«Владимирские просёлки» в творчестве В. А. Солоухина
И. А. Костылева
В одной из лучших глав лирической повести «Владимирские проселки» автор так описывает колыбель реки детства: «У крутой поперечной горки травы буйствовали невероятно. Оттуда плыл, наполняя овражек до краев, резкий, душноватый аромат дягиля. Там, окруженная могучими травами, и была колыбель. Наверху, над тихой колыбелью реки, в самом изголовье, густая росла пшеница. Только так, среди травы, цветов и пшеницы в изголовье, и могла начаться наша речка Ворща... Встретятся на ее пути и грязь, и навоз, и скучная глина, но она безразлично протечет мимо всего этого, помня свое чистое, цветочное детство».
«Люди как реки», — говорил Л. Н.Толстой. «Владимирские проселки» Солоухина — это колыбель его творчества, рождение большого таланта, где найдется место всему: и поэзии, и роману «Мать-мачеха», повестям «Капля росы» и «Терновник», сборникам рассказов «Свидание в Вязниках» и «Мед на хлебе», очеркам и публицистике — «Третья охота», «Письма из Русского музея», «Черные доски». И о жизни своей он писал так: «Может быть, когда я буду помирать, то вспомню всю свою богато и радостно прожитую жизнь, с ревущими поездами и молчаливыми тропинками, голубизной Адриатики и развалинами Самарканда, музыкой и картинными галереями, рыбной ловлей и восхождением на горные вершины, говорливым таянием снегов и безмолвными листопадами, бессонными ночами за рабочим столом и восторгами удач, женской любовью и лепетанием ребенка».
Начало всему в жизни и творчестве В. А. Солоухина — на Владимирской земле, о которой он оставил благодарную память, ибо, по его словам, «красивее ее нет на свете, потому что нет земли роднее ее».
Можно по-разному определять жанр «Владимирских проселков»: это и путевые заметки, и дневник писателя, и лирическая повесть, где прихотливо и в то же время естественно соединились история и современность, пейзажная живопись и публицистические размышления, поэзия и проза. Можно, отбросив литературоведческие условности, сказать, что это книга о любви, связующей все и всех: о любви к русской истории, к русской земле и природе, к людям, о любви к русскому слову.
В очередной раз русский писатель напомнил нам о том духовном и материальном богатстве, которым мы владеем, о великом, пусть и нелегком, прошлом земли Владимирской — «корня России», Российской империи, «протяжением своим превзошедшей все государства мира». История вошла в лирическую исповедь напоминанием о Липицком поле, где много веков назад состоялась жестокая сеча: «Русская земля впитала здесь потоки русской крови... В летописи сказано: “Сын шел на отца, брат шел на брата, рабы на господ”» (история повторяется); рассказом о селе Клины — вотчине бояр Романовых, где родился будто бы первый русский царь Михаил Романов; о селе с «ласковым женским именем Сима», где скончался Багратион, о селе Вески, где в прошлом, как писал помещик, крестьяне были «кротки и трудолюбивы, в разговорах вежливы, говорят владимирским наречием, от лихоманки берут медный пятак или 2 копейки серебром, накаливают докрасна и бросают в стакан с вином, который весь выпивают зараз... народу 126 душ и 125 женщин». История напомнила о себе рассказом о драматической судьбе славянофила Ивана Сергеевича Аксакова, отбывавшего ссылку в селе Варварино за свою речь, названную «Историческим проклятием Аксакова», где сказано было, что «Россию творят отступницей от ее исторического призвания и завета, а мы все не-мы, как рыбы». Именно о Варварине, о расставании с владимирской землей И. С. Аксаков писал:
Затворы сняты; у дверей
Свободно стелется дорога,
Но я... я медлю у порога
Тюрьмы излюбленной моей.
«Владимирские проселки» — это книга о любви к русской природе, которой Солоухин был верен всегда. Позже, в «Этюдах о природе» писатель скажет: «Русский человек настолько влюблен в природу, что его нежность к ней заметна даже по названиям трав: петрушка, горицвет, касатик, лютики, богородицыны слезки, одуванчики, анютины глазки... Сколько любви и ласки!» Природа, с точки зрения писателя-пантеиста, не только ласкает глаз человека, но смягчает его нрав, приносит успокоение и отдых, наполняет душу радостью; фольклорные корни творчества Владимира Солоухина очевидны: береза — это не только образ, но и целый миф: береза шепчет, «тихо склонившись к изголовью», ласковые слова и чудесные сказки, навевает светлые чувства; земля медленно движется навстречу путнику; луговина ровная, как натянутая скатерть, с неповторимым владимирским разнотравьем и разноцветьем; стоят задумчивые сосны и светит разомлевшее солнце; текут реки с ласковым тихим журчаньем, со своими таинственными и загадочными душами. Справедливо отмечает В. Солоухин, что ничто так не влияет на формирование детской психологии, как река детства. Каких только эпитетов, сравнений и метафор не находит он для передачи своего почти языческого отношения к реке, к воде: «хрустальная, неподвижная, глубокая, светлая вода Колокши»; река, текущая через Юрьев-Польский, «так до краев полна, что вот-вот выплеснется. И вся ли та река... кувшинками заросла, горят они, желтые, на тихой утренней воде».
Хлещет летняя гроза над владимирскими проселками. «Лей, гроза, хлещи где попало! Велика Россия — не промахнешься!» И пророчески звучат слова одного из героев книги: «Земля — это золото. Придет время — все вернутся к земле».
«Владимирские проселки» — многогеройная и многоголосная, полифоническая книга. Кого только ни собрал автор на ее страницах, одним-двумя штрихами создав неповторимые образы. Здесь и корыстолюбивый Петрович, меняющий грузди на колбасу, и русоголовые, бойкие, смышленые пареньки Коля и Николай, секретари райкомов, один из которых называет себя Иваном Грозным в масштабе своего района, рыбак Петруха, знающий «слово» и «ловкие» места, Алексей Варганов и дед Солоухина, выпивающий по 15 стаканов чая, старушка-богомолка Прасковья, ходившая в Мстеру молить дождя, а потом размаливать. А за ними встают безмолвные рати владимирских князей и дружинников, владимирских богомазов, лапотников, смолокуров, рожечников, бондарей, каменотесов. И больно ранят строки повести о вымирающих русских деревнях, опустевших серых избах, в которых доживают свой век старики и старухи.
«Владимирские проселки» — это своего рода энциклопедия, запечатлевшая неповторимый владимирский говор (здесь благодатный материал для лингвиста-диалектолога) с его оканьем и неправильностями: «средствие», «почесть», «агромадный», «неуж», «супротив», «яво», «с устатку» и т. д. А какое топонимическое богатство отразил В. Солоухин, напомнив нам о том, что есть у нас таинственные, до сих пор не расшифрованные никем названия рек, городов, озер: Суздаль, Нерль, Клязьма, Судогда, Гза, Кшара, Колоша. Музыкой звучат наименования: река Шеридарь, озеро Введенское, речушка Вольга, Ярополчский бор, села Пречистая Гора, Кузьмин Монастырь, Ратьмирово, Воскресенье, Троица, Караваево, Дубки, Ильинское, Ратислово, деревня Вишенки и древняя дорога Стромынка. Как тут не вспомнить И. С. Тургенева с его гимном русскому языку.
A. C. Пушкин писал:
Два чувства дивно близки нам —
В них обретает сердце пищу —
Любовь к родному пепелищу,
Любовь к отеческим гробам.
Этими чувствами продиктована книга Владимира Солоухина «Владимирские проселки».
Л-ра: Литература в школе. – 1999. – № 1. – С. 45-47.
Критика
