Антонио Табукки. Площадь Италии
Е. Молочковская
Гарибальдо смотрел на своего мертвого отца. Из всех явлений жизни ему была непонятна только смерть. «Отец пришел ему на помощь: сел, вытянул карманные часы и произнес: - У нас еще есть в запасе немного времени. — Он попросил сигару и, с удовольствием затянувшись, спокойно заговорил, но не о смерти, а о смысле жизни. Они проговорили всю ночь. Точнее, говорил отец, а Гарибальдо слушал его, ограничиваясь редкими возражениями, чтобы не отнимать дорогого времени. К рассвету отец вернулся к смерти, смиренно приняв ее, как все прочие покойники, и совершил традиционный путь на кладбище. Зато Гарибальдо знал теперь, что вода, вращающая колеса мельницы, а равным образом обмолоченное зерно и даже водяные курочки, прилетающие в ноябре на болото, принадлежат всем, а королевская гвардия существует для того, чтобы убивать тех, кому посчастливилось догадаться об этом».
Так Антонио Табукки начинает свой первый роман «Площадь Италии», получивший премию «л’Инэдито» (присуждается за неопубликованное произведение) за 1975 год. Молодой автор (род. в 1943 г.) в 1973 г. выпустил антологию португальской поэзии, сейчас преподает португальскую литературу в Болонье.
Роман повествует о трех поколениях бедняков, бунтарей, от века живущих в заболоченном малярийном тосканском селении близ моря. Представители всех трех поколений (книга охватывает исторический период от объединения Италии до наших дней), начиная с деда-гарибальдийца и кончая внуком Гарибальдо, прошедшим долгий путь от анархиста до коммуниста, умирают в борьбе с власть имущими. Надгробная доска деда гласит: «Гарибальдиец, сражался в Риме и Калатафимии. Умер 30 лет из-за застреленной водяной курочки». Сын его погибает от пули, возглавляя осаду муниципального зернохранилища изголодавшимися бедняками. Внука же смерть настигает в момент, когда он, стоя на пьедестале статуи Демократии (скульптурная группа изображает великого Гарибальди, преподносящего Демократии девочку, символизирующую Италию), призывает не мириться с убийством, только что совершенным неофашистами.
Скитания в поисках работы по Аргентине; жестокая расправа фашистов с другом-коммунистом; расстрел женщин и детей, учиненный эсэсовцами и превративший площадь селения в огненный ад; предательство двоюродного брата, с детства отличавшегося трусостью; месяцы, когда Гарибальдо вынужден был скрываться от немцев, прячась в семейном склепе; жизнь в партизанском отряде — все это приводит героя романа в ряды коммунистической партии.
Невеста Гарибальдо, Азмара, двадцать лет откладывает свадьбу в ожидании, когда жених найдет постоянную работу, и за это время не разрешает ему ничего, кроме невинных поцелуев у калитки. На попытки Гарибальдо увлечь ее в камыши она неизменно отвечает фразой: «Ты с ума сошел! Только на вышитых мной простынях». С детства вынужденная отказаться от своей мечты (она хотела укрощать лошадей, а ее усадили за пяльцы), Азмара в конце концов восстанавливает свое человеческое достоинство, посрамив высокомерие Гарибальдо. Пока он был в Аргентине, она вступила в компартию, стала связной, распространяла подпольную литературу, причем сам Гарибальдо, ни о чем не подозревая, прятал газеты и листовки в ее садике под кустом роз. И только двадцать лет спустя, когда он, став ее мужем, показывает Азмаре новенький партийный билет, она достает из ящика свой, уже давно хранящийся там, а из нагрудного медальона вынимает половину литеры С, вторая половина которой была вручена Гарибальдо для опознания связного.
Подобно героине народной итальянской сказки о девушке, «задобрившей» свою злую судьбу, нечесанную, неумытую старуху, Азмара борется со своим злополучным гороскопом, в который непоколебимо верит. В этом — отражение нравов, издавна свойственных итальянским женщинам из народа, верящим в «дурной глаз», в предсказания, в святых, с которыми можно разговаривать, как с живыми, и просить о помощи. Все это окрашено ненавязчивым юмором. Так же, почти серьезно, автор рассказывает о том, как дед «задал перцу Пию IX», перебросив через стену Ватикана свою ампутированную ногу, или о том, как мать нашла на шкафу уже высохший палец ноги, который ее сын отстрелил себе, чтобы не идти на захватническую войну.
Вот образ колокола, расплавившегося на колокольне во время учиненного немцами на площади пожара-побоища. У колокола остается только железный язык. И еще: «Говорят, что в то утро на заре улетели окна. Первыми пустились в путь окна дома священника, они сделали круг над площадью, призывая в полет своих товарищей. Одно за другим окна срывались с мест, отвечая на призыв вожака, и сбивались в трепещущую стаю. Потом по сигналу направляющих они двинулись на запад. Они летели низко, как дикие утки, ритмично хлопая рамами. Ветер исторгал из них свист, похожий на голоса птиц. Вскоре они превратились в тонкую полоску и исчезли в направлении моря». Треск рвущихся в полет окон, как предостережение о насилии, слышит и жена Гарибальдо накануне расправы неофашистов с мужем и его другом.
В стремлении создать напряженность повествования автор несколько злоупотребляет ретроспекцией; некоторые эпизоды из жизни деда, например, излагаются в обратной хронологической последовательности. Обилие персонажей, повторение одних и тех же имен у разных действующих лиц также создает трудности в восприятии сюжета (так, например, главного героя романа до четырех лет называли Волтурно, в честь погибшего на войне дяди, и только после смерти отца ему дают имя отца — Гарибальдо).
Несмотря на трагическую гибель главного героя, роман не оставляет мрачного впечатления. Он пронизан оптимизмом, жизнерадостностью, традиционно присущими итальянскому народному характеру.
Вывод романа ясен: в современной Италии борьба за истинную демократию и подлинный мир не завершена, за них еще нужно сражаться, рискуя жизнью.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1976. – № 6. – С. 44-45.
- Может ли взмах крыльев бабочки в Нью-Йорке вызвать тайфун в Пекине?
- Ночь, море, расстояние
- Утверждает Перейра
Критика
