Артур Миллер. Вид с моста
(Отрывок)
Действующие лица:
Луис
Майк
Алфиери
Эдди
Кэтрин
Биатрис
Марко
Тони
Родольфо
Первый иммиграционный агент
Второй иммиграционный агент
М-р Липари
М-сс Липари
Два «зайца».
Многоквартирный дом и улица перед ним.
Как и в самой пьесе, в декорациях отсутствуют второстепенные детали, на сцене только самое необходимое. Главное место действия — гостиная (она же столовая) в квартире Эдди Карбоне; в ней — круглый стол, несколько стульев, качалка и патефон.
Комната расположена несколько выше уровня сцены, форма ее и размер должны соответствовать замыслу постановщика. Задняя стена представляет собой перегородку, за которой справа и слева скрыты двери в невидимые зрителю кухню и спальни.
На передней части сцены, в комнате и слева от нее, нечто вроде уходящих ввысь колонн, которые обозначают фасад дома и вход в него. Тут же висит архитектурная деталь; она изображает фронтон, венчающий колонны и весь фасад дома. У входа — лестница; она доходит до уровня пола гостиной, затем сворачивает к задней части сцены и, опоясав ее, поднимается к площадке второго этажа.
В центре передней части сцены — улица. Справа, у просцениума, письменный стол и стул м-ра Алфиери; тут его контора. За стулом вешалка. Рядом с конторой — низкая чугунная решетка, какими огораживают спуск в подвал. Позже слева у просцениума появится будка телефона-автомата.
Цель спектакля — сделать реально ощутимой извечную тему этого повествования в обыденной жизни современного большого города и, столкнув извечное с сегодняшним, создать на сцене свой особый мир.
Когда поднимается занавес, портовые грузчики Луис и Майк играют в орлянку у стены слева.
Издали из порта глухо доносится завывание сирены.
Входит Алфиери — адвокат лет пятидесяти, уже седеющий, грузный; человек он благодушный и наблюдательный. Когда он проходит мимо грузчиков, они ему кивают. Адвокат медленно подходит к своему столу, снимает пальто и шляпу, вешает их и оборачивается лицом к зрителям.
Алфиери.
Я улыбаюсь потому, что мне
Не часто улыбаются.
Я адвокат, а здесь у нас в округе —
Что адвокат, что поп:
Обоих вспоминают,
Когда стряслась беда.
Мы — вестники несчастья.
Добрый вечер. Добро пожаловать к нам в театр. Зовут меня Алфиери. Хоть я и адвокат, но перейду прямо к делу. Я уж не молод. И мне не чужда слабость людей нашей профессии: я убежден, что в моей практике было множество необыкновенно интересных дел.
Когда ты еще молод, необъяснимые капризы и причуды жизни раздражают. В молодости во всем ищешь логику. Но когда ты стареешь, важнее и дороже всего становятся факты — в них поэзия, все чудеса и волшебство весны. А до чего прекрасна весна, когда тебе уже перевалило за пятый десяток! Да, я влюблен в факты: дорого то, что уже произошло, а не то, что могло бы произойти или должно было бы произойти…
Жена постоянно корит меня, друзья тоже; они говорят, что здешним жителям недостает, мол, изящества, обаяния… А ведь правда, с кем мне приходится всю жизнь иметь дело? С портовыми грузчиками, с их женами, отцами и дедами; трудовые увечья, выселения, семейные дрязги — вот мои дела: мелкие невзгоды бедноты… Однако…
В часы прилива,
Когда волны морского ветра бьются в стены,
Я сижу в моей конторе И думаю о том, что все здесь вечно.
Я думаю о Сицилии, откуда пришли эти люди,
О древних скалах Калабрии,
О Сиракузах, где карфагеняне и греки
Бились в кровавых битвах. Я думаю о Ганнибале —
Он убивал их предков; о Цезаре —
Он понукал их по-латыни.
Все это, конечно, смешно.
На этой панели учился своему ремеслу Аль Капоне,
А Фрэнки Йэла разрезали надвое
На углу Юнион и Президент-стрит,
Где несправедливые люди
Перестреляли стольких, и всех — за дело.
Теперь, конечно, все изменилось.
Я больше не прячу револьвер в конторке;
Мы цивилизовались. Мы теперь настоящие американцы.
Дележка теперь идет у нас мирно.
По мне — так лучше.
все же, в часы прилива,
Когда зеленый запах океана
Плывет прямо в окно,
И голуби бедняков
Кружатся в небе,
Я вижу не их, а соколов,
Охотничьих соколов древних времен,
Парящих над лесами Италии…
И все это в Ред Хук — портовой трущобе,
Которая видна с Бруклинского моста.
По улице идет Эдди. Он присоединяется к игрокам.
Изредка попадается стоящее дело.
И когда стороны рассказывают о своих бедах,
Рвется паутина времен;
И камни руин Адриатики снова складываются в здания;
Калабрия!
Глаза истца вдруг кажутся глазами древней статуи,
Его голос доносится словно сквозь руины.
Посмотрите, его зовут Эдди Карбоне.
Грузчик, работающий в доках
Между Бруклинским мостом и молом…
Эдди (подбирая с земли монетки). Ладно, встретимся позже, ребята.
Луис. Ты завтра работаешь?
Эдди. Да, еще один день на этой посудине. Ну, пока. До свиданья, Луис.
Входит в дом, поднимается по лестнице. В квартире загорается свет. Эдди лет сорок, это коренастый, слегка отяжелевший грузчик.
Его племянница Кэтрин стоит у окна и машет рукой Луису, который, подняв голову, видит ее и машет ей в ответ. Ей семнадцать лет; в руках у нее тарелки: она собирается накрывать на стол к обеду.
Входит Эдди, и она сразу же отходит от окна к столу.
Огни, освещавшие Алфиери и улицу перед домом, гаснут.
Кэтрин (в ней чувствуется тайное возбуждение). A-а, Эдди, ты уже пришел!
Эдди (чуть желчно). А по какому случаю ты надела эти туфли?
Кэтрин (усмехается). Я никуда не ходила.
Эдди (снимает куртку и шляпу). Ха! Делаешь мне одолжение?
Кэтрин. А почему мне нельзя надеть их хотя бы дома?
Эдди. Сними-ка их, будь добра. Ты и так красивая.
Кэтрин. Мне просто хотелось их немножко разносить.
Эдди. Я пришел домой, а не в кино. И не желаю смотреть, как молоденькие девчонки ковыляют на высоченных шпильках вместо каблуков.
Кэтрин. О, господи!..
Входит жена Эдди Биатрис. Ей столько же лет, сколько ему.
Биатрис. Тебе удалось что-нибудь выяснить?
Эдди (усаживаясь в качалку). Пароход пришел. Они, наверно, скоро сойдут на берег.
Биатрис (тихо, сжав руки не то от радости, не то с мольбою). Боже мой! Ты видел Тони?
Эдди (озабоченно). Ну да, я с ним говорил. Вечером команду отпустят на берег. Тони сказал, что они могут прийти сюда в любую минуту.
Кэтрин. Уж верно у них все поджилки дрожат…
Эдди, Чепуха! Преспокойно сойдут на берег. На них ведь выправлены матросские документы по всей форме; сойдут на берег вместе с командой. (Биатрис.) Надеюсь, они подумали, где им переночевать, а?
Биатрис. Я написала им в письме, что у нас нет места.
Кэтрин. Но ты их не встретил? Сам-то ты их не видел?
Эдди. Нет, они еще там. Я видел на пристани только Тони. А с чего это вы обе так всполошились?
Кэтрин. И вовсе я не всполошилась.
Биатрис(примирительно). А почему ж ей не беспокоиться?
Эдди (Кэтрин). Думаешь, они приехали сюда развлекаться? Они работать приехали.
Кэтрин (смутившись, но будто даже польщенная поддразниванием). А кто думает о развлечениях?
Эдди. Слушай, Кэтти, тебе что — нечего обуть? У тебя же есть хорошие туфли? (Показывая на ее ноги.) Это дрянцо для какой-нибудь актерки. Переобуйся-ка.
Кэтрин. Не смейте ничего рассказывать, пока я не вернусь! (Выбегает из комнаты, на ходу скидывая туфли).
Эдди (Биатрис, когда та подходит к нему). Почему ты ей разрешаешь носить такую гадость? Совсем это ей не идет! (Биатрис, наклонившись, целует его в щеку) А это еще за что?
Биатрис. За то, что ты такой хороший.
Эдди. Только пускай они знают, что у нас самих ничего нет, Би, — вот что меня сейчас заботит.
Биатрис. Они за все будут платить, я им писала.
Эдди. Нет уж, на этот раз ты не будешь спать на полу, как тогда, когда у твоей матери сгорел дом.
Биатрис. Эдди, я их предупредила в письме, что у нас нет места.
Кэтрин входит в туфлях на низком каблуке.
Эдди. Э, я тебя знаю: стоит только появиться какому-нибудь родственнику, как ты уже спишь на полу.
Биатрис (полушутливо, полусерьезно). Ладно, хватит тебе ворчать. Хочешь пива? Соус еще не готов.
Эдди (Биатрис). Не хочу, и так холодно. (Кэтрин.) У тебя сегодня был урок, Грета Гарбо?
Кэтрин. Ага. Я уже много успела, теперь надо побольше практиковаться.
Биатрис. Она уже умеет записывать почти так же быстро, как ты говоришь. Прямо ужас! Почитай ей что-нибудь, глазам не поверишь!
Эдди. Молодец, Кэти. Вот увидишь, детка, из тебя будет толк.
Кэтрин(гордо). Я хоть сейчас могу поступить на работу. И ни капельки не боюсь.
Эдди. Спешить некуда. Подожди, покуда тебе стукнет восемнадцать. Будем читать объявления, может, попадется солидная фирма, а может, адвокатская контора или еще что в этом роде.
Кэтрин. Господи! Да учительница говорит, что я могу работать хоть сейчас.
Эдди. Пусть тебе сперва стукнет восемнадцать. Я хочу, чтобы ты на ногах крепче стояла. А то тебя еще часто ветром шатает. (Биатрис.) Где дети? Все еще на улице?
Биатрис. Я отвела их к маме. Не то они всю ночь спать не будут. Какой тебе сегодня попался груз?
Эдди. Кофе. Нам повезло!
Биатрис. Вот почему мне целый день казалось, что пахнет кофе!
Эдди. Да, бразильским… Тот редкий случай, когда приятно быть грузчиком. Весь пароход насквозь пропах кофе. Словно цветами. Завтра скажем, что лопнул мешок, и я тебе принесу немножко. Ладно, давай есть.
Биатрис. Еще две минуты. М-не хочется, чтобы овощи протушились как следует-
Эдди подходит к вазе с виноградом.
Кэтрин. А как же это так получилось, Биатрис, что он холостой? Такой старый… Этот младший.
Биатрис (Эдди). Двадцать пять лет для нее уже старость!
Эдди (Кэтрин). Что за чушь у тебя на уме?
Кэтрин (язвительно) А что, по-твоему, должно быть у меня на уме?
Эдди. Мало ли что.
Кэтрин. Например?
Эдди. Что ты ко мне привязалась? Лучше бы у меня язык отсох в тот день, когда я поклялся твоей матери заботиться о тебе.
Кэтрин. И у меня тоже.
Эдди (смеясь). Господи, ну и язва! Просто ведьма! Тебя бы только по телевидению показывать.
Кэтрин. Ну, и было бы здорово!
Эдди. Да ты бы перепугалась насмерть.
Кэтрин. Я-то? Как же!
Эдди. Кстати, Гарбо, разве я тебе не говорил, что нельзя махать рукой из окна?
Кэтрин. Да ведь я же махала Луису!
Эдди. Знаешь, милая, я мог бы тебе такое порассказать про этого Луиса, что ты не стала бы ему больше махать.
Кэтрин (Биатрис, которая только посмеивается). Хотела бы я посмотреть хоть на одного парня, о котором он не мог бы порассказать бог знает чего!
Эдди (подходит к ней, сжимает своей большой ладонью ее подбородок). Смотри, Кэтрин, ты со мной не шути!
Я отвечаю за тебя, детка.
Я обещал твоей матери, когда она умирала.
Поэтому не шути со мной. Я говорю серьезно.
Не люблю постукивания высоких каблучков по панели,
Не люблю я этот тук-тук-тук.
Не люблю, когда на тебя пялят глаза.
Биатрис. А разве она виновата, что на нее смотрят?
Эдди. Ходит не так, как надо. (Кэтрин.) Так вся и вихляешься, когда ходишь.
Биатрис выходит на кухню.
Кэтрин. Кто это вихляется?
Эдди. Ты меня, Кэти, не зли! Вихляешься!
Кэтрин. Парни заглядываются на всех девушек без разбору, сам знаешь.
Эдди. У других есть отцы и матери. Тебе надо быть осторожнее.
Входит Биатрис с суповой миской.
Кэтрин. Господи Иисусе! (Выходит на кухню.)
Эдди (кричит ей вдогонку). Ну-ка, попридержи язык, слышишь?
Биатрис (оставшись с ним вдвоем, накладывает еду на тарелки, она старается смягчить эту небольшую размолвку). Ну чего ты все время к ней привязываешься?
Эдди. Как она выросла! Если бы твоя сестра могла ее видеть! Это прямо чудо; кажется, только вчера еще была совсем крошка, не успели оглянуться и… (Входит Кэтрин, неся вилки и ножи.) Знаешь, когда она накрывает на стол, она похожа на Мадонну. (Биатрис убирает со лба Кэтрин выбившуюся прядь волос. Кэтрин.) У тебя, Кэти, лицо Мадонны. Вот почему тебе нельзя крикливо одеваться. Тебе это не идет. И на службе косо посмотрят. Там таких вещей не любят. (Садится к столу.)
Биатрис (принимается за еду). Садись, крошка Кэти. (Кэтрин садится. Они едят.)
Эдди. Как тихо в доме без ребят.
Кэтрин. Как же теперь будет? Как они нас найдут?
Эдди. Тони заберет их с парохода и приведет сюда.
Биатрис. Этот Тони, небось, наживает немалую деньгу.
Эдди. Какое там! Все пенки снимает синдикат.
Кэтрин. А что будет, когда пароход отойдет и обнаружится, что там их нет?
Эдди. Не волнуйся, капитан получает свою долю.
Кэтрин. Даже капитан?
Эдди. А что, капитану есть не надо? И капитан получает, и один из помощников тоже… Кое-что дают тому парню в Италии, который выправил им бумаги… (Биатрис.) Им придется шесть месяцев отрабатывать на синдикат, прежде чем они смогут распоряжаться своим заработком. Надеюсь, они это знают?
Биатрис. Да. Но ведь Тони устроит их на работу, правда?
Эдди. Еще бы! Раз они должны ему деньги, он, конечно, их устроит. Вот после того, как они ему все выплатят, тогда с работой будет туго, как и всем нам. Надеюсь, что они и это знают.
Биатрис. Да, должны бы знать. Господи, они, видно, там подыхали с голоду. Пройти через такие муки, чтобы заработать несколько долларов! Ей-богу, как тут не заплакать!
Эдди. Кстати, что ты собираешься сказать соседям? Если у тебя спросят, что они здесь делают?
Биатрис. Что ж, я им скажу… Да кто станет спрашивать?. Все, наверно, и так знают.
Эдди. То есть, как это знают? Слушай, Биатрис, иммиграционное бюро имеет своих шпиков во всей округе.
Биатрис. Может быть, но не в нашем же доме?..
Эдди. Почем ты знаешь, что их нет в нашем доме? Послушайте, вы, обе. Если вас спросят, скажете, что это ваши двоюродные братья, приехали к вам в гости, ну хотя бы из Филадельфии.
Кэтрин. Ладно, но разве они что-нибудь знают про Филадельфию? Если их самих начнут расспрашивать…
Эдди. Что из этого? Они, мол, не любят трепать языком, вот и все! Вы вот только ни с кем не откровенничайте, слышите? Многие тут что хочешь сделают за парочку долларов, а иммиграционные власти здорово платят за такие новости.
Кэтрип. Я могу рассказать им насчет Филадельфии…
Эдди. Сделай одолжение, детка, не учи ты их и не водись с ними, ладно? С твоим длинным языком, чем меньше ты знаешь, тем нам будет спокойнее. Они начнут работать и будут приходить домой только чтобы поспать. Не желаю я, чтобы ты обращала на них внимание. Тут дело нешуточное, тут замешано правительство Соединенных Штатов. Так что лучше тебе и не знать, живут ли они вообще на белом свете. Будь осторожней, когда болтаешь с подружками. Держи язык за зубами. (Немножко помолчав.) Где соль?
Пауза.
Кэтрин. Уже темнеет.
Эдди. Да, видно, завтра будет снег.
Пауза.
Биатрис (со страхом). Господи, а ты помнишь Винни Бользано? Много лет назад. Помнишь?
Эдди. Этого ненормального? Я как раз недавно о нем вспоминал.
Кэтрин. Кто это?
Биатрис. Ты была еще совсем маленькой. Жил тут поблизости один мальчишка, его звали Винни, лет шестнадцати. На Сэкет-стрит. И накапал про кого-то иммиграционным властям. У него было пятеро братьев и старик-отец. Они схватили парнишку в кухне и поволокли вниз с третьего этажа — голова его билась о ступеньки, как кокосовый орех. Мы жили в соседнем доме. А на улице они плевали ему в лицо — родной отец и братья. Вот ужас!
Кэтрин. А что с ним потом стало?
Биатрис. Кажется, он уехал. (Эдди.) Ты его так и не видел?
Эдди. Его-то? Ну, его больше не увидишь. Такую вещь сотворил! Разве он решился бы взглянуть людям в глаза? Пересолено.
Биатрис. Зачем же ты солил еще?
Эдди кладет ложку, встает из-за стола.
Эдди. Господи, знаешь, я что-то нервничаю…
Биатрис. Ну, что ты? Они ведь будут только спать здесь, ты их и видеть не будешь. Садись, ешь. (Он смотрит на нее с беспокойством.) А что мне было делать? Ведь они мои двоюродные братья. (Он возвращается к ней и любовно берет ее лицо в свои ладони.)
Свет над ними меркнет и зажигается над Алфиери.
Алфиери.
Я знаю, он имел двоих детей
И в этой жизни жалкой, монотонной
Старался быть хорошим мужем.
Работал, ежели была работа,
А заработок приносил домой.
Так он и жил.
В тот вечер, часов примерно в десять,—
Они уже отужинали,
Когда пришли двоюродные братья.
Кэтрин и Биатрис убирают со стола посуду. Эдди садится и принимается читать газету.
Алфиери говорит, а Эдди в это время подходит к окну и выглядывает наружу. На улице показывается Tони в сопровождении Марко и Родольфо, которые несут по чемодану. Тони останавливается, показывает окно квартиры Эдди. Все трое стоят, глядя на дом.
Марко (приземистый крестьянин тридцати двух лет, недоверчивый, говорит негромко). Спасибо вам.
Тони. Ну, теперь действуйте сами. Только поосторожнее, вот и все. Первый этаж.
Марко. Спасибо.
Тони. Завтра увидимся на пристани. Начнете работать.
Марко кивает. Тони проходит дальше, вниз по улице.
Родольфо — живой парень лет двадцати с небольшим; порой он совсем еще мальчишка, порой — не по летам отягощенный заботами мужчина. Волосы его необычайно светлы.
Родольфо. Это первый дом, в который я войду в Америке.
Марко. Т-с-с! Пойдем. (Они поднимаются на крыльцо.)
Родольфо. Подумай только! Она писала, что они бедные!..
Марко. Т-с-с-с!
Проходят между колоннами. В квартире загорается свет. Эдди, Кэтрин и Биатрис слышат шаги и поворачивают головы к двери. Марко стучит. Биатрис и Кэтрин смотрят на Эдди; тот встает и отворяет дверь. Входят Марко и Родольфо, снимают кепки.
Эдди. Вы Марко?
Марко кивает, смотрит на женщин, пристально вглядывается в лицо Биатрис. Марко. Вы моя двоюродная сестра?
Биатрис (приложив руку к груди). Я Биатрис. А это мой муж, Эдди. (Кланяются.) Дочь моей сестры Нэнси — Кэтрин. (Братья кивают в знак приветствия.)
Марко (показывая на Родольфо). Мой брат. Родольфо. (Родольфо кланяется. Марко держится натянуто, подходит к Эдди.) Я хочу сказать вам сразу: когда вы прикажете нам уйти, мы уйдем.
Эдди. Да нет…
Марко. Я вижу, у вас маленький дом, но скоро, может быть, у нас будет свой дом.
Эдди. Милости просим к нам, Марко, у нас хватит места. Кэти, дай-ка им поужинать.
Кэтрин. Идите сюда, садитесь. Я налью вам супу.
Они подходят к столу.
Марко. Мы поели на пароходе. Спасибо. (Эдди.) Спасибо вам. Биатрис. Выпейте кофе. Мы все выпьем кофе. Давайте садитесь. Кэтрин. Как это, Родольфо: он совсем темный, а вы — такой светлый?
Родольфо. Не знаю. Говорят, что тысячу лет назад как-то раз Сицилией владели датчане… (Смеется.)
Кэтрин (Биатрис.) Он настоящий блондин!
Эдди. Как там насчет кофе?
Кэтрин (смешавшись) Сейчас принесу. (Выбегает из комнаты.) Эдди. Как прошло ваше путешествие?
Марко. Океан зимой всегда неспокойный. Но мы к морю привычные…
Эдди. Когда шли сюда, все было в порядке?
Марко. Да. Этот Тони довел нас до самого дома. Очеиь славный парень.
Родольфо. Сказал, что мы завтра начнем работать. Он человек порядочный?
Эдди. Нет. Но покуда вы должны им деньги, они будут давать вам работу. (Марко.) Вы у себя в Италии работали когда-нибудь в порту? Марко. В порту? (С огорчением прищелкнув языком.) Нет. Родольфо (улыбаясь при воспоминании о том, как мал его родной город.) В нашем городе нет порта. Только песчаная отмель да рыбацкие лодчонки.
Биатрис. Так где же вы там работали?
Марко (сконфуженно пожимает плечами). Где придется, мы не брезгали любой работой.
Родольфо.
Бывало, строят
Иль чинят мост. И Марко Шел каменщиком.
А я к нему — подносчиком цемента.
Смеется.
А летом мы работали на поле,
Когда была работа. Хоть какая.
Эдди. Там так же плохо, как и раньше, да?
Марко. Да, плохо.
Родольфо. Ужасно.
Торчим на площади и день-деньской,
Как птицы, слушаем журчание фонтана.
Смеется.
И каждый ждет поезда.
Биатрис. А что на этом поезде?
Родольфо. Да ничего. Но если много пассажиров и если вам к тому же повезет, то можно заработать пару лир,
Подталкивая в гору извозчичью пролетку.
Входит Кэтрин, садится, слушает.
Биатрис. Толкать руками извозчичью пролетку?
Родольфо (со смехом). У нас так заведено.
Ведь лошади у нас тощи, как козы,
И если пассажиров много,
То мы толкаем экипажи вверх к отелю.
Снова смеется.
А лошади — они только для видимости.
Кэтрин. А почему у вас не заведут такси?
Родольфо. У нас есть одно — мы толкаем и его тоже. В нашем городе не толкнешь — не поедешь!
Все смеются.
Биатрис (Эдди, печально). Как тебе это нравится…
Эдди (Марко). А чего вы хотите — остаться здесь, в этой стране, или вернуться домой?
Марко (с удивлением). Вернуться домой?
Эдди. Но вы ведь женаты, не так ли?
Марко. Да, у меня трое детей.
Биатрис. Трое! А я думала — только один.
Марко. Ну, нет. У меня их теперь трое. Четыре года, пять лет и шесть лет.
Биатрис. Могу поручиться, что все они по вас уже плачут.
Марко.
А что мне оставалось делать?
Ведь старшенький в чахотке. А жена
Сама не ест, чтоб накормить детей.
Я говорю вам правду.
Там оставаться я не мог —
Моим детишкам ведь тогда не подрасти;
Они питаются одним сияньем солнца.
Биатрис. Боже мой! И сколько же вы намерены здесь пробыть?
Марко. С вашего разрешения, мы, пожалуй, остались бы здесь…
Эдди. Она подразумевает не здесь в доме, а в Америке.
Марко. A-а… Года четыре-пять, а может, и шесть.
Родольфо(улыбаясь). Он верит своей жене.
Биатрис. Конечно, но если вы заработаете много денег, то сможете уехать домой побыстрее.
Марко. Надеюсь. Не знаю. (Эдди). Тут у вас, насколько я понимаю, тоже не сладко.
Эдди. Ну, вам-то беспокоиться нечего, во всяком случае, покуда вы им все не выплатите. А потом и вам тоже с работой будет нелегко, придется побегать, как и нам всем. Но вы все равно заработаете здесь больше, чем там.
Родольфо. Сколько? Нам называют самые разные цифры. Сколько здесь можно заработать? Мы готовы работать и день и ночь…
Эдди (он все чаще и чаще обращается только к Марко). В среднем за год? Может быть… видите ли, трудно сказать Порой мы подолгу сидим без дела — бывает три-четыре недели нет ни единого судна.
Марко. Три-четыре недели? (Огорченно вздыхает.)
Эдди. Но я думаю, что вы, наверно, смогли бы получать… монет тридцать или даже сорок в неделю, весь год, на круг.
Марко. Долларов?
Эдди. Конечно, долларов!
Марко (глядя счастливыми глазами на Родольфо) Если бы мы могли пожить здесь хотя бы несколько месяцев, Биатрис…
Биатрис. Милости просим. Марко…
Марко. Если бы я остался у вас, я мог бы посылать им немножко больше денег…
Биатрис. Живите сколько хотите, у нас хватит места…
Марко (в его глазах блестят слезы). Моя жена… Моя жена… Я хочу послать ей сразу хотя бы двадцать долларов.
Эдди. Вы сможете послать им немножко денег уже на будущей неделе.
Марко (чуть не плача). Эдуардо…
Эдди. Не стоит благодарности. Какого черта, разве от меня убудет? (Кэтрин). Как там у тебя насчет кофе?
Кэтрин. Я поставила. (Родольфо.) А вы тоже женаты? Наверно нет.
Родольфо. О нет!
Биатрис. Я ведь говорила тебе, что он…
Кэтрин (Биатрис), Знаю, ну а вдруг он недавно женился…
Родольфо.
Нет денег у меня, чтобы жениться.
Лицом-то я, пожалуй, вышел,
А денег — ни гроша. (Смеется.)
Кэтрин (Биатрис). Он самый настоящий блондин!
Биатрис (Родольфо). И ты тоже хочешь здесь остаться? И, может быть, навсегда?
Родольфо.
Навсегда?.. Я
Хочу пожить в Америке.
А потом вернусь в Италию,
Когда разбогатею и куплю мотоцикл. (Улыбается.)
Кэтрин. Мотоцикл?
Родольфо. С мотоциклом в Италии с голоду не помрешь!
Биатрис. Сейчас принесу кофе. (Выходит.)
Эдди. А что вы будете делать с мотоциклом?
Марко. Мечты, все пустые мечты.
Родольфо. Почему пустые мечты?
Поручения! Любые! Богачам в отеле
Всегда нужен кто-нибудь для поручений.
Чтобы быстро! Чтобы с шумом и треском.
Я поставлю свой голубой мотоцикл
Во дворе отеля,
И мне сразу же дадут поручение.
Марко. Когда у человека нет жены, он может мечтать.
Эдди. А почему нельзя выполнять поручения пешком, на автобусе или как-нибудь еще?
Входит Биатрис с кофейником.
Родольфо.
Э, нет, мотоцикл, мотоцикл — вот что нужно.
Человек приходит в богатый отель
И говорит: «Я посыльный»,
А кто он такой?
Пешеход исчезает бесшумно, бесследно.
Пешеход может и не вернуться,
Может не выполнить порученье.
Но человек с мотоциклом —
Это солидный человек. Он не исчезнет.
Ему будут давать порученья.
Кроме того, я еще и певец.
Эдди. То есть как это певец? В самом деле?..
Родольфо.
О да. В прошлом году
Внезапно заболел баритон Андреола.
Я заменил его в саду отеля.
Спел три арии и не сфальшивил.
Со столиков мне бросали тысячные банкноты.
Деньги кружились так, словно ураган ворвался в казначейство.
Это было грандиозно.
Этот вечер кормил нас полгода. Да, Марко?
Марко неуверенно кивает.
Марко. Два месяца.
Биатрис. Неужели у вас там нельзя поступить на работу?
Родольфо.
Андреола выздоровел.
Баритон у него могучий,
Не то бы я…
Марко (Биатрис). Родольфо пел слишком громко.
Родольфо. Вовсе нет!
Марко. Слишком громко. А посетители отеля — англичане. Они не любят, когда что-нибудь делается слишком громко…
Родольфо. Тогда почему же они бросали так много денег?
Марко. Они платили тебе за храбрость. (Эдди.) Англичанам нравится храбрость, но они не любят, когда ее проявляют больше одного раза.
Родольфо (ко всем, кроме Марко). Никто мне никогда не говорил, что я пел слишком громко.
Кэтрин. Вы когда-нибудь слышали джаз?
Родольфо. Еще бы! Я пою под джаз.
Кэтрин. Вы умеете петь под джаз?
Родольфо. Я пою неаполитанские песни в сопровождении джаза. Я пою «Бумажную куколку». Вам нравится «Бумажная куколка»?
Кэтрин. Еще бы, я просто без ума от «Бумажной куколки»! А ну-ка, спойте!
Родольфо(принимает позу и поет высоким тенором).
Как тяжко одиночество, скажу я вам, друзья,
Вот, скажем, любишь куклу, а кукла — не твоя.
Я позабыть решил про них,
Глядеть я не хочу на них,
А что же еще делать мне, друзья?
Бумажную куклу
Я для себя куплю.
Веселые парни с зазывными глазами
Хоть смейтесь, хоть плачьте фальшивыми слезами,
Бумажная куколка за вами не пойдет,
Ту куклу никто у меня не украдет.
Вам с куклами живыми придется флиртовать,
Бумажная куколка меня лишь будет ждать.
Эдди (нетерпеливо переступая с ноги на ногу в сильном возбуждении). Эй, милый, погоди минутку…
Кэтрин (как зачарованная). Дай ему кончить… Чудно! (Биатрис.) Замечательно! Это просто замечательно, Родольфо!
Эдди. Слушай, парень, ты хочешь, чтобы тебя застукали, да?
Марко. Нет, нет!
Эдди (показывая на соседние квартиры). У нас тут еще никогда не было певунов. И вдруг в доме ни с того ни с сего появился певун… Понимаете, о чем я говорю?
Марко. Да. Конечно. Замолчи, Родольфо.
Эдди (покраснев от возбуждения). У них повсюду свои люди, понимаете, Марко?
Марко. Да. Он будет молчать. (Родольфо.) Молчи.
Эдди (с железной выдержкой, даже улыбаясь). Ты снова надела те туфли, Гарбо?
Кэтрин. Я думала, что сегодня вечером…
Эдди. Сделай одолжение, слышишь? (Тычет пальцем в сторону спальни.) Ступай туда.
Кэтрин, смутившись, но уже злясь, выходит в спальню. Биатрис; следя за ней, встает и, проходя мимо Эдди, бросает на него холодный взгляд, сдерживаясь только в присутствии посторонних. Подходит к столу и разливает в чашки кофе.
Эдди (Марко, однако обращая свои слова и к Биатрис). Все они тут мечтают пойти в актерки! (Идет к окну и опускает штору.)
Родольфо (радостно). И в Италии тоже! Все девушки!
Эдди (испытующе оглядывая Родольфо, с плохо скрываемым подозрением). Вот как?
Родольфо. Ну да! (Смеется, кивком показывая на Кэтрин, вернее, на ее спальню). Особенно, когда они так красивы.
Кэтрин выходит из спальни в туфлях на низком каблуке, подходит к столу.
Родольфо подносит ко рту чашку.
Кэтрин. Вы любите с сахаром?
Родольфо. С сахаром? Да! Я очень люблю сахар.
Эдди стоит в глубине сцены и следит за тем, как она кладет ложку сахару в кофе Родольфо. Эдди отворачивается и опускает еще одну штору. На его лице тревога.
Произведения
Критика
