Рейнольдс Прайс. Кейт Вейден
Т. Венедиктова
Более четверти века назад в романе «Долгая и счастливая жизнь» (1962) Рейнольдс Прайс (род. в 1933 году) определил свою литературную «территорию» — и по сей день продолжает ее исследовать и возделывать. К писателю в полной мере можно отнести сказанное некогда о Роберте Фросте: всего несколько сотен квадратных миль составляют его мир, зато они перекопаны собственной лопатой. Лучшие страницы прозы Прайса оставляют у читателя ощущение тяжкой, густой напряженности обуревающих их переживаний.
В «Кейт Вейден», своем шестом романе, Прайс решает непростую художественно-психологическую задачу: он пишет «внутренний пейзаж» женской души, и не в статике, а в развитии, притом на самом специфичном и таинственном его отрезке — от отрочества к зрелости.
Американка 1927 года рождения, Кейт Вейден оглядывается на собственную юность, разматывая, подобно рулону киноленты, кусок жизни протяженностью в десять лет — то бегло, то сосредоточенно, день за днем и даже час за часом. Что заполняло эту жизнь? События и обстоятельства самые обыкновенные: любовь, разрывы и встречи, рождение сына, смерти близких. И сквозь все это невидимой, но железной прочности нитью протянулось неистребимое стремление героини найти и отстоять себя.
В одиннадцать лет Кейт осталась круглой сиротой — таково первое звено в длинной цепи потерь, расставаний, разрывов вынужденных и добровольных. И каждый раз перед героиней будут вставать мучительные и безответные вопросы: почему я покинута? почему я рассталась с ним (или с нею)? и кто виноват, если есть виноватые?..
Немало ярких и проникновенных страниц посвящает автор отрочеству Кейт — счастливой, несмотря на все житейские испытания, и жестокой поре примерок, проб и первых столкновений с реальностью. Взросление героини — с точки зрения романиста, процесс сложный и протяженный прежде всего в этическом, нравственном измерении; в географическом отношении он почти незначим: Кейт — и в этот, определяющий период существования, и позже — лишь изредка и ненадолго преступает границы родительского дома. Ее «я» раскрывается чаще всего в испытанной атмосфере семейного круга; только круг этот с течением лет все больше и больше размыкается.
Духовное становление Кейт Вейден развертывается на фоне общественной истории США предвоенного и военного десятилетий. Правда, фон этот не прописан, а скорее намечен в романе пунктиром. Где-то бесконечно далеко от городка Мейкон, штат Северная Каролина, пылает Вторая мировая война, но и издалека она властно воздействует на патриархальную жизнь здешних мест. Один за другим уходят в армию провинциальные парни, иные — чтобы никогда не вернуться. Гестон Стигол, отправившись на войну добровольцем, успеет прислать Кейт лишь одно письмо из тренировочных лагерей, прежде чем в ходе какого-то учения его насмерть «прошьет» отечественной пулей...
Глобальная проблематика бурного XX века оживает в романе Р. Прайса переведенной в плоскость повседневных чувствований и забот персонажей, и прежде всего — самой Кейт Вейден. Роковые минуты истории предстают отраженными в зеркале обыденного сознания. Так, вспоминая 6 августа 1945 года — день ядерной бомбардировки Хиросимы, героиня замечает: «Все, кого я знаю, воспринимали произошедшее и в тот самый день, и даже годы спустя совершенно буднично. Обычная сенсация, разве что на порядок крупнее других, к тому же сулившая ускорить капитуляцию... Но потом начались большие перемены. Как и с бомбой, до людей не сразу дошло, что вторая война и впрямь была мировой. И что поражение в ней потерпел целый мир, каким мы знали его с рождения».
Послевоенная эпоха не открыла для Кейт Вейден ничего особенно нового, и это вряд ли удивит внимательного читателя романа. Ведь и молодежный бунт 60-х, и феминистские прокламации 70-х она отчасти как бы уже «прорепетировала» в собственной, одинокой и нелегкой судьбе. Вечно неудовлетворенная, бросившая единственного сына на руки старой тетке, волевая, решительная, колючая, до жестокости честная, не знающая жалости к себе, она опрокидывает традиционные представления о женственности. Но — и в этом для Р. Прайса нет парадокса — не утрачивает женственности, как никогда не утрачивает и воли к самоутверждению. Бесспорно самый обаятельный характер в рецензируемом романе, Кейт готова подчиниться лишь велению собственной натуры и никогда — диктату обстоятельств. Ни разу в жизни она не спасовала и не солгала, всегда имела смелость быть собой — в условиях, которые не мытьем, так катаньем неизменно склоняли к привычному для существования «слабого пола» беспечальному конформизму.
Отчего же — уж не оттого ли, что и в ее душе на склоне лет зарождается страшное подозрение: эти четыре десятилетия, проскользнувшие как во сне, они, может быть, и впрямь лишь приснились, а может быть, и не были вовсе жизнью? — испытывает 57-летняя, умудренная тревогами и испытаниями женщина властную потребность рассказать и осознать историю своей жизни? Повествование Кейт, сложившееся в корпус пространного, при всей его камерности, романа, — ее попытка исповедаться перед родным и так и оставшимся незнакомым, неузнанным сыном. Попытка не с целью самооправдаться — с целью познакомиться, понять и быть понятой. Ибо, пройдя путь, по-своему неизбежный, потребовавший немалых усилий, отваги и решимости, героиня в конце концов понимает, что шла неизвестно куда. И возвращается к прошлому — не столько из ностальгии, сколько по необходимости: стремясь самоопределиться в пространстве-времени и тем самым, хотя бы косвенно, помочь сыну.
Характеризуя роман как в целом удавшийся, стоит отметить ради справедливости: в «узнаваемости» художественного почерка Рейнольдса Прайса — не только достоинство, но в известной мере и истоки уязвимости его стабильной писательской манеры. В определенном смысле прозаик пребывает в плену у самого себя, свидетельством чему — повторяемость сюжетных ходов, фабульных коллизий, приемов характеризации. Единоборство авторской мысли и жизненного материала оказывается временами искусственно облегченным, сопротивление последнего перестает ощущаться, уступая место гладкому скольжению повествования в колее пусть собственной, незаёмной, авторской — но схемы.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – Москва, 1988. – Вып. 6. – С. 68-70.
Произведения
Критика
