя Карла Крауса и его драму «Последние дни человечества» (1922 г., включенная в рецензируемую книгу статья представляет собой вступительное слово к радиокомпозиции по этой пьесе, передававшейся вскоре после конца войны).
В контексте времени Хермлин воспринимает и лишь начинавшее тогда обретать мировую известность творчество Франца Кафки. В романах и малой прозе Кафки мир схвачен, по ощущению Хермлина, в его неопределимости и взвешенности: «Свет у Кафки. В его произведениях нет ни света дня, ни ночи. Навязчивый, мучительный сумеречный свет полуночного солнца ненадежно и упрямо озаряет предметы. Это наше освещение, наши обстоятельства: здесь еще ничто не решено, сам приговор кажется только предварительным; слово Кафки запечатлело мир в затаившем дыхание парении».
Захватывающая точность и составляет главное достоинство набросанной им в «Высказываниях» длинной галереи литературных портретов: Стендаль, Мицкевич, Гёльдерлин, Гейне, Г. Манн, Лорка, Неруда, Арагон, Элюар, Ади, Тракль, Бехер, Вайскопф, Фюрнберг, Лермонтов, Маяковский...
Но в начале 50-х гг. «мнения» писателя, сформулированные с определенностью и горячностью, отличались порой некоторой поверхностностью. И в этом тоже нельзя не почувствовать влияния времени.
В духе распространившегося у писателей ГДР в 50-х гг. интереса к производственной теме (в 1959 г. состоялась Биттерфельдская конференция, повернувшая писателей к производству и призвавшая рабочих браться за перо) Хермлин, опережая многих, пишет свой очерк на производственную тему («Нужна медь», 1950). Увиденное на руднике в Мансфельде произвело на писателя большое впечатление. И все-таки этот очерк вряд ли принадлежит к лучшему из того, что вышло из-под пера Хермлина-публициста. В нем много зарисовок индустриального пейзажа и самой шахты, но чувствуется, что автор все же далек от той жизни и тех проблем, которые освещаются в работе. (Годом позже та же тема была разработана Хермлином в патетической «Мансфельдской оратории» — агитационной поэме, рассчитанной на хоровое исполнение — так была найдена форма художественного отношения к новой для писателя тематике.)
Хермлин убедительнее всего тогда, когда он пишет о незабываемых для него демонстрациях, собраниях и митингах молодежи, в которых он принимал участие совсем юным в начале 30-х г., или о том, как он впервые стоял под пулями нацистов («Улица», 1931). Замечательные воспоминания посвящены годам антифашистского подполья. Он описывает не только борьбу, в которой сам принимал участие. Здесь и рассказ о семье французского крестьянина, укрывшей его на сеновале — там он долгими днями читал потрепанный томик Гёльдерлина и набрасывал свое первое эссе о великом поэте.
Как публицист этот писатель огненно-темпераментен. Он буквально изничтожает своих политических противников, к числу которых относится, например, бывший министр иностранных дел ФРГ Брентано, осмелившийся сравнить позднюю лирику Брехта с фашистскими песнями. Но те его выступления, в которых нет повода для прямой или скрытой полемики, более вялы. Что же касается упомянутого выше скольжения по поверхности, то, к чести автора, надо сказать, что сам он счел нужным обратить внимание читателей на свои давние погрешности. Именно об этом идет речь во включенном в книгу интервью, взятом у Хермлина западногерманской журналисткой и поэтессой Уллой Хан. В начале 80-х Хермлин со «стыдом и горечью» признается в том, что на пороге 70-х он считал возможным, говоря о Н. Гумилеве, поставить слово «поэт» в кавычки. Или отрицал правду о Причинах гибели Мандельштама. Точно так же, как отмечает автор в разговоре с составителем книги Ульрихом Дитцелем, слишком скорым и решительным был его «суд» над русским футуризмом как «реакционным течением» (статья «Маяковский», 1948) — помимо этой формулировки в книге есть и более поздняя, отменяющая первую. В этих случаях сказывалась, как назвал это сам Хермлин в разговоре с У. Дитцелем, «моя склонность к категоричности суждения, которую я разделял со многими людьми общего со мной склада». Можно было бы пройти мимо этого явления, не столь характерного для статей Хермлина. Но умолчание исказило бы представление о характере автора и признанную им самим живую противоречивость книги.
Содержание и тон публицистической прозы Хермлина — опять-таки вместе с ходом времени — еще раз заметно меняется к середине 70-х – началу 80-х гг. Меняется, несмотря на то, что некоторые черты этой прозы постоянны. Все больше ощущается индивидуальность творческого почерка Хермлина, растет его мастерство точного психологического портрета. Среди поздних работ хочется отметить написанные в 1975 г. «Воспоминания о Бобровском». Как обычно у Хермлина, это не просто воспоминания — это еще и воссоздание творческого портрета, многие черты которого оказываются новыми для читателей и критиков. В поэзии Бобровского Хермлин неожиданно угадывает, например, связь с немецкой поэзией XVII-XVIII веков — опорой, на которой строится художественное мировидение современного поэта.
Плодотворны разбросанные по разным статьям мысли Хермлина о богатстве и многообразии мировой культуры XX века.
В свои «Высказывания» Хермлин включил предисловие к изданной им в 1976 г. «Немецкой хрестоматии». Составитель счел возможным, говорилось там, опустить кое-какие общеизвестные произведения, чтобы уделить место не менее значительным, но несправедливо забытым. В Хермлине — составителе хрестоматии чувствовался учитель, пропагандист, убежденный в том, что знание родной литературы небезразлично для общественной жизни.
В рецензируемой книге многие страницы посвящены не только литературе, музыке (композитор Ганс Эйслер), изобразительным искусствам (рисунки Крамера), но и политике. Именно о политике, войне или мире на земле говорил Хермлин в выступлении на берлинской международной встрече писателей, созванной в 1981 г. по его инициативе. Это, однако, не нарушает единства книги. Литература и культура и тут предстают не как обособленные духовные значимости, но как сила и опора человечества, отстаивающего мир на земле.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1987. – № 5. – С. 28-30.
Произведения
Критика
