«...Я часть Руси»
В. Тимофеев
В потоке поэтических сборников 50-60-х годов стихи русской поэтессы Ксении Александровны Некрасовой, несмотря на скромную внешность книжных обложек, не затерялись. Два качества — поэт хороший и разный — взаимно дополнялись, как и должно было быть по замыслу великого автора этой поэтической паспортизации.
Ксения Некрасова печаталась при жизни мало. Первые три стиха в журнале «Октябрь» в 1937 году напутствовал добрым словом Николай Асеев. Он отметил четкость, ясность и детскую простоту поэтических строк Ксении Некрасовой, а также «глубокий оптимизм наблюдения, изучения явлений, свойство видеть великое в малом, подчеркивание значительности всего живого, входящего в наш советский быт, пейзаж, чувство и мысль...» Но стихи почему-то не шли. Только в 1955 году наш земляк Степан Щипачев сопровождает предисловием первую книгу Ксении Некрасовой «Ночь на баштане». Второй ее поэтический сборник вышел уже посмертно («А земля наша прекрасна». М., 1958) и был переиздан в 1960 году («Сов. писатель»). Редактор — поэт Егор Исаев. В 1973 году в Москве изданы «Стихи» под редакцией председателя комиссии по литературному наследию Ксении Некрасовой литературоведа Л. Рубинштейна. В этом сборнике собрано уже 106 стихов, среди них, правда, нет 1, 11, 14, 21, 39, 51-го из второй книги, не включено стихотворение «Мое пальто», опубликованное в московском «Дне поэзии» (1965), не напечатаны стихи из журнала «Октябрь» — всего, таким образом, известно сейчас 116 стихов Ксении Некрасовой, что и составляет ее поэтическое творчество.
Уральских любителей поэзии интриговала одна деталь в жизни Ксении Некрасовой: в цитируемых строках из ее автобиографической записки упоминаются города Егоршино, Ирбит и Шадринск, пусть и не совсем определенно, как это может показаться: «Детство мое, — писала поэтесса, — прошло великолепно на шахтах в системе Егоршинских каменных полей, между Ирбитом и Шадринском, около деревни Ирбитские Вершины...» Всем хотелось знать подробности...
Но биографии Ксении Некрасовой с точными датами жизни, с этапами творчества, с их взаимосвязью, с течением и поворотами судьбы, с успехами и борьбой, с истоками и традициями, с географией и именами, с семьей, родными и близкими, с писательской средой и с ее современниками, — такой биографии пока нет. А то, что известно о поэтессе, похоже или на слухи, или на разрозненные анкетные данные, иногда спорные, иногда приблизительные. Никто к ее существованию не присматривался, а поэтесса не стремилась выйти на вид. Более того, вся жизнь Ксении прошла, кажется, только путями неустроенного быта, вместе с теми немногими друзьями, кто случайно оказался с нею в однородной судьбе и кто давал ей кров и пищу. Сами стихи тоже сообщают немногое о гражданской жизни поэтессы: в них есть Урал, Ташкент, село Балаклея на Украине, Москва.
Вблизи ее, персонажами стихов, прошли поэты Асеев, Ахматова, Джамбул, художник Р. Ф(альк). Из родных в стихах есть только сын и бабушка, а далее — наши великие современники: рабочие, строители, камнерезы, врачи, художники, ученые, солдаты, студенты. Есть друг «в больших болотных сапогах, в дубленом буром кожухе, и за плечами, на спине, как лоскут осени, — лиса висит на кожаном ремне». Из быта — двор, комната, зеркало, стол, стул, пальто «да рукопись в углу... И все, и больше ничего, да сор еще цветочный на поду...» Да, это действительно все. Но это — искусство, поэзия.
Жизнь Ксении Некрасовой по архивам и воспоминаниям современников еще предстоит восстановить, а потом изучить, чтобы когда-нибудь представить ее как единый порыв человека к прекрасному. То, что я пишу, — это мозаика, собранная мною из печатных и архивных источников. Сведения эти случайны, с провалами в годы и десятилетия. Чего-то главного я не знаю, что-то второстепенное пока кажется главным.
Ксения Александровна Некрасова родилась 18 января 1912 года.
Кто были родители Ксении Некрасовой, долго ли она жила с ними, неизвестно. «Отец — горный инженер, работает на Урале», — говорила поэтесса, но где он был, какую он жизнь прожил, когда и какая драма постигла семью? О матери — никаких сведении «Ее у меня нет», «Я ее не помню», — признавалась Ксения своей шадринской учительнице Елизавете Алексеевне Чурсиной.
Местом рождения Ксении Некрасовой считают деревню Ирбитские Вершины бывшего Екатеринбургского уезда, теперь Сухоложского района Свердловской области, но сама поэтесса местом детства называет шахты «около деревни Ирбитские Вершины». Картина шахтерского детства в стихотворении «Огни» (1935):
Ровно в девять с шахт гудели гудки,
Из-за белых готических елей
Появлялися черные тени,
И в сугробах играли вдогонки
Золотые от ламп огоньки.
В семье, если семья была, были еще дети, по крайней мере всех — трое: «За картошкой к бабушке ходили мы...» А когда «поехали в поле сеять» (не вяжется крестьянское детство е шахтами...), то «один ноги свесил с телеги и взбалтывал воздух, как сливки, а глаза другого глазели в тележьи щели... Ну, а я посреди телеги, как в деревянной сказке, сидела». Может быть, это были другие внуки? Как бы то ни было, с какого-то времени «деревянной сказки» не стало, и Ксения попала в приют, а из приюта была взята на воспитание семьей учителя...
После детства Ксения Некрасова где-то закончила 7 классов, училась два месяца в Ирбитском педтехникуме — это значится в регистрационном списке учащихся, прибывших на I курсе Шадринского агропедтехникума, и в августе 1930 года приехала в Шадринск и проучилась здесь неполный учебный год. К учебе она не проявляла особого интереса, но, по словам Е. А. Чурсиной, увлекалась поэзией. Все последующие факты ее биографии можно представить, пожалуй, только обзорной хроникой.
С 1931 по 1936 годы работала культработником на Уралмашзаводе в Свердловске. Этот период жизни Ксении Некрасовой не известен совсем.
В 1935 году была направлена Свердловским обкомом комсомола в Москву для учебы в Литературном институте. Попытку поступить в этот институт были, видимо, у Ксении и ранее. Е. А. Чурсина уехала в Москву в 1931 году, и «буквально через две недели» в Москве появилась и Ксения Некрасова, «Нашла мой адрес в справочном бюро, — пишет Е. А. Чурсина, — снова оказалась около меня и поселилась у меня дома. Вот тут мы и начали с ней ходить в институт... устраиваться, чего и добились». Если все это так, то Ксения Некрасова училась, видимо, заочно, потому что очно в Литературном институте она училась в 1938 (?) — 1941 годах, не закончив его в связи с войной. В Литературном институте Ксения Некрасова училась вместе с К. Симоновым, М. Алигер, А. Яшиным... Во время учебы в Литинституте на стихи Ксении и обратил внимание Николай Асеев.
В 1941-1944 (?) годы она живет в Ташкенте, в эвакуации. Стихотворение «Что ты ищешь...» было названо «Киев, 1944», не написано ли оно там? Вообще Ксения как-то связана с Украиной: среди первых стихов, опубликованных в журнале «Октябрь», одно называлось «Украина»; поэма «Ночь на баштане», опубликованная в «Комсомольской правде» (1937), написана была в селе Балаклее, в ней украинская тематика, украинские реплики героев, Украина.
С какого времени после войны она жила в Москве, имела ли свой кров, свою семью, свою «домашность» — неизвестно. Каким трудом жила поэтесса? Была ли у нее профессия, которая давала ей хлеб насущный? Кем она была ещё, Ксения Некрасова? Прачкой? — «С утра / Я целый день стирала»; домохозяйкой? — «Колоть дрова привыкла я» или просто созерцательницей: «O лес! Опять я у твоих корней. Склонясь, разглядываю травы»? Или все это вместе было одной нелегкой судьбой женщины-поэтессы? Нет, литературный труд, видимо, не поил и не кормил своего талантливого мастера. Ксения жила трудно и скудно. И Москва не была, ей беспечной и уютной «деревянной сказкой».
Стихи Ксении Некрасовой нравились ценителям и мэтрам: ими восхищалась Анна Ахматова, несколько стихов даже записал в свою тетрадь Алексей Толстой. В ней усматривали большой залог М. Светлов, С. Щипачев, Ю. Олеша. Я. Смеляков писал о ней: «На электричке в столицу она приезжала с пачечкой новых, наивных до прелести стихов…»
При жизни Ксения Некрасова не была принята в Союз писателей, этой чести она удостоена посмертно. Новая книга «А земля наша прекрасна» вышла в свет, когда уже не стало ее талантливого творца: 17 февраля 1958 года Ксения Александровна Некрасова умерла в возрасте 46 лет. Похоронена она на Ваганьковском кладбище в Москве. Из родственников Ксении Некрасовой удалось разыскать только ее сына Кирилла.
Жизнь была несправедливой к таланту Ксении Некрасовой. Что-то зависело от друзей, что-то зависело от самой. То и другое задерживало приход высокой и мудрой поэзии к читателю.
Почти все стихи Ксении Некрасовой не датированы. Не все они пока найдены. Черновики не хранились. Подаренное не возвращалось. Да и хранилось ли? Не была системной жизнь, не было рабочего кабинета, стандартной письменной техники, не было изданий, критики, собрания сочинений... Теперь нельзя еще идти по следу стихов, наблюдая за их Возмужанием из года в год, за их красотой от строки к строке. Можно только оценить их все как единое целое.
Есть третий глаз —
Всевидящее око,—
Им скульптор награжден,
Художник и поэт:
Он ловит те,
Что прячется за свет
И в тайниках живет,
Не названное словом...
Отсутствие систематической рифмы, повторных ритмов и равномерной строки делают значимым, весомым каждое слово стиха, каждую интонацию и весь стих в целом. Это один факт, одно событие, одна картина, одно произведение. Это искусство!
«А я недавно молоко пила — козье...»; «В авоське лук торчит...»; «Стоит на печи горшок...»; «Встретила я куст сирени в саду...»; «В доме бабушки моей печка русская...»; «А я встала нынче на рассвете... глянула...», а далее начинается поэзия: «ломкое благоговение», «беспокойное восхищение», «восторженность весны», «удивлений дивный трепет»... и лук уже превращается в «волшебное творение дождей, лучей и почв, теплынью напоенных. Приятен лук весной земными новостями...» Иногда поэзия рождается сразу в своей чистейшей ипостаси: «На земле, как на старенькой крыше, сложив темные крылья, стояла лунная ночь...» И уж если поэзия засверкала, то она преобразила вокруг все живое и, главное, человека.
Окружающий мир для Ксении Некрасовой — это жизнь! Не подвластная ничему на свете, как только взгляду и ласковым лучам солнца: «...От его близости земля обретает слово. И всякая тварь начинает слагать в звуки восхищение души своей. А неумеющее звучать дымится синими туманами...» Человек отличается от всего живущего «воображением сердца», а сердце — в основе радости от удивления миром:
Не надо слов.
Имей большое сердце,
И ты поймешь величие полей,
Величие земли.
А вместе с сердцем — труд! Труд — качество природы. Труд — свойство человека. Труд творит и преобразует жизнь. Человек в творческом труде открывает тайны жизни и воплощает познанную красоту ее в продукте своего труда, делая жизнь еще богаче, возвеличивая природу и самого себя,— и в этом животворное единство жизни, труда и искусства, их диалектика. И когда человек достигает это, «в такой вот час и возникает светлое желание стать ученым или зодчим, мудрым и суровым, чтобы все, что видишь, все, что понял, от себя народу передать...»
Симпатии, нежность поэтессы на стороне торжествующего, ликующего, праздничного и творческого труда. В нем она видит грядущее. Вот здоровенные парни мостят, «ткут» мостовую: «Долго я стою перед ними — вижу в них я корни всходов будущих культур и музык...» А безделие — «От безделья кисти рук черты разумные теряют...» Рабочие в стихах Ксении Некрасовой монументальны, скульптурны, большеруки, а лица — «вычерчены резко, холодной вымыты водою...» И только рабочему человеку, который всегда в контакте с миром, доступна радость и красота жизни.
Труд для лирического героя Ксении Некрасовой, как и для сказовый уральских умельцев, не нажива, а радость и мудрость опыта жизни: «Много ездили, много видели, города построили для людей — барахла не нажили, да ума прибавили». И щедрость трудового человека не денежная, а душевная: «Идут по жизни мужики, одаряя встречных-поперечных жемчугами русской речи от щедрот немерянной души». Есть у Ксении Некрасовой философское стихотворение «Крут». Оно о том, как разумный человек взаимодействует с неразумной природой, как он вселяет в нее частицу своего разума, а она, будучи очеловеченной, творит чудеса, восхищает своего создателя.
Природа нашла в лице Ксении Некрасовой такого достойного мастера, в словесном материале которого — искусство не только поэта, но и художника, скульптора, музыканта, то есть человека, отражающего мир и органически, и всеобразующе талантливо. Многие стихи и названы жанрами другого искусства: «Утренний этюд», «Рисунок», «Инкрустация», «Готика», «Музыка» или: «О художнике», «Рублев. XV век» и т. д. Среди рисуночных жанров можно увидеть редкие. Вот гравюра: «Стояла белая зима, дыханием снегов весну напоминая. Игольчатый снежок роняли облака. И, белые поляны разделяя, река, как нефть, не замерзая, текла в пологих берегах». Акварель: «Лежали пашни под снегами... Казалось: детская рука нарисовала избы углем на гребне белого холма, полоску узкую зари от клюквы соком провела, снега мерцаньем оживила и тени синькой положила».
Ксения Некрасова едина с природой, но не растворяется в ней безлико и не становится механической частью ее, она органически и природно жива сама: «Ручьи сосновых смол в моей крови», «И шелест буйных трав мой возвышал язык». В этом и заложен один из секретов очарования поэзией Ксении Некрасовой.
Тишина — фон всякого звучания. Это нотная страница, на которой ударами звуков поэт-музыкант пишет живую гамму реально звучащего мира: «Где-то Скрипка тонко, как биение крови, без слов улетела с земли. И падали в траву со стуком яблоки. И резко выкрикивали птицы в полусне». Тишиной Ксения Некрасова очень часто заглушает все посторонние звуки вне своего стиха, как звуковые помехи, и тишина оказывается не только фоном, но и щитом: «Я цепь к ведру веревкой привязала... И надо всем стояла тишина».
В олицетворенную, живую, видимую и слышимую природу Ксенией Некрасовой вводятся и предметы быта, подержанные, заношенные и неживые совсем: «Я знаю, — пишет она, — в доме вещь от долгого житья с хозяевами рядом приобретает нрав хозяйки милой иль делается желтой и ребристой в мозолистой хозяина руке». Какую привязанность к хозяину хранят вещи в своем молчаливом терпении! Как они преданно разделяют его судьбу: «Недаром вещи в сказках говорят на человечьих языках...» Порой даже кажется, что уже не о предмете идет речь, а об их хозяине: «Мое пальто! Твои седые петли и воротник, в морщинах от тревог, и плечи, сникшие от тяжкого раздумья, все горести мои с тобой, мое пальто. Мы оба так нелепы и смешны...» А вот глубоко философское стихотворение «Мой стол»: «Мой стол, мой нежный, деревянный друг, все ты молчишь, из года в год стоишь в таинственном углу. О нем молчишь? Чьих рук тепло ты бережешь?» Предмет хранит чей-то труд, чье-то старание, чьи-то вкусы и мечты, чью-то «живинку в деле».
[…]
Лирический герой ее стихов с сохранными русскими чертами: он добр к добру, мирен в мире, демократичен в отношениях и прост в речи; сдержан, скромен и величествен. Как он любит жизнь во всей ее красоте. Таковы все персонажи поэзии Ксении Некрасовой; таков и сам автор: «Мои стихи иль я сама — одно и то же, только форма разная». Забота украсить землю, сделать прекраснее была ее постоянной тревогой: «Слова мои — как корневища, а мысль — как почвы перегной. Как сделать мне, чтоб корневище ствол дало и кончиками веток зацвело?»; «Как мне писать мои стихи? Бумаги лист так мал. А судьбы разрослись... Как уместить на четвертушке небо?» Поэтическое кредо Ксении Некрасовой — доброта к трудовому народу, поклон ему и вечная у него учеба. Это кредо в стихотворении «Мои стихи».
Л-ра: Урал. – 1977. – № 3. – С. 148-155.
Критика
