«Любимец муз и вдохновенья...»
А. Медведев
В нем все было поистине прекрасно — и внешность и «могущественный ум» (Н. Г. Чернышевский), и нежное, привязчивое сердце, верное в любви и дружбе. Юноша поднимался к высотам духовного совершенства.
Таким предстает в своем творчестве, в воспоминаниях современников и в трудах исследователей Дмитрий Владимирович Веневитинов. Многогранная деятельность его только начиналась. Он умер неполных двадцати двух лет. Но и то, что Веневитинов успел создать, стало неотъемлемой частью истории русской науки и культуры.
Веневитинов принадлежал к самому передовому, «во всех отношениях лучшему» общественному слою России, в котором, по словам Белинского, «почти исключительно выразился прогресс русского общества» первой половины XIX века. Его политические и философские взгляды формировались в обстановке подъема духовных сил дворянской интеллигенции, наступившего после разгрома Наполеона.
Поэт остро воспринял идеи 1825 года, болезненно пережил крушение декабризма. Его самого заподозрили в причастности к осужденным «бунтовщикам» и отправили под конвоем на допрос. В тайном обществе Веневитинов не состоял, но с семьями некоторых декабристов был знаком довольно близко, разделял убеждения дворянских революционеров.
На допросе Веневитинов, обратившись к жандармскому генералу, выразил сожаление о том, что ему не пришлось «отомстить мечом за гибель отчизны». Непродолжительное заключение и допрос губительным образом сказались на хрупком здоровье поэта.
В литературном творчестве и жизненной судьбе Веневитинова заметный след оставили события, связанные с именем княгини Зинаиды Волконской, родственницы декабриста. Несмотря на свое высокое положение и близость ко двору, она, по жандармской характеристике, «готова была разорвать на части правительство», а ее салон в Москве, на Тверской, являлся «средоточием всех недовольных». На вечерах княгини были Пушкин, Мицкевич, Вяземский, Баратынский. «Царица муз и красоты», как назвал ее Пушкин, представляла собой феномен в культурной жизни того времени. Талантливая певица, заслужившая похвалу Россини, артистка, приводившая в восторг прославленную французскую актрису Марс, она также была талантливой поэтессой и писательницей. Любовь к ней Веневитинова зародилась в середине 1825 года и не покинула его до последних мгновений жизни, оборвавшейся 27 марта 1827 года. Это было неразделенное и мучительное чувство, вызвавшее в поэзии Веневитинова трагические мотивы («Завещание», «Утешение», «Поэт и друг»).
Небольшое по своему объему поэтическое наследие Веневитинова — около сорока стихотворений — существенно дополняет картину общего движения отечественной литературы на рубеже двух эпох — периода нарастания дворянской революции и времени ее разгрома, крушения надежд лучших людей России. Гражданская лирика Веневитинова первого периода проникнута стремлением поэта найти ответы на многие волновавшие его вопросы. Поэты-декабристы Рылеев, Бестужев, Катенин искали примера в русской истории, в героическом прошлом своего народа. И Веневитинов, «полный мечтаний и идей 1825 года» (А. И. Герцен), использует их опыт, который давал возможность высказать вольнолюбивые настроения, минуя цензурные рогатки.
До нас дошла либо незавершенная, либо найденная не в окончательном варианте его историческая поэма «Евпраксия». Исследователи обратили внимание на сюжетную связь ее с известным рассказом о подвиге рязанского князя Федора и его жены Евпраксии, которые предпочли смерть позору плена и надругательствам со стороны завоевателей. В поэме утверждается непреходящее значение нравственных ценностей русских людей, воспевается сила духа.
Произведение проникнуто характерным для всей декабристской поэзии социальным оптимизмом, верой в грядущие перемены в обществе.
О возросшей после 1825 года политической зрелости Веневитинова свидетельствует его стихотворение «Новгород», написанное через несколько месяцев после казни декабристов.
Древний город-государство с его вечевым колоколом, с ушедшими в далекое прошлое традициями народного самоуправления служил для многих передовых людей конца XVIII — первой половины XIX века символом «цветущей славы» и свободы. Трудно назвать хотя бы одного поэта-декабриста, не коснувшегося этой темы.
Влияние литературных источников на «Новгород» Веневитинова несомненно. Но в отличие от своих предшественников, которые, обращаясь к историческому прошлому Новгорода, тираноборческие идеи раскрывали в эпизоде борьбы легендарного республиканца Вадима с князем Рюриком, Веневитинов облек свои думы в совершенно необычную для стихов гражданского звучания форму непосредственного обращения к действительности. Толчком к написанию произведения явилась его поездка в конце 1826 года из Москвы в Петербург с остановкой в Новгороде. Поэт видит «холмы разбросанных обломков», «новградские кровли», речку Волхов — живого свидетеля великого прошлого Руси — и ощущает горькую тоску по «вольности святой». Поэт спрашивает ямщика, знает ли он что-нибудь о вечевой площади, на которой собирались его предки, чтобы решать государственные дела, о колоколе на башне вечевой, о героизме его пращуров? Ямщик с удивлением смотрит на своего собеседника — он не только забыл великое прошлое, но и страшно далек от устремлений передовых людей, к которым принадлежит и автор стихотворения.
Так прежний исторический оптимизм Веневитинова, выраженный им в 1824 году в поэме «Евпраксия», уступает место ощущению безысходности в 1826 году, когда был написан «Новгород».
Скажи, где эти времена?
Они далеко, ах, далеко!
Однако при всей важности этих произведений для понимания творческой эволюции поэта не они определили его роль в развитии нашей литературы. В статье «О состоянии просвещения в России» поэт-философ говорит об отсутствии в литературе «всякой свободы и истинной деятельности», о «подражательности иностранному и раболепстве, создающих совершенно отрицательное положение в литературном мире». «Как пробудить Россию от пагубного сна? Как возжечь среди пустыни светильник разыскания?» — такие вопросы ставит он перед русской литературой в период начала ее расцвета, всячески подчеркивая необходимость соединения науки и поэзии, значение философской мысли, идейного содержания в художественном творчестве. С горечью замечает Веневитинов, имея в виду «беспечную толпу» литераторов: «У нас чувство освобождает от обязанности мыслить, тогда как истинные поэты всех веков и народов были глубокими мыслителями философами».
Парадоксально на первый взгляд сочетаются увлечения Веневитинова и его друзей-любомудров идеалистической философией Шеллинга и поворот в сторону реальной действительности, ясно обозначившийся во всей его поэзии, особенно в философской лирике.
Назначение поэта — проникнуть в сущность бытия, выполнить долг перед человечеством. «Жить — не что иное, как творить будущее — наш идеал. Но будущее есть произведение настоящего, то есть нашей собственной мысли» («Анаксагор»). Однако абстрактная философская мысль неизбежно сталкивается с конкретной жизнью, и тогда в произведении поэта ощущается внутренняя опустошенность, душевная надломленность героя времени «обманутых надежд».
Но кончится обман игривый!
Мы привыкаем к чудесам,
Потом на все глядим лениво,
Потом и жизнь постыла нам:
Ее загадка и завязка
Уже длинна, стара, скучна,
Как пересказанная сказка
Усталому пред часом сна.
(«Жизнь»)
«Посмотрите, — писал Белинский, — какая у него точность и простота выражения, как у него всякое слово на своем месте, каждая рифма свободна и каждый стих рождает другой без принуждения».
Лучшие стихотворения Веневитинова вошли в золотой фонд русской классической лирики, оставив след в творчестве других великих художников.
Русская философская лирика поднимется на более высокую ступень в творчестве Баратынского, достигнет мирового значения в поэзии Тютчева, но не следует забывать, что Веневитинов умолк в те годы, когда ряд вершинных произведений Баратынского еще не был написан, а Тютчев и вовсе еще не проявил своего таланта.
Поэтическая заря Веневитинова только загоралась. «Это была, — как писал В. Г. Белинский, — прекрасная утренняя заря, предрекавшая прекрасный день».
Л-ра: Молодая гвардия. – 1980. – № 9. – С. 312-215.
Критика
