Бег по краю. Роман Галины Талановой
Роман Галины Талановой «Бег по краю» – это роман об одиночестве… Это книга о любви, которая спокойна и полноводна, как равнинная река, в глубине которой бурлят подводные ключи, незаметно бурящие воронку мутного омута; и о любви, как горная речка, сбивающей с ног и убивающей о встречные острые камни. Это книга о смерти, о череде внезапных потерь, как снежный ком, покатившихся с горы, когда жизнь состоялась и вошла в колею.
Где и когда оступилась главная героиня, идя по обледеневшей кромке пропасти, и почему уцепились за камень, на котором сидели её близкие? Оставшись одна на краю, она словно тянула и тянула из речного озера подсознания свои воспоминания и не могла вытащить до конца, будто тяжёлые сверкающие сети, набитые живой запутавшейся в них рыбой…
ОБ АВТОРЕ
хорошо и честно
Галина Таланова — творческий псевдоним Члена Союза писателей России Галины Борисовны Бочковой.
Биофизик по образованию, автор более 50 научных работ, она пишет удивительные, пронзительные стихи и прозу. Вовсе не потому, что в науке скучно и всё сказано, просто потому что видит мир необычно, как мы видим радугу в отражённых лучах солнца от водной поверхности или после дождя. Как сказал немецкий учёный и публицист Георг Кристоф Лихтенберг: «Кто не понимает ничего, кроме химии, тот и её понимает недостаточно».
Первые её стихи были напечатаны, когда Галине было девять лет. Сейчас она Лауреат множества литературных премий. Одни только перечисления этих премий заняли бы не одну страницу этой книги, но зачем нам цитировать Википедию?!
Для читателя достаточно того, что им предстоит встреча с глубоко психологическими, откровенными и жизненными произведениями автора.
Её проза – это проза поэта: очень своеобразная, сильная, написанная неповторимым, ажурным языком поэтических метафор, где сквозь тонкий узор эмоций проступает глубокая философия жизни и неумолимый бег времени.
К её книгам, как к картине художника, хочется возвращаться — и каждый раз, как в первый, отыскивать незамеченный и непонятый кусочек, штрих, мазок, находить что-то ещё неизведанное — и тогда краски заиграют другими яркими гранями, открывая новый смысл.
…Чу!.. Колыханье, и движенье,
И мыслей чувственных поток…
Подёрнет рябью отраженье,
Но мы своё прочтём меж строк.
Книгу Галины Талановой "Бег по краю" (АСТ, 2017. Серия "Лучшие романы о любви") можно купить в магазинах:
http://www.labirint.ru/reviews/goods/586649/
http://ast.ru/catalog/926996.php
http://my-shop.ru/shop/books/2706858.html
https://www.chitai-gorod.ru/catalog/book/980548/…
https://www.ozon.ru/context/detail/id/140538840/…
http://www.mdk-arbat.ru/bookcard?book_id=3359142
https://book24.ru/product/beg-po-krayu-1588802/
Предлагаем вашему вниманию отрывок из романа «Бег по краю». Приятного прочтения!
В один из приездов того последнего года Лидия Андреевна сидела за круглым домашним столом, за которым все они так любили собираться за чаем, и с грустью смотрела на мать. Кожа её стала какой-то серой, будто сырая штукатурка, покрытой сетью морщин и делалась всё более похожей на белый налив, который вытащили из компота и на месяц забыли, оставив на блюдечке на подоконнике. Яблоко постепенно теряло сладкую воду, пропитавшую его, всё уменьшаясь и сморщиваясь, становясь как бы печёным...
Старческие руки вцеплялись в чайник корявыми пальцами, похожими на обрубленные лопатой корни, когда мать наливала ей чаю: она, видимо, очень боялась уронить чайник. Лидия Андреевна хотела сделать всё сама, но мама не давала. Мать сидела в нарядном белом кружевном воротничке от какой-то манишки из её молодости, что был выставлен поверх строгого синего платья, аккуратно заштопанного во многих местах, и смотрела водянистыми глазами вдаль. Что она видела в той дали, было ведомо только ей... Она будто была уже не с Лидой, а где-то там, куда до поры до времени хода нет никому... Иногда улыбалась, словно ребёнок, но улыбалась не миру, а про себя... Что она вспоминала? Кто стоял перед глазами — такой любимый и желанный?
— Мама, ты слышишь, что я тебе говорю?
— А? — мать тяжело поднялась из-за стола и стала медленно убирать с него посуду в раковину.
Вымыть посуду дочери она не дала. Категорически сказала, что сделает всё сама. Лидия Андреевна ушла в комнату, чтобы немного там прибраться.
Через десять минут Лидия Андреевна услышала глухой стук падения чего-то очень тяжёлого на веранде. Сжавшись в комок от недоброго предчувствия, она выскочила из комнаты. Мама растянулась на полу, на спине, и виновато улыбалась. Раскинутые руки лежали перекрученным жгутом подсинённого белья. Улыбка была, как у проснувшегося младенца. Рядом с головой по неровной половице растекалось тёмно-красное пятно. Оно было уже размером с блюдечко и медленно прибывало в диаметре. Лидия Андреевна, чувствуя, что потолок над её головой тоже покачнулся и куда-то поплыл, будто простыни на верёвке, вздуваемые ветром, крепко зажмурилась и попыталась приподнять маме голову. Ей это удалось. Из маминого темени сбегала красная змейка, похожая на забродившее вино из кувшина. Лидии Андреевне удалось кое-как подвинуть мать к стене, чтобы та оперлась о брёвна. Обработав рану перекисью водорода, ей через десять минут удалось остановить кровотечение и наложить повязку. Рана была не очень глубокая, но почему-то кровь хлестала так, будто была перерезана крупная вена. Вытекло, наверное, с пол-литра крови. Вся веранда как-то незаметно оказалась заляпана липкими следами от тапочек. Однако мама уже оправилась и осторожно поправляла повязку на голове. Она, видимо, случайно запнулась о перекошенные половицы или просто подвернула ногу.
Попросив принести ей стул, мать оперлась всем телом о его сиденье и стала потихонечку подниматься. Лидия Андреевна попыталась помочь ей, но мама недовольно замотала головой и сказала:
— Я сама.
Примерно через час мама снова сидела за их обеденным столом и безмятежно пила чай, смотря на Лидию Андреевну глазами нашкодившего ребёнка. Лидия Андреевна с облегчением думала, что всё обошлось, но чувство испуга, необратимых перемен и неотвратимой потери с того дня прочно поселилось в её сердце.
На следующий день как ни в чём не бывало мама вышла к завтраку. Лидия Андреевна ужаснулась, увидев её. Половину лица у той занимало огромное чернильное пятно. Губы напоминали чёрные перезревшие виноградины: были распухшие и покрытые белым восковым налётом. Чернильное пятно стекало по шее в расстёгнутый ворот ситцевого халата. Из коротеньких рукавов халата торчали две худеньких руки, казалось, обмотанные сморщенной кожей, как высушенным съёжившимся папирусом, и так же обляпанные огромными кляксами чернил. Мама опять виновато улыбнулась:
— Красивая я, да?
Лилия Андреевна почувствовала, как слёзы навернулись у неё на глаза, и одна самая неловкая из них побежала вниз. Будто вода потихонечку сочилась из треснувшей трубы в перекрытие между потолком и полом, медленно накапливаясь там, — и вдруг, когда внутри всё промокло уже насквозь, начала сочиться наружу. Капли теперь висели на потолке, одна за другой прибывая. Вот первая капля сорвалась вниз, за ней через минуту упала другая. И было ясно уже, что это надолго. Остановить процесс было невозможно. Теперь даже если трубу заменить или как-то залатать течь, то вода всё равно будет сочиться из перекрытий ещё долго-долго...
А мама, словно ничего и не произошло, бродила ситцевой тенью по дому, выходила в заросший сад, сидела на почерневшем крыльце, поросшем сизым лишаём, и блаженно улыбалась, ловила сморщившимся лицом лучи последнего летнего солнца.
Ехать с Лидией Андреевной в город она наотрез отказалась. Да Лидия Андреевна и не настаивала, понимая, что им с ней будет очень тяжело. Взять её с собой — значит нарушить и без того шаткое равновесие в их семейном очаге.
В ноябре, в очередной приезд Лидии Андреевны в деревню, всё повторилось снова. Только теперь это произошло в комнате. Мать ударилась виском о порог. Крови на сей раз, наверное, можно было бы набрать целый маленький тазик. Лидия Андреевна, еле удерживаясь на ватных ногах, отжимала половую тряпку. А мать опять сидела умиротворённо в кресле и улыбалась. И вновь слёзы, как из отсыревшего потолка, капали на пол.
Лидия Андреевна подумала тогда, уж не делает ли это мама специально, чтобы привлечь её внимание, дабы, уезжая домой, любимая дочка видела всё время её страшное лицо, упрямо напоминающее спину умершего отца, когда его обмывали деревенские соседки, а Лида стояла в комнате и подавала им тазы и тряпки, требуемые командными голосами?
Последнее в маминой жизни лето было летом пожаров. Три месяца стояла нестерпимая жара, от которой земля растрескивалась так, что казалась вся покрытой тёмными незаживающими трещинами. Трава уже в июне превратилась в прошлогодний сухоцвет, потерявший от времени цвет и запах. Цветов в этом году не было. Засохли в бутонах, что смиренно качались маленькими сморщенными ягодками, создавая иллюзию вызревших плодов. Горели торфяники и леса. Пожары были верховые, в мгновение выгорали целые лесные массивы... Крона вспыхивала, точно умело сложенный в костре хворост; деревья размахивали своими обгорающими сучьями, пытаясь остудить их на ветру, но ветер только подхватывал и перекидывал с ветки на ветку рыжие языки пламени, облизывающие и сжирающие серые бескровные ветки, будто закопчённые косточки, и переносил их играючи на своих реактивных крыльях на крону соседнего дерева, замершего в оцепенении перед неизбежной гибелью... И бежал дальше, дальше, оставляя в растрескавшейся земле огарки стволов, застывших, словно покосившиеся памятники на заброшенном кладбище, мчался вперёд к новым деревням, слизывая с земли целые селенья и оставляя после себя плач и опустошение.
Солнце в этом году было без лучей. Его будто и не было вовсе. Висело в задымлённом небе металлической тарелкой, словно луна в полнолуние, отливаясь плавящимся оловом. Два месяца жили, как в тумане. На расстоянии вытянутой руки было не увидеть ни лица близкого человека, ни своего расхристанного дома, ни кустов и деревьев, понурившихся в ожидании своего конца. Всё растворилось в пепельном мареве, похожем на душную песчаную бурю, вырывающую с корнем всё живое. Воздуха не хватало. Горький дым ел глаза, высекая ядовитые слёзы, разъедал, будто кислота, сипнущее горло, ввинчивался в лёгкие. Люди задыхались, получали инсульты и инфаркты. Морги были переполнены и трупы не успевали вскрывать...
Лидия Андреевна поливала маму в саду из лейки, смотрела на свои исчезающие в дыме руки, ощущая, как липкий пот застилает глаза и ползёт по спине вертлявой ящерицей, — и сердце сжималось в предчувствии, что лето это последнее, когда она безоговорочно любима, и неизбежное расставание ни остановить, ни отсрочить: запалённый огонь стремительно бежит по полю жизни, уже начисто отрезав путь к возвращению, и дышит жарким своим дыханием в затылок, будто взбесившаяся гончая собака. Но её чувства как-то притупились от жары, оплыли, точно свечной огарок... Она казалась себе пластилином или шоколадкой, поплывшей на солнцепёке, не в силах собраться в кулак — ни физически, ни мыслями. Только к утру она испытывала минутное облегчение, стоя в молочном саду и ловя кожей остывший угар прогорклого ветра. Она пыталась отогнать от себя гнетущее её предчувствие, но оно, точно едкий дым, набирало силу, становясь плотнее и плотнее, сдавливая сердце, перебивая дыхание и застилая глаза сплошной пеленой, приклеившейся к лицу, словно белая простыня. Всё лето жили они на грани обморока, на грани сна и небытия...
Жара отступила, как и пришла, внезапно, оставив за собой выжженное поле, по-прежнему клубящееся удушливым дымом. Лидия Андреевна стояла в сентябрьском саду, где деревья давно сбросили свои листья и их чёрные скелеты угадывались сквозь мглу, будто тени на стене комнаты в предрассветной мути, и внезапно подумала, что такое лето не может пройти бесследно. Что-то в отлаженном механизме её жизни должно сломаться окончательно и без надежды быть починенным. Чувство скорых потерь было так явственно, что она впервые испугалась их неотвратимости, точно неожиданно увидела мчащуюся на неё трёхтонку, отскочить в сторону, от которой она уже не успеет, зажатая двумя встречными потоками машин...
Галина Таланова. «Бег по краю». АСТ. : Серия «Лучшие романы о любви», 2017.- 416 с.
© md-eksperiment.org
