Сергей Козлов. ​Памяти сказочника

Медвежонок лежал на опавших листьях с перевязанной головой, и кровь выступила на повязке. "Как же это так? - думал Ослик.- Как же это так, что какой-то дуб разбил Медвежонку голову? Как же это так, что он упал именно тогда, когда мы проходили под ним?.."

Редакция портала "Православие и мир"
10 ЯНВАРЯ, 2010

Умер детский писатель-сказочник Сергей Козлов. Мы знаем его по удивительным добрым мультфильмам “Ежик в тумане”, “Трям, здравствуйте!” “Львенок и черепаха” и множества детских книг.

Вышел ежик из тумана

Майя Кучерская, Российская газета К 65-летию писателя

Успех мультфильма “Ежик в тумане”, сделанного в 1975 году, для любителей реализма в искусстве так и остался загадкой. Ну бродит себе ежик в тумане, ищет лошадь, потом, кажется, падает в реку, его кто-то куда-то несет. Видно плохо – туман. Что тут такого? А то. Сказочник Сергей Козлов и гениально воплотивший его замысел аниматор Юрий Норштейн, напустив в свой мультфильм тумана, рассеяли туман мифологический, окружающий образ среднестатистического ребенка советского периода.

Едва ли не единственный из детских писателей своего и более старшего поколения, Сергей Козлов вспомнил и о потаенной, созерцательной стороне детской души. Его прозе чужда всякая натужная веселость, октябрятский задор, корни ее кроются скорее в русской философии. Козлов вдруг вспомнил – ребенок может быть и грустным, и задумчивым, и нежным.

Тридесятое царство сказочника Козлова – это не волшебная страна с ковром-самолетом и скатертью самобранкой, а самый обыкновенный среднерусский лес, который каждый день другой. То он пуст и безмолвен, то погружен в зимний сон, то наполнен паром от только что выпавшего весеннего дождя. Источник волшебства здесь в его переменчивости, ведь природа сама по себе волшебна. Заметим, что у Козлова была возможность наблюдать ее не из окна городской квартиры – до того как стать сказочником, он успел поездить в геологические экспедиции, поводить экскурсии в Михайловском, где с “очарованными лесами” тоже все было в порядке. Кстати, и паровозным кочегаром, и учителем пения, и токарем он тоже побывать успел, и окончил Литинститут лишь после этого, а недавно сказочник купил себе дом во Владимирской области, где и проводит лучшую часть своего времени.

Все, кто когда-либо имел дело с детьми или хотя бы читал книжку Чуковского “От двух до пяти”, хорошо знают, какой фантастический, на грани гениальности и безумия, авангардистский абсурд живет в разговорах детей друг с другом. Козлов уловил и это. “Как хорошо, что ты нашелся,- сказал Медвежонок. – Я пришел. – Ты представляешь, если бы тебя совсем не было? – Вот я и пришел. – Где же ты был? – А меня не было, – сказал Ежик”. Жизнь всех этих Иванушек-дурачков в зверином обличье – цепь странных, непонятных действий. Они греют остывшую осеннюю траву, “оттеняют” криками тишину, пытаются надышать нору впрок, чтобы тепла хватило на всю зиму, вытирают тряпочкой пыль со звезд, но иногда неуклюжий Медвежонок случайно смахивает звездочки с неба. И все же основное их занятие – удивляться и думать. Они невероятно статичны, эти милые ребята. Возможно, именно поэтому философские сказки Козлова и проскальзывали сквозь частую сеть советской цензуры – ни к какому открытому действию автор не призывал. Более того, давал ясную схему взаимодействия с внешним миром – живи себе в своем домике, слушай дождь и ветер, топи печку, наблюдай.

О том, что дети могут быть и другими – напористыми и шумными, Козлов знал не хуже других. Ведь жизнерадостного льва Бонифация, у которого были каникулы, Львенка и Черепаху, горланящих на солнышке песню, тоже сочинил он. Хотя очевидно, что его первая и последняя любовь – именно Ежик, умоляющий друзей послушать тишину, своеобразное альтер эго писателя, как известно, не жалующего великосветский шум и как чумы бегущего публичности и журналистов. Но деваться некуда, и никакая туманная завеса уже не спасет, – еще задолго до своего юбилея Сергей Козлов вышел из тумана и превратился в классика детской литературы.

Сказка начинается неожиданно

Интервью с писателем Сергеем Козловым, опубликовано в газете Литературная Россия, №09. 29.02.2008

– С каких слов у вас начинается обычно сказка?

– Я не знаю, честно говоря, с чего начинается сказка. Она начинается совершенно неожиданно.

– Сергей Григорьевич, какие встречи ждут читателей с вашими героями в ближайшее время?

– Сейчас должны выйти семь книг в одном издательстве, потом четыре книги в другом издательстве, две книги в третьем. Это новые и старые мои произведения. Это всё переплетено в одном жгуте, переверчено. Есть сказки, которые не входят в этот жгут и т.д.

– Медвежонок, Заяц и Ёжик – ваши любимые персонажи на протяжении не одного десятка лет. Как они появились на свет?

– Во-первых, самый главный мой персонаж – Ёжик. К Ёжику присоединился Медвежонок, затем Заяц, волки, совы и всякие другие персонажи. А кроме этого, у меня около двадцати пьес для театра, которые всё время идут по стране. Ёжика у меня в детстве не было, но так получилось, что в каком-то году, может быть в 1959, он у меня появился. Вот с ним я и живу теперь. Экранизация «Ёжика в тумане» заработала первую премию за двадцатое столетие, и вообще это выдающийся фильм.

– «Ёжик в тумане» – больше философское или детское произведение?

– На мой взгляд, это философское произведение.

– Какое место в вашем творчестве занимала мультипликация?

– У меня было 20 – 22 мультипликационных фильма. Сейчас они давно не снимаются. По-моему, они снимались в конце 80-х, а теперь ничего не производится. Иногда мультфильмы на мои сказки идут по ТВ.

– Приходилось ли вам как автору участвовать в процессе создания мультфильмов?

– Например, «Как Львёнок и Черепаха пели песню» был просто «списан» с моей сказки. Один в один. Я просто отдавал сценарии, по которым и снимали мультфильмы. Со мной никто никогда не советовался.

– Какой из мультипликационных проектов вам более всего симпатичен?

– Самый главный фильм – «Ёжик в тумане». Потом «Как Львёнок и Черепаха пели песню». Что касается «Ёжика», то Юрий Норштейн снимал фильм, и у него было пять или шесть вертикально положенных стёкол, а вверху стоял аппарат, и вот сверху и снимался этот «Ёжик в тумане». Я приходил на съёмки раз в неделю, смотрел, что они делают.

– Какое место занимала книга, и детская книга в вашем детстве?

– Первой книжкой, которую я прочитал, была книжка Кожедуба. Я учился во втором или третьем классе. На меня она произвела огромное впечатление. Я прочитал её раза два или три, и у меня что-то осело в душе. А что дальше – пошло и поехало, я за давностью лет и вспомнить не могу.

– Не удалось вам пообщаться с Иваном Кожедубом?

– Никогда. Я его видел только по ТВ.

– Сергей Григорьевич, вы занимались в ТО «Магистраль». Благодаря этому объединению состоялся выбор вашей профессии?

– Просто из «Магистрали» меня перекинуло в литературный институт, который я закончил в 1965 году. А после литературного института в 1977 – 1978 годах я был на курсах кинематографистов.

– С чем было связано большое количество профессий, которые вы перепробовали?

– Я даже не могу отделить одно от другого. Всё шло одной волной. Я просто сочинял стихи и сказки, миниатюры. А сейчас создаётся фильм по моему сценарию «Новая старая сказка», которую снимает Наташа Калашникова на «Мосфильме».

– Но вы работали и учителем пения?

– Да, я работал один год учителем пения. Это был 1959/60 год, станция «Царицыно». Я туда ездил на электричке, и в понедельник у меня было шесть уроков в первую смену и шесть – во вторую.

– Чтобы работать учителем пения, необходимо музыкальное образование.

– Оно у меня и есть, но сейчас я уже на пианино давным-давно не играю, лет тридцать, если не больше. Я закончил музыкальную школу на Пушкинской площади.

– Сергей Григорьевич, были ваши родители каким-то образом связаны с искусством, с литературой?

– Нет, мой отец был директором завода, он умер в 1956 году, а мама умерла в 1976 году. С тех пор прошло столько времени. Я в четыре года написал: «Я не хочу, чтобы в этот город пришла зима, я не хочу, чтоб женщины старели». Эту вещь мама записала и потом всё время мне говорила о ней.

– Одно время вы работали кочегаром такого архивного сегодня паровоза.

– Я ездил в Черусти с Казанского вокзала. Это было в 1958 году. Это было просто несколько моих поездок. Я ездил и бросал уголь, и всё было нормально. А потом я ушёл с паровоза…

– Что бы вы могли сказать о времени вашей работы в геологах?

– Я был геологом. Это был 1961 или 1962 год в Нарьянмаре. Потом меня перебросили на какую-то реку, и там я три месяца ходил в экспедиторах. Через каждые 50 метров останавливался, мы втыкали приборы и проводили работу на местности. Мы жили на реке, мы её отгородили булыжниками и набросали туда тьму хариусов. Приезжали лётчики, мы набивали им мешки этими хариусами, и они улетали. Они привозили нам какую-то еду. Потом после того, как мы там были, оказались в селе Нижняя Пёша, и от этого села на барже нас повезли к пароходу, который нас привёз в Архангельск. Откуда мы приехали в Воркуту, где расплатились, сели в самолёт, и я улетел в Москву.

– Вы работали и в селе Михайловском?

– Да, я работал экскурсоводом и водил людей по паркам Михайловского. Это длилось два года. Мне было близко творчество Пушкина, и я там чувствовал себя незаурядным господином.

– День в Михайловском, который вам более всего запомнился?

– Это было в 1967 году. Тогда ветер сломал тысячи деревьев, а я ездил от Савкиной горки и Вороничу на лошади и возил туда навоз. И всё время ездил, и ездил, и ездил. И даже не знал, что столько деревьев выломал ветер. Узнав о том количестве деревьев, поваленных ветром, ужаснулся.

– А как появились на свет ваши знаменитые «Облака! Белогривые лошадки»?

– Это была сказка «Трям, здравствуйте!». И в ней появились эти «Облака! Белогривые лошадки. Облака, что вы мчитесь без оглядки?» Эта сказка и была снята мультипликаторами.

– Много ли вам приходится сегодня общаться с детьми?

– Мне сейчас 66 лет, и с детьми я общаюсь очень редко. Может быть, два-три раза в год я выезжаю куда-нибудь. После выступления я возвращаюсь домой.

– Какие вопросы вам чаще всего задают дети?

– Они же маленькие. Им семь-восемь лет. Максимум девять. Кто вы такой? Почему вы, откуда? А с детьми я общался с 60-х годов. Ездил по всяким пионерским лагерям, выступал там. Это было. Но потом настал 1988 или 1990 год, и я прекратил после этого куда-либо ездить.

– Изменились ли сегодня дети?

– Я просто вижу детей. Им семь-девять лет. Вот они, вот я им читаю что-то: сказки, стихи. Я не обращаю внимания на то, в каком году они родились.

– У вас есть хорошее стихотворение «Декабрь», где вы так прекрасно описали ёлку. Под впечатлением каких событий оно родилось?

– У меня есть стихотворение «1 декабря». Когда я поехал на окраину Москвы, выступил перед ребятами, сел в метро и приехал домой, написал об этом. Там не было никакой ёлки, никакую ёлку не наряжали. А про ёлку это стихотворение вошло в цикл, состоящий из двенадцати вещей.

– Помните ли свои ёлки в детстве?

– В детстве у меня постоянно была ёлка. С первого моего года всё время торчала четырёхметровая ёлка в моём доме в переулке Садовом, теперь Мамонтовском. А на Пушкинской площади была огромная ёлка, вокруг которой ходил усатый кот по рельсам, а кругом стояли всевозможные ларьки. Она там стояла каждую зиму, и было много удивительных вещей. Там тогда не было памятника Пушкину. Он стоял во главе Тверского бульвара. А потом туда перенесли памятник Пушкину, сделали сквер.

– Сергей Григорьевич, в вашем творчестве «Испанская баллада» – неожиданна. Как она появилась на свет?

– Это не было навеяно какими-то событиями. Я просто взял и написал её.

– Какие писатели, с кем вы встречались, оставили след в вашей памяти?

– Я скажу простую вещь. Я знаю всех детских писателей, которые живут в Москве, в Питере и т.д. Одни умерли, другие живут.

– Вы общались с Булатом Окуджавой?

– Конечно. Я вместе с ним был в «Магистрали» и сидел за одним столом. Это был нормальный, хороший человек. В последние годы его жизни я его уже не видел. Он уже жил тогда в другом месте, где жил Илья Петрович Катаев. А Катаев сейчас находится в Америке, у него недавно умерла жена. А что касается «Магистрали», то я учился в Литинституте, заезжал в «Магистраль», слушал их, читал какие-то стихи. И потом там всё время был разный конгломерат. Кроме Окуджавы там была Белосинская, Григорий Михайлович Левин, который уже давно умер.

Беседу вёл Евгений ГАВРИЛОВ