Традиции Гофмана в рассказе К. Вольф «Житейские воззрения Кота в новом варианте»
В. А. Фортунатова
Отношение к художественному наследию прошлого своей страны — один из центральных вопросов литературы Германии, связанный с проблемой творческой индивидуальности писателя. По справедливому наблюдению Г. Д. Данке, при усвоении романтического наследия особенное внимание обращается на противоречия между идеалом и действительностью, теорией и практикой, индивидуальными запросами и возможностями их осуществления. Этот круг вопросов занимает Кристу Вольф в сборнике «Унтер ден Линден» (1972), куда входит рассказ «Житейские воззрения кота в новом варианте». Интерес к личности, к ее месту в обществе, к процессам ее формирования — характерная черта творчества Кристы Вольф, в особенности творчества последних лет, и решение этой темы отмечено обращением писательницы к различным жанрам, смелым введением фантастических элементов повествования.
Рассматриваемый рассказ выдержан в традициях анималистики, сближающейся с жанром философской повести. Современный человек появляется в оценке существа иной «породы», точка зрения здравого смысла уступает место парадоксальности ситуаций. Используемая автором своеобразная форма повествования способствует углубленному воспроизведению человеческого характера и в особенности некоторых актуальных проблем нынешнего века, данных в юмористическом освещении.
Тема личности находит у Кристы Вольф свое выражение во вполне реальном сюжете, хотя в нем принимает самое деятельное участие такое существо, как кот Макс. Группа ученых, руководимая профессором Барцелем, работает над созданием двух систем: Тотального Человеческого Счастья и Системы Максимального физического и духовного Здоровья. Помимо проф. Барцеля, который занимается социально-психологическими опытами и тестами, к работе привлекается диетолог и психотерапевт Феттбак и кибернетик д-р Хинц. С помощью вычислительной техники ученые стремятся создать единственно правильную для всех систему рационального образа жизни. Кот вносит посильную лепту в этот коллективный труд, «прикладывая лапу» к картотеке, создаваемой учеными. Он переносит, согласно своим кошачьим представлениям о людях, некоторые понятия, характеризующие человека, из одной рубрики в другую или просто уничтожает целые разделы создаваемой системы, Их важные аспекты. После многочисленных операций и сокращений понятие Сформировавшейся личности оказывается идентичным Рефлексообразующему существу, т. е. простейшему организму! Таков итог поисков группы профессора Барцеля, достигнутый не без участия кота. Система сюжетных ситуаций и мотивировок действий центрального персонажа, кота, название рассказа — все прямо указывает на литературную первооснову — прославленный роман Э. Т. А. Гофмана «Житейские воззрения кота Мурра» (1820). Такое обнажение приема уже само по себе содержательно и оказывает на читателя большое эстетическое воздействие.
Рассказ написан в начале 1970-х годов, и очевидна его злободневность, связанная с широко распространёнными в это время спорами о возможностях кибернетики в воспроизведении: многих аспектов человеческой деятельности. Не случайно один из героев рассказа, кибернетик-социолог Гвидо Хинц, утверждает, что только кибернетика способна дать людям подлинное счастье, снабдив их полным, без всяких пробелов, перечнем абсолютно всех мыслимых ситуаций, встречающихся в жизни человека, и наилучшим вариантом его поведения, причем этим справочником в административном порядке должна быть обеспечена каждая семья. Абстрактная модель личности особенно по душе коту Максу: из нее оказывается изгнанным все человеческое, вплоть до творческих способностей, остается лишь схематический перечень целесообразных реакций на любую возможную ситуацию. То, что в эту схему не укладывается основная масса людей, не смущает кота, — они должны быть «признаны анахронизмом и составлены без внимания».
В остроумной насмешке Кристы Вольф над крайностями научно-технической революции скрывается серьезная нравственная проблема: личность во многих случаях рискует оказаться обесцененной, неповторимая индивидуальность — нивелированной, сведенной к некоей сумме общепринятых навыков. Человек освобождается от «кучи бесполезного хлама»: от творческих способностей, фантазии, от чувства красоты, благородства, самоотверженности, сострадания. Он превращается в живого робота, всем довольного, на все реагирующего в каждом конкретном случае так, как положено, его поведение запрограммировано и управляется из единого центра. Модель будущей личности лишена разума, но и такой оборот дела кажется коту Максу полумерой.
Во всех перипетиях «совершенствования» научной идеи много подчеркнуто-парадоксального. В конце концов вычислительная машина, которая направляет работу ученых, верящих в ее непогрешимость, отказывается от результата поисков. Сами же ученые готовы дойти, по-видимому, до Крайних нелепостей, лишь бы закончить начатое дело. Кот Макс, восхищаясь профессором Барцелем и его коллегами, по сути дела, приходит к отрицанию их основной концепции. Нелепо было бы создавать, размышляет Макс, систему с ошибками, ведь они могут быть получены сами собой, без помощи совершенных тестов: «Весь ход истории человечества это, к сожалению, доказывает». Логика его ясна: он с пренебрежением относится к людям, видя в них низшую «расу». Но ведь и творцам Тотального человеческого счастья невдомек, что в поисках запрограммированной личности они готовы перекроить историю человечества и заставить человека перестать быть собой. Если Барцеля волнует процесс совершенствования системы, которая должна, как он полагает, принести великую пользу экономике и обществу, то, по наблюдениям кота, само общество не желает пользоваться уготованным ему счастьем. Испытуемые только и делают, что нарушают полезные предписания, заложенные в системе, Или совершают поступки, прямо противоположные ее советам. Молодое поколение, как может судить Макс, имея в виду Изу, дочь профессора, тоже не испытывает благодарности к своим отцам, у молодых людей иные взгляды, и для Изы ее отец с его логикой мысли — «омещанившийся просветитель».
Комизм ситуации заключается в том, что сами ученые, работающие над созданием совершенной личности, в собственном быту не выдерживают предписанных системой правил. Они не замечают своих человеческих «слабостей». Их видит Макс со своим кошачьим умом, лишенным людских предрассудков и условностей. Изучая, как он глубокомысленно выражается, определенную «популяцию» человеческого рода, т. е. общество ученых, кот приходит к выводу, что им не всегда свойственны искренность и объективность. Доктор Хинц публикует очередную статью из своей серии «Твое здоровье — твой капитал». Он пишет об «Общественной значимости» рыбной ловли, о том, что «рыболова-человека окрыляет не только и не столько презренная мысль о лакомом рыбном блюде, сколько желание накопить во время отдыха с удочкой в руках запасы энергии, которые он сможет завтра же израсходовать на своем рабочем месте, повысив производительность труда». Это открытие в первый момент вызывает изумление и восторг Макса, ведь ему не свойственны подобные альтруистические порывы, и какая-нибудь селедочная голова может опровергнуть самые высокие побуждения, как это некогда случилось с котом Мурром. Но вскоре же выясняется, что сам доктор Хинц не только не удит рыбу, но с возмущением отказывается даже от предположения о том, что он может предаваться подобному занятию. Однако Хинц — откровенный циник. Но та же черта — разлад слов и дела — свойственна и Феттбаку. Когда он горячо заявляет, что готов до последней капли крови защищать тезис: без творческого мышления немыслима личность, Хинц задает ему вопрос: «А если научная конференция вынесет иное решение?» «Тогда другое дело!» — отвечает Феттбак. Он не станет упрямиться, как иные чудаки». Конференция, созванная по инициативе профессора Барцеля, выносит резолюцию, которая выразительно подчеркивает двойственность позиции создателей системы человеческого счастья: большинством голосов принимается решение, чтобы творческое мышление и впредь рассматривалось как нечто, без чего немыслим образ человека, чтобы оно пропагандировалось и в литературе и в искусстве, но в то же время допускается возможность «абстрагироваться от него в научно-исследовательских целях». Другой кульминационный момент научного поиска связан с тем, что Феттбак предлагает установить «нижнюю границу» личности, сближающую человека с примитивным рефлексообразующим существом. Но Макс тут же вспоминает, что у себя дома доктор увлекается чтением и в своей жизни в качестве путеводной нити пользуется положениями классиков. Важные, существенные проблемы оказываются сжаты до конкретных и частных деталей, что продиктовано жанровыми границами всего произведения.
Криста Вольф обращается к приемам «обличения юмором». Ее рассказ — сатирическое произведение и по своей общей идее (бессмысленность попыток запрограммировать личность), и по многим конкретным сюжетным коллизиям, отдельным частностям. Автор так строит повествование, что за кажущейся объективностью наблюдений Макса, читатель чувствует истинное положение дел, не соответствующих тому, о чем говорит педантичный и рассудительный кот-экспериментатор. Ибо «остроумная манера» юмориста в том и состоит, чтобы вместо прямого сатирического осуждения прибегнуть к намеку, недомолвке, к ироническому подтексту, предоставив читателю «самому себе сказать» о тех отношениях, смысл которых сознательно трансформирует автор, «предполагая ум» в своем читателе, его способность почувствовать объективное значение изображаемого. Наблюдая образ жизни трех создателей новой системы человеческого существования, кот приходит к горькому выводу, что им, всецело занятым заботами о человечестве, о его принудительном счастье, самим не избежать трагических коллизий. Ведь они — простые смертные и, вместо того, чтобы все время идти впереди других, предпочитают утром чуть дольше поспать, среди дня разок-другой подставить лицо солнечным лучам, а перед сном, после горячащей кровь телевизионной передачи, предаться законным утехам супружеской любви. Передо мною стояли мученики!» — заключает он. Комический эффект состоит в том, что в сознании читателя возникает ощущение несоответствия реальных явлений ложным представлениям о них, которые появляются в рассуждениях кота Макса. В самом деле, нельзя назвать мучениками тех, кто, проповедуя обязательные для всех правила, на каждом шагу предпочитает от них отступать. Здесь иные побуждения, не имеющие ничего общего с подлинным подвижничеством.
Криста Вольф не ограничивается мягким юмором. В разглагольствованиях кота Макса есть скрытый сатирический подтекст. Такова теория о превосходстве животных над людьми. Кот идет, в сущности, по следам своего пращура. Но гофмановский кот Мурр часто истолковывает свою мысль в сфере бытовых наблюдений: «Отпрыски человеческой природы, — замечает он, — в младенчестве несравненно глупее и беспомощнее нас. Даже будучи совсем крошечным котенком, я никогда не царапал себе глаз, не лез лапами в огонь, не хватался за свечу, не глотал сапожной ваксы вместо вишневого варенья, как это нередко случается с маленькими детьми». В другом случае кот Мурр в том же духе рассуждает о своих преимуществах, — имея в виду способность всего кошачьего племени отлично видеть ночью, — «перед двуногими существами», которые почему-то считают себя венцом творения.
Герой Кристы Вольф в отличие от Мурра переносит подобные рассуждения в область нравственных проблем.
Наблюдая за своими «коллегами», он приходит к выводу, что они лишены способности непосредственно выражать свои чувства, и заключает, что это их большое достоинство. Улыбка и плач, утверждает он, суть инфантильные пережитки какой-то ранней стадии эволюции человека, «отторгаемые зрелыми экземплярами данного биологического вида в возрасте около двадцати пяти лет так же, как ящерица отторгает поврежденный хвост». На этом основании возникает целая теория о более высокой организации животных нежели людей. Животные, история которых древнее, чем история человеческого рода, прошли в своем развитии, по мысли Макса, гораздо раньше стадию избавления от обременительных атрибутов. И если Иза иногда улыбается, выражая свою «инфантильность», то животные давно отбросили этот «рудимент» непосредственного и бесхитростного проявления чувства. Ведь цель у каждого должна быть одна — все время «идти вверх». Чувства могут только помешать карьере и успеху. Даже учение об эволюции Макс трактует с точки зрения этой идеи. Не потому ли, говорит он, ихтиозавр, от которого остались лишь отпечатки скелета, потерпел поражение, что он улыбался, когда нужно было совершенствоваться? С этой позиции рационалистов и скептиков кот Мурр безнадежно старомоден. Чувствительный и сентиментальный, гофмановский герой нередко высоко «воспарял», повинуясь вдохновению, персонаж рассказа Кристы Вольф предлагает всем неутомимо лезть, карабкаться вверх, руководствуясь его теорией, безжалостно отбросив все, что мешает сосредоточиться на этой «высокой» цели. Это не что иное, как проповедь эгоистических устремлений, откровенного карьеризма, обедняющих, а не возвеличивающих личность.
Авторская тенденция в рассказе Кристы Вольф лишена дидактизма. Она проявляется в иронии, в парадоксальном переосмыслении реальных явлений. За плечами скрытой насмешки стоит положительный идеал автора, во имя которого и создается полуфантастический сюжет. Автор отрицает то, что принимают его герои. Ключом к нравственному конфликту, волнующему писательницу и имеющему непосредственное отношение именно к современности, к реальным, а не вымышленным проблемам формирования личности, относится сцена, где кот, увлекшись знакомством с картотекой и неожиданно застигнутый врасплох профессором, карточку «Приспособляемость» из раздела «Социальные нормы» впопыхах переносит в ящичек «Радости жизни». Между тем Барцель этот невольный подлог кот» превозносит как свое собственное открытие, объявляет его гениальным и делает одной из главных основ создаваемой им системы.
Приспособляемость, приносящая радость жизни, — эта логика ненавистна Кристе Вольф, но она свойственна современному обывателю, на какой бы ступени общественной лестницы он ни находился. В романе «Раздумья о Кристе Т.» (1969) писательница отрицает подобную жизненную позицию, ставя ее на одну ступень с дикой, животной жестокостью и бессердечием. Не случайно в этом произведении сцена встречи героини с бывшим ее учеником, преуспевающим молодым медиком, непосредственно следует за выразительным эпизодом из школьной практики, когда на ее глазах и к ее ужасу происходит акт вандализма, холодна и рассчетливо совершаемый другим ее воспитанником. Освобождение от идеальных представлений о мире, усвоение сугубо практического, материального отношения к нему — эта тенденция окружающей жизни тревожит писательницу. Разоблачение подобной точки зрения становится ее ведущей темой конца 60-х — начала 70-х годов.
Как видим, структура произведения Кристы Вольф лишь отдаленно напоминает роман Гофмана. Место Иоганнеса Крейслера, вдохновенного музыканта, и его друга, мастера Абрахама, занял сухой педант, профессор прикладной психологии Барцель, а поэтический, как определял его хозяин» кот Мурр уступил место рационалисту, молодому ученому-скептику, решительно отказавшемуся от писательской карьеры, коту Максу, К. Вольф сознательно вводит в свой рассказ своеобразные «вехи», приметы неслиянности, несхожести кота Мурра и его аналога Макса. Правда, многое из того, что Мурр оставил в своих записках, тщательно оберегается и разрабатывается его отдаленным потомком. Кот Мурр начал постигать житейскую мудрость с книги «Обхождение с людьми», кот Макс собирается издать «Руководство для подрастающих котов по общению с людьми», он развивает идеи Мурра, связанные с понятиями «душа», «разум», его теорию о превосходстве животных над родом человеческим. Кот Мурр в поэтических опытах мечтал обратить на себя внимание всего мира; кот Макс занят честолюбивыми мыслями внести весомый вклад прежде всего в науку, в развитие «современного котоведения», то есть всецело отдается той; деятельности, которая была лишь эпизодом в творческой биографии Мурра, с его юношеским трактатом о дееспособности кошачьего племени. Соотнося своего героя со знаменитым филистером котом Мурром, Криста Вольф рисует кота Макса столь же самодовольным и самонадеянным обывателем, живущим, правда, совершенно в иное время и в иных общественных условиях. Однако глубокомысленные сентенции Макса суть мещанская мораль наших дней, чему служит подтверждением составляемое им «Руководство», Сей ученый труд содержит весьма примечательные правила: «Держись середины!», «Довольны люди — довольны домашние животные!», «С людьми о вкусах не спорят», «Кому по вкусу апельсин, а кому свиной хрящик!», «Прикосновение к документам вредит здоровью» и т. д. Кот Мурр подвизался в жанре философского сентиментально-дидактического романа «Мысль и Чутье, «ли Кот и Собака», его перу принадлежала трагедия «Крысиный царь Кавдаллор». Макс же, как явствует, более поглощен сугубо практическими вопросами и, в частности, проблемой взаимоотношений с людьми. Поэтому выдвинутые им постулаты строятся на прочно усвоенной житейской морали прагматика, существа, абсолютно лишенного сантиментов. Столь же характерны и его научные «изыскания». Хорошо чувствуя, что приносит радости жизни, он «Родительскую любовь» (которой, заметим, совершенно лишен сам «исследователь») помещает в ящичек «Издержки цивилизации». Вдохновенный специалист в области котоведения, Макс осведомлен в людских делах, благодаря регулярному чтению трех ежедневных газет, общению с учеными, изучению картотеки, дающей «возможность внечеловеческому существу узнать все, что нужно, о жизни рода людского». Рассказ приобретает черты типологической вариации, где классический типаж, видоизменяясь, попадает в совершенно новую ситуацию.
Сатирическая форма, избранная Кристой Вольф, максимально служит решению выдвинутых писательницей проблем. Косвенное осуждение схоластических попыток подчинить человеческую жизнь с ее бесконечным многообразием я противоречиями рассудочной регламентации эмоционально более выразительно, нежели прямые авторские декларации. Как отмечает М. Л. Тройская, «однозначному и прямолинейному суждению противоречат в юморе ироническое переосмысление догматической истины, парадоксальная оценка ее». Криста Вольф не дает прямых характеристик свои» героям, ограничиваясь лишь послесловием от «издателя». Но в рассказе постоянно ощутим контраст внешнего и внутреннего плана повествования, разглагольствований кота Макса и скрытой авторской точки зрения. У Гофмана подобный контраст достигается за счет двуплановой композиции романа. Из текста же рассказа Кристы Вольф исчез; пласт «макулатурных Листов», постоянно вклинивающихся в кошачью Исповедь, а вместе с ним и противопоставление двух идейно-образных потоков: истории Иоганна Крейслера и жизнеописания кота Мурра. Макс оставляет свои записки в маленькой книжечке в грубом холщовом переплете, принадлежащей Изе, наполовину испещренной ее каракулями, чтобы поверить еще не исписанным листам результаты лихорадочной деятельности гибкого и перспективного кошачьего ума. Поэтому не понадобилось ни пространного предисловия издателя и его примечаний в тексте, ни предисловия автора, отсутствующего у Кристы Вольф: герой рассказа не предполагает, что его записки могут быть опубликованы; но сохраняется послесловие к запискам кота, о котором мы упоминали,— «Примечание издателя» (у Гофмана — «Приписка издателя»). Ситуация, вызывающая необходимость этих дополнений, одна и та же — неожиданная смерть автора-кота, но если в романе Гофмана центральной мыслью послесловия является рассуждение о судьбе «преждевременно созревшего гения», то в рассказе подчеркивается другой тезис — своеобразие мировосприятия кота и его склонность к фантазированию — и указывается на некоторое расхождение повествователя с «образом рассказчика». Присутствие автора постоянно ощущается в сатирическом осмеянии того, о чем с полной серьезностью повествует кот Макс, проявляясь одновременно в лукавстве и мудрости творца всего целого, хорошо понимающего то, над чем бьются его герои. Гофмановский Мурр иронизирует над идеалами Иоганнеса Крейслера, страдающей личности художника; над идеалами «чудаков». У Кристы Вольф обратная ситуация: здесь уже автор высмеивает жизненные принципы и Макса, и членов того «научного коллектива», к которому он себя причисляет. Но, помимо соотнесения кота Макса с определенным типом человеческой морали.
Комизм повествования создается за счет необычности героя — «очеловеченного животного». Самые обычные вещи в кошачьей интерпретации приобретают ироническое звучание и углубляют отдельные сюжетные положения, между вымыслом и реальностью возникает тонкое взаимопроникновение, тесная связь, являющаяся характерной стилевой приметой всего рассказа. Так, контрастная параллель частной, интимной жизни Макса со сложными отношениями супругов Барцелей дает дополнительные краски к образу создателя Тотального человеческого счастья, а восторги Макса по поводу этических принципов своего патрона приводят к развенчанию последнего. Юмористический характер носит также и переосмысление классического литературного сюжета, перенесение его в нынешний век, что позволяет писательнице обличать черты обывателя нашего времени не как извечные свойства человеческой натуры, а как определенные потери при воспитании нового человека. Криста Вольф с помощью романа Гофмана углубляет идейную концепцию своего рассказа. Пройдя сквозь столетия, литературный кот стал во многом эрудированнее, он знаком с фрейдизмом, парапсихологией, генетикой, социологией, кибернетикой. Вместо философски возвышенных бесед мастера Абрахама с капельмейстером Крейслером, кот Макс слышит рассуждения в духе нового времени Феттбака и Барцеля об аутотренинге и вегетарианстве. Подобные приметы новизны жизненного материала говорят о том, что роман Гофмана стал для Кристы Вольф творческим импульсом для выражения идей, созвучных сегодняшнему дню. Есть отдельные моменты тематического и композиционно-структурного совпадения этих произведений, но есть также и глубокое осмысление богатства идей и мастерства Гофмана в «Житейских воззрениях кота Мурра». Роман Гофмана вводит в рассказ К. Вольф второй план и определенный авторский угол зрения, который возник лишь при соотнесении с классическим сюжетом. Обращение к произведению немецкого романтизма для Кристы Вольф означает не бегство ют современности, а стремление в' возможно более выразительной форме поставить ряд проблем наших дней; юмористическая же форма их воплощения означает возрождение одной из существенных национальных традиций немецкой литературы.
Л-ра: Реализм в зарубежных литературах XIX-XX веков. – Саратов, 1983. – С. 31-41.
Произведения
Критика
