Словотворчество Н. Асеева
М. А. Бакина
Особенности словотворчества Николая Асеева в разные периоды творческого пути тесно связаны с особенностями его поэтической системы. Многим его ранним стихотворениям свойственна символичность и метафоричность. К сложной образности добавляются необычно созданные слова. Поэт часто образует их на основе древних славянских корней. В статье «Путь в поэзию» Асеев так объясняет это увлечение обновлением архаических слов: «Мне хотелось своих слов, своих, неизбитых выражений чувств — и вот рождались слова и отдельные сочетания их, непохожие на общепринятые: леторей, грозува, шерешь, сумрова, сутемь, порада, сверкаты, повага, дивень, лыба, — все слова из летописей и старинных сказок, которые хотелось обновить, чтобы наряду с привычными, обиходными — зазвучали они, забытые, но так сильно запоминаемые своими смысловыми оттенками».
Поэт вводит новообразования в заглавие стихотворений, тем самым сознательно обращая на них внимание читателя. Таковы названия: «Грозува» (1912), «Звенчаль» (1914), «Гремль» (1914), «Тунь» (1914) и другие. Эти стихотворения перенасыщены словами устарелыми и индивидуальными, созданными на базе устарелых.
Поэтому общий смысл таких стихотворений непонятен. Примером может служить стихотворение Н. Асеева «Заповедная буща»:
Триневластная твердыня заневоленных сердец.
Некуда дремлюге ныне, некуда от шумей деться:
мечутся они во стане, ярествуют на груди.
А в те дня, смеясь, предстанет везичь везей впереди!
Бунь на поляне Цветляны, осень взбежала — олень,— только твои не сгубляны ясовки, яблочный день; только твои не срубляны белые корни небес...
Дивится делу Цветляны детская доля живее.
Увлечение Асеева словотворчеством сохранилось и в послеоктябрьский период, когда, по словам поэта, «начинается писание стихов, не требующих разъяснений и уточнений». В поисках точного и доходчивого слова он отказывается от образования слов посредством устарелого корня или суффикса. Теперь им используются в основном словообразовательные возможности современного русского языка.
Асеев создает самые разнообразные но своему характеру новообразования. В его творчестве встречаются индивидуально образованные имена существительные, прилагательные, глаголы и наречия. Если говорить об их количественном соотношении, то наиболее богато представлены существительные; прилагательные и глаголы встречаются примерно в два раза меньше, а наречия занимают совсем небольшое место. Новообразования, имеющие в современной поэзии особую продуктивность (то есть являющиеся словообразовательным штампом в поэзии), занимают в творчестве Асеева незначительное место. Так, самый продуктивный тип поэтических новообразований — наречия на -о и -и — составляет у него лишь пять процентов от числа всех новообразований. К ним относятся наречия типа лунно: «Пусть еще и холодно и лунно...» (Ночью из окна), хлыстовски: «хлыстовски кликушествуя...» (Маяковский начинается). Другой активный в поэзии способ создания слов — образование отвлеченных существительных на -ость — также представлен у Асеева единичными примерами: «Удивлялись глазастости, гулкости баса» (Памятник); «...крылатостъю двух созвучий выводить на орбиту мысль» (Бессонные стихи).
Приведенные слова не являются, очевидно, индивидуальными. Их даже нельзя назвать новообразованными в полном смысле слова, хотя они и не зафиксированы словарями современного русского языка. Необычными являются слова на -о и -ость, созданные путем такого способа словообразования, при котором пропущено одно из словообразовательных звеньев. Таковы, например, наречия клокато, безветренно и существительное несмиримостъ. В современном русском языке они не имеют исходной формы, поскольку нет соответствующих им прилагательных клокатый, безветренный, несмиримый. «И море... плеснет, седо и клокато...) (Свердловская буря); «безветренно расходится роки», «рев... несмиримости» (Маяковский начинается).
Наиболее распространено у Асеева прежде всего образование отвлеченных существительных с пулевым суффиксом и с суффиксом -uj-(-j-). Причина активного использования таких слов, очевидно, в том, что они обладают сжатостью и краткостью (ср. общелитературное влажность и индивидуальное влажь, содружество и содружье). Асеев в статьях о работе над поэтическим словом неоднократно высказывался за «веские и краткие слова». Приведем некоторые примеры; «Забурлилась, заиграла, / загремела Волга, / закружила влажъю вала/кружево восторга» (Волга); «И не от тебя одной, / я знаю, / седь / уже сжимает мне виски...» (Чужая); «Три слова/ — где зоркая прищурь видна» (Маяковский начинается); «...но он [Хлебников], как облако, меж ними прошумел /о толстодушии былого толстосума...» (Сон); «...в громогласье /своих стихов...» (Бессонные стихи); «...прервав стопудовье / зловещего храпа...» (Маяковский начинается).
В появлении слов этого типа определенную роль играет и ритмико-интонационная организация стиха Асеева. Его стих часто имеет эмоционально-напряженный и четкий ритм, требующий строго определенного слогового соответствия. Интонационное членение стиха, как правило, подчеркивает новообразование, выступающее в рифме:
круче бицепсы,—
долже стаж,
разом высыпься
в синь и влажь!
Для Асеева характерно еще и графическое выделение слова: стих разбивается лесенкой, и новообразование, хотя и не является рифмой, стоит в сильной позиции, в конце строки.
[…]
Другим распространенным в творчестве Асеева приемом создания слов является образование глаголов от существительных при помощи приставок и суффиксов. В этом он следует традиции Вл. Маяковского. Например: «Единственное, / что ему осталось,— /вноритъся в землю, /ждать и цепенеть» (от нора; Автобиография Москвы); «А я/ наструню / свою рифму...» (от струна; Дурацкое званье поэта...); «Но низкий вход... /его /к порогу примагнитить (от магнит; Автобиография Москвы); «Сразу / полдень омглевал и мерк...» (от мгла; Электриада); «Ответрилосъ детство /в садах Имеретин» (от ветер; Маяковский начинается); «И шли поезда/ из Вологды /и мглились штыки /в Перми» (от мгла; «В те дни, как были мы молоды...»); «Язычат огнями /их перья и кисти...» (от язык; Маяковский начинается).
Большинство причастий и деепричастий у Асеева образуются непосредственно от существительных, минуя глагол: «Но вот, чугунясь загаром плеча...» (от чугун; Свердловская буря); «И, наёжив уши, стал /думать думу наш красавец...» (от ёж; Тёх-Тёшка); «И опять, / наёжившисъ штыками, / напрягая сумрачный зрачок...» (от ёж; «В те дни, как были мы молоды...»); «...стекол заалмаженный узор / вспыхивал и цвел, как хвост павлиний...» (от алмаз; Курские края).
Прилагательные в поэзии Асеева в основном сложные. Почти все они созданы традиционным способом образования сложных слов. Индивидуальность этих прилагательных в их смысловой наполненности: громкосердечная замашка, синежурнальная сволочь, приторно-постная шестерка монахинь (Маяковский начинается). Интересным представляется также прилагательное поэтусторонний: «От гроба /в страхе /не убегу: /реальный, поэтусторонний...» (Последний разговор). Слово поэтусторонний (по аналогии с общеизвестным прилагательным потусторонний) в приведенном контексте обладает двуплановостью значения, которая связана со значениями исходного прилагательного сторонний; поэтому, очевидно, буквальное значение окказионализма — находящийся на стороне поэта и второе — сторонний, чужой поэту.
Имена существительные со значением лица созданы по непродуктивным в современном языке словообразовательным типам и имеют ярко выраженный индивидуальный характер: царята (...полымем сдуло / царей и царят. — Кумач), ненасытец (...бейся о берег, /злой Ненасытец. — Днепр), яснополянец (...пусть, дескать, в пепел / испепелятся / самые мысли / яснополянца! — Фронты на тысячи верст), начитанник (...начитанник Гоголя / и Фейербаха... — Чернышевский).
Н. Асеев занимался поисками редких типов образований. Таковы, например, отчества на -ич — Необходимович (от необходимый), Сталелитейнович (от сталелитейный) и Заботыч (от забота) : «...он шел, за собой увлекая ряды, / Владимир Необходимович» (Маяковский начинается); «Я предлагаю имена: Завод /Сталелитейнович, / Забой Заботыч...» (Автобиография Москвы). Эти имена не только служат стилистическим средством, но и имеют особую смысловую нагрузку.
Приведенные примеры свидетельствуют о том, что стремление Асеева к точности выражения, поиски в области обновления слова увенчались успехом. Если в его ранних стихах заметно подражание зрелым художникам слова (А. Блоку, В. Хлебникову, Вл. Маяковскому), то творчество зрелого Асеева говорит о становлении большого поэта, хорошо знающего и чувствующего родной язык.
Вл. Маяковский в стихотворении «Юбилейное», посвященном 125-летию со дня рождения А. С. Пушкина, так написал об Асееве-поэте:
Правда,
есть
у нас
Асеев
Колька.
Этот может.
Хватка у него
моя.
Л-ра: Русская речь. – 1978. – № 2. – С. 40-45.
Критика
