Стефан Хермлин. Вечерний свет
Н. Павлова
«Вечерний свет» — проза Стефана Хермлина, книга его воспоминаний. Крупнейший поэт Германии, чьи первые книги вышли вскоре после войны, Хермлин и раньше писал прозу столь же индивидуальную и неповторимую, как и его стихи. Это относится не столько к его рассказам (некоторые из них отличаются как раз стертостью манеры и некоторой идейной и художественной прямолинейностью), сколько к прозе, которая ближе к жанру новой книги поэта. О своих предшественниках Хермлин, поэзия которого своеобразно преломила многие культурные традиции, писал с удивительной краткой точностью. Быть может, он не придавал самостоятельного литературного значения послесловиям к вышедшим в ГДР изданиям экспрессионистов Георга Тракля и Георга Гейма, и все же это, несомненно, были не столько очерки их творчества, сколько набросанные в острой современной манере портреты двух больших поэтов, созданные третьим, и в этих эссе многое шло от воспоминаний. Родившийся в 1915 году, Хермлин не мог знать погибших в 1912 и 1914 году Гейма и Тракля. Но он прочел их книги, и это первое чтение определило для автора характер и тон его работы: он написал об образе двух людей, образе двух поэтических судеб, вошедших в его жизнь.
В послесловии к книге бесед Ганса Эйслера о Бертольте Брехте (1970) Хермлин удивительно интересно рассказал о своих встречах с композитором, но не меньше там сказано и об эйслеровской музыке, хотя, может быть, о ней говорится не прямо, а через характеристику музыкальных пристрастий и вкусов Эйслера, его благодарного почитания своего учителя Шенберга, его совершенно особых требований к сопроводительной музыке, его неприязненного и в то же время восхищенного отношения к Вагнеру и т. д.
В 1964 году издательство «Клаус Вагенбах» обратилось к ряду писателей с просьбой рассказать о том месте в мире, которое они считают своим. Для этой антологии Петер Вейс создал эссе об Освенциме, назвав нацистский концентрационный лагерь самой больной и важной для него точкой на географической карте мира. Стефан Хермлин написал тогда воспоминание о городе своего детства Хемнице. Детство и мир детства, разрушенный фашизмом, навсегда остались для поэта, как следовало уже из этой его работы, тем воспоминанием, сохранить которое важно для всего дальнейшего развития человека.
Новой книге Хермлина предшествует эпиграф из Роберта Вальзера: «Вечерний свет на дорогах давал понять, что это дороги к дому». Как же он вспоминает свой дом?
В начале 30-х годов, познакомившись с марксистской теорией и навсегда вдохновившись идеей социализма, Хермлин порвал со своим классом, как это сделали до него, в начале 20-х годов, Брехт, Бехер, а затем Зегерс и Ренн, тоже принадлежавшие к имущему слою. […]
О драматизме разрыва со средой, окружавшей поэта с детства, в книге почти не говорится. Может быть, потому, что детство, родители, дядя и брат, так же как бесконечная, едва расчлененная в сознании мальчика вереница гостей, остались в памяти не столько «классовой сутью», сколько атмосферой доброты, утонченности и культуры. Как и в эссе о Гейме, Тракле и Эйслере, Хермлин не вспоминает в собственном смысле слова, не описывает событие за событием, встречу за встречей: он пишет прежде всего о сохранившихся на всю жизнь впечатлениях. Как бы мимоходом сказано о политических расхождениях с глубоко любимым отцом, погибшим потом в концлагере Рейнсбрук, также мимоходом упомянуто и о встречах с Арагоном, Генрихом Манном, а многие и многие весьма знаменитые и близкие Хермлину люди (тот же Эйслер, к примеру) не упомянуты вовсе.
Красота матери и ее смех, терпимость и душевная тихость отца; красота музыки и красота гор; деревня в швейцарских горах и спокойное приветливое присутствие вокруг занятых своим делом людей; облака, вечные и мгновенно меняющиеся, но навсегда остающиеся этой своей мгновенностью в свежей и ясной памяти.
А потом впечатления другого рода. Вечная природа будто отколола от себя потерявший устойчивость мир детства. Известие об убийстве министра иностранных дел Веймарской республики Вальтера Ратенау услышано среди привычного блеска красок, покоя и говора взрослых. А дальше следуют страшные картины «национальной революции», как называли свой приход к власти фашисты. Хермлин пишет о своих разрывах с товарищами по гимназии. Стремительно менялись не только они и их убеждения — менялся он сам. Только по видимости он оставался прохожим, останавливавшимся поболтать на каком-нибудь перекрестке, заходившим в кафе, наслаждавшимся прекрасным днем. На самом деле он был нежелательным элементом, врагом режима, человеком, занимавшимся антифашистской деятельностью. Город тонул тогда в атмосфере непрестанного празднования. Откуда-нибудь постоянно раздавался звук старопрусской флейты и барабана, малые и большие отряды людей в униформах, возглавляемые знаменосцами, неутомимо пересекали улицы, прохожие останавливались, чтобы приветствовать знамя римским жестом, большинство делало это с радостью, горе тому, кто этим жестом пренебрегал. Из громкоговорителей неслись лающие или старательно артикулируемые речи. Каждый день возникал повод для развешивания флагов, многие вообще не снимали их с окон, флагов становилось все больше и больше. К этому времени в концентрационных лагерях уже погибли тысячи. После войны, вспоминает Хермлин, он встретил оставшуюся в годы фашизма в Германии приятельницу, повторившую ему довод о неинформированности. Тогда он напомнил ей, как однажды перед ними двумя поднял рубашку третий и показал рубцы на спине.
Автор постоянно возвращается в книге к мучительно занимающей его способности людей поддаваться общему угару, способности, которую он минутами чувствовал и в себе самом. В первые годы фашизма в стране стремительно множились, не без влияния фюрера, разного рода оккультные секты. Выпускаемый одной из таких сект печатный листок сообщил однажды, вспоминает Хермлин, что погрязшая в грехах перед всем миром и особенно перед Германией, Англия опустится девятнадцатого августа на дно моря. Не без известного злорадства ждал он названного дня. Пресса, естественно, и в этот день опубликовала сообщения с Британских островов. Но в листке секты стояло, что девятнадцатого августа Англия исчезла под волнами океана.
Если воспоминания о детстве, опубликованные в антологии, были выдержаны в традиции прозрачной и ясной классической прозы, то в «Вечернем свете» та же прозрачность соединяется с прихотливостью романтической манеры. Видно, недаром суперобложку книги украшает картина немецкого живописца-романтика Каспара Давида Фридриха, а эпиграф из Роберта Вальзера так явственно перекликается со знаменитым афоризмом Новалиса: «Все наши пути ведут домой».
В 1976 г. вышла в свет составленная Хермлином «Немецкая хрестоматия. От Лютера до Либкнехта». Она интересна не только отбором текстов, не только тем, что в нее на равных правах вместе с памятниками художественной словесности вошли прокламация Мгонцера, изречения Ангелуса Силезиуса, письмо Моцарта, Хайлигенштадтское завещание Бетховена, выдержки из «Критики практического разума» Канта, — она замечательна сутью замысла, идеей неразделимости социализма и культуры.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1980. – № 2. – С. 41-44.
Произведения
Критика
