Загадка заглавия рукописи Н. А. Клюева «Каин»
УДК 80
О.А. Клевачкина,
аспирант АГПИ им. А.П. Гайдара, г. Арзамас.
Автор работы, на основе анализа заглавий к тексту рукописи поэмы Н.А. Клюева «Каин», предпринимает попытку частичной реконструкции творческого замысла произведения поэта.
Ключевые слова: Клюев, Каин, творческий замысел, поэма, реконструкция, Клевачкина, загадка заглавия, анаграмма, Я, Яр-Кравченко.
Klevachkina O.A.
THE MYSTERY OF THE HEADLINE OF N.A. KLUYEV’S POEM “CAIN”. This article presents partial reconstruction of the concept of N.A. Klyuev’s poem “Cain”. There made some assumptions about the concept of this poem, based on the analysis of its headlines.
Key words: Kluyev, Cain, literary concept, poem, reconstruction, Klevachkina, mystery of the headline, anagram, I, YarKravchenko.
Поэма «Каин» (1929 г.) принадлежит к числу поздних творений Николая Клюева, в полной мере отразивших особенности этико-эстетических исканий поэта последнего периода творчества. Озаглавленная скорбным именем библейского персонажа эта клюевская поэма, по стечению ряда обстоятельств, вместе с именем унаследовала и полную злоключений безрадостную судьбу его первоносителя. Рукопись «Каина» так и не была опубликована при жизни поэта. Более того, вплоть до 90-х годов XX столетия текст поэмы считался утерянным безвозвратно. Однако, в 90-х годах, когда на волне гласности и перестройки с части архивов КГБ СССР, относящихся к сталинским репрессиям, был снят гриф секретности, чудом сохранившиеся в «деле» Н.А. Клюева 1934 года отрывки из поэмы «Каин» были обнаружены, а затем опубликованы Ст. и С. Куняевыми в книге «Растерзанные тени» [1]. Несмотря на то, что текст поэмы сохранился фрагментарно, он, бесспорно, представляет научный интерес, т.к. не только является новым, ранее не изученным материалом для исследований литературоведов, но и, как часть, даёт представление о целом, позволяет специалистам-филологам проводить разноаспектные реконструкции авторского замысла поэмы и делать научно обоснованные заключения о характере произведения поэта как художественного единства с учетом особенностей творческого сознания Клюева рубежа 20 – 30-х годов.
Упоминаний о существовании у Клюева рукописи поэмы «Каин» сохранилось не так уж много. К тому же указанная рукопись поэта в разных источниках упоминается под двумя разными заглавиями. Так на одной из акварелей, хранившихся в семейном архиве А.Н. Яр-Кравченко, была рукою поэта сделана следующая надпись: «Изба в Вятской губ., где мною написана поэма «Каин», 1929 г. августа. – Н. Клюев» [2]. Сам рисунок ЯрКравченко в аспекте реконструкции «Каина» ценен ещё и тем, что удивительно точно передаёт эмоционально-психологическое состояние Клюева периода его работы над поэмой. Другое заглавие поэмы Клюева зафиксировано, например, в сохранившемся в архивах протоколе обыска, произведенного на квартире поэта комиссаром Шиваровым. В этом юридическом документе сочинение поэта фигурирует как поэма «Я» [1, c. 211-212].
С. Куняевым, обнаружившим уцелевшие листы поэмы в архивах КГБ, был отмечен тот факт, что поэма имела два варианта заглавия. «Заголовок поэмы – “Я” – был крупно выписан простым карандашом, а потом густо зачеркнут. Рядом прочитывался еще один заголовок, написанный фиолетовым карандашом и стертый резинкой – “Каин”», – пишет исследователь [1, c. 206-207]. Если принять во внимание, что С. Куняевым был найден сохранившийся фрагментами черновой текст – еще незавершенный, с множеством собственноручных правок поэта, – а не отрывки из белового варианта рукописи, то можно утверждать, что заголовок поэмы «Я» – ранний вариант, который в конечном, беловом, варианте поэмы был заменен на «Каин». Именно это заглавие запечатлелось в памяти у современников Клюева.
Опираясь исключительно на сохранившиеся фрагменты поэмы, невозможно четко определить, в каком направлении развивалась авторская мысль, заставившая Клюева изменить заглавие своей поэмы. Однако оба варианта названия – первоначальное «Я» и окончательное «Каин» – помимо важной для авторского замысла разности, заставившей поэта переименовать своё творение, по-видимому, должны были в силу своей вариативности иметь и общие «точки соприкосновения». В качестве гипотезы можно предположить, что заголовком «Я» Клюев акцентировал собственную духовную родственность с героем поэмы, заостряя внимание читателя на предельном сближении автора и его героя поэта; появившееся же позднее заглавие «Каин» в контексте первоначального замысла названия на этом основании может быть «прочитано» как анаграмма, составленная из выстроенных в обратном порядке начальных букв имени, отчества и фамилии самого поэта: НИколай Алексеевич Клюев – КАИН. В такой трактовке конечный заголовок в зашифрованном виде не только целиком вбирает в себя значение первоначального, но и вносит новое – то существенное для авторского замысла, что, собственно, и послужило побудительным мотивом к переименованию произведения. Использование анаграммы, как способа сокрытия (зашифровки) автором собственного имени, – традиция, уходящая корнями в отечественную словесность XVIII века. Словесность XIX – начала XX веков также сохранила немало примеров использования писателями анаграмм для неназывания (утаивания) биографического имени автора, среди которых выделим имя А.С. Пушкина, которому в поэме Клюева, как известно, была посвящена отдельная глава «Зимний сад» и образ которого, по-видимому, был ключевым для раскрытия сущности как образа героя поэмы, так и идейного содержания произведения в целом. Среди псевдонимов, которыми пользовался Пушкин, отметим две анаграммы имени поэта: буквенная «Александр Н к ш п» и цифровая «1… 14 – 16» [3]. Обращает на себя внимание факт, что оба псевдонима-анаграммы Пушкина относятся к 1814 году и подписаны ими были первые опубликованные лицейские стихи молодого поэта, такие, например, как «К другу стихотворцу», «К Батюшкову». На этом основании можно предположить, что использование Клюевым анаграммы собственного имени в заглавии поэмы «Каин» было навеяно творческому сознанию олонецкого поэта, в том числе чтением лицейской лирики Пушкина.
Первоначальный заголовок поэмы «Я» и конечный «Каин», представляющий собой анаграмму имени автора произведения, понуждают читателя акцентировать внимание на тех фрагментах текста, которые раскрывают личность лирического героя. Встречающиеся в них эпитеты «олонецкий Лель», «жгучий отпрыск Аввакума», наконец обращение к герою матери-печальницы «Мотри, Миколушка, не балуй <…>» [1, с. 218] не оставляют сомнений в том, что главное действующее лицо поэмы и её автор максимально сближаются, отожествляются в биографическом, а главное, в ментально-психологическом плане. Эта особенность невольно заставляет, вчитываясь в сохранившиеся строки текста поэмы, открывать всю глубину неизмеримой скорби, чудовищных душевных мук поэта, который не в силах наблюдать, как «товарищи» в кожанках, созидатели «новой» России разрушают Россию исконную, традиционную. Все ее драгоценности строителями «советовластия» обращены в мусор, в пыль: «Задонск – Богоневесты роза, // Саров с Дивеева канвой, // <…> Все перегной – жилище сора» [1, с. 213]. Повсюду гармония и красота подвергаются гонениям, в святых местах бесчинствует нечисть, мир погружен в какое-то жуткое, неисцелимое безумие. «Прекрасное манит всякую нечисть. Вторжение в обитель грез и муз нового хозяина жизни «с товарищем наганом» на боку <…> заканчивается печально», – справедливо замечает С. Куняев [1, c. 210].
Даже само воплощение поэтического уединения, символ прекрасного – «Зимний сад» – не избежал печальной участи. Это более не приют возвышенных дум, не место, где некогда в уединении прогуливался погруженный в раздумья Пушкин. С приходом «новой власти», кажется, что уже совсем скоро даже тень великого поэта будет изгнана навсегда из тихих садовых аллей:
Ах, зимний сад – приют Эроту,
Куда в разгар любви и сил
Забыть мирскую позолоту
И злоязычную заботу Великий Пушкин заходил.
Зачем врага и коммуниста
Ты манишь дымкой серебристой <…> [1, с. 215].
К чему бы ни стремился сердцем поэт, где бы ни искал успокоения и гармонии – в воспоминаниях ли, в творчестве, в вере, – все обращается в прах, обезображивается тлением, исчезает. В то же время поэма пронизана авторским ощущением собственной вины в происходящем: ведь когда-то и он воспевал грядущие перемены, обещавшие обретение «избяного рая». Охваченный отчаянием, поэт видит, что перед Россией открываются отнюдь не врата в райские кущи – разверзается вход в преисподнюю. Чувства вины и отчаяния сочетаются в поэме с покаянием. «Клюев в 1929 году пишет поэму покаяния», – пишет С. Куняев. – «Братоубийцу Святополка в народе назвали окаянным – “окаинившимся”. Раскаяние – освобождение из-под власти Каина. Клюев понимал, что ему самому это покаяние за содеянное с Россией нужнее, чем кому бы то ни было» [1, c. 209]. Тема покаяния оказалась настолько важной для Клюева, что, по-видимому, именно значительность данной темы в идейно-художественной структуре произведения подтолкнуло поэта на изменение заглавия: личное местоимение «Я» в название поэмы в итоге всё же уступило место имени собственному «Каин».
Образ библейского Каина, являясь воплощением тьмы, безумия и преступления, довлеет над всем произведением. Каин – один из ключевых образов, уяснение значения которого помогает пролить свет на идейный замысел произведения. Напомним, согласно тексту Библии, Каин (приобретение) – «человек от Господа», первенец Адама и Евы, убивший из зависти своего брата Авеля [4, c. 4]. Каин, олицетворяя тяжкий грех братоубийства, в клюевской поэме властвует над Русской землей, являя собой квинтэссенцию ужаса творимого в стране преступления. В России, ставшей, по убеждению поэта, царством Каина, «окаинившимися», – сопричастными к убиению родной страны, – оказались без исключения все. Чувство мучительной вины испытывает и лирический герой поэмы. Возникающая в поэме тема мученичества, вызванного сознанием собственной вины, раскрывается в поэме в свойственном для Клюева религиозном ключе: муки страдания (а именно ими Господь наказывает библейского Каина, сделав знамение, «чтоб никто, встретившись с ним, не убил его» [4, c. 4]) неизбежно приводят автора к идее необходимости всеобщего покаяния, избавления от власти Каина. Только испытав великое страдание, можно прийти к истинному покаянию, предполагающему всеобщее прощение и обретение Царства Божия.
Так, ставшее заголовком поэмы библейское имя Каин наполняется изначальным смыслом, соотнесенным со значением перевода имени, как «приобретение» (или близкое по значению – «обретение»). Лирический герой поэмы, познав муки и отчаяние, осознает тяжесть собственных грехов, приходит к покаянию. В наиболее полном виде идея обретения Царства Божия через муки страдания и покаяние заключена автором и в словах венчального ирмоса, звучащих в финале поэмы: «Святии мученицы, иже добре кровями церковь украсивши!» [1, с. 228].
Библиографический список
- Растерзанные тени. Избранные страницы из «дел» 20 – 30-х годов / сост.: Ст. Куняев, С. Куняев. – М., 1995.
- Николай Клюев [Э/р].
- Карамазов, И. Энциклопедия псевдонимов русских поэтов // Нескучный журнал. – 2011 [Э/р].
- Библия. – М., 2009. – Кн. Бытие. - Гл. 4, стихи 1-15.
Bibliography
- Kunyaev, St., Kunyaev S. Rasterzannye teni. Selected pages from «cases» of 20 – 30th years / St. Kunyaev, S. Kunyaev. – M.: Golos, 1995. – 480 p.
- Regional all-purpose scientific library of Vologda. Nicola Klyuev [Internet library].
- Karamazov, Ivan. Encyclopedia of Russian poets pseudonyms / Ivan Karamazov [Internet document] // Neskychny journal. – 2011.
- Holy Bible – M.: Otchii dom, 2009. – Book of Genesis, Chapter 4, poems 1 – 15. – 457 p.
Статья поступила в редакцию 14.09.11