Сила любви и ненависти (Заметки о творчестве Леонгарда Франка)
Д. Затонский
Многие книги Леонгарда Франка переведены на десятки языков, его лучшие пьесы шли на подмостках всех европейских и многих заокеанских столиц. Но своим признанием и известностью Леонгард Франк обязан — может быть, более, чем кто-либо другой из его знаменитых современников, — именно тому, что был писателем глубоко национальным, специфически немецким. Он вошел в мировую литературу прежде всего как певец и критик своего родного Вюрцбурга, который был для него той малой сценой, где разыгрывались большие общегерманские трагедии.
Специфически немецкими являются не только пейзажи, колорит, место действия большинства произведений Франка; национальна и их проблематика, и характеры его любимых героев, и своеобразное сочетание фантазии и правды в его романах и новеллах. От Гриммельсгаузена, от поэтов «бури и натиска», от немецких романтиков тянутся нити к его творчеству, а через него далее — к новейшей литературе Германской Демократической Республики, например, к Эрвину Штриттматтеру, чей роман «Чудодей» возник под значительным влиянием автора «Оксенфуртского мужского квартета» и «Слева, где сердце».
Леонгард Франк не создал ни одного образа, ставшего нарицательным. И это не слабость его таланта, это его специфика. Он не столько множит в своих книгах разные характеры, сколько ставит сходный человеческий тип в разные условия. Поскольку Франка не очень заботила проблема индивидуализации характера, он весьма охотно переносил из книги в книгу и героев, и некоторые ситуации, и даже отдельные реплики, передавая их, так сказать, из уст в уста.
После выхода в свет автобиографического романа «Слева, где сердце» стало ясно, что не только главного героя, но и персонажей эпизодических он брал из жизни, по крайней мере, в большинстве случаев. Одного из своих друзей философа доктора Бука писатель заставляет действовать в новелле «Портрет» и в романе «Ученики Иисуса». Прототипом для «лишнего человека» Генриха-Христиана Гуфа послужил декадентский поэт Рудольф-Иоганн Шмидт — один из представителей берлинской богемы. Крестьянина из новеллы «В последнем вагоне», который сетует, что прорубил сапог, а не ногу («нога снова заживет, а сапог-то так и останется»), автор встречал, отдыхая летом в Шпессарте, и т. д. и т. п.
Леонгард Франк принимал сравнительно мало участия в политической жизни; но симпатии и антипатии его были ясны и определенны — он всегда жил мечтой о социализме, о справедливом общественном строе.
Леонгард Франк скончался 18 августа 1961 года; он ничего более не напишет. Но еще не один десяток раз будут переизданы его романы, новеллы, пьесы; еще много статей и книг будет написано о нем — человеке и писателе. И уже сейчас хочется подвести хотя бы самый предварительный итог его долгого творческого пути, отданного служению правде, пронизанного бунтарской непримиримостью к буржуазному строю и уверенностью в победе добра над злом этого мира.
В разгар Первой мировой войны, когда переделенная ходами траншей и опутанная колючей проволокой Европа истекала кровью, когда грязные, завшивевшие, отупевшие от усталости и вечного страха солдаты, сойдясь на ничьей земле, вонзали друг в друга штыки, когда подстрекаемые шовинистической пропагандой тыловые обыватели вопили от восторга, вычитывая из сводок, сколько батальонов противника задушено газами или вбито в землю ураганным огнем, — в эти трагические дни Леонгард Франк написал книгу под вызывающе-оптимистическим названием «Человек добр».
«Нужно хорошо знать атмосферу осажденной крепости, воцарившуюся на долгие годы в Германии, — справедливо писал Е. Лундберг, — чтобы реально представить себе, какое мужество и какая сила убеждения нужны были для такого выступления — не только духовное, но и физическое мужество...»
Несколько экземпляров книги были нелегально переправлены Франком в Германию. Школьники читали ее, разбирая по листкам, социал-демократическая партия отпечатала на газетной бумаге полмиллиона экземпляров и отправила их на фронт. Сотням и тысячам людей книга Франка открывала глаза на правду об империалистической бойне. Пронизанная духом антибуржуазного бунтарства, она содержала призыв обрушить грозную силу ненависти на носителей социального зла.
Для современников книга «Человек добр» была ценна прежде всего своим антивоенным пафосом. Она не утратила своего значения и поныне. Ее основная идея, заключающаяся в том, «что надо создать условия, которые позволят человеку быть добрым; он и будет добрым, если ему дадут для этого возможность», — не только остается в центре внимания гуманистической литературы Запада, но становится в 40-е и 50-е годы двадцатого века все более актуальной, животрепещущей.
Две мировые войны, по сравнению с которыми бледнеют самые страшные бедствия прошлого, фашизм с его рассчитанной жестокостью, его планомерно-методическими акциями истребления, а в последние десятилетия — угроза термоядерной смерти, нависшая над сознанием людей, — все это заставляло и заставляет европейскую интеллигенцию вновь и вновь возвращаться к проблеме, казалось бы, уже давно решенной гуманистами Возрождения и философами-просветителями: что такое человек? Диктуются его поступки внутренней природой или внешними обстоятельствами?
Фрейдисты объявляют человека рабом звериных, архаических инстинктов; экзистенциалисты видят в нем жалкий, трясущийся комочек плазмы, отданный на произвол стихиям чужого и враждебного мира; апологеты империализма славят в нем торжествующего убийцу, попирающего все этические заповеди.
Этим реакционным точкам зрения противостоят взгляды современного гуманизма, в рядах которого Леонгард Франк занимает своеобразную и по-своему необычайно последовательную позицию. От природы человек добр — этот постулат, воспринимаемый Франком несколько абстрактно и идеалистически, является отправной точкой его художественного исследования мира, фундаментом его веры и надежды.
Книга «Человек добр» не была первым воинствующим выступлением Франка в защиту ценности личности — это лишь его наиболее откровенно и ясно сформулированный гуманистический манифест того времени. И до и после книги «Человек добр» эта тема является ведущей в его творчестве.
Уже в первом своем романе «Разбойничья шайка» (1914) писатель страстно выступил против несправедливых общественных условий, калечащих человеческую личность, подавляющих или разрушающих индивидуальность. Его «разбойники» — группа мальчишек, учеников вюрцбургских ремесленников, — движимые смутным чувством романтического протеста, мечтают сжечь город, убить отвратительного садиста, учителя Магера, и бежать в Америку, к свободным и гордым индейцам. Но когда подросшие «разбойники» пытаются найти свое место в русле буржуазного бытия, они тотчас же превращаются в самодовольных и ограниченных мещан: жизнь мстит им за выбор пути компромиссов. Против течения устремляется только один из них — Олд Шэттерхенд. Он уходит из города и пытается стать художником. В ответ на рассказ о живописце, который пошел на сделку с совестью и зарабатывает много денег, малюя безвкусные открытки, Олд Шэттерхенд восклицает:
«Я никогда не стану рисовать поросят в автомобильчиках. Тогда я уж лучше застрелюсь».
Между ним и бывшими «разбойниками» ныне пропасть. Он одинок и затравлен, почти безумен. В этом состоянии герой кончает жизнь самоубийством.
Но Леонгард Франк не хочет верить в поражение добра. Дело даже не в образах жизнерадостных и смелых мальчишек, о которых так и хочется сказать: создайте нм иные условия, и они вырастут другими — хорошими, чистыми, добрыми. Главное — в интерпретации судьбы центрального героя на жизненном пути он постоянно сталкивается с некоей метафорической фигурой, Незнакомцем, своим alter ego, но постаревшим на десяток лет, закалившимся в борьбе, более мудрым и более сильным. И вот в сцене, предшествующей самоубийству, Олд Шэттерхенд таинственным образом превращается в Незнакомца. Тот, прежний, Олд Шэттерхенд стреляется, а новый, ставший Незнакомцем, со спокойным и ясным лицом спускается по лестнице, выходит в большой мир. Здесь «Франк ставит рядом с действительной жизнью жизнь возможную и приоткрывает завесу будущего, которое осуществит все мечты «разбойников», — пишет немецкий критик X. Руш.
В «Разбойничьей шайке» писатель приходит к выводу, что характеры людей формируются внешними условиями; но он словно готов на этом основании освободить их от всякой ответственности. Он колеблется между гневным осуждением и христианским всепрощением; его мышлению явно не хватает диалектичности.
Но в повести «Причина» уже нет настроений «непротивления злу насилием». Виновником зла, царящего на земле, Франк объявляет сложившиеся буржуазные общественные отношения.
«Гнетущая атмосфера школ, дурное воспитание, ханжество, погоня разбойников чековой книжки за новыми и новыми миллионами, а рядом вонючая нищета бедняков — все эти моральные язвы слагаются для каждого, кто не слеп и не глух, в слово «причина», — провозглашает он устами своего героя.
В «Причине» магеры уже не только жертвы враждебного человеку мира, но и часть этого мира — орудия его насилия. С ними нужно бороться. Герой повести, нищий писатель Антон Зайлер, через много лет после окончания школы возвращается в родной город и убивает учителя Магера, истязавшего его в детстве.
Однако, чтобы бороться, рассуждает Франк, человек должен обладать душевной силой, волей к сопротивлению. Не случайно одно из основных обвинений, которые Зайлер выдвигает против Магера, состоит в том, что, унижая мальчика перед лицом всего класса, учитель разрушил его веру а себя, лишил его способности к протесту:
«Подумайте-ка, если бы тогда он не заставил меня стоять за забором трактира, может быть, неделю спустя, когда солдаты, вместо того чтобы дать мне хлеба, окатили меня помоями, я стал бы еще кричать и ругаться. Но я молчал. Я считал, что теперь со мной можно делать все что угодно... Это ведь самое ужасное, что я не ругался, а просто тихо ушел».
В приведенном эпизоде, да и во всей концепции повести «Причина» чувствуется влияние фрейдизма, которое, слабея или усиливаясь, сопровождает Франка большую часть его творческого пути. В данном случае это влияние проявляется в том, что писатель видит основу поведения Зайлера в психических комплексах, обусловленных душевными травмами ранних детских лет.
Позднее понятие «добра» приобретает у Франка более четкую социальную окраску.
В вагоне первого класса горной железной дороги собралось небольшое общество — банкир, его беременная жена, прокурор, университетский профессор, офицер и т. д. Сюда же случайно попадает уволенный с лесопильни рабочий. Вдруг небрежно прицепленный вагон отделяется от состава и с головокружительной быстротой мчится по рельсам вниз, навстречу неминуемой гибели. Страх смерти вынуждает сбросить маски. Образованные и благовоспитанные господа превращаются в диких зверей, заботящихся лишь о собственной шкуре. Единственным человеком среди них оказывается рабочий. Он принимает ребенка у преждевременно рожающей жены банкира, в то время как ее «заботливый и нежный» супруг визжит на полу.
Их спасителем также оказывается рабочий — машинист товарного поезда, которому с риском для жизни удается остановить вагон.
Все как будто снова становится на свои места. Но жена банкира никогда уже не сможет относиться к мужу по-прежнему. Ей кажется, что настоящий ее муж — рабочий.
Таково содержание одной из лучших новелл Леонгарда Франка «В последнем вагоне» (1925).
Олд Шэттерхенд перевоплощается в Незнакомца — сильного, мудрого, готового к жизненной борьбе. Зайлер казнен, но одноглазый присяжный — единственный, кто понял его на суде и все-таки предал, — терзаемый угрызениями совести, принимает яд. Письмоводитель и Стеклянный глаз — герои романа «Из трех миллионов трое» (1932) — проносят свой гуманизм сквозь все испытания, все пропасти морального падения и нищие, оборванные, голодные, но не сломленные возвращаются из своей трагической одиссеи в Вюрцбург.
Рупрехт, центральный персонаж комедии «Сторонний наблюдатель», написанной уже в эмиграции, в 1937 году, уходит из дома жены — дочери «короля шляп», — ибо не в силах терпеть царящий там культ чистогана; он становится лесорубом и матросом. После своего вынужденного возвращения Рупрехт наводит страх на все семейство, так как независимость свободного человека делает его сильнее этих рабов денежного мешка.
Такие неожиданные повороты действия нередки в творчестве Франка. Его сюжеты сознательно не рассчитаны на то, чтобы им беспрекословно верить. Фабула носит у него характер почти экспериментальный: писателю нужно создать ситуацию, в ходе которой внутренняя сущность персонажей раскрылась бы максимально стремительно, резко. Для того, чтобы свести концы с концами, он часто прибегает к помощи своеобразного deus ex maehina, не задумываясь над тем, типично ли придуманное им для этого событие, мыслимо ли оно вообще. Например, в романе «Из трех миллионов трое» Франку понадобилось перебросить своих безработных героев в Аргентину, чтобы показать, что и там свирепствует кризис, и он тотчас же ставит на их пути богатого англичанина, который, повинуясь минутной прихоти, дарит им сотню фунтов. Или писателю хочется заглянуть в душу замаскировавшемуся обывателю; он усаживает героев в последний вагон поезда, потом отцепляет вагон и, пуская его танцевать по рельсовым стыкам, наблюдает, кто же из них сохранит в такой ситуации человеческое достоинство. Эксперимент окончен, и автор чудесным образом спасает пассажиров от неминуемой смерти.
Лишь в связи с этой стороной творчества Леонгарда Франка становятся по-настоящему попятной роль, которую в его книгах играют дети. Их много, но за редким исключением они всегда одинаковы — жизнерадостные, смелые до дерзости, вольнолюбивые и по-своему очень мудрые.
В символе веры писателя, высказанном на последних страницах романа «Слева, где сердце», есть такие слова: «Он верит в человека, ибо верит взгляду невинного ребенка».
Ребенок для Леонгарда Франка и есть истинный человек, не испорченный дурным воспитанием и несправедливыми условиями жизни; он — как чистый колодезь. Потом вода нередко замутняется, и из юноши-идеалиста может вырасти имперский прокурор, а из веселого «разбойника» — туповатый мещанин.
Когда, скажем, Бертольт Брехт разрабатывал сходную тему в пьесе «Добрый человек из Сезуана» (1938-1940), он подходил к проблеме с совсем другой стороны. Ему важно было прежде всего доказать, что эксплуататорский строй враждебен личности. И, расщепив свою героиню на два образа — «доброй» Шен Те и «злого» Шуи Та, драматург показывает, что безотносительных к чему-либо порядочности и сострадания не существует, что человек, желающий утвердиться в мире волков, сам неизбежно должен стать волком. Поэтому слова «добрый человек» в названии пьесы звучат несколько иронически, во всяком случае, полемически. Самое главное для Брехта — привести читателя к выводу: мир должен стать другим, тогда человек будет добрым.
У Франка это выглядит несколько иначе: человек в основе своей добр, и если сделать мир другим, его благородные качества раскроются полностью.
Их позиции сходны, но не тождественны. Брехт непосредственно зовет к разрушению буржуазных порядков. Франк утверждает, что социалистический строй возможен; более того — он прекрасен и гармоничен. Как бы переступая через определенный исторический этап, Леонгард Франк силою романтической мечты стремится проникнуть в грядущее. При этом он никогда по настоящему не пытался показать конкретные пути завоевания будущего. Революция в книге «Человек добр» была изображена абстрактно-символически. Гротескное шествие калек перерастает во всегерманскую мирную демонстрацию. Колонна приближается ко дворцу. Стражники — они «поражены молнией любви» — переходят на сторону демонстрантов. «Человек, вошедший в комнату кельнера», поднимается по лестнице дворца. Царит абсолютная тишина. Властители исчезают, и через несколько минут телеграф передает «имена новых людей: восход солнца свободы и любви над страной». При подготовке текста «Человек добр» для собрания сочинений 1957 года Франк несколько переработал конец, придав описываемым событиям некоторые реальные черты Ноябрьской революции в Германии. Однако общий абстрактно-символический характер повествования изменений не претерпел.
Естественно, что в книгах Леонгарда Франка много говорится о воспитании человека. Однако процесс воспитания понимается писателем несколько своеобразно: это не столько привнесение новых качеств, сколько создание наиболее благоприятных условий для сохранения и развития заложенных в личности добрых начал.
В романе «Оксенфуртский мужской квартет» (1927) носителями надежды на лучшее будущее являются образы Томаса и Ханны — молодого поколения, которое (в это твердо верит автор) пришло в мир, чтобы изменить его. Томас, студент, изучающий политическую экономию, является членом рабочей партии. Конечно, он не показан как партийный функционер и напоминает скорее «сильного одиночку», нежели человека, опирающегося на коллектив. Убедительно изобразить активного деятеля социалистического движения Франку не удавалось и ранее. Но как личность Томас, несомненно, рельефнее прежних аналогичных персонажей писателя — от героя «Бюргера» Кольбенрайера до социалистических агитаторов из новелл «В последнем вагоне» и «У проселочной дороги» (1925).
Томас предельно правдив в своем отношении к Ханне. Оба они, с точки зрения писателя, дети более счастливой эпохи: в их воспитание родители вкладывают терпимость, любовь и глубокое понимание юношеской психики; их не подавляют, как некогда «разбойников». Может показаться, что Франк ищет здесь каких-то компромиссных путей. Но это неверно. Он просто глубоко убежден в непрерывности духовного прогресса человечества, который не в состоянии остановить даже преступный буржуазный строй. Конечно, характеры Томаса и Ханны — как то нередко бывает у Франка — несколько экспериментальны. Ведь их воспитатели — это превратившиеся в мешан бывшие «разбойники»; откуда же у них столько педагогического такта? Да и сам писатель позднее признавался, что «свою Ханну создал из ничего — просто она тогда была для него желанным идеалом женщины».
Еще четче концепция Франка проступает в романе «Матильда». Книга была задумана в 1937 году как «роман воспитания», прослеживающий жизнь женщины с тринадцатилетнего возраста до того времени, когда тринадцать лет исполняется ее дочери. Его героиня, выросшая среди швейцарских гор, в волшебном мире чудесных сказок, сначала неудачно выходит замуж за доктора Зиляффа, а затем встречает свою большую любовь — англичанина Вистона — и обретает истинное счастье. Однако в процессе работы над романом в первоначальный замысел были внесены серьезные коррективы. Когда Гитлер напал на Польшу, Вистон уехал в Лондон и стал летчиком. С этого момента автор изображает не столько судьбу Матильды, сколько историю Второй мировой войны, лишь пропуская ее сквозь восприятие героини и окружающих ее лиц. Лирически-интимная вначале, книга становится произведением настолько историческим, что в 1944 году Франк, «...сколь ни странно подобное положение, не мог, — по свидетельству Томаса Манна, — закончить свой роман «Матильда», не дождавшись развязки событий, конца войны» (книга вышла в свет только в 1945 году).
Война многому научила Матильду и Вистона. После нее каждому из них вновь приходится отыскивать путь к сердцу другого: личное счастье уже немыслимо без счастья всеобщего. К концу книги Матильда начинает понимать, что и в браке с Зиляффом, и в первые годы любви к Вистону она была «безрукой девушкой» — персонажем из ее любимой сказки, — то есть существом хотя и чистым, благородным, но слабым, беззащитным, неприспособленным. И, воспитывая Барбару, она стремится «уберечь свою дочь от превращения в «безрукую девушку» и в то же время зажечь в ее сердце звезду, которая не должна потухнуть».
Но странное дело, при всем этом Матильда в основе своей очень мало изменилась. Напротив, пройдя суровую школу жизни и познав ошибки юношеских лет, она осталась все той же, тринадцатилетней, которая лишь начинала свой путь на первых страницах романа.
То есть, по Франку, окружающая действительность (как положительный фактор воспитания) не столько способствует развитию, сколько раскрытию личности — об этом мы уже говорили.
Конечно, такую точку зрения писателя нельзя понимать слишком упрощенно. Франк не отрицает значения внешнего опыта в формировании личности; требование изменить условия жизни к лучшему — это для него непременное условие человеческого прогресса. И все-таки самым мудрым учителем человека Франк считает Мать-Природу, которая заранее позаботилась если не обо всем, так, по крайней мере, о главном.
Это — свидетельство безусловной ограниченности мировоззрения Франка.
Однако как бы мы ни относились к отдельным сторонам гуманистической концепции Леонгарда Франка, мы не можем не оценить и не восхититься беспримерным, вероятно, по своей настойчивости и последовательности откровенно полемическим подчеркиванием добрых начал человека. Франк никогда не проповедовал всепрощение. Его гуманизм — гуманизм боевой, активный, он органически включает в себя ненависть к войне, фашизму, эксплуатации человека.
Обычно творчество Леонгарда Франка принято делить на три периода (тройка в литературоведении стала числом почти кабалистическим!): до середины 20-х годов («начало творческого пути»), со второй половины 20-х годов до середины 40-х («период некоторого отхода от широкой социальной проблематики») и с конца 40-х до начала 60-х («последний период творчества»).
Эту схему деления творчества Франка можно признать верной, но лишь в первом приближении. Если, с одной стороны, неправильно рассматривать путь этого писателя в качестве прямолинейного победного шествия «вверх», как то делает, например. X. Руш, то, с другой стороны, следовало бы поостеречься и категорически негативных оценок всего среднего этапа его деятельности, этапа, продолжавшегося около двадцати лет.
Однако нет сомнений, что третий период творчества Леонгарда Франка, начавшийся после Второй мировой войны, представляет собой период наивысшего творческого расцвета, время идейной и художественной зрелости писателя.
В последние годы пребывания в эмиграции, еще оторванный от родины, и позднее, уже после возвращения на родину (в 1950 году), живя в Мюнхене в атмосфере отчуждения, очень старый писатель создал такие книги, как роман «Ученики Иисуса» (1947), повесть «Возвращение Михаэля» (1949), замечательный автобиографический роман «Слева, где сердце» (1952), и несколько интереснейших пьес на сюжеты своих же собственных романов.
В «Учениках Иисуса» молодая еврейка Рут Фройдечхайм, которая всю войну находилась в публичном доме для солдат вермахта, по возвращении в Вюрцбург убивает фашиста Цвишенцаля, виновного и в ее трагедии и в смерти ее родителей.
Немецкий критик Г. Каспар полагает, что Франк, приведя в конце романа своих «учеников» в ряды социалистического движения, осудил тем самым анархистский путь борьбы с нацизмом, на который встала Рут. Однако это не совсем так. Писатель, конечно, понимает, что выстрел из пистолета не решает всех проблем антифашистского сопротивления. Однако убийство Цвишенцаля — не просто акт личной мести. Отправив на смерть родителей Рут только за то, что они не были «арийцами», Цвишенцаль совершил преступление против права и справедливости. Но он не был привлечен к ответственности и после того, как «третья империя» рухнула. В правовом государстве Рут не пришлось бы брать на себя роль судьи, убийца был бы наказан органами этого государства. Следовательно, героиня (а вместе с ней и автор!) восстают против той новой государственности, которая сменила на западе Германии нацистскую, но уже давно мало чем отличается от прежнего преступного режима.
Убийство Цвишенцаля вырастает до размеров символической акции, превращается в обвинение всего социального строя Западной Германии.
В произведениях последних лет Леонгард Франк неоднократно обращается к подобному сюжетному построению. В короткой новелле «Квартальный уполномоченный» (1946) он просто констатирует факт убийства, которое остается нераскрытым.
В «Учениках Иисуса» Рут предстает перед судом, и ее процесс превращается в трибуну, с которой писатель разоблачает западногерманский неофашизм. Несмотря на старания прокурора, присяжные оправдывают молодую женщину. Годы спустя Леонгард Франк создал на материале романа «Ученики Иисуса» пьесу, положив в ее основу именно сюжетную линию Рут. Драма «Рут» существует в двух вариантах — 1958 и 1960 года. В первом варианте, если не считать перенесения времени действия в 1950 год, основные события романа оставлены без существенных изменений. Но во втором варианте, действие которого происходит вновь в 1947 году, присяжные не оправдывают Рут, а большинством в один голос признают ее виновной, и она в момент оглашения приговора принимает яд, отказываясь жить в преступном государстве.
Сходной теме посвящена и новелла «Возвращение Михаэля». Прибывший из Америки эмигрант Михаэль Фиркант убивает гестаповца, повинного в смерти его сестры. Но до суда дело не доходит. Благодаря не очень правдоподобному вмешательству начальника тюрьмы герой бежит: начальник тюрьмы, отупевший и разжиревший служака, под влиянием моральной чистоты Михаэля и его любимой — Марии внезапно сознает себя человеком, вспоминает о светлых идеалах юности и, устроив побег Михаэля, уходит на пенсию, чтобы писать научный труд по криминалистике.
Прошло два года со времени написания «Учеников Иисуса», и развитие событий показало, что, не нарушая жизненной правды, нельзя завершить новеллу судебным оправданием Михаэля, тем более что его дело должно было слушаться в Западном Берлине, а не в далекой баварской провинции. Не хотел писатель и обречь своего героя на долголетнее тюремное заключение: Михаэля и Марию он списал с себя самого и своей молодой жены Шарлотты в весеннюю нору их любви. Тут-то и понадобился deus ex machina в образе обращенного начальника тюрьмы.
Однако значение этого образа отнюдь не ограничивается ролью вспомогательного фабульного средства. Мы снова видим, как из-за равнодушной маски чиновника вдруг выглянуло лицо доброго человека, того самого, который и в эти годы оставался отправной точкой франковского художественного исследования мира, фундаментом его веры и надежды. И гимн любви, впервые столь победно зазвучавший у Леонгарда Франка на страницах «Оксенфуртского мужского квартета», продолжает звучать в книгах этих лет, наполняясь более глубоким, более определенным социальным смыслом. Понятие человеческой доброты все больше становится неотделимым от ненависти к носителям зла.
«Очеловечивание человека» через любовь. То, что в пьесе «Подковные гвозди» (1930) было только голой схемой концепции, лишенной какой бы то ни было художественной убедительности, обретает реальность в благородном поступке влюбленного в Марию начальника тюрьмы, становится причиной моральной силы самой Марии, избежавшей благодаря любви к Михаэлю и панели, на которую вышла ее подруга Эмми, и пруда, в котором утопилась ее другая подруга — Софи. А разве не по мосту самоотверженной любви Мартина, поддерживающего Рут во всем, в том числе и в убийстве эсэсовца, она, духовно мертвая, возвращается к жизни («Ученики Иисуса»)?
Весной 1952 года Леонгард Франк закончил работу над автобиографическим романом «Слева, где сердце». Книга содержит ценный материал. Здесь собраны взгляды писателя — политические, этические, эстетические; здесь содержатся оценки его собственных произведений, уточнено время их написания. И все-таки основная ценность книги не в этом. «Слева, где сердце» — прежде всего роман, художественное произведение, венчающее полувековой путь художника. Он не просто писал историю своей жизни, но хотел сделать ее общезначимой. Именно поэтому, а не из-за чисто вкусового предубеждения против формы повествования от первого лица он назвал своего героя не Леонгард Франк, но Михаэль Фиркант. В его судьбе, его деятельности, его высказываниях и раздумьях отобрано и выделено то, что представляет интерес для широкого читателя. И если в истории Михаэля Фирканта так много внимания уделено отношениям с Лизой, браку с Шарлоттой, семейной драме с Илоной, так это не столько потому, что эти женщины играют значительную роль в жизни Франка — человека, сколько в связи с тем местом, какое проблема любви занимает в творчестве Франка-писателя.
Роман представляет собой жизнеописание немецкого интеллигента, художника, человека, чье «сердце всегда билось слева». Он любил людей, жизнь, красоту природы, верил в победу счастья и свободы на земле, боролся, стремился быть на той стороне баррикад, где стоял народ, где сражались угнетенные и бесправные.
Тесная связь героя с жизнью, с действительностью превращает его индивидуальную историю в историю целого поколения, целой эпохи. Перед глазами читателя возникает провинциальный Вюрцбург на рубеже столетий, резиденция баварских королей — Мюнхен, вильгельмовский Берлин чиновников и бессмертный Берлин артистов. Затем война и Цюрих — город, где собрались интернационалисты всех стран, и город, переполненный международными шпионами. Революция в России, революция в Германии, разруха, инфляция, капповскнй путч и «пивной путч» Гитлера. И снова Берлин — веселый, беспечный, самовлюбленный, не желающий замечать, что черная тень нацизма уже нависла над его крышами. Поджог рейхстага, костры из книг. Европа, лебезящая перед Гитлером. И снова война — поставленная на колени, но непокоренная Франция. Потом Америка — страна чистогана и мертвящих стандартов. И опять Германия — руины, трещины на домах и душах.
Леонгард Франк и в этой книге не занимается вопросом, как достичь светлого будущего. Но вера его неколебима; герой книги «...верит, что экономическому строю корысти и чистогана без всякой атомной войны к 2000 году придет на смену строй социалистический. Он верит, что на долю внуков наших детей выпадет большее счастье, чем досталось их прадедам». Это кредо писателя — не порыв беспочвенного оптимизма, это — единственно возможный результат движения истории, за которой Франк пытливо следил всю свою жизнь и которая так правдиво отразилась в его автобиографическом романе.
Тома сочинений Леонгарда Франка — это гимн доброму началу в человеке, редкое свидетельство неистребимой веры в его победу.
Л-ра: Иностранная литература. – 1962. – № 10. – С. 187-194.
Произведения
Критика
