Жорж Перек. Театр. I. Прибавка. Карман Пармантье
М. Ямпольский
Публикация пьес Перека, появившаяся незадолго до его кончины, открывает малоизвестную сторону творчества этого видного прозаика.
Полное название первой пьесы сборника — «Прибавка, или Как, несмотря на санитарные, психологические, климатические, экономические и иные условия, добиться у начальника максимальных успехов, обращаясь к нему с просьбой об увеличении зарплаты». Драматург предлагает вниманию зрителей не некоторую законченную ситуацию, развивающуюся от завязки к развязке, но огромный набор «вариантов». Это произведение — как бы развернутая ироническая инструкция об оптимальном поведении человека в гипотетических обстоятельствах. Действующие лица — некие абстракции, всего их семь: предложение, альтернатива, позитивная гипотеза, негативная гипотеза, выбор, заключение и корь.
Шестеро первых из этих «персонажей» «обучают» зрителя, предлагая ему варианты допустимых обстоятельств.
Каждый микроэпизод пьесы начинается с предложения: «Вы по зрелом размышлении отправляетесь к вашему начальнику, чтобы попросить у него прибавки». Затем вступает альтернатива: «Либо ваш начальник у себя в кабинете, либо его там нет». Эстафету подхватывает позитивная гипотеза: «Если начальник в кабинете, вы стучите и ждете ответа». Но рядом стоит негативная гипотеза: «Если вашего начальника нет в кабинете, вы ожидаете его в коридоре». Далее вступает выбор: «Предположим, что вашего начальника нет в кабинете». И заключение: «Тогда вы ждете его в коридоре». На этом микроэпизод исчерпывается и начинается новый. Опять то же предложение, но уже иные логические варианты. Вы можете ждать в коридоре, можете отправиться к мадмуазель Ивонн, можете пройтись по кабинетам ваших коллег. Мадмуазель Ивонн может быть в духе, а может быть не в духе, наконец, ваш начальник может вас принять, но не выслушать или пригласить зайти в следующий раз и т. д.
Перек терпеливо и поначалу с видимостью логической добросовестности исчерпывает вариант за вариантом, каждый из которых, увы, не увенчивается для просителя успехом. То вопрос о прибавке нельзя решить из-за финансовых трудностей фирмы, то он разрешается неожиданным награждением ненужной медалью и банкетом, который окончательно подрывает материальное положение бедного служащего. Перек то «зацикливает» ситуации в пародийной абсурдности псевдологики, то разрубает гордиев узел окончательно перепутавшихся посылок, гипотез и заключений, убивая одну из вовлеченных в ситуации фигур. Здесь на сцену выходит седьмой персонаж — корь, несколько разряжающий напряжение безысходных логических конструкций. Но тогда все приходится начинать сначала.
Бесконечный перебор ситуаций оказывается великолепной моделью напряженно и бессмысленно работающего бюрократического механизма. Драматургу удалось в самой структуре пьесы выразить сущность жизненной ситуации, в которой пребывает несчастный герой перековского инструктажа — мелкий служащий огромного концерна. Жизнь предлагает ему, казалось бы, множество вариантов, но ни один не ведет к цели — в данном случае прибавке к жалованью. На сцене множатся варианты, незаметно подключаются к действию новые персонажи, потому что старые исчезают. Где же мадмуазель Ивонн, к которой герой столько раз отправлялся за утешением? Она уже на пенсии...
Эта комедия с печальным социальным подтекстом интересна и с точки зрения своей поэтики. Действие развивается в некоем «логическом» условном наклонении. Перед нами, собственно, даже не пьеса в привычном смысле слова, но набор вариантов, на основании которых она может быть создана. В этом смысле характерно, что герои, о которых идет речь в «Прибавке» — мелкий служащий, начальник и т. д., вообще на сцене не появляются, их судьбами манипулируют шесть голосов, воплощающих каждый определенное правило трансформации сюжета.
Но «Прибавка» Перека так и оставалась бы скучным пособием по «трансформационной грамматике драматургического текста», если бы персонажи не ошибались, не путались, не повторяли механически и невпопад полученные инструкции. Вторая часть пьесы в большой мере держится на этих логических аберрациях, зачастую создающих комический эффект. «Прибавка» оказывается пародией на трансформационную модель. Сквозь внешнюю серьезность здесь пробиваются и элементы детской считалочки и «забавной математики», и, конечно же, пародирование классических (логизированных) риторик.
Пьеса о прибавке «строит» сама себя, и бедный служащий не может получить вожделенной прибавки не только потому, что ему не преодолеть непостижимой логики бюрократизма, но еще и потому, что это означало бы конец пьесы, изо всех сил старающейся продлить свою жизнь. В итоге получается повествование о судьбе мелкого служащего, повествование о «судьбе» драматургии, но прочитывается и странная история о том, как пьеса борется со своим героем, с его уловками получить прибавку, борется во имя собственного существования. Этого тройственного сюжета Переку с лихвой хватает.
Следующая пьеса сборника, «Карман Пармантье», во многом близка первой. Шесть персонажей: старуха, мужчина, женщина, молодой человек, девушка, слуга — находятся в каком-то грязном помещении, заваленном мешками с картошкой. Они то чистят картошку, то едят ее и за этим бесконечным занятием проводят время в разговорах. Первоначально сама атмосфера происходящего на сцене и даже действующие лица (с характерным для символистского и экспрессионистского театра отсутствием имен) предполагают соотнесенность «Кармана Пармантье» с традицией абсурдизма или символизма. Нагнетание некоторых характерных деталей даже наводит на мысль об эпигонском подражании Беккету или Ионеско. Но постепенно смысл происходящего начинает проясняться. Перед нами все та же ситуация «самостроящейся» пьесы. Актеры играют не живых людей, но персонажей, которые к тому же «не имеют» своей пьесы. Здесь вполне подошло бы название в духе Пиранделло, что-нибудь вроде: «Шесть персонажей в поисках пьесы». Персонажи Перека постоянно силятся вспомнить, кто они, понять, зачем они тут находятся, но все они поражены амнезией, и только ложь позволяет им обрести лицо, придумывание собственной биографии извлекает их из того промежуточного бытия, в котором они пребывают. Для того чтобы показать разрыв между персонажами и жизнью и их химерическую соотнесенность с миром театра, Перек придумывает нехитрый трюк. Каждый раз, когда перед началом действия в театре раздается звонок, персонажи также слышат этот звонок, хотя по всем законам театральной условности этого не должно бы быть. И начинается гадание, что это, откуда пришел этот загадочный звук. Звонок в дверь? Кто бы это мог звонить? Этот сигнал из предсценического пространства в пространство сценическое, где он теряет свой ясный смысл, как нельзя лучше символизирует промежуточное положение персонажей «Кармана Пармантье». Теперь мы понимаем, почему они не имеют имен: являясь «пустыми» носителями театрального образа, они готовы сыграть любую пьесу, где действуют старуха, мужчина, женщина и т. д.
Сама пьеса строится как постоянная примерка персонажами различных драматургических ситуаций, которые могли бы мотивировать их пребывание в данной комнате, в данном наборе. В отличие от «Прибавки» Перек здесь перебирает не различные логические варианты одного сюжета, но различные типы и стили пьес, которые могли бы оправдать исходную ситуацию.
Драматургия абсурда оказывается здесь лишь одним из вариантов, но персонажи не в состоянии обрести ни в одном из стилей подлинную жизнь: перед нами меняются их личины — в пьесе о временах фашистской оккупации, в глупом водевиле в стиле Лабиша или «семейной комедии» в стиле Паньоля (возможно, самый удавшийся эпизод, неподдельно смешной и тонко пародийный). Но убогая жизнь данных драматургических вариантов не удовлетворяет персонажей. Они хотят умереть, однако и этого они не могут сделать без соответствующей пьесы. И тогда они разыгрывают финал «Гамлета». Однако он не совсем им подходит — некому играть Лаэрта, чью роль вынуждена исполнять женщина. Этим гротескным самоубийством театра, напяливающего на себя непригодную пьесу, и кончается «Карман Пармантье». Не получилась жизнь (слишком уж мешала нелепая картошка), не вышла и смерть — шпаги были бутафорскими.
«Карман Пармантье» в целом строится как размышление над семиотической природой театра (между жизнью и условностью), которое может быть спроецировано и на суть той пустой жизни, которую иногда проживает человек, не обретя себя, вдали от истинной полноты бытия. Между тем постоянное ощущение некой «частичности» бытия в пьесе Перека в какой-то мере негативно отражается на художественной полноценности произведения, не до конца избегающего известной претенциозности и символической многозначительности.
Разумеется, две пьесы не могут служить достаточным основанием для обобщений. Однако в них слишком очевидно отражаются пристрастия Перека — прозаика и эссеиста, чтобы считать свойства их поэтики некой случайностью.
Л-ра: Современная художественная литература за рубежом. – 1983. – № 1. – С. 97-99.
Произведения
Критика
