Фольклоризм ранней поэзии С. Клычкова (стихотворный цикл «Кольцо Лады»)
Н. И. Савушкина
В последние годы в отечественном литературоведении возродился интерес к «новокрестьянской» литературе начала XX в., еще сравнительно недавно именуемой «реакционной», «кулацкой». Вслед за Н. Клюевым был возвращен из забвения и С. Клычков (1889-1937), проникновенный лирик и интересный прозаик, трагическая судьба которого стала известна совсем недавно.
К 100-летию со дня рождения С. Клычкова вышли сборники его поэзии «В гостях у журавлей» (1985) и прозы «Чертухинский балакирь» (1988), несколько статей о жизни и творчестве. В последних по времени статьях и предисловиях к сборникам объективно освещается творческий путь С. Клычкова, раскрывается общность стиля новокрестьянских поэтов и вклад каждого в русскую литературу. В работах Т. П. Чаплышкиной, З. Я. Селицкой, В. Г. Чеботаревой анализируются отдельные произведения, темы, поэтические циклы С. Клычкова.
Обязательным компонентом почти всех публикаций является указание на связь поэта с фольклором, обусловленную крестьянским происхождением, проблематикой творчества. Специально на этом останавливается Т. П. Чаплышкина в работах, посвященных фольклорным и литературным традициям в творчестве новокрестьянских поэтов.
Высказывания о роли фольклора в творчестве Клычкова в большинстве работ отличаются некоторой неопределенностью. Упоминаются обычно «мифологизм», «сказочный мир», «песенное начало». Такие понятия требуют конкретизации, уточнения и корректировки выявляемых связей. В иных случаях исследователи вовсе минуют фольклористический аспект. Так, З. Я. Селицкая анализирует соотношение отдельных стихотворных циклов с замыслом всего сборника «Песни» (1911), прослеживает его «сквозные» мотивы (печали, радости, ожидания) и образы (сад, море, туман), их трансформацию с точки зрения «соотношения реальности и мечты», единую цветовую гамму и тональность книги стихов. Однако вне соотнесения с фольклором не может быть уяснено во всей полноте замысла строение сборника, его отдельных циклов.
Сборник «Потаенный сад» (1913), на наш взгляд, отчетливее всего воплотивший мироощущение и эстетические принципы раннего Клычкова, включает цикл «Кольцо Лады». По сравнению с циклом «Лада» из сборника «Песни» (1911), во втором сборнике этот цикл значительно расширен: его составляют уже не девять, а двадцать шесть стихотворений; приобрела иной характер и «моноцентричность» цикла (связь с образом Лады). Это наиболее цельное «циклическое» произведение раннего Клычкова. Не случайно оно трижды публиковалось поэтом: в 1919 г. вышел отдельный сборник «Кольцо Лады».
Издание 1919 г. содержит 32 стихотворения в несколько ином расположении, но оно повторяет издание 1913 г. с добавлением пяти стихотворений из «Песен». Кроме того, в издании 1919 г. Клычков соединил в одно два стихотворения из «Потаенного сада» («Весна» и «Весенняя песенка»). В сборниках 1911 и 1913 гг. все стихотворения имеют названия, а в издании 1919 г. — только половина. В двух первых книгах разные стихотворения публикуются под одним названием («Лада у окна», «Лада в хороводе») и, наоборот, одно стихотворение в 1911 и 1919 гг. имеет разные названия («Лада у окна» (и «Горбунок»).
В цикле «Кольцо Лады» (сборник «Потаенный сад») представлен годовой природный круг (от весны до зимы, т. е. от масленицы до зимнего мясоеда, когда играют свадьбы). В нем выделяются наиболее значимые для крестьян природные явления: приход весны, половодье, весенний разлив рек, первый весенний гром, вызревание хлебов, наступление осени, зимы.
С ним переплетается годовой праздничный обрядовый цикл — от масленицы до дожинок,— сопровождаемый обрядовыми песнопениями и заклинаниями: масленичное ряжение, встреча весны песенкой-веснянкой, закликание первого дождя, гадание по радуге, троицкий хоровод, дожинки. Сюда же присоединяется и свадебный обряд — ожидание сватов, сватовство, просватанная неделя, девишник. И, наконец,— круг хозяйственных работ: пахота, боронование, сев, покос, жатва, сушение зерна в овине и молотьба, помол на мельнице. Все эти годовые круги (природный, празднично-обрядовый, трудовой) «выстроены» в соответствии с народным календарем, народными традициями, что подтверждается фольклорно-этнографическими материалами.
Так, внутри цикла стихотворения сгруппированы в определенные блоки (один из них на другой основе выделила Т. П. Чаплышкина), которые соответствуют делению обрядов и обрядовой поэзии на весенние, летние, осенние и зимние.
С. Клычков, знаток фольклора, лирически воссоздает не только настроение народного праздника, но и звучащие в это время обрядовые песни. Некоторые стихотворения варьируют мотивы масленичных и веснянок (укор зиме, которая «все сусеки подмела»), закличек («лейся, лейся, дождик, лише!», «радуга-верея, золотые узоры»), обрядовые припевы («ой, ли, люли лен!») и др.
Естественно, что это не простое описание явлений природы, праздников и земледельческих работ. «Кольцо Лады» раскрывает чувства и мировосприятие лирического героя, для которого важно ожидание перемен, ощущение кругового движения жизни, ее постоянного обновления и одновременно устойчивости. Его сознание, как и народное,— цельное, главное в нем — нерасторжимые связи природы и человека. Взаимосвязь и взаимопроникновение — в обычаях, обрядах, гаданиях, приметах, поверьях. Естественно обращение к зиме, радуге, солнцу, воде, весне. Как и в фольклоре, это персонифицированные, антропоморфные образы: девица-Весна, Зимушка-зима, что «шубу белую, дубленую уклала в сундуки», девица-Купава. Иногда это образы-олицетворения: парень и старик (весна и зима), солнце-странничек, сестричка-река, полководец-лен, княжна-пшеница, пашенка-монашенка, пустырь-сирота.
Если природа предстает «очеловеченной», то человек «соприроден». Напрасно искать в Ладе — центральном женском образе цикла — по преимуществу черты «рядовой» крестьянки, хотя она и ходит по воду с коромыслом, прядет, «плачет», как положено невесте, на девишнике, сидит у окошка и т. д. Лада в сознании поэта не языческая богиня, а олицетворение молодости, вечного обновления жизни, природы. Она «сам-друг» с весенней природой:
Села Лада у окна.
— Здравствуй, тучка золотая,
Солнце-странничек, весна!..
Она будит и провожает весеннюю воду, купается с русалками в затоне, закликает радугу, подает знак к началу жатвы, провожает улетающих осенью птиц, прядет снеговую пряжу. Она всегда в движении, и облик ее переменчив. То она красуется: «Ленту алую вплетая Села Лада у окна», то идет, подоткнувши подол, по весенней воде, смотрится в речку, то «белой, белой ручкой водит» в хороводе. А на жатве у нее «загорят босые ноги», но лицо остается бледным («любо Ладе бледнолицей»). Вспомним, что деревенские девушки во время покоса и жатвы берегут лицо от солнца, низко повязывая платки. А осенью «стала Лада еще краше. И печальней и светлей». Лада — девушка, и цикл ее девичьей жизни кончается замужеством, как бы смертью и рождением в новом качестве. В преддверии брака она грустит и плачет:
Потому, с того грустна я,
Что прошла моя весна!..
Если Лада — вся в ожидании перемен в природе, и содействует им, и сама изменяется с ними, то Дед символизирует вечное и неизменное. Он выходит «из пустыни», как из укрытия или небытия, чтобы свершить свой годовой круг мужских земледельческих трудов. Он носитель стойких, вечных традиций крестьянских дел, которые вершит истово, в нужные сроки, с соблюдением «дедовских» обычаев:
Запахал дед озимое,
Поясной поклон сложил,
Обошел кругом с сумою,
Хлебной крошкой обсорил...
Поздно дед пришел с покоса,
Дед метал последний стог,
Долго, долго бил он косу
И молился на восток...
Боронил дед зараня
Под весенний гром
Рано рожь-боярыня
Вышла из хором!..
И в облике Деда подчеркнуты вечные, «стойкие» детали:
За день Дед не сел у пашни,
Распрямился и окреп...
Вытер губы бородою
И заснул великим сном!..
Синий дым по луговине,
В ряд сидят снопы в овине,
Звезды падают мельком,
Дремлет Дед за камельком...
И все же это не образ «олицетворения крестьянства» и тем более не «конкретный» дед поэта, как пишет Н. В. Банников в предисловии к стихам поэта.
Название цикла «Кольцо Лады» связано не с повторяющимся образом колечка Лады (хотя и он существен), а с представлением о годовом круговороте природы и жизни. Колечко же Лады — обручальное, оно символизирует вступление ее в новый жизненный цикл. Примечательно, что у Клычкова, как и в народных обрядах, обычаях, представлениях, языческое переплетается с христианским, гадание, заклинание, закличка — с молитвой. И если с Ладой связана стихия языческая, то с Дедом — христианская, Лада и Дед вместе с тем являются древнейшей оппозицией двух стадий жизни — молодости и старости. Это устойчивая пара обрядового ряжения, драматических сценок, многих песен и сказок.
Другая пара персонажей — парень и старик, сгорающие на костре вместе с худыми санями («Масленица»). Заметим, что в поезде (свите) Масленицы были старик и молодые мужчины. На санях укреплялся шест с колесом или кругом, символизировавшим солнце. Обычай жечь костры и сжигать чучело, сани, повозки или просто солому в последний день масленицы был широко распространен еще в начале XX в.
Поэтический мир Клычкова, реальный и фантастический, древнейший и современный, населен русалками, купавами, а также одновременно и жнеями, косцами, и свадебными «чинами» (сватами, подружками, клюшками, поварушками).
Итак, в цикле стихотворений 1913 г. и позднейшем сборнике 1919 г. «Кольцо Лады» Клычков оригинально и глубоко, с присущим ему фольклорно-поэтическим видением мира, воплотил годовой круг («кольцо») крестьянской жизни во всех ее важнейших проявлениях, связях и единстве природы и человека.
Подобно другим новокрестьянским поэтам, он стремился не только запечатлеть непреходящую красоту и ценность древнего крестьянского уклада, но и место и назначение человека в этом мире.
Ранняя поэзия Клычкова оказалась в русле наиболее значительных исканий литературы начала XX в. с ее стремлением «осмыслить жизненный процесс в свете универсальных начал существования». Именно поэтому она сохранила свое значение и, можно сказать, актуализировалась в наши дни, оказала неявное, но безусловное влияние на позднейшую «деревенскую» литературу с ее важнейшей общечеловеческой, гуманистической, нравственной проблематикой. Не случайна в этом смысле перекличка цикла «Кольцо Лады» с книгой «Лад» В. Белова.
Л-ра: Филологические науки. – 1990. – № 4. – С. 20-24.
Критика
