Роже Вайян. 325 000 франков
(Отрывок)
1
Ежегодно в первое воскресенье мая в окрестностях Бионны проводится традиционная велогонка; в ней принимают участие сильнейшие спортсмены-любители шести департаментов: Эна, Роны, Изера, Юры, Савойи и Верхней Савойи. Эти состязания требуют большой выносливости. Гонщики должны трижды преодолеть перевал Круа-Русс на высоте тысяча двести пятьдесят метров. Руководители крупных спортивных федераций посылают на эти соревнования своих наблюдателей. Не раз бывало, что победитель Бионнских гонок становился профессиональным гонщиком, отличался в велотурах Париж - Лилль, Париж - Бордо, "Жиро д'Италиа" и "Тур де Франс".
Я живу в горной деревушке неподалеку от Бионны - центра французской промышленности пластмассовых изделий, расположенной в Юрских горах, в часе езды на машине от швейцарской границы. Вечерами я часто бываю в Бионне. Мне нравится оживление, царящее на улицах индустриальных городов после конца рабочего дня, нетерпеливые сигналы мотоциклов" пробивающих себе дорогу среди велосипедистов, переполненные покупательницами лавки, запах анисового аперитива на террасах кафе.
Накануне гонок 1954 года, часов в семь вечера, я вместе со своей женой Корделией шел по авеню Жана Жореса, главной артерии Бионны. Мы остановились у какого-то магазина, где за стеклом в резком свете ламп сверкали дешевые украшения; в Бионне витрины делаются с большим блеском, чем в других провинциальных городах, они напоминают витрины пригородов Парижа - Монружа, Сен-Дени, Женвиллье. И тут мы увидели Мари-Жанну Лемерсье, которая неторопливо шла среди спешащих куда-то прохожих.
Белый шерстяной жакет сидел на ней безукоризненно. Из аккуратной, уложенной волнами прически не выбьется ни один волосок. Тончайшие, как всегда, чулки идеально натянуты. На лице почти никакой косметики: лишь слегка подкрашены губы и едва подсинены веки, чтобы оттенить голубизну глаз, вот и все. Мари-Жанна возвращалась с рынка, она несла сетку с овощами и салатом, сверху лежали три помидора.
Мы несколько раз уже встречались с ней у наших друзей рабочих и на танцевальных вечерах. Чаще всего ее сопровождал Бернар Бюзар, он на три года моложе ее (Мари-Жанне двадцать пять лет) и развозит на трехколесном велосипеде надомникам для окончательной обработки пластмассовые заготовки, которые штампуют на фабрике "Пластоформа". Вернувшись с военной службы, Бюзар купил себе гоночный велосипед. После работы он тренируется на стадионе, где такая же наклонная дорожка, как на настоящем треке или на окрестных дорогах. Словом, работает ли он или отдыхает, он весь день на колесах.
Мы с Корделией так в не могли понять, был ли Бюзар любовником, женихом или просто приятелем Мари-Жанны. Они были на "вы", редко ходили под ручку, да и наши друзья приглашали каждого из них в отдельности. Но на вечерах Мари-Жанна танцевала только с Бюзаром. Корделия как-то спросила ее об этом. Мари-Жанна ответила:
- Он парень очень самолюбивый. - И, помолчав, добавила: - Мужчины так обидчивы.
После взаимных приветствий и расспросов об общих друзьях Мари-Жадна сообщила нам:
- Знаете, Бюзар будет участвовать в гонке.
И она стала возбужденно рассказывать, объяснять нам, что это первое серьезное состязание, в котором он выступает. Что из-за чьих-то происков его в последнюю минуту чуть было не выкинули из списка участников. Что хотя Поль Морель, сын его хозяина, основной болельщик бионнского клуба "Этуаль сиклист", но он известный болтун и полагаться на него нельзя. Что все же Бюзару удалось попасть в состав команды, которая будет защищать честь Бионны.
- Ну и прекрасно, - сказала Корделия. - Мне кажется, Бюзар сейчас в хорошей форме.
Мы предложили Мари-Жанне сопровождать гонщиков в нашей машине.
- О, с удовольствием! - обрадовалась она.
Мы проводили ее до дому и зашли к ней. Продолжая болтать, она поставила на огонь ужин, чтобы он был готов к приходу матери, которая работала сегодня сверхурочно на фабрике "Пластоформа". Потом Мари-Жанна принялась за шитье.
Она белошвейка. Весь день, сидя у окна, она шьет или вышивает. Из всего поселка Морели только барак, где живет Мари-Жанна, выходит на Сенклодскую дорогу. И поэтому проходящие мимо круглый год могут наблюдать, как Мари-Жанна, сидя очень прямо на соломенном стуле с высокой спинкой, вышивает что-то воздушное из линона, батиста или шелка, и на белоснежной материи яркими пятнышками выделяются только ее ногти, покрытые красным лаком.
На следующий день, задолго до начала гонок, мы приехали в бистро "Пти Тулон", где находился штаб "Этуаль сиклист".
Поль Морель разъяснял двенадцатому номеру, лучшему гонщику команды Ленуару, тактику, которой тот должен придерживаться, чтобы добиться победы над лионцами и над семнадцатым номером, опасным соперником из Гренобля.
Серебряная Нога, хозяин бистро "Пти Тулон", подмигнул мне, посмеиваясь над Морелем-младшим. Серебряная Нога - бывший легионер, бывший моряк, немало погулявший на своем веку, и все, что происходит в Бионне, он всерьез не принимает.
Мари-Жанна взяла Корделию под руку; она не любила хозяина бистро.
Вошел Бюзар в красной майке с эмблемой клуба "Этуаль сиклист". Он вел свой велосипед и издали поклонился нам. Мари-Жанна в ответ тоже кивнула.
Бюзар прислонил велосипед к одному из столиков в противоположном конце зала и принялся ногтем что-то счищать с седла. Он с задумчивым видом осмотрел велосипед. Потом перевернул его, заставил вертеться педали и прислушался к шороху подшипников. Бюзар - высокий с костлявым смуглым лицом и горбатым носом.
Он порылся в сумке для инструментов, перекинутой через плечо, достал масленку и смазал переключатель скоростей.
Мари-Жанна уже не смотрела в его сторону. Она подошла к двери и, взглянув на небо, сказала:
- Они наверняка попадут в грозу.
Бюзар еще раз прослушал работу подшипников. Потом с беспечным видом направился к нам. Под кожей его ляжек и икр, поросших черными волосами, медленно ходили длинные мускулы. Бюзар остановился. Мари-Жанна повернулась к нему.
- Здравствуйте, Мари-Жанна, - сказал Бюзар.
- Здравствуйте, Бернар. - И Мари-Жанна протянула ему руку.
По лицу Корделии я понял, что она в восторге от этого церемониала. Мари-Жанна и Бюзар серьезно смотрели друг на друга.
- Значит, вы будете сопровождать велогонку? - обратился ко мне Бюзар.
- Я хорошо знаю маршрут, - ответил я. - Подъем на перевале Круа-Русс со стороны Клюзо дьявольски крут.
- Ничего, в Бионне мы все привыкли ездить по горам.
Бюзар продолжал глядеть на Мари-Жанну. Она смотрела на него не мигая.
Подошел Поль Морель.
- Только не дури, - сказал он Бюзару. - На первых двух этапах не отрывайся от основной группы. Пусть даже тебе будет казаться, что колеса подталкивают тебя в зад... Ну, конечно, если Ленуар вырвется вперед, тогда другое дело.
- А раньше второго этапа он не вырвется? - спросил Бюзар.
- Там будет видно... Когда он вырвется, сядь ему на колеса, если сможешь...
- Смогу.
- Посмотрим... Прилепись к нему, веди, если он потребует, и больше ни о чем не думай. Понятно?
- Понятно... Ну, а если у Ленуара застопорится?
- Не беспокойся.
- У него может быть авария...
- В таком случае, если у тебя хватит духу и еще не отнимутся ноги, попробуй рвануть и выиграть гонку.
Поль Морель повернулся к нам. Щеки у него толстые, но совсем не такие красные, какими, верно, были раньше, судя по их полноте; это оттого, что он частенько проводит ночи в кабаках Лиона и Женевы.
- Самое трудное внушить им правильную тактику... - пожаловался он мне и, обращаясь к Мари-Жанне, добавил: - Гонку башкой выигрывают. Вбейте-ка это в голову вашему дружку. - Поль Морель резко повернулся и отошел к остальным гонщикам. При слове "дружок" Мари-Жанна покраснела.
- Спасибо вам за то, что мадемуазель Лемерсье сможет следовать за велогонщиками, - сказал мне Бюзар.
Он повернулся к Мари-Жанне:
- Я чувствую себя в отличной форме... Вот увидите...
- Я рада, что буду наблюдать за гонкой, но вовсе не потому, что вы принимаете в ней участие, - заявила Мари-Жанна.
- Нет того, чтобы подбодрить, - обиделся Бюзар.
- Ладно, сердце мое! - усмехнулась Мари-Жанна.
- Все на старт! - крикнул Поль Морель.
- Ни пуха ни пера, - пожелал я Бюзару. - Уверен, что все пройдет великолепно.
- Шпарьте вовсю, - посоветовала Корделия. - Плюньте на тактику. Мы поедем за вами и будем вас поддерживать. Вы увидите, как я умею орать.
Бюзар поднял свой велосипед и прошел мимо нас. По-видимому, Мари-Жанна почувствовала раскаяние, и она сказала:
- Желаю успеха!
Бюзар вышел, ничего не ответив. Мы последовали за ним.
К бистро на мотороллере подкатила Жюльетта Дусэ.
- А тебе идет красный цвет, - обратилась она к Бюзару.
- Грозы не миновать, - сказал он ей и показал на тучи, нависшие над Клюзо.
Жюльетта Дусэ высокая, с красивой пышной грудью, все мужчины норовят до нее дотронуться. Жюльетта беззлобно сопротивляется. О ней говорят: ладная фигурка!
Голову она откидывает назад. Волосы у нее длинные, черные. Когда она мчится на своем мотороллере, ветер так и треплет ее кудри, платье облепляет ее, и она в самом деле очень хороша.
Коммивояжеры, включая в свой маршрут город Бионну, сразу чувствуют себя более счастливыми (или менее несчастными), когда подумают, что увидят Жюльетту Дусэ, с развевающимися по ветру волосами мчащейся на своем мотороллере.
- Пригласи меня сегодня вечером на танцы, - попросила она Бюзара.
- Вечером мне захочется спать.
Жюльетта бросила взгляд на Мари-Жанну.
- Ладно, ладно, - сказала она громче. - Не хочу, чтобы у тебя были неприятности.
Поль Морель тоже вышел из бистро. Это он купил Жюльетте мотороллер.
- Она все вздыхает по тебе, - сказал он Бюзару.
- До чего же он суровый! - Жюльетта показала Полю на Бюзара.
- Оставь мотороллер здесь и пошли со мной. Старт дашь ты... - сказал Поль.
- Грандиозно! - И, обращаясь к Бюзару, Жюльетта добавила: - Я закрою глаза, буду думать о тебе, и ты выиграешь.
- У него нет никаких шансов, - проговорил Поль Морель. - Вот уж потаскуха! - добавил он.
Маршрут бионнской велогонки образует восьмерку; он делится на три этапа. Первый этап: двадцать три километра по склону холма до перевала Круа-Русс, по Сенклодскому шоссе, - дорога хорошая с наклонными виражами я довольно отлогими подъемами, семь километров очень крутого петляющего спуска к Клюзо с тринадцатью поворотами до Бионны - это "большое кольцо". "Малое кольцо" - десять километров вокруг Бионны; большая часть пути проходит по асфальту и по крутым тропкам. Второй этап гонки ведется в обратном направлении, и, поднимаясь на перевал Круа-Русс со стороны Клюзо, гонщик преодолевает все тринадцать поворотов; на этом отрезке пути обычно и завязывается настоящая борьба. Третий этап идет в том же направлении, что и первый; вот тут-то и дает себя почувствовать "малое кольцо", гонщик, который только что видел вязы стадиона, вынужден повернуться спиной к финишу, он думает: "Ну вот, начинай все сначала"; в с этой минуты исход борьбы зависит не столько от крепости мышц и ровного дыхания, сколько от мужества а отваги. ("Отваги хватит ли тебе, Родриго?") Итак, Бионнские состязания отвечают всем требованиям велогонок; как в в бое быков, самая напряженная борьба начинается, когда гонщики, подобно быку, уже на пределе.
Жюльетта Дусэ дала сигнал к старту. Гонщики помчались по Сенклодской дороге. Некоторое время я ехал за ними; спидометр машины показывал тридцать восемь километров в час. Обычно во время таких провинциальных гонок спортсмены-любители развивают гораздо большую скорость, чем профессионалы на серьезных состязаниях, которые молчаливо уславливаются щадить свои силы.
Потом я обогнал велосипедистов, чтобы увидеть, кто пройдет первым на перевале. У белой линии, пересекавшей шоссе в самой высокой точке дистанции, стояла толпа. Гонщик, который первым пересечет эту черту, получит награду - приз одной из марок аперитива. Зрители явились целыми семьями, как на пикник. На лужайках стояло много машин. Над горными вершинами Верхней Юры сгущались тучи; сильно припекало, в разреженном воздухе дышать было тяжко; мучили слепни.
Первым пересек белую линию восьмой номер, паренек уж такой приземистый, что, хоть он и поднялся на педалях, привстав в седле, нам в в голову не пришло, что он "ехал танцовщицей", так красиво называется этот способ езды на велосипеде. На гонщике была белая майка без эмблемы спортивного клуба.
Через две минуты проехала основная группа гонщиков. Велосипедисты знали, что приз им уже не достался, и поэтому не стали увеличивать скорость, приближаясь к белой черте. Легко вел гонщик в голубой майке с номером семнадцать - опасный соперник из Гренобля.
Бювар ехал в середине группы. Он закончил подъем, не вставая с седла, напрягая в основном мышцы ног. Видно было, что он сосредоточен, собран, но не утомлен. Нас он не заметил.
В десяти метрах от белой линии Ленуар проколол шину. Он и ногу не успел спустить на землю, как остальные гонщики исчезли из виду, несясь по извилистому спуску в Клюзо. Поль Морель, ехавший за основной группой в своей "ведетте", остановился, чтобы помочь Ленуару сменить колесо. Мы подошли к ним.
- Кто этот восьмой? - спросил я.
- Какой-то парень из Бресса, - ответил Поль Морель. - Это его первая гонка, он только вокруг своей деревни и ездил. Ему двадцать лет. Деревенщина...
- За двадцать километров он опередил остальных на две минуты, - с жаром встала на его защиту Корделия. - Молодец паренек.
Жюльетта, сидевшая в "ведетте" на заднем сиденье, рядом с Серебряной Ногой, рассмеялась:
- Ноги у него короткие.
- Он далеко не уедет, - подтвердил судья гонок, сопровождавший Мореля.
Корделия потащила меня к машине.
- Спорт озлобляет, - сказала она.
Мари-Жанна не выходила из автомобиля. С самого отъезда из Бионны она не произнесла ни слова.
Стали прибывать отставшие на подъеме гонщики, они ехали по два, по три человека. Было ясно, что мне не удастся нагнать головную группу до въезда в Клюзо; на крутых спусках велосипедисты срезают углы на поворотах и едут быстрее машины; я вернулся в Бионну по Сенклодской дороге и решил ждать гонщиков у начала "малого кольца".
Мы уселись на террасе кафе. Жара еще усилилась.
Поль Морель опередил гонщиков. На минуту он задержался около нас и крикнул Мари-Жанне:
- Ваш дружок дурит! Он оторвался от всех и догоняет брессанца.
- А Ленуар? - спросил я.
- Все это один обман, - бросил Серебряная Нога. - Гонка еще и не началась.
Морель дал газ, и "ведетта" исчезла в "малом кольце".
- Поль Морель и Серебряная Нога - два сапога пара, - проговорила Мари-Жанна и поджала губы.
Я уже начинал жалеть, что взял с собой эту угрюмую девицу. Один слепень неотступно следовал за нами от самого перевала, я пытался прикончить его свернутой газетой, но тщетно. Мы беспрерывно вытирали пот со лба.
Первым проехал брессанец. Через полторы минуты промчался Бюзар.
- Forza, Бюзар! Держись! - крикнула Корделия, которая, выросла в Италии.
- А он в самом деле допустил ошибку? - спросила Мари-Жанна.
- Он выбьется из сил раньше времени, - ответил я.
Основная группа, во главе с лионцем, не спеша проследовала через две минуты после Бюзара.
Когда Бюзар завершил "малое кольцо", он отставал от брессанца всего на пятьдесят секунд и опередил основную группу на три минуты.
Довольно продолжительное время мы сопровождали группу гонщиков, которые ехали к Клюзо со скоростью тридцать километров в час.
Отрыв брессанца и Бюзара явно не беспокоил лидеров гонки; они приберегали силы, помня о подъеме с тринадцатью поворотами. Шестеро гонщиков во главе с Ленуаром нагнали основную группу на полпути в Клюзо.
Я увеличил скорость до ста километров в час; Корделия засекла время. Когда мы поравнялись с Бюзаром, она быстро подсчитала, что он опередил основную группу на четыре минуты, то есть на три километра. Проезжая мимо, я крикнул ему об этом. В ответ он дружески помахал рукой.
- Мне кажется, он едет без особого напряжения, - сказала Мари-Жанна.
Разрыв между брессанцем и Бюзаром уменьшился до четырехсот метров. Я поравнялся с крестьянином и некоторое время ехал рядом.
- В четырехстах метрах от тебя одиночка! - крикнул я ему.
Брессанец, казалось, не расслышал меня, и я повторил:
- Группа в трех километрах, а за тобой едет одиночка.
Брессанец обернулся, увидел Бюзара и, вместо того чтобы дождаться его, пригнулся к рулю и поехал быстрее. У него явно не было никакого опыта в гонках. Я снова крикнул:
- Вдвоем ехать легче. Дождись одиночку. Дурак, береги свои силы. Нажмешь к финишу, если еще будешь способен на это...
Но он поехал еще быстрее, так, будто гнался за ним я. У него толстые, нежно-розовые щеки, светлые короткие завитки волос падают на лоб.
Мы подъезжали к Клюзо. Тучи нависали теперь над самым городом. Упало несколько капель дождя.
Я остановился, поджидая основную группу. По дороге наконец-то отнесло от нас ветром слепня.
- Выпьем еще по стаканчику, - предложила Корделия.
- Некогда. Сейчас начнется борьба.
- А почему вы не едете за передними? - спросила Мари-Жанна.
Ударил гром, и разразилась гроза. Сразу хлынул дождь. На дороге показалось несколько велогонщиков.
Основная группа только что раскололась. Двое лионцев, греноблец и еще пятеро велосипедистов пронеслись мимо нас со скоростью сорок пять километров в час. Корделия едва успела разглядеть номера. Вплотную за ними шли шесть машин, поднимая фонтаны воды. Поль Морель, проезжая, что-то крикнул нам, но мы не расслышали.
С пятисотметровым разрывом следовали еще двадцать велосипедистов, но они ехали медленнее. Среди них был Ленуар. Ему пришлось потрудиться, нагоняя группу, и сейчас он набирался сил перед крутым подъемом с тринадцатью петлями.
Я тронулся вслед за ними, развил большую скорость и, пока проезжал через Клюзо, всех обогнал. Бюзара мы настигли на третьем повороте.
Он поравнялся с брессанцем. Они по-прежнему выигрывали у основной ведущей группы четыре минуты, и Бюзар "сидел" у крестьянина "на колесе". Перед нами отвесно вставала гора. Дорога лезла вверх среди лугов. Стена дождя стала такой плотной, что мы уже не различали петлявшее над нами шоссе. Бюзар и брессанец снизили скорость до пятнадцати километров в час.
Достигнув четвертого поворота, они поехали еще медленнее. У брессанца от дождя развились завитки волос и прилипли к мокрому лбу. Он то откидывал голову назад, то наклонял вперед, словно пытаясь пробить лбом дождевую завесу.
- Прямо как бычок, - заметила Корделия.
Движения его ног стали беспорядочными.
Бюзар что-то крикнул крестьянину, но тот отрицательно покачал головой.
- Бюзар! - крикнул я. - Пусть ведет. Он дурак.
Даже если читатель никогда не садился на велосипед, он все равно поймет, что из двух велосипедистов, едущих вместе, труднее приходится тому, кто впереди. Тем же законом аэродинамики объясняется построение диких уток при перелете. Брессанцу приходилось рассекать за двоих не только воздух, но и дождь.
Бюзар снова что-то крикнул, потом вышел вперед. Движения ног брессанца стали более ритмичными. Дорога углубилась в чащу столетних елей, которые защищали от дождя, и оба велосипедиста опять поехали со скоростью пятнадцать километров в час.
На седьмом повороте брессанец проколол шину. Бюзар поставил ногу на землю, чтобы дождаться своего попутчика. Брессанец, сидя на корточках и отвинчивая гайки колеса, удивленно взглянул на Бюзара. Тот пожал плечами.
Мы тоже затормозили. Слышен был только шум дождя, хлеставшего по машине и асфальту.
- Зачем он его дожидается? - спросила меня Мари-Жанна.
- Ему выгоднее ехать вдвоем.
- Быстрее! - крикнул Бюзар брессанцу.
Корделия пустила секундомер.
- Одна минута, - прошептала она.
Бюзар повернулся к нам и улыбнулся.
- Порядок! - крикнул я ему.
Он ловил взгляд Мари-Жанны.
- Вы лучше всех! - прокричала она.
- Я в отличной форме! - крикнул в ответ Бюзар.
Между огромными елями сверкнула молния, и тотчас загрохотал гром. Дождь еще припустил. Брессанец, присев на корточки, поднял обеими руками свой велосипед и, не разгибаясь, прыгнул, как лягушка, под защиту автомобиля.
Бюзар в прилипшей к телу майке неподвижно стоял под проливным дождем.
- Он как дуб, - проговорила Корделия.
- Вот это мужчина! - сказал я Мари-Жанне.
- Буревестник! - воскликнула Корделия.
Брессанец накачивал шину. Он поднял голову и посмотрел на Бюзара.
- Дай мне выиграть приз за перевал, - попросил он.
Приз, присуждаемый тому, кто первым пересечет белую линию на перевале во время второго этапа, самый крупный: фабрика "Пластоформа, Морель и сын" выплачивает победителю пять тысяч франков.
- Это будет по-честному, - настаивал брессанец. - Ведь я все время шел впереди.
Бюзар глядел на него, окруженный стеной дождя.
- Я заслужил этот приз! - прокричал брессанец.
Бюзар скорчил гримасу и сплюнул.
- Две минуты! - крикнула Корделия.
- Деревня, - пробурчал Бюзар. - Пошевеливайся, не то я тебя брошу!
Как только началась гроза, мотоциклист, который шел перед гонщиками, умчался вперед. Он дожидался велосипедистов на перевале, укрывшись в одной из машин. Гроза бушевала вовсю, и среди высоченных елей никого не было, кроме нас пятерых.
Из-за дождя грубые руки брессанца плохо ему повиновались, и ремонт занял две минуты сорок секунд.
Бюзар занес ногу на педаль и приготовился ехать.
- Сил у меня еще больше, чем в начале! - прокричал он и с места взял большую скорость, брессанец следовал за ним, прилепившись к его заднему колесу.
- Они опережают лишь на одну минуту десять секунд, - заметила Корделия.
- Даже меньше, - сказал я. - Уверен, что ведущие поднажали на подъеме... Сейчас увидим...
Я остался на месте. Корделия следила за секундомером.
- Тридцать секунд, - сказала она.
- Мешает гроза, а то бы мы уже услышали шум сопровождающих машин, проговорил я. - Головная группа должна быть как раз под нами, на шестом повороте.
- Одна минута, - торжественно объявила Корделия.
- Видите, их все еще нет, - сказала Мари-Жанна. Лицо ее оживилось. - А вы обязательно хотите их дождаться? - спросила она.
- Одна минута тридцать секунд, - провозгласила. Корделия.
- Он там один-одинешенек в такую грозу, - сказала Мари-Жанна.
- Ничего, с ним эта деревенщина, - утешил я ее.
Но все же тронулся с места и нагнал наших парней.
Мари-Жанна высунулась в окошко. Дождь растрепал ее прическу.
Брессанец вел. Он поставил самую маленькую передачу. В низко опущенном седле, прильнув к рулю, коротконогий, с бычьим затылком и плечами шире руля, он яростно вращал педали. Казалось, он топчется на месте.
Бюзар с легкостью "сидел" у него "на колесе". Он ехал на средней передаче и менял ее только на поворотах, где подъем становился круче. Ноги у него были длиннее, поэтому при той же скорости двигал он ими медленнее, и это создавало впечатление еще большей легкости. Его угловатое лицо и нос с горбинкой вырисовывались над кряжистой спиной брессанца, как форштевень.
Я ехал рядом с ними, внимательно следя за виражами. Корделия не спускала глаз со спидометра.
- Двадцать два километра в час, - объявила она.
- Слава дурачкам!
- Они хорошо идут? - спросила Мари-Жанна.
- А вы не видите, какая дорога? Вы когда-нибудь проделывали такой подъем на велосипеде? Профессионалы, асы, чемпионы не смогли бы ехать быстрее!
- Бюзару так хочется стать профессиональным гонщиком, - сказала Мари-Жанна.
- Пока что в основном трудится брессанец.
После второго поворота дорога вышла из леса. Дождь внезапно прекратился. Гроза быстро удалялась, устремившись к долине реки Желины. Гребни гор перед нами очистились от, туч.
Подъем стал более отлогим. Три последние витка шоссе были гораздо шире предыдущих: дорога петляла вместе с совсем еще юным горным потоком, еще ручейком, журчащим среди лугов, его исток находился где-то неподалеку.
Приятно пахло мокрой травой и нагретой землей. Крупные капли медленно стекали по листьям горечавок.
Бюзар положил руки поверх руля, выпрямился и откинул назад голову, словно наслаждаясь ветром. Потом он включил большую передачу, с легкостью обошел брессанца и умчался. Брессанец тоже перевел на большую передачу, но он уже с трудом вертел педали. Ему приходилось все время менять передачу, пока он не дошел до предпоследней; он нервничал, переключатель скоростей скрежетал. Меньше чем за минуту Бюзар отыграл у крестьянина двести метров.
- Он поступает не по-товарищески, - сказала Корделия. - Этот паренек трудился больше него.
- Бюзар прав. Тот оплакивает приз. Терпеть не могу жадных.
- А может быть, ему и в самом деле нужны эти деньги, - заступилась за крестьянина Корделия.
- Он просто дрянь, - резко возразил я.
- Я рада, что Бюзар не виноват, - вставила Мари-Жанна.
- Ты ничего не смыслишь в спорте, - сказал я Корделии.
- А ты рассуждаешь, как фашист, - вспылила Корделия.
Вот теперь нас по-настоящему захватила гонка. Это я обожаю.
Я следовал за Бюзаром, он ехал все в той же позе: положив руки поверх руля и расправив плечи. Косые лучи солнца, падавшие из-за гребня горы, освещали его до пояса. Он гнал вовсю, но дышал ровно. Дорога ползла вверх среди куцей высокогорной травы. Последние деревья остались позади нас, внизу. До уже видневшегося впереди перевала было меньше полутора километров. Я представил себе восторг Бюзара и позавидовал ему.
Через перевал он проехал под аплодисменты болельщиков. Пригнув голову, он понесся вниз к Бионне по превосходной Сенклодской дороге. Я остановился, немного не доезжая белой линии.
Через пятьдесят секунд появился брессанец. Он продолжал быстро крутить педали.
- Переставь передачу! - крикнула ему Корделия.
Он послушался, но сделал это неловко, и цепь порвалась. Заменяя ее, он крикнул Корделии:
- Это вы виноваты! Вы за него!
В толпе раздались смешки.
- До чего же он глуп, - проворчала Корделия.
- Ей больше нравятся высокие, - сказал кто-то.
- А ты встань на ходули!
- Они ему помогают! - возмущался брессанец. - Приз должен был достаться мне.
Со всех сторон посыпались шутки. Смеялись даже те, кто ничего не расслышал.
Брессанец кинул злобный взгляд на толпу и нагнул голову, словно собирался броситься на подтрунивавших над ним людей.
- Ты теряешь время, - крикнула Корделия.
Брессанец вскочил на велосипед и понесся вниз по склону.
Первая группа велосипедистов проехала через перевал на три минуты двадцать секунд позже Бюзара, следовательно, между седьмым и последним поворотами он наверстал часть того времени, которое потерял, пока брессанец менял колесо. Опытных гонщиков гроза задержала больше, чем Бюзара и крестьянина, не понимавших, что из-за сплошной завесы дождя им приходится прилагать дополнительные усилия и что было бы разумнее брать подъем с меньшим рвением.
В основной группе находились оба лионца в зеленых майках, нагнавший их на пути к перевалу Ленуар в красной майке, греноблец в голубой и еще трое - всего семеро, самые лучшие гонщики.
Они проехали скученно, в быстром темпе, даже не взглянув на толпу. Следовавшая за ними "ведетта" притормозила рядом с нами.
- Бюзар и восьмой выигрывают около четырех минут, - крикнул я.
- Классные ребята, - сказал Серебряная Нога.
- Ура Бюзару! - заорала Жюльетта Дусэ.
- У них котелок плохо варит, - проговорил Поль Морель.
- Зато ноги хорошо работают! - крикнула Корделия.
Глаза ее горели гневом.
- Скажите спасибо, что мы сопровождаем вашего подопечного, - сказал я Полю Морелю.
- Ну и развлекайтесь, - сказал он.
- Обычно клубная машина едет вплотную за своими лучшими гонщиками, крикнула Корделия.
- Я и еду вплотную за Ленуаром, - ответил Поль Морель.
- Лучшим считается тот, кто впереди, - заметила Корделия.
- Ура Бюзару! - снова крикнула Жюльетта.
- Я не собираюсь валандаться с чокнутыми, - проговорил Поль Морель.
- Гонка еще не началась, - заметил Серебряная Нога.
Морель включил мотор и уехал вниз по склону к Бионне.
- Ура Бюзару! - еще раз крикнула нам издали Жюльетта.
"Ведетта" скрылась за первым поворотом.
- Я так и знала, - проговорила Мари-Жанна.
- Что вы так и знали?
- У Бернара нет никаких шансов выиграть.
- Он опередил всех на четыре минуты, - живо возразила ей Корделия. Вам этого мало?
- Теперь он может выиграть, - подтвердил я.
Мари-Жанна покачала головой.
По двое, по трое прибывали на перевал отставшие гонщики, в течение двадцати минут проехали все велосипедисты. Они уже были вне игры, но продолжали гонку, считая это делом чести. Во время грозы многие отказались от дальнейшей борьбы. Из пятидесяти двух, взявших старт, осталось всего тридцать человек.
В начале третьего этапа, который проделывается в том же направлении, что и первый - от Бионны до перевала Круа-Русс по Сенклодской дороге, - в основном разрывы между гонщиками оставались прежними. На "малом кольце" брессанец нагнал Бюзара, но, очевидно, он понял одну из тонкостей велогонок и теперь давал Бюзару вести каждый раз, когда тот на это шел.
Бюзар ехал легко. Его победа стала мне казаться вполне вероятной. Конечно, самым трудным для него будет опередить брессанца на финише.
Бюзар был "в форме". Спортсмены прибавили еще одно значение к тем двадцати пяти определениям слова "форма", которые приведены в словаре "Литтрэ". Ближе всего к нему четырнадцатое определение: "Форма доказательства, то есть удачный или неудачный метод расположения отдельных частей доказательства. По форме, то есть в соответствии с методом, согласно которому должно быть изложено доказательство, чтобы отвечать определенным требованиям". Гонщик считается "в форме", когда отвечает всем требованиям, которые необходимы, чтобы победить в спортивной борьбе. Но это выражение гораздо богаче по своему значению. Форма противостоит материи в том смысле, в каком спортсмен ощущает материю как груз, который тормозит его спортивные достижения: спортсмен "в форме", когда жир, лимфа - словом, все, что отяжеляет, - преобразованы в нервы и мышцы, когда материи обретает форму. В идеале спортсмен должен во время состязания сгорать дотла, не оставляя даже пепла.
Вот о чем я размышлял, пока ехал за Бюзаром и брессанцем со скоростью сорок километров в час во время их третьего и последнего подъема на перевал Круа-Русс. Корделия и Мари-Жанна возмещали молчанием все треволнения, вызванные вторым этапом. Мари-Жанна, глядясь в карманное зеркальце, пыталась восстановить свою прическу.
Для писателя, достигшего зрелости, когда ему есть что сказать, главная забота - тоже быть "в форме". Страница рукописи будет удачной или неудачной в зависимости от того, чувствует ли автор себя "в форме" или нет, садясь за письменный стол.
Писатель, достигший зрелости, уже разрешил или преодолел свои внутренние конфликты; основными проблемами для него теперь стали проблемы человечества и своего времени; у него остается лишь одна личная проблема, связанная с диететикой; таким образом, он приближается к тому, чтобы обрести цельность спортсмена, который думает только о своей "форме", говорит только о ней и в преддверии крупных состязаний из любви к ней обрекает себя на умеренность и целомудрие.
Возможно, поэтому я и испытываю такую братскую нежность к юным героям стадионов, рингов и велотреков. Когда Бюзар пересек белую линию на перевале, я понял по его лицу, по тому, как он откинул назад голову, что он испытывал то же состояние радостного подъема, которое охватывает меня после окончания удачной, на мой взгляд, главы.
Мне также пришло на ум, что "форма" имеет первостепенное значение и для оратора, актера, художника, командующего армией, для всех тех, для кого выполнение их работы каждый раз есть решение новой творческой задачи, и в успешном исходе они никогда не могут быть уверены. Буду ли я сегодня вечером "в форме"? - этот вопрос преследует их. В определенный момент во время битвы на Марне самым важным для всей французской армии было, чтобы Жоффр поспал и чувствовал себя "в форме" в минуту принятия знаменательного решения. Тут я заметил в брессанце первые признаки усталости. Лицо у него покраснело. Движения ног стали беспорядочными. Дважды он отставал от Бюзара и нагонял его, виляя из стороны в сторону. До перевала оставалось всего-два километра.
Бюзар несколько раз оборачивался. Мы поняли, что он в нерешительности.
По лицу брессанца струился обильный пот; руки его начали дрожать.
Бюзар вопрошающе взглянул на меня.
- Он рухнул! - крикнул я.
Бюзар слегка ускорил ход.
Брессанец снова запетлял, потом выровнял велосипед и догнал Бюзара. Но лицо его внезапно побелело.
- Он выдохся! - сказал я.
- Бюзар не смеет его бросать! - закричала Корделия.
- Он должен это сделать.
- Ненавижу гонки! - проговорила Корделия. - Больше никогда на них не поеду.
Бюзар оторвался от брессанца и сразу же опередил его на несколько десятков метров.
- Ненавижу, всех вас ненавижу! - твердила Корделия.
Брессанец сделал несколько зигзагов от одного края дороги к другому. Перешел на самую малую передачу, и, казалось, ему стало легче. Он проехал еще метров сто, все замедляя ход. Наконец он поставил ногу на шоссе. Я затормозил рядом с ним.
Корделия протянула ему термос, который мы на всякий случай захватили с собой.
- Что это? - спросил брессанец.
- Чай.
- А спиртного у вас не найдется?
У нас было и спиртное.
- Это тебя прикончит, - заметила Корделия.
- Дай ему. Теперь это уже не имеет никакого значения, - сказал я.
Брессанец выпил глоток коньяку, Лицо у него порозовело. Он едва заметно улыбнулся.
- Ты сильнее всех, - утешала его Корделия.
- Верно, - ответил брессанец.
Положив руки на руль, он пробежал так несколько метров, чтобы взять разгон. Ноги у него на редкость короткие. Он остановился, не вскочив на седло" Потом пробежал еще три шага, но медленнее, и снова остановился. Белая майка плохо сидела на нем, и от этого казалось, что он полуодет. Открыв рот, брессанец несколько раз помотал головой. Он глубоко вздохнул и некоторое время простоял совершенно неподвижно. Потом снова помотал головой, схватил велосипед и с яростью швырнул его на обочину дороги. Шатаясь, брессанец проделал несколько шагов и рухнул рядом с велосипедом.
Корделия вышла из машины и протянула ему фляжку. Брессанец жадно выпил коньяк и перевернулся на живот. Корделия постояла над ним, попыталась приподнять его за плечо, но он тут же повалился обратно.
- Что с ним? - спросила Корделия.
- Пусть поспит.
- А он не заболел?
- Влезай в машину, - крикнул я. - Нам в жизни не догнать Бюзара. Сейчас он шпарит по спуску к Клюзо со скоростью семьдесят километров в час.
Корделия села в автомобиль. Я захлопнул дверцу.
Перед самым перевалом дорога идет среди лугов, описывая полукруг. Если поглядеть вниз с того места, где заканчивается полукруг, виден весь оставшийся позади отрезок пути. Корделия высунулась в окошко.
- Он поехал, - сообщила она.
Я замедлил ход и оглянулся. Внизу, в полутора километрах от нас, что-то белело и виляло по шоссе.
- Упорный паренек, - сказала Корделия.
- Да, упрям как вол.
Я понесся по спуску к Клюзо. Красную майку Бюзара мы обнаружили только после тринадцатой петли, на прямой, перед самым въездом в город. Бюзар несся с огромной скоростью на самой большой передаче.
Оставалась легкая двадцатикилометровая дистанция до Бионны, потом десять километров по "малому кольцу", и если все пойдет хорошо, то через сорок пять минут Бюзар будет у финишной прямой. При мысли, что наш юный друг близок к победе, нас всех троих охватило радостное возбуждение.
У въезда в Клюзо по обе стороны дороги стояла густая толпа. Бюзару аплодировали, потому что он прибыл первым, и по номеру выискивали его фамилию в местной газете.
Вместе с первыми домами пошла булыжная мостовая. Бюзар прижался к правой стороне улицы, чтобы ехать по асфальтовой дорожке, здесь когда-то проходила узкоколейка, а потом ее загудронировали.
Выскочил ребенок посмотреть на гонщика. За ним бросилась женщина, чтобы оттащить его назад. Бюзар мчался прямо на них со скоростью сорок пять километров в чае.
Пытаясь их объехать, он свернул в сторону, колеса заскользили по мокрому булыжнику. Велосипед рухнул. Бюзар перелетел через руль и распластался на мостовой, выбросив руки вперед.
Я затормозил в нескольких метрах от него.
- Секундомер! - сказал я Корделии. - Не вылезай ни в коем случае...
Мы с Мари-Жадной подбежали к Бюзару. Он уже встал на ноги. Левая ляжка сильно кровоточила. Из носа тоже текла кровь.
Бюзар провел тыльной стороной руки по губам, посмотрел на окровавленную руку в сказал:
- Пустяки.
Я взглянул на Корделию.
- Сорок секунд, - сообщила она.
Я вытер платком рану Бюзара на левой ляжке. Она оказалась глубокой. Следовало бы наложить швы.
- Я поехал, - сказал Бюзар.
- Попробуй, - согласился я.
- Надо бы его отвезти в больницу, - вмешалась Мари-Жанна.
- Это мы всегда успеем. Не сможет продолжать, тогда и отвезем.
Я снова бросил взгляд на Корделию.
- Две минуты, - проговорила она.
Бюзар сел на велосипед. Двое парней подтолкнули его. Он двинулся дальше.
Предстояло проехать весь Клюзо. Мостовой, казалось, не было конца. Бюзар ехал с большим трудом. На всем протяжении пути из толпы доносилось: "У него идет кровь... кровь льется... кровь..." И эти слова, повторявшиеся на все лады: "У него кровь... кровь... кровь..." - сопровождали его, как трезвон колоколов. Мари-Жанна кусала губы. Корделия шептала про себя: "Forza, Бюзар! Вперед! Forza, Бюзар!"
Выехав из города, Бюзар понесся со скоростью сорок километров в час.
- Я дождусь остальных, чтобы определить разрыв, а потом нагоню тебя! крикнул я Бюзару.
- Не волнуйтесь, мы вас не бросим, - крикнула Корделия.
Я остановился. Корделия пустила секундомер.
Головная группа проигрывала всего пятьдесят пять секунд. Это была все та же семерка сильнейших. Ветер дул им в спину, и они раскинулись веером по всей ширине шоссе, словно надутый парус. В центре - грозный долговязый Ленуар. Он ехал на самой большой передаче, его ноги словно делали гигантские шаги. "Они приближаются, - мелькало у меня в голове. - Они приближаются. Выигрывают всегда самые крепкие, самые умные, самые опытные, самые разумные, которые умеют пересилить себя". Но я промолчал.
Не дождавшись их, я поехал. У Бюзара снова шла кровь из носа.
- Не говори ему, что они близко, - попросила Корделия.
- Наоборот, он может выиграть только на нервах. Разрыв пятьдесят пять секунд, - крикнул я Бюзару.
- Платок, - попросил он.
Мари-Жанна протянула ему платочек с ажурной вышивкой собственной работы. Бюзар вытер губу и сжал платок зубами. Он увеличил скорость и дошел до сорока пяти километров в час. Кровь текла с ляжки на икры, на велосипедные туфли.
Бюзар не сбавлял скорости, пока не выехал на прямой отрезок шоссе, в двух километрах от Бионны. Здесь он начал сдавать. Скорость упала до сорока, потом до тридцати пяти.
Произведения
Критика
