Побег невозможен
Виктор Власов
Слава Богу, что больше не надо писать – изливать мысли на бумагу, освобождаться от навязчивых и тревожных идей. Слава Богу, что можно просто жить и регулярно ходить с папой в проходку – это полезная и многочасовая ходьба, избавляющая от пустого времяпрепровождения. Идёшь себе быстро или медленно вечером, глядишь на окружающее мельком или внимательно, слушаешь папины истории прошлого или настоящего – он вспоминает о времени в армии, рассуждает о коллегах по гаражному кооперативу. Слава Богу за всё, как говорят и пишут в православных группах «Вконтакте»!
Здорово прохаживаться по одним и тем же местам на разной скорости. Папа чрезвычайно ценит эти долгие прогулки вокруг котлована посёлка Восточный или вдоль железной дороги от Локомотивного депо до бывшего поселка у Керамзитового завода. Чувствуешь, что черпаешь здоровье прямо из природы.
Как-то мы взяли моего сына (его внука) – Сашок сначала захотел пить – и мы искали колонку, затем кушать – остановились в кафе «Вечерний Восток». Благо, что я взял банковскую карточку и папа прихватил немного наличных. Так замечательно это – неожиданно перекусить в кафе вместе с ребёнком! Кушаем пиццу, свиной шашлык, картошку фри подправленную пряным соусом «Барбекю», попиваем чай или кока-колу. Никакого алкоголя!
Признаюсь: я прохожусь с отцом не столько ради полезности ходьбы для здоровья, а сколько для очищения сознания и спокойствия души. Не будем о грустных вещах и событиях – их многовато в нашем мире, пожалуй. И снова: слава Богу, что не нужно писать, а только жить своей жизнью, работая в школе и читая интересные книги, занимаясь в спортивном зале или совершая семикилометровую проходку с папой.
Спонтанность – иногда вернейший ключ к прогрессу. Работаешь-работаешь, а потом бац – и посреди недели оказываешься с папой в гараже, где пьёт пиво сосед-пенсионер дядя Ваня. Этот высокий и пожилой трудяга выпивает три-четыре бутылки пива за вечер, оправдывая свою частую пьянку тем, что он день перепутал с ночью. Отработав машинистом до самой пенсии, Иван Сергеевич так и не полюбил свою работу.
В гараже у дяди Вани беспорядок, зато всегда имеется пиво и виски, которым он регулярно догоняется до состояния сонности.
– На, попробуй, – он протянул мне рюмку, когда я слушал его, ожидая отца с работы.
Я немножко отпил и скривился. Виски, по-моему, тот же жгущий горло коньяк.
– Спасибо, – отмахнулся я, приняв и закуску из его рук – кусочек горького шоколада.
Дядю Ваню интересуют чаще люди. Машина его заботит в меньшей степени. Он знает, кто из гаражных соседей заболел «ковидом» и кто на днях «отмечал что-то важное». О своём прошлом он говорит мало, зато выясняет, почему я стал ходить с отцом в проходку.
– Ты – молодой парень, у тебя не болит тазобедренный сустав как у Виталия, вы раза три выходите гулять… – заметил он с любопытством. Лицо у него красное в свете лампочки на стене, а нос – как огромная слива.
– Дома нечего делать, – ответил я кратко. Он больше не спрашивал.
Проехала папина КИА – родной поприветствовал фарами.
Работа в гараже для моего отца отдушина. После усердной таксистской перевозки мой отец сначала приберётся в гараже, а затем включает электрический чайник и берёт пакетик кофе «три-в-одном». Он оживлённо ведёт речь о том, сколько заработал и далеко ли съездил, удобными ли по километражу были поездки, выполнил ли он план и будет ли премия в конце недели. Он неторопливо переодевается – для него важно сменить гардероб. Сегодня папа задумчив.
– Стал ходить, Вить, тазобедренный перестал болеть, – соглашается он будто сам с собой, хотя мы идём вместе и я его слушаю. – Главное – ходьба на свежем воздухе, а не бег на дорожке в спортзале.
Осень. Вечернее время. Темнеет часам так к восьми – и мы идём под звёздами. Я одет теплее, а он легче. Я помолчу, раздумывая о своём, а папа может рассказывать без умолку долгое время. Он рад, что я с ним, потому что чаще слушаю.
Направление мы выбираем по настроению, но прогулка длится более двух часов. Иногда и больше трёх. Тогда ноги устают, а по телу блуждает приятная слабость. Известный факт: крепкий сон – залог здоровья! И главное: не надо никакого успокоительного.
Дядя Ваня провожает, подбадривает улыбкой, машет рукой. Я думаю, что если его позвать, он возьмёт свою матерчатую сумку с недопитым пивом и отправится с нами хоть на край света. Но нам и одним не скучно.
Мы переходим железную дорогу и двигаемся вдоль огромного бетонного забора Локомотивного депо. Эта дорога приведёт нас до железнодорожного моста и дальше – вдоль мчащихся, гудящих пассажирских и грузовых составов.
– Я возил сегодня темных личностей, они явно были озабочены поиском закладки, но тщательно шифровались и делали вид «трудяг». Как все изменилось в этой области, теперь делается по-другому: не из рук в руки, а путём закладок. Сколько молодёжи погибло! – сетует он, переходя железную дорогу.
На улице безветрие. И не холодно. Прогуливаться в такую погоду и общаться – одно удовольствие. Но папа увеличивает темп ходьбы, я тоже. Встречаются редкие люди – железнодорожники, которые возвращаются домой со смены. Кто сворачивает с дороги – живёт (или собирается переночевать) на дачном участке, а кто стремится дальше – перейти железку к пятиэтажкам. Папа знает немногих – с кем работал много лет назад, они пожимают ему руку, обмениваясь дежурной фразой «как дела».
Папа не жалеет, что покинул железную дорогу, правда пенсия будет меньше. Однако он старательно трудится на поприще таксиста, его заботит рейтинг и отзывы клиентов. Порой ему не хватает выдержки, конечно, но это не в приоритете. Он говорит клиентам, что думает и не перед кем не лебезит.
Мы идём, не останавливаясь, а дорогу автомобилям преграждает грузовой поезд. Кое-где вымазанные цистерны, похоже, застревают здесь надолго. Выходя из машин, некоторые водители и пассажиры нервно курят, глазея на закрытый переезд. Ругаются, помахивая руками, как это делал нетрезвый шутник дядя Ваня минут двадцать назад. Словно понаблюдать за общим ожиданием на дороге в дверях железнодорожного «блокпоста» появляется полная женщина в белом свитере и шапке.
Асфальтовая дорога заканчивается, и мы встаём на чёрную землю, густо присыпанную гравием. Эти камушки нас и отделяют теперь от железных путей, где замолк электровоз. Впереди – длинный мост, откуда откроется панорама на железнодорожную паутину, где прилипли или ползут локомотивы.
– Сможешь, как Джеки Чан, спрыгнуть на крышу движущегося состава? – интересуется папа. Он помнит, как я делился впечатлениями после прочтения автобиографической книги о Джеки Чане «Я счастливый». Бешенные трюки и дикое кунг-фу – основной конёк его фильмов.
– Да, могу попробовать, ты заснимешь на мобильник! – предлагаю в ответ. – Смонтирую и посвятим всем погибшим каскадёрам!
– Вот это учитель будет! Не смей рисковать! Православие считает разумным риск лишь за доброе дело!– жёстко и очень серьёзно отрезает отец.
Минуем мост. Спускаемся. Внизу – стоянка для «иномарок среднего класса», как оставляет авторитетный комментарий папа.
– Кредитные что ли? – всё-таки я выясняю.
– Нет, на эти они скопили.
Новеньких авто, светящихся чистой краской в лунном свете, на этой стоянке и вправду мало.
Только сейчас локомотивный состав оживает и тяжело двигается с места. Стук-стук – цистерны пошли.
– Представляешь, Вить, только сейчас переезд открылся! – переживая за собратьев-водителей, произносит папа. – А сколько мы прошли без остановки? У нас преимущество: мы – пешие, поэтому открыты все дороги и нет преград!
Дождались своего часа… таксисты! Я улыбаюсь.
Мы шагаем вдоль путей, ёжась, втягивая голову в плечи от пронзительных гудков. Я слушаю папу. Он смотрит себе под ноги и вспоминает истории прошлого. Сейчас вспомнил, как после армии попал на переподготовку. И вот как раз мы видим состав, который везёт на восток (папа сказал, возможно, в Китай) несколько танков, бронетранспортёров, военных грузовых машин. Он остановился, заскрежетав тормозами. Из крытого вагона в конце вышел парень в одних штанах, он вальяжно ходил взад и вперёд, курил, оглядывая окрестность, до тех пор, пока его матом не позвали обратно.
– Не все деды так разговаривают, – отвечает отец, когда я вопросительно гляжу на него. – Зависит от воспитания. Был у нас огромный офицер, который курил и любил выпить, но никогда не матерился, а был дохлый прапорщик – не курил, не пил, зато матерился постоянно.
Очертания знакомых мест удивительно меняются ночью. Вы можете находиться вблизи объекта и отчётливо знать, что это за район, но издалека почти не узнавать эти строения. Привычная Старая Московка, где я живу тридцать пятый год, превращается в некий малоизведанный посёлок. Я, наверное, бывал здесь в детстве с друзьями и забыл. И папа, перестав говорить, вдруг неопределённо смотрит по сторонам – он так же прогуливался в этом месте, но как будто в параллельном измерении. Мы – пока что расслабленные герои старенького голливудского сериала «Скользящие», потому что за нами никто не охотится.
Составы некоторое время не гремят, и мы не наблюдаем осмотрщиков вагонов, которые звонко поколачивают по железу своими длинными молотками. Папа достаёт мобильный телефон и заходит в интернет, его заботит вред, наносимый здоровью курением-парением электронных сигарет. Некоторые клиенты частенько спрашивают разрешения попарить у него в салоне электронкой, выпуская приятный аромат.
– Не, нельзя это втягивать… – соглашается он с каким-то умным блогером, который подробно рассказывает о разогреваемых в устройстве веществах. – химия сплошная, даже если ноль процентов никотина. Лёгкие свернутся в комок.
Я мог поделиться с отцом тем, что посмотрел на неделе, но он перестал интересоваться новыми западными фильмами как только вышла первая часть «Люди-X» и «Матрица». «Мурзилки» папа не смотрит – об этом он с гордостью заявляет каждый раз, когда я начинаю пересказывать сюжет новенького и крутого блокбастера.
А мы уходим дальше и дальше вдоль железнодорожных путей. Сухая и жёсткая трава к нам ближе и вот-вот заставит нас пойти по шпалам. А когда идёшь по шпалам, Чебурашка, никогда не заблудишься, помните этот момент в любимом советском мультике?
– Стоп, – внезапно останавливается отец. Дальше – грязь, трава и Керамзитка. – Воротимся обратно. Разворот, раз-два!
И мы шагаем назад, снова торопясь, словно за нами гонится поисковый, военный отряд. Папа пропадает в своих мыслях и молчит, он убрал телефон в карман, а я представляю, что мы творческие бродяги известные всему миру – писатели-битники, по возвращению начнём писать шедевр, который разойдётся огромным тиражом.
Но – писать не надо. Книга жизни за нас пишется Господом давно, пути Его неисповедимы, мы лишь повторяем пройденное и предначертанное. Мы в силах изменить несуразное и отвлечься от многих горестей, работая и мечтая, принося окружающим радость, чтобы было не стыдно в будущем.
