Мужество жизнеутверждения
Леонид Цилевич
Хронологические рамки сюжета повести Ирины Грековой «Хозяйка гостиницы» («Звезда, 1976, № 9) обозначены начальными фразами главы первой: «В тысяча девятьсот тридцатом году Верочка Бутова кончила школу. Ей было восемнадцать лет...» — и последней: «Праздновали день рождения веры Платоновны Ларичевой... круглую дату (60!)...» Однако жизнеописание героини, поначалу плавно-последовательное: детства и юность, влюбленность и замужество, — внезапно и резко ломается. Вот мы видим Верочку после свадьбы, в преддверии семейной жизни, счастливую и растерянную: уж очень неожиданно и стремительно вторгся в ее жизнь Александр Иванович — Шура, Шуня, Шунечка, загадочный и властный, красивый и пленительный. Как же начнется и как сложится жизнь четы Ларичевых? Мы ждем рассказа об этом, — и не сразу до нас доходит смысл слов, которыми начинается следующая глава: «Тело Александра Ивановича Ларичева, прибранное, готовое к погребению, затянутое в узковатый парадный мундир, лежало в гробу, обставленное цветами. ...Вера Платоновна, оглохшая, отупевшая от слез, сидела возле гроба». Вместо жизни — смерть, вместо радости — горе. Эмоциональный удар — результат обманутого читательского ожидания — приводит к своего рода шоковому эффекту. Сдвигаются, смыкаются начальная и конечная точки прожитых двадцати семи лет («Двадцать семь лет с ним, при нем, для него») — и у читателя возникает ощущение зачеркнутой, аннулированной жизни. Так мы, еще ничего не зная о том, какой была эта жизнь, уже чувствуем то, о чем узнаем впоследствии. И расскажет нам об этом уже не только автор-повествователь; благодаря композиционно-временному сдвигу рассказ об этих двадцати семи годах предстает как поток воспоминаний Веры, передаваемый автором, который то «прячется» в персонаже, говорит его голосом, то вновь обращается к объективированному повествованию. Так мы поручаем возможность увидеть полковника Ларичева «двойным зрением»: и влюбленными глазами Верочки, и объективно-беспристрастным взглядом автора.
Да, Ларичев много сделал для Веры, многому ее научил (например, улыбаться всегда, при любых обстоятельствах), воспитал и развил в ней ценные человеческие качества, проницательно угаданные им с первого взгляда. Но тем тяжелее его вина перед ней — и одновременно перед людьми, перед обществом, которое он ограбил, присвоив себе общественно ценную личность, превратив ее в свою личную собственность. Солнечность Верочки он сделал источником света только для себя. Он лишил Веру высшей женской радости — счастья материнства, без которого нет семьи, нет дома. Страшный смысл заключен в шутливой фразе Шунечки: «Ты у меня прямо хозяйка гостиницы». Он превратил дом в гостиницу; Верочка, став хозяйкой своей судьбы, превращает гостиницу — в дом: вносит в гостиничный быт «что-то веселое, домашнее, нестандартное». И в этой гостинице приходит к Верочке поздняя и трудная любовь — «себя сознающее счастье».
Читая повесть, так вживаешься в ее художественный мир, что, приближаясь к последним страницам, начинаешь испытывать сложное чувство, своего рода «боязнь конца». В нем, в этом чувстве— и стремление отодвинуть момент неизбежной разлуки с милыми людьми, и интуитивное опасение: а станет ли финал художественно достойным завершением повествования? Он им становится — благодаря точно найденному сочетанию завершенности, «закругленности» (юбилей!) — и открытости, перспективности судьбы героини (уедет в Москву или не уедет?), радостной взволнованности — и тревожности... А финальная сцена, в свою очередь, достойно завершается концовкой. «Нет слов» — эта телеграммная фраза рождает у читателя не только эмоцию нравственной просветленности, сопереживание чувства, которое непередаваемо словами, но и эстетическое впечатление художественной завершенности и полноты: все сказано.
Трудные судьбы прекрасных людей — и прежде всего прекрасных женщин прошли перед нами. Верочка, ее мать Анна Саввишна, Маша Смолина, ее дочь, Маргарита Антоновна Кунина — все они, каждая по-своему, чудесно женственны и одновременно — мужественны. Радость общения с этими людьми, активное утверждение деятельного, хозяйского — в самом высоком, творческом смысле слова — отношения к жизни приносит читателю суровая и светлая, горькая и веселая повесть И. Грековой.
Л-ра: Аврора. – 1977. – № 12. – С 70.
Критика
