Поэма Антонио Мачадо «Земля Альваргонсалеса»
В. П. Григорьев
Один из наиболее известных и значительных сборников стихов А. Мачадо «Поля Кастилии» появился в 1912 г.
Самая крупная поэма сборника «Земля Альваргонсалеса», созданная на основе народной легенды, написана в форме традиционного испанского романса. Выбор романса в качестве основной формы для этой «народной», по выражению самого Мачадо, поэмы отражал глубокие изменения в мировоззрении поэта в эти годы. Немалую роль в этом сыграла и сама специфика употребления романса в народной поэзии и в испанской литературе конца XIX века.
Романс в испанской литературе — поэтическая форма, счастливо найденная народом, отшлифованная поколениями безымянных и широкоизвестных поэтов Испании. Слияние народности, реалистических тенденций и индивидуального мастерства заложены в романсе «от рождения». Время, сменяющиеся литературные течения и мастерство отдельных авторов сделали из него в известной мере универсальную форму поэтического выражения. Естественно, что в разные эпохи выделялась та или иная грань этой формы.
В конце XIX века в романсе ценили его пристрастие к рассказу о событиях, вымышленных или действительных, близость к легенде. Отпечаток старины и вместе с нею известная торжественность, приподнятость тона делали романс незаменимым жанром для официального славословия, приближая его к оде.
Оды и романсы «на случай», церковные и народные легенды в форме романсов, все новые и новые переиздания старых романсов — вот что заполняло книжные прилавки и библиотеки Испании этой эпохи.
Конечно, переиздания «старых» романсов сыграли свою роль в ознакомлении общества с лучшими образцами народной лирики, но наряду с этим прививался интерес к экзотической стороне описываемых событий и тем самым обеднялось их содержание. Особенно скверную услугу обществу оказали многочисленные имитации старых романсов, равно как и появлявшиеся беспрерывно новые романсеро о современных войнах («Романсеро о войне в черной Африке», «Романсеро о похождениях солдат в Марокко» и т. п.), полные поэтической безвкусицы и часто шовинистических выпадов, такие романсы совершенно извращали благородство содержания народной поэзии.
С другой стороны, пристрастие последних романтиков и эпигонов романтизма к парадному блеску романса, к ложной красивости роковых страстей, к мистике и т. п. лишали романсы их главного достоинства — реалистичности описаний и правдивости чувств. Романс скатывался к манерной салонной поэзии.
Стала забываться песенная основа романса, что в свою очередь лишало романс лиризма. Его заменила ораторская эмфаза, помпезность, высокопарность. Падение интереса к романсу вызывалось также однобокостью его тематики, невыразительностью затрагиваемых им проблем. Впрочем, и похвальные переиздания «старых» романсов возбуждали чаще академический, научный интерес.
К началу XX века романс пришел в виде традиционной поэтической формы, несомненно обогащенной наследием прошедших эпох, но лишенной самого существенного своего качества — близости к общественной борьбе, к общественной идеологии века.
Все попытки оживить романс, наполнить его новым, понятным и нужным эпохе содержанием должны были идти параллельно с обновляющими общество тенденциями. Так и случилось. Новые требования к романсу мы впервые услышим от «возродителей». Хинер де лос Риос, назвавший романсы испанской Илиадой, еще раз подчеркнул их связь с жизнью общества. Заинтересовались романсом и модернисты. Их интерес, правда, не шел дальше обновления интонационного, звукового и строфического, т. е. ограничивался формой. Модернистов привлекала в романсе его своеобразная историческая экзотика, песенная основа, простота и выразительность.
Казалось, социальные тенденции должны были появиться в творчестве так называемого «поколения 1898 года», почти все представители которого писали романсы, но и этого не случилось.
Испанские народные романсы, собранные его знаменитым дядей доном Августином Дураном, были его первым детским чтением. По ним он выучился читать.
Романс стал фактором общественной жизни не только в момент своего появления в 1912 г., но и сыграл свою роль намного позже в критическое время жизни испанского народа — в годы национально-революционной войны.
Для того, чтобы правильнее понять общественную значимость темы, поднятой А. Мачадо, следует вспомнить, что в начале XX века Испания была уже третьестепенной страной, «задворками Европы».
Основную роль в ее экономической жизни играло сельское хозяйство. Оно составляло 2/3 всего производства страны, преобладающую часть ее экспорта. В то же время не было, пожалуй, в Испании фигуры более темной и забитой, чем испанский крестьянин. Основным вопросом, для испанской деревни стал, естественно, вопрос о земле. Дело в том, что практически вся земля в стране принадлежала немногим могущественным землевладельцам, в основном из числа старой испанской аристократии. Так, например, в провинции Хаэн, где жил А. Мачадо, вся земля была разделена между 12 крупными помещиками.
Крестьяне по преимуществу работали или батраками, или арендаторами, отдавая за землю большую часть урожая.
Надо отметить и господство в деревне католической церкви, духовно закабалившей крестьянина. Церковь также требовала от него своей доли урожая. Немногочисленные школы в сельской местности были также в руках духовенства, которое считало своей пастырской обязанностью держать крестьян в темноте и невежестве.
Трагическую судьбу одной из таких крестьянских семей и показал в своей поэме Антонио Мачадо. Содержание ее сводится к следующему. У Альваргонсалеса, зажиточного крестьянина, рождаются три сына. Когда они подросли, Альваргонсалес распределяет между ними будущее наследство. Одному достанется скот, второму — усадьба, а меньшему — ничего, он должен стать священником. Так Альваргонсалес стремится в будущем сохранить основное богатство — землю в одних руках. Но жизнь опрокинула его расчеты. Меньший сын бросает семинарию и уезжает искать счастья в Америку. Два старших женятся и приводят в дом своих жен. В ожидании наследства начинаются ссоры, которые заканчиваются убийством отца. Его труп братья бросают в бездонную Черную лагуну.
Через год земля у братьев-убийц уже не родит, как бы мстя им за убийство. Голодные и несчастные... Такими их и застает Мигель — младший брат, вернувшийся из Америки. Он покупает у братьев часть земли и начинает работать на ней. Земля отдает за его труды сторицей, а у братьев по-прежнему на полях нет ничего кроме сорняков.
В один из осенних дней, когда братья-убийцы работают один в огороде, а второй в поле, перед ними возникает видение убитого ими отца. Братья в ужасе бегут из дома и находят смерть в той же бездонной Черной Лагуне.
«Земля Альваргонсалеса» представляет собой своеобразное романсеро: свод романсов, объединенных последовательно развивающейся общей темой. В поэме 10 частей, каждая из которых охватывает от 2 до 6 романсов различной длины: от 6 строк (3—V, 9—I, 1—III) до 54 (8—II) и даже 74 (8—I) строк. Всего в ней 41 романс общей протяженностью в 712 строк.
Другой особенностью поэмы, роднящей ее с народным романсом, являются начальные строки преобладающего большинства романсов. Первая фраза, даже, как правило, первая строка, так же как и в народном романсе, вводит нас непосредственно в действие, сразу знакомя с тем, о чем пойдет речь в дальнейшем.
Эта непосредственность ввода в действие в народном романсе основана обычно на предположении, что слушателям уже знакомы основные ситуации и герои и можно приступать сразу к изложению сути дела.
Мачадо со своей стороны также мог рассчитывать на определенное знакомство читателей с народной легендой.
Желанием поэта создать новое романсеро мы можем объяснить и выбор восьмисложного романса как основной поэтической формы для интерпретации народной легенды.
Сам Мачадо, вспоминая о сборнике «Поля Кастилии», писал: «Я полагал, что задача поэта заключается в создании новых поэм о вечно человеческом, взволнованных рассказов, которые, принадлежа поэту, жили бы своей жизнью. Мне казалось, что романс (в этом смысле) является высшим выражением поэзии, и я захотел написать новое романсеро. Этому предположению как раз и отвечает „Земля Альваргонсалеса”». Заметив, что такое романсеро не будет лишь попыткой стилизации или возрождения старого жанра, он продолжал: «...Мои романсы не происходят из героических сказаний, но являются творением народа и той земли, где они пелись...»
Таким образом, даже много лет спустя поэт продолжает высоко оценивать свою поэму. Ведь для него «фольклор — живая творческая культура народа», а народным произведение становятся только тогда, когда его повторяют, делают своим те, «кому не удалось выразить свое чувство лучше, чем здесь выражено. Это я называю народной поэзией».
Фольклорная основа поэмы и идейно-эстетические взгляды Мачадо в разной мере сказались на поэтических образах «Земли Альваргонсалеса», но вместе они создали неповторимый рисунок поэмы.
Прежде всего, конечно, этот своеобразный сплав сказался на основных персонажах поэмы. Помимо членов семьи Альваргонсалеса сюда относятся и активно действующий фон, на котором развертываются события поэмы, живут и работают ее герои: В него входят и поля Кастилии и то, что автор видит за ними образ его страдающей Родины — Испании.
Активно действующий фон — поэтическое открытие Мачадо, его новое «видение» героев. Природа становится одушевленной, очеловеченной, действует как полноправный персонаж поэмы наряду с другими ее героями. Она грустит и радуется наравне с ними « в то же время независимо от них: у нее помимо общечеловеческих и свои, особые задачи.
В самом «сердце Испании нашей» на бесплодной земле Кастилии поэт находит своего героя, старого Альваргонсалеса, он хозяин усадьбы средних размеров (по одним понятьям — достаток, по здешним — богатство сверх меры).
Альваргонсалес сам имеет только достаток, который в случае раздела обернется откровенной бедностью. Поэтому он отдает третьего сына церкви, лишая его тем самым основного богатства — земли. В доме Альваргонсалеса нет работников, все ложится на плечи семьи, которая после женитьбы братьев увеличилась, а количество земли не прибавилось. Каторжный, отупляющий труд — вот удел всех.
Не нужно никакого заклятья, обыкновенный неурожай — и достаток превращается в бедность:
Взошли кровавые маки,
и всходам пришлось потесниться,
потом спорынья сгноила колосья овса и пшеницы.
Но какова же нищета окружающего крестьянства, если даже обедневшие Альваргонсалесы кажутся им все еще богатыми и могущественными? — как бы спрашивает читателя поэт. Обратим внимание, что «проклятым богом» полям нужен был не труд «счастливчика» Мигеля — братья также умели работать, а его золото, чтобы поднять хозяйство:
...золото ярче и в поле дурном, чем если зарыто...
Но золота у братьев не было: они совершили преступление только в погоне за куском хлеба. Удачливому Мигелю братья продали сначала часть земли:
а старшие бились, как прежде, на малых своих участках,
а затем, когда эта полумера не помогла,
ему все продали: поле,
и дом, и улей, и садик.
Что им было делать? Для бегства в Америку они уже не годились, наследства братьям было ждать также неоткуда, ибо Мигель:
купил «индеец» ту землю,
где он когда-то родился,
на девушке очень богатой
и очень красивой женился.
Им оставался только один, последний выход — смерть.
И Мачадо в полном согласии с истинным положением вещей пишет последнюю главу «Убийцы», где братья погибают. Но и здесь поэт проводит до конца реалистическую линию: братьев не «поглощает» лагуна (traga), как в народной легенде, но они туда бросаются, падают (cayeron). Самоубийство — единственный выход для крестьянина без земли, без крова, с совестью, отягченной ужасным преступлением. И в этом для Мачадо не только правда жизни, но и поэтическая истина.
Это одна из главных линий поэмы: «земля-преступление». Вторая линия — «преступление-раскаяние» — также разрешается в реалистическом плане. Выражение поэта «не ведали братья, что сотворили» является своеобразным ключом, позволяющим открыть настоящий смысл происшедшего. И действительно. Убивая, братья не принимают никаких мер к сокрытию следов преступления?
несут мертвеца, оставляя кровавый след по дороге.
...нашлось с источником рядом забытое одеяло…
Отца они бросают в Черную лагуну из страха, что он может ожить, прийти, отобрать землю. Этими же соображениями объясняется и ненужная жестокость убийства:
четыре кинжальных раны в боку у него остались, а в шею топор вонзился...
За преступление братьев заплатил своей головой какой-то коробейник, но страх, раскаяние остались. Будучи еще вполне богатыми, ибо неурожай и голод придут позднее, братья, два сына крестьянских, рожденных для жизни грубой, суровой, дрожат на горе под вечер, припомнив день из былого.
И позднее:
Все то же воспоминанье сковало их мысли властно...
Затем следует кульминационный диалог:
И старший, Альваргонсалес. воскликнул с хриплым вздохом:
„Какое зло мы свершили!”
Второй отвечает брату:
„Давай забудем о прошлом!”
Этим собственно и кончилось бы в жизни раскаяние — постепенным забвением свершившегося в тяжелом труде. Приезд младшего брата вносит иную ноту в простой, в сущности, мотив. Приезд Мигеля обострил угрызения совести братьев, довел их до галлюцинаций, вполне, впрочем, трезво объясненных поэтом.
Земля, говорится в поэме, смыкается за плугом у Хуана. Но что это за земля?
Репейник с чертополохом.
Лопух и какие-то прутья вросли в проклятую землю .
И для борьбы с такими зарослями служит весьма скромный деревянный плуг, которым много не вспашешь.
Напрасно врезается лемех кривого дубового плуга глубоко в землю...
«Кровью покрылась мотыга Мартина», продолжает поэма. Это также получает вполне рациональное объяснение:
...На Востоке луна полнощекая встала,
запятнана облаком красным;
свой свет она изливала на изгородь.
Мигель в поэме не оказывает братьям никакой помощи: он только постепенно скупал их землю, лишая тем самым последнего источника существования. Мигель не пользуется симпатией автора. Он, пожалуй, еще более безлик, чем его братья. Мы знаем лишь, что он красив, удачлив в делах, трудолюбив и женится на богатой девушке.
Скудость, если не сказать отсутствие портретной характеристики, можно найти и в народных испанских романсах. Вместо детального описания того «ли иного персонажа романс часто ограничивается лишь указанием на какую-нибудь второстепенную, но внешне очень выразительную деталь.
В этом Мачадо следует полностью за традиционным романсом. Вот, например, портретная характеристика братьев:
…уродуют старшего брови, — они срослись без разрыва на низком лбу; а второго глаза удивительно портят: свирепы, мрачны, беспокойны и только в сторону смотрят.
Вообще, если говорить о недостатках поэмы, ее цельность иногда нарушает излишняя близость к одноименной легенде, не оправданная дальнейшим поэтическим текстом, и библейские реминисценции. Например, «Каина много крови», «феи-прядильщицы», «лестница Якова» из сна Альваргонсалеса. Первая, однако, не развита Мачадо, а две другие, в особенности «феи-прядильщицы», просто непонятны тем, кто не читал легенды. То же замечание относится и к словам: «...службы роскошной виллы в именье „индейцев праздных”» из главы «Что было потом».
Имеется здесь и целый ряд деталей, не обыгранных поэтом. Это упоминание о Блас Антонио, о каком-то договоре, который надо подписать (3—III), о «ржавых шпорах на сбитом из теса ларе деревенском» (8—1).
Впрочем, их эмоциональный заряд не пропадает для читателя, ведь в традиционном испанском романсе, если так можно выразиться, «обязаны» быть непонятные детали, не раскрытые автором намеки. Возможно, они связаны с другими романсами, о которых подготовленный испанец догадывается, или просто они вносят в народный романс некую дымку таинственности.
Нам остается еще разобрать третью линию: «преступление — возмездие». Может быть, она является самым оригинальным и необычным из того, что Мачадо внес в романс. Ее представляет собой образ источника, и держится она только на варьирующемся рефрене поэмы — песне источника. Этот образ связывается в поэме со смертью отца, который прилег отдохнуть у источника:
...и, песней воды убаюкан,
в глубокий сон погрузился,
а также его отмщением; когда братья-убийцы:
Отец! — они закричали и бросились в черные воды...
Образ источника проходит через всю поэму и в свою очередь связывает её с творчеством Мачадо первого периода, для которого он был характерен.
Образ фонтана, источника воды, воплощающий непознанную душу поэта и, шире, — душу народа, людей, олицетворяет собой и печаль о быстро проходящей жизни, и скорбь от неумения найти настоящий путь, страдание, угрызение совести, поиски искупления и т. д. Однако в его раннем творчестве это лишь формальная связь по линии поэтической образности.
В поэме Мачадо пошел дальше. Здесь источник олицетворяет собой народ — он все знает, все видит и все судит. И от его суда, который является в то же время судом собственной совести, уйти не дано никому. Народ в своих песнях видит и судит все:
а ныне в народе поется, и песня по селам мчится:
„О дом, где отца не стало!..
...то дом убийц, — пусть отныне,
никто в твою дверь не стучится!”
Поэтому в поэме в противоположность легенде не умолкает источник, когда мимо проходят братья-преступники:
проходят мимо два брата, вода упрямо лепечет...
Но как же совместить, с одной стороны, невинность братьев, декларируемую поэтом, а с другой стороны, призыв источника к отмщению. Нам кажется, что Мачадо подчеркивает в своей поэме социальную невинность братьев, ибо они — жертвы прогнившей общественной системы.
Они «не ведали, что сотворили», так как братья необразованны, дики, почти тупы и живут в таком же обществе. Но они виноваты перед своей совестью и поэтому должны понести кару.
Для Мачадо этого периода характерно еще этическое суждение об общественных явлениях. Наказывается не преступник-злодей, но преступление, зло. Поэт может поверить только в абстракцию правосудия, не зависящую от его конкретных исполнителей. Как мы видим, зло в поэме «Земля Альваргонсалеса» наказывается и, кроме того, точно и реалистично раскрывается сама обстановка, благоприятствующая таким преступлениям.
Анализ особенностей поэтического языка показывает, как, претворяются в ней реализм автора, своеобразие его взглядов на общество и человека.
Отнеся свою поэму к народным произведениям, поэт стремится подчеркнуть, что ему удалось выразить в ней чувства народа лучше, чем это мог сделать кто-либо на его месте. Именно этим и объясняется, что у Мачадо в традиционном романсе, где, кажется, сложился некий трафарет поэтических средств и образности, отсутствуют почти целиком все традиционные поэтические формулы. Более того, не повторяются даже те места прозаического варианта, которые могли бы вызвать такие формулы. Например, не повторяются в поэме, в противоположность легенде, появление топора во сне, волков в лесу, второе убийство и т. д. Даже знаменитое „Mucho saugre de Caín” употреблено однократно. Конечно, ряд таких формул все же имеется, но они так творчески переосмыслены, что не ощущаются традиционными формулами языка.
[…]
Венцом краткости и выразительности стиля Мачадо может служить романс V из главы «В тот вечер». Вместо длинных описаний страданий матери, ее отчаянья, страшных догадок, тяжелой атмосферы в доме Альваргонсалесов всего 6 строк. В двух первых сообщается: «вскоре мать умерла от горя». Далее следуют четыре заключительные строки, вбирающие в себя все: и настоящую причину смерти, и отношение соседей, и слухи, поползшие по деревне:
В гробу, говорят очевидцы,
она за лицо держалась
руками, сведенными смертью:
лицо она спрятать старалась.
Кроме того, глагол настоящего времени dicen достаточно красноречив. Не dijeron или decian, как следовало бы грамматически, но dicen, близкое к поэтической формуле. Dicén воспринимается не как «говорили», но безлично и может быть понято, как: «прошел слух», «в народе говорят» и т. д.
Эмоционально организующим элементом является также повторение, слова rostro дважды, с дальнейшим развитием или детализацией высказанной мысли. Этот прием заимствован из народной лирики.
Другим примером лаконичности и емкости поэтического выражения служат концовки многих романсов, входящих в «Землю Альваргонсалеса». Например, после описания ночного страшного леса в фразе:
En el hondón del barranco, На дне оврага
la noche, el miedo y el agua. ночь, страх и вода
нет глагола, ибо нет действия, только «чистая» эмоция — страх.
Новая выразительность достигнута поэтом в описаниях природы:
В лесу огромные сосны гигантские кроны вздымают, ползут обнаженные Корни, в большие камни впиваясь.
У сосен, что помоложе,
стволы серебристы, и зелень синеет; у старых сосен,
как язвами, ствол изъеден, а мхи и седой лишайник ползут по стволам утолщенным.
Подобная детализация описаний природы чужда как старым романсам, так и новым до Мачадо. Кроме того, в данном случае картина природы формально не имеет прямого отношения к рассказу, что также являлось невозможным в старом романсе. Выделение с помощью таких картин лирического, эмоционального фона повествования является одним из нововведений Мачадо в романсе. Нововведением в романсе мы можем назвать также и новое осмысление пейзажа. Это уже не только эмоциональное, но и социальное обобщение, вывод.
Например (8—II):
Альваргонсалеса земли там, в сердце Испании нашей, и нищи и так печальны, что есть душа у них даже...
...поля нищеты проклятой,
поля моей родины нищей!
Описания природы — это, пожалуй, единственные места в поэме, где поэт щедро передает всю палитру ее красок. Мы связываем отмеченный факт с новыми эстетическими взглядами Мачадо, с задачей создания новой эстетики пейзажа Кастилии.
Известно, что поэма не встретила в момент своего появления в свет благоприятного приема у критики. Высокую оценку сборнику дала лишь «старая» критика в лице членов поколения 98 года Асорина и Унамуно.
Почему же остальная испанская критика обрушилась на поэму и, кстати сказать, также и на ряд других стихов сборника «Полей Кастилии»? Причин здесь несколько. Наиболее общая состоит в том, что годы, предшествующие появлению сборника, были годами воинствующего эстетизма в литературе и искусстве страны. Если первоначально модернисты принесли с собой известные формальные достижения, обновив искусство, то его эпигоны уже не вносят ничего нового, перепевая только своих учителей и самих себя. Модными становятся упадочнические мотивы, стилизация.
Реалистические ноты сборника «Поля Кастилии», резкость некоторых выводов поэта, сама тематика не могли быть оценены положительно новой критикой. Появление сборника было для нее неожиданным, так как предыдущий, казалось, не давал для этого никаких оснований.
Казалось необычным и странным в традиционной форме романса, приучившего читателя XIX и начала XX веков к рыцарскому быту с явным налетом мистики, с подделкой или имитацией старины или к народному романсу «на случай», увидеть вдруг крестьянскую семью. Семью не идиллического испанского пейзана, но обыкновенного и страшного в своей реальности крестьянина, который «знает многое из того, что нам неведомо» (А. Мачадо).
Критикам показалось, что Мачадо оскорбляет традицию романса, в то время как он, обновляя, продолжал ее; им казалось, что сама тема не может быть допущена в поэзию, что она достойна только прозы, в то время как поэт сделал поэтической явью еще недавние призывы поколения 98 года показать настоящую Испанию. Только эта Испания очень отличалась от официального ее поэтического облика и поэтому была не узнана.
В «Земле Альваргонсалеса» Мачадо воплотил лучшее из того, чему его учили, развил дальше, обогатив мощью своего поэтического таланта. Это лучшее — здравый смысл и реализм испанца, любящего свою Родину, страстность и убежденность борца за новую Испанию.
Л-ра: Вестник ЛГУ. Сер. 2. – 1966. – № 14. – Вып. 3. – С. 94-103.
Критика
