Жанровая специфика раннего романа Грэма Грина «Восточный экспресс»
И.Ю. Карбанова
Раннее творчество Грэма Грина (30-е годы) в отечественном литературоведении изучено еще недостаточно полно. Оно не получило адекватной оценки ни в отечественном, ни в английском литературоведении, что не в последнюю очередь связано с недоверием к жанровой природе романов молодого писателя, которая поражала современников недопустимым, с точки зрения тех лет, соединением приемов того, что впоследствии получило название массовой культуры, с самым серьезным содержанием. Между тем синтез достижений социально-психологического романа его классической поры с другими родовыми (лирика, драма) и модификационными (авантюрно-развлекательный, детективный роман) началами, а также с приемами, выработанными другими видами искусства (кино, популярная музыка) составляет сердцевину исканий и определяет специфику той жанровой модификации, которая под пером Грина сложилась еще в 30-е годы и в дальнейшем только дорабатывалась, уточнялась и усовершенствовалась. В этом смысле Грэм Грин — очень цельный писатель, хотя в его творчестве и выделяют (и справедливо) разные периоды.
«Восточный экспресс» (1932) — четвертый роман писателя, представляет благодарный объект для исследования того, как структура детектива взаимодействует здесь с другими жанровыми структурами и как происходит становление гриновского романа.
Детективное начало проявляется на разных уровнях структуры этого произведения.
Авантюрно-приключенческому жанровому канону соответствует организация хронотопа романа.
Действие его разворачивается по преимуществу или в самом экспрессе, или на вокзалах. Подобный топос — неотъемлемый атрибут детективных романов и фильмов. Аэропорты, вокзалы, вагоны — это и в реальной жизни место всевозможных случайных, нечаянных встреч. Для авантюрно-приключенческого романа это чрезвычайно важно, потому что сюжет его строится не по законам необходимости, а по законам случайности. Так и в романе Грина — по чистой случайности на кельнском вокзале встречает д-ра Циннера и узнает в нем героя громкого политического процесса, проходившего в Белграде пять лет назад, Мейбл Уоррен; в погоне за газетной сенсацией предпринимающая свое преследование и идентификацию считавшегося пропавшим без вести Циннера.
Динамику фабульного развития определяет сконцентрированное до трех дней время действия романа.
Наконец, отдельные фабульные ситуации романа также характерны для жанрового канона детектива. Такова, например, сцена, когда Мейбл Уоррен в отсутствие Циннера перерывает содержимое его чемодана, находит в нем путеводитель по Белграду и расшифровывает закодированный в нем план восстания — как заправский Шерлок Холмс.
Жанровому канону детектива, однако, противостоят другие, глубинные уровни художественной структуры произведения.
В первую очередь, это уровень проблематики. Она слишком «тяжела» для авантюрно-приключенческого чтения.
Самая серьезная проблематика связана с сюжетной линией Циннера, которая разработана наиболее подробно. Через рассказ писатель прослеживает историю всей его жизни, начиная от детства и юности и кончая смертью. Одно это уже делает образ Циннера маркированным, выделяет его из массы персонажей. Его история — это история незаурядной личности, выбирающей путь политической борьбы как единственно эффективный, способ служения своему народу, из глубины которого он вышел и богатые потенции которого он воплощает. Из довольно многочисленных персонажей романа д-р Циннер — наиболее цельный и привлекательный. В нем уже содержатся, правда, пока еще в свернутом виде, все качества любимых гриновских героев. В первую очередь, это человек, наделенный душой, так сказать, уязвленной страданиями человеческими, способный видеть чужое страдание и откликаться на него. Писатель делает его представителем самой гуманной профессии: он врач. Кроме того, он коммунист. Для Грина эта сторона деятельности его героя в достаточной степени экзотична. Отсюда налет авантюрности на политической деятельности Циннера. Как бы то ни было, однако факт принадлежности гриновского героя к коммунистической партии — это знамение того времени, когда роман писался. Прогрессивная литература 30-х годов достаточно часто обращалась к образу коммуниста, поскольку социалистическая революция в отдельных странах Запада в то время расценивалась как желанная или пугающая, более или менее отдаленная, но вполне реальная перспектива. Для самого Грина успех циннеровской деятельности проблематичен — вот почему восстание в Белграде начинается на три дня раньше назначенного срока, естественно, по этой причине терпит поражение, а сам Циннер погибает.
Таким образом, с линией Циннера в роман входит политическая проблематика. Это, однако, не делает роман «Восточный экспресс» политическим романом, — вопреки широко распространенной в советском литературоведении практике определять гриновский роман как политический только на основании наличия в нем политической темы или проблематики. В романе «Восточный экспресс» политическая проблематика не становится сюжетообразующим фактором. Принадлежность Циннера к коммунистической партии — это факт его биографии, не более того. Правда, он определяет поведение персонажа, определяет его выбор: сойти ли ему в Вене и тем самым спасти себе жизнь, или ехать до Белграда, что значит почти наверняка обречь себя на смерть. Циннер знает о поражении восстания, знает и о том, что его присутствие там ничего не может изменить в судьбе его народа. Тем не менее он продолжает путь, потому что хочет в случае поимки его полицией использовать судебный процесс как трибуну для пропаганды своих политических убеждений и, таким образом, способствовать политическому просвещению своего народа, неоплатный, нравственный долг перед которым он постоянно ощущает. Выбор Циннера — это нравственный выбор. Это обстоятельство смещает проблематику «Восточного экспресса» в область проблематики социально-психологического романа, что соответствует и другим уровням романной структуры.
В построении романа доминирующим является кинематографический принцип монтажа, свободного чередования сцен, каждый раз с новыми протагонистами. Постепенно этот пестрый калейдоскоп лиц, обрывков чьих-то биографий, это беспорядочное броуновское движение человеческих атомов упорядочивается. Упорядочивает весь этот хаос конфликт романа. Это типичный для литературы 30-х годов конфликт, конфликт имеющих и неимеющих, т. е. конфликт социальный, резко разделяющий два мира — мир богатых и бедных, хотя участники конфликта могут не сразу определить свое место в этом противостоянии двух миров.
Показателен в этом отношении образ Корал Маскер.
Это второй после Циннера подробно и детально разработанный образ — с предысторией, с биографией, экскурсами во внутренний мир.
Проблематика и конфликт «Восточного экспресса» характерны для левой литературы 30-х годов, этого «красного десятилетия» в истории мировой литературы. Налицо прямые переклички тем и мотивов романа с хрестоматийными образцами этой литературы. Таковы, например, предсмертные размышления Циннера о противоестественности того мира, в котором он живет: «В мире не было порядка: бедные голодали, но и богатые не становились от этого счастливее (...); В Канаде сжигают пшеницу, в Бразилии — кофе; в его родной стране беднякам не на что купить хлеба и они замерзают до смерти в своих нетопленных жилищах...». В свете сказанного представляется недоразумением, что роман до сих пор не занял заслуженного места в общей панораме прогрессивной литературы 30-х годов.
Сложной соотношение структур авантюрно-приключенческого, социально-политического и социально-психологического романов маркируется сложным соотношением фабульной и сюжетной композиций «Восточного экспресса».
Вообще-то композиция романа хрестоматийно проста, бесхитростна, поддерживается архитектоникой романа. Роман состоит из пяти частей — в точном соответствии с пятью элементами, по которым учит анализировать сюжет и композицию художественного произведения школьное литературоведение. Экспозиция и фабулы, и сюжета содержится в первой части, когда общим планом рисуется поток пассажиров, сошедших с парома в Остенде и устремляющихся к стамбульскому поезду. Завязка же у фабулы и сюжета разные. Завязка сюжета — сцена обморока Корал — предваряет завязке фабулу — сцену узнавания д-ра Циннера Мейбл Уоррен во второй части. Это расхождение служит первым формальным сигналом, знаком, несовпадения фабульного и сюжетного содержания романа.
Третья часть содержит развитие действия, четвертая часть — кульминацию. В развитии внешнего действия кульминацией является эпизод задержания на пограничной станции Субботица Циннера югославской полицией; для глубинного содержательного пласта кульминацией является следующая непосредственно за этим сцена импровизированного суда над Циннером. В четвертой же части содержится и развязка авантюрно-приключенческой фабулы романа: Циннер, объект преследования со стороны закона, опознан, пойман, судим, приговорен к смерти и казнен. В этой самой длинной из всех частей все проясняется в судьбах всех персонажей романа. Мейбл Уоррен, потерявшая свою подругу Дженет, предмет своей противоестественной страсти, зато переживает звездный час своей журналистской карьеры; к тому же, добившись освобождения Корал и увозя ее со станции Субботица, она питает надежду в скором времени утешиться с ней. Для Корал, задержанной полицией по недоразумению, случайная разлука с Майэттом оказывается роковой, поскольку лишает ее единственной, быть может, возможности изменить свою судьбу к лучшему; Майэтт, благодарный, Корал за избавление от комплекса неполноценности, быстро утешается с красавицей Дженет. Сама Дженет в лице Майэтта находит наконец-то богатого покровителя. В очередной раз ускользает из рук полиции рецидивист Грюнлих.
В свете завершенности всех фабульных линий в четвертой части романа возникает вопрос о целесообразности заключительной пятой части. Действительно, для фабульного действия эта часть явно избыточна. Но она совершенно необходима для полного прояснения глубинного содержательного пласта. Здесь, писатель собирает всех «победителей», своим торжеством символизирующих незыблемость неправедного во всех проявлениях мира.
Другими словами, именно в пятой части романа обретает полноту и завершенность социальная характеристика изображенного в нем мира. Однако и социальный аспект, при несомненной важности его, не исчерпывает содержательной структуры «Восточного экспресса».
Мотив обманутых ожиданий, абсолютного расхождения между желаемым и действительным занимает важное место в том специфическом художественном мире, который впоследствии у литературоведов получил название Гринландии. По характеристике одного из гриновских персонажей (роман «Наш человек в Гаване»), это мир «свихнувшийся». Или, как говорится в цитированной выше несобственно-прямой речи Циннера, «мир расшатался».
Да и сам детективный элемент Грину понадобился не в последнюю очередь как раз для заострения характеристики мира, в котором вынуждены жить гриновские персонажи, как мира больного, ненормального, мира, в котором казнят праведника (Циннера), а на свободе оставляют преступника (Грюнлиха), мира, в котором доброта, человечность, женская самоотверженность в лице Корал поруганы, а холодная расчетливость и продажность в лице Дженет торжествуют.
С другой стороны, тяготение Грина к авантюрно-приключенческим фабулам; самим писателем в одном из интервью было связано с тем, что действительность XX века кажется ему слепком с полицейского романа.
Кроме того, расхожая для полицейского романа ситуация погони, преследования служит резонатором его гуманистических устремлений: по его признанию, уже в детстве к нему пришло понимание того, что он всегда будет на стороне жертвы, а не преследователя.
Существуют две резко противостоящие друг другу точки зрения на творчество Грина. Согласно одной из них Грин является писателем социально-политической, историко-культурной, психологической и бытовой конкретности и достоверности. О «Восточном экспрессе» Питер Вулф справедливо замечает, что, читающий этот роман живо чувствует, каково это — трое суток ехать в поезде: здесь «сцепления стонут, поршни скрежещут, колеса гудят, оконные рамы скрипят».
В системе этих взглядов роман «Восточный экспресс» может быть определен как роман социально-политический и социально-психологический. В реализации этого типа романа Грин использует приемы других литературных родов и других видов искусства: драмы (показ вместо рассказа), лирики (повторы, лейтмотивные слова, перекличка образов), кино (монтаж, чередование общих и крупных планов), что определяет интенсивный характер гриновской прозы.
Другая точка зрения трактует Грина как писателя метафизического: «В судьбе своих героев Грин видит вневременные, вечные конфликты». В системе этих взглядов «Восточный экспресс» может быть определен как притчевый, метафорический, иносказательный роман.
Думается, что антагонистического противоречия между этими двумя системами взглядов на Грина нет. Не случайно тот же Питер Вулф, который обратил внимание на конкретно-чувственную фактуру «Восточного экспресса», отмечает, что поезд здесь представляет не только некое физическое пространство, но и является метафорой общества, на полном ходу мчащегося к своей гибели. В том-то как раз и заключается отличительная особенность гриновских романов, что они соединяют достижения литературы «прямого» и «непрямого» (по терминологии Н.С. Лейтес)9изображения, литературы «типизирующей» и «типологизирующей».
Роман «Восточный экспресс» свидетельствует, что Грэм Грин уже в начале творческого пути приступил к синтезированию этих двух способов художественного освоения действительности.
И на уровне проблематики (политико- и нравственно-философской, которая связана опять-таки с образом Циннера, с его выбором), и на уровне организации хронотопа (некоторая условность замкнутого пространства поезда как модели общества), и на уровне системы персонажей (каждый из которых тоже может рассматриваться как своеобразная модель определенного социального типа), наконец, на уровне образно-стилевом (некоторая «сдвинутость» общей перспективы, гротеск и парадокс как стилевые доминанты) явственно намечается тенденция к иносказательному изображению.
Пока это еще только тенденция!
Л-ра: Сюжет и фабула в структуре жанра. – Калининград, 1990. – С. 75-81.
Произведения
Критика
