«Правнук Аввакума» («поэтический космос» Н.А. Клюева)

Николай Клюев. Критика. «Правнук Аввакума» («поэтический космос» Н.А. Клюева)

Л. Ф. Калинина
Нижегородский государственный университет им. Н.И. Лобачевского
Россия, 603950, НижнийНовгород, пр. Гагарина, 23.
Тел.: +7 951 903784.

Работа отражает пути русской религиозной культуры, духовные искания яркого и самобытного поэта Серебряного века русской литературы, посвятившего свое творчество крестьянской патриархальной России, Николая Алексеевича Клюева (1884-1937 гг.).

Ключевые слова: Русская поэзия, религиозная культура, русское крестьянство, духовность, христианство, страдание.

Яркий и самобытный поэт Серебряного века русской литературы Николай Алексеевич Клюев (1884-1937 гг.) посвятил свое творчество крестьянской патриархальной России. Повышенное внимание к истории славян, их религиозным воззрениям – язычеству, раннему христианству – было характерно в целом для искусства начала прошлого века. Это отражено в работах художников И. Билибина, М. Кустодиева, раннего Н. Рериха, Е. Честнякова. В образованных кругах в это время остро стоял вопрос «народ и интеллигенция», обращенность к истокам рассматривалась как попытка найти выход из исторических тупиков.

Как отмечали исследователи творчества Н. Клюева в первой трети прошлого века и как подчеркивают наши современники, он стал лидером новой волны поэтов крестьянского происхождения. «Новокрестьян» – термин В. ЛьвоваРогачевского – выразительно показал крестьянскую Россию «не в социальной ущербности, печалиться и негодовать по поводу чего повелось в поэзии, да и вообще в литературе, от Н.А. Некрасова и его эпигонов и стало неотъемлемым признаком в литературе соцреализма, а в самодостаточности и самобытности ее векового уклада, духовности и эстетики» [1].

Несомненно, бесценен опыт художника, образная основа творчества которого посвящена духовному, материальному, эстетическому богатству и щедрости безвозвратно уходящей «Руси великой». «Вековой уклад, духовность, эстетика» – тот «крестьянский космос», на котором держалась сама жизнь россиянина, именно из этой почвы вырастал «поэтический космос» Н. Клюева. «Крестьянский космос» Н. Клюева вобрал его православие, слитые воедино язычество, раннее христианство, старообрядчество, сектантство, это мифологизация мира избы и природы Русского Севера. Известные писатели А. Блок, А. Белый, Н. Гумилев, В. Брюсов, издатели Р. Иванов-Разумник, В. Миролюбов, литературоведы П. Сакулин, В. Львов-Рогачевский в начале прошлого века восприняли поэзию певца Русского Севера Н. Клюева как откровение «посвященного от народа».

Громкий успех даровитого самородка Н. Клюева не мог не заинтересовать М. Горького, который всегда внимательно относился к народным дарованиям. Все выпускаемые сборники стихов поэта есть в личной библиотеке М. Горького, все с его пометками, но без автографов (из исследования Л. Швецовой). Их связывало простонародное происхождение, достижение знаний своим трудом, участие в революционных событиях, разделяло главное – идейные устремления. Пролетарскому писателю была чужда апология крестьянства, возвращение к Китежской Руси, религиозные доминанты, фольклорная словесная вязь. В 1915 г. в одном из петербургских художественных салонов М. Горький впервые увидел читающих свои стихи Н. Клюева и С. Есенина и потом довольно нелестно отзывался о «мужиковствующих». Общения не было, но М. Горькому не понравился стилизованный под старину наряд, манера чтения.

Л. Швецова отмечает: «Отношение М. Горького к Н. Клюеву, поначалу настороженное, с течением времени изменилось от скептических откликов в дооктябрьский период до признания поэта в позднейшие годы» [2]. Имя Н. Клюева неоднократно всплывает в письмах М. Горького к А. Чапыгину, молодому поэту Д. Семеновскому. Как образец чистоты и совершенства М. Горький цитирует строки Н. Клюева, особенно часто: «Ангел простых человеческих дел» (поэма «Мать-Суббота», 1922 г.).

О М. Горьком-литераторе Н. Клюев отзывается нелестно: «Не люблю я духа Горького, каков он есть в повести «Мать». Вся эта повесть сделана по выкройке из Парижа. В стиле дешевых романов с социальной правдой, которая давно уже ни на кого не производит впечатления» (1927 или 1928 гг.) [1]. Совсем другое дело личные отношения. Н. Клюев, зная общественное положение М. Горького, просит о помощи в издании своего Избранного, М. Горький обращается к А. Луначарскому, и Избранное выходит. О материальном пособии свидетельствует письменное обращение Н. Клюева и записка секретаря М. Горького о выделении пособия [1]. В письмах из ссылки Н. Клюев сообщает о том, что друзья хлопочут о его освобождении из лагеря по состоянию здоровья и М. Горький в этом принимает участие. Действительно, Н. Клюева переводят на поселение, правда, об участии в этом М. Горького ление, правда, об участии в этом М. Горького нет других (кроме писем Н. Клюева) письменных свидетельств. Через полгода Н. Клюева арестуют в Томске, на поселении, и, приписав к антибольшевистской группировке, расстреляют [1].

«Новокрестьяне» были объявлены противниками коллективизации, зачислены в ранг кулацких поэтов. В застенках лагерей погибли А. Ганин, Н. Клюев, С. Клычков, их младшие собратья по перу П. Васильев, Б. Корнилов, ранняя гибель постигла С. Есенина и А. Ширяевца. Все они реабилитированы.

Мы не ставим задачу ответить на вопрос о путях развития послереволюционной России, существует немало противоположных рассуждений экономистов, политиков, социологов. Ответ на вопрос об отношении к коллективизации М. Горького дается в сборнике «Горьковские чтения – 2000 год». «Публицистика Горького свидетельствует, что он, видевший смысл жизни в создании условий для расцвета возможностей личности, связывал выход крестьянина страны в пределы новой жизни с развитием в России промышленности, техники, использованием науки. Идя путем подобных размышлений (как и литературных параллелей), Горький, думается, определял свое принципиальное отношение к коллективизации». Далее следует вывод: «Нелегкий путь развития деревни (и страны в целом) в годы после Горького позволяет признать этот футурологический взгляд оправданным и исторически перспективным» [3].

Романтизм Н. Клюева вырастал на почве исконно старообрядческого Олонецкого края, ставшего также прибежищем гонимых сектантов: бегунов, скопцов, хлыстов, – пропитанного народными социальными утопиями, апокрифическими сказаниями, духовными стихами о «Земле Божьей». Ю. Дюжев пишет: «К концу XIX − началу XX века старообрядчество на Европейском Севере не только не ослабило влияние на крестьянство, недовольное усилением гнета со стороны государства, утратой общинных прав и вольностей, централизацией церкви, но и пополнило свои ряды многочисленными сторонниками общинного социализма» [4]. Он приводит данные по районам Пинеги и Мезени – там в 1913 г. насчитывалось около 2300 старообрядцев, да еще более 1000 значились склонными к расколу, сектантству. А это более половины всего населения взятых районов. Нравственно-этические начала Н. Клюев вбирал с малолетства из старообрядческой традиции семьи, монашеских поучений (учился «по старым книгам» у монахов на Соловках), сказаний и легенд о Выговской староверской общине, самосожженцах, Аввакуме. Главной праведнической фигурой для Н. Клюева становится личность идеолога старообрядчества, писателя и публициста опального протопопа Аввакума (1620 или 1621 – 1682 гг.), себя поэт в стихах, письмах образно называет «правнуком Аввакума», свои стихи – «самосожженческими». Эти две натуры вобрали многое из раннехристианских канонов, их объединяла сила убеждений, непреклонность, начетничество, старчество (Аввакум и Н. Клюев с юных лет – проповедники, покровители, но не смиренные послушники, ученики), стоицизм, жертвенность, благодарность всевышнему за радости и страдания, постижение знаний, возвеличение сельского бытия над городским.

Личностной и творческой особенностью Н. Клюева стало осмысление социального идеала через предвосхищение будущего в контексте прошлого с опорой на раннее христианство с общечеловеческим равенством и братством людей, евангельским идеалом общинного патриархального строя с потребительским коммунизмом в быту. Христианство направляло утопическую мысль в русло религиозной утопии. Поэт стремится в прошлое, в абсолютно счастливую страну, в христианский, крестьянский социалистический рай, такой, как в апокрифе «Голубиная книга», как в сказании о невидимом граде Китеже, как в духовном стихе, следуя народной традиции переносить свою мечту о социальной справедливости в прошлое и в прошлом видеть то, что хотелось увидеть в настоящем и будущем.

Весной 1916 г. в составе концертной бригады певицы Н. Плевицкой поэт выступает в городах Центральной России, современники пишут об артистическом даре Н. Клюева-сказителя. Восторженные отзывы опубликовали пензенская газета «Чернозем» (17 апреля 1916 г.), нижегородская газета «Волгарь» № 136 (16 мая 1916 г.), «Старый владимировец» (15 декабря 1916 г.).

В нижегородской газете «Волгарь» № 136 (23 декабря 1916 г.) писатель и журналист Б. Лавров в статье «Беседа с Николаем Клюевым» отмечает: «Клюев поразил меня своей внутренней сосредоточенностью, его речь удивительно вдумчива, полна внутреннего созерцания, жива, образна и красива». Он делает вывод, что поэт «пришел в литературу с чувством собственного достоинства», дает портрет поэта: «Благообразный русский мужичок, остриженный в кружало, с очесливой, большой окладистой бородкой. Пожалуй, для того, кто в Клюева внимательно вглядится, в его внешности не трудно будет узнать крестьянина нашего Севера, далекого Заонежья» [5] . В этом описании можно узнать и нижегородского купца-старообрядца, и «ревнителя древлего благочестия» времен Аввакума.

Н. Клюева и Аввакума объединяло творческое горение. В их произведениях мы видим немало общих устойчивых художественных образов. Например, сквозным образом является символ корабля, идущий от древних духовных песнопений, подхваченный сектантскими песнями, где правитель общины называется кормщиком. Корабль с братьями-единоверцами встречаем у Аввакума, в его известном автобиографическом повествовании второй половины XVII века «Житие Аввакума»: «Вижу: плывут стройно два корабля златы, весла на них златы, и все злато, по одному кормщику на них сидельцев…» [6].

И у Н. Клюева этот лейтмотив находит отражение в одном из первых его сборников «Братские песни» (1912). Старец − это кормчий (кормщик) корабля, единая клеточка которого духовный отец и послушник. Аскетическое послушничество под руководством старца путем добровольного «отсечения своей воли» − целая система духовной жизни в русском православном монастыре, основы которой закладывались Заволжскими скитами, а новое развитие дали Валаам, Оптина Пустынь. К этим намоленным местам шли для спасения душевного мира, за смиренномудрием, наукой, шли благодарить бога за радости и страдания.

В стихах, обращенных к духовному сыну А. Яр-Кравченко, Н. Клюев произносит, пытаясь поддержать словом находящегося в смятении молодого человека: «В глаза погляди, Анатолий…» [7], здесь же наставник-поэт подводит итоги своей жизни:

Прощайте, не помните лихом.
Дубы осыпаются тихо
Под низкою ржавой луной...

Здесь мы видим отсвет особого предназначения, возвышающего дух над суетой мирскою, отсюда – небывалые, безбоязненные силы. Так, Аввакум замахивается на самого государя: «Видишь ли, самодержавне? Ты владеешь на свободе одною Русскою землею, а мне Сын Божий покорил за темничное сиденье и землю, и небо... Небо мое, земля моя, свет мой и вся тварь − Бог мне дал, яко ж выше того рекох» [6]. Аввакум клеймит никониан, отступников от веры: «Друг мой, Иларион, архиепископ Рязанский, не достоин суть век твой Макарьевского монастыря единыя нощи...» [6].

Отступничество собратьев по перу от заветов Святой Руси, русской литературы, дружеского согласия резко осуждается Н. Клюевым, например, в стихотворении «Клеветникам искусства» из цикла «О чем шумят седые кедры» (1930-1933): «Когда гумно, где Пушкин и Кольцов, с Есениным в венке из васильков бодягой поросло, унылым плауном...», «Скорбит рязанская земля, седея просом и гречихой, что соловьиный сад трепля, парит есенинское лихо» [7]. Немалое значение для Н. Клюева имели две противоборствующие силы – Аввакум всегда со знаком плюс и его недруг (а значит, недруг Н. Клюева) патриарх Никон – со знаком минус.

Особый интерес представляют письмана-ставления Аввакума крестной дочери по вере боярыне Федосье Прокопьевне Морозовой (16321678 гг.), она же инокиня Феодора, давшая монашеский обет, отказавшаяся ради «древлего благочестия» от свободы, близости к царскому двору, богатства. Так же, как Н. Клюев наставляет своего воспитанника А. Яр-Кравченко не падать духом, Аввакум, выражая сочувствие, учит находить утешенье в вере, порой иронизирует: «побоярила на земле, побоярь на небе» [8].

Н. Клюев был активным общественным деятелем, он собрал ценный материал, зафиксировавший крестьянские настроения в годы первой русской революции. Плодом этого соавторства стала статья «С родного берега» (1906), пересланная А. Блоку. Статья насыщена яркими реалистическими наблюдениями, фольклорными выражениями, анекдотами, частушками, эсхатологическими настроениями. В письмах А. Блоку он превозносит чистоту, скромность оторванных от цивилизации «божьих людей». М. Пришвин, побывав в местах, где «опочил град Китеж», напишет очерк «По верам» (1909) и назовет местных жителей «добрыми лесными гномами».

Заметим, что с 1905 г. Н. Клюев – член Всероссийского крестьянского союза [1], центр которого во главе с Л. Семеновым (дворянин, известный в свое время поэт) находился в Петербурге. Н. Клюев ведет переписку с членами Союза, участвует в пропаганде освободительных идей, в распространении прокламаций, разъясняющих требования Союза крестьянам Олонецкой губернии: управление страной не чиновниками, а выборными от народа, обязательное бесплатное обучение, отмена всех исключительных законов, отмена смертной казни, освобождение всех заключенных по политическим причинам, свобода союзов, собраний, слова и печати. В письме к «Политическим ссыльным, препровождаемым в г. Каргополь Олонецкой губернии» [1] (между 18 февраля и 2 марта 1906 г., Вытегра) Н. Клюев использует всю силу своего красноречия, убеждая участвовать в «правом деле». В 1906 г. Н. Клюев был арестован за революционную пропаганду и провел несколько месяцев в петрозаводской тюрьме.

Накануне Февральской революции Н. Клюев создает образы с яркой мифологической окраской. Произведения в сказовой манере похожи на притчи, баллады, пример тому «Песнь Солнценосца»

[9]. Герой здесь − титаническая фигура русского народа, хозяина нового мира. Гиперболизация достигает космических масштабов «вещей народной судьбы». Фольклорно-мифологическое видение социальной темы у Н. Клюева включает информационную риторику, призывную декларацию, патетику – таков «Гимн Великой Красной Армии» (1919), «Красная песня» (1917).

В «Огненной грамоте» (1919), говоря образным языком, Н. Клюев обличает русский народ, названный солнценосным богатырем, заблудившимся в дебрях безумия: «из злодея делаешь властителя», «лижешь руки палачам и угнетателям», «продаешь за глоток водки свои леса и земли обманщикам...» [9]. Поэт упивается силой революции, всколыхнувшей его хвойную родину. Народ русский, однако, хоть и «Возлюбленный Сын Божий», «слеп на правый глаз свой», его разум требуется просветить «Огненной грамотой» – и обретется праведный путь, где Руси отводится первое место, место поводыря: «И полюбишь ты себя во всех народах, и будешь счастливо служить им» [9]. В поэзии Н. Клюева неразрывны образ народахристианина и образ справедливого народного заступника, Вождя, поводыря, чаще всего он предстает в виде былинного богатыря, силача, избранного самим Богом. Большую полемику вызвал образ Ленина в стихах сборника «Медный кит» (1919).

Пафос возвышенно-положительного качества и у Н. Клюева, и у Аввакума переламывается в возвышенно-отрицательный, достигающий поразительной силы убедительности. Энергия убеждения посредством контрастов, нагнетания отрицательных, порой безобразных качеств, совопросов, воскликов протопопа Аввакума выражена в отрывках «Книги бесед»: «Видите, люди, и чюдитеся безобразству нашему, плачьте и рыдайте вси погубившеи в себе образ Господню красоту и доброту, яко древле Иеремия плакаше Иерусалима...» [6]. Налицо две основные параллели клюевского и аввакумовского отрывков: с одной стороны − русский народ, поправший правду, совесть и милосердие у Клюева, люди, погубившие «Господню красоту и доброту» у Аввакума, с другой стороны − Зверь тысячеглавый Клюева и антихрист у Аввакума.

Китеж-град, Саров − мифологемы, несущие у Н. Клюева (как и у Аввакума) нагрузку облика некой провиденциальной силы Святой Руси. Если Аввакум изобличал официальную церковь, предсказывал «конец света», идеализировал «лесной храм», учил искать спасения в старообрядческих скитах, то Н. Клюев, писатель и проповедник другой эпохи, боролся с «железным» городом, с влиянием буржуазной морали, оберегал крестьянские патриархальные нравы как бы с оглядкой на Аввакума.

27 февраля 1930 г. в Главискусство поступает прошение Н. Клюева о выделении ему пенсии по болезни. В эти годы РАППовской критикой он зачислен в «кулацкие поэты», издательства не принимают рукописи, но он не скрывает своего вероисповедания и происхождения, не отрекаясь, как в то время было свойственно многим, «от родителей крестьян − Алексея Тимофеевича и Прасковьи Дмитриевны Клюевых Олонецкой губернии» [1].

Христианин не может существовать во власти Антихриста. Приходит время, и мир гармонии и Аввакума, и Н. Клюева рушится, земля уходит изпод ног, но обретенные на жизненном пути сила духа, мужество не дают пасть, отречься от выработанных ценностей, отступить, не выразив своего мнения. В этом мы убеждаемся, читая «Книгу бесед» Аввакума [6] или провидческие Сны Н. Клюева [1]. Публикация Снов раскрывает самобытное дарование поэта с новой стороны, еще раз возвращает нас к трагической эпохе (Н. Клюев погиб в 1937 г., реабилитирован за отсутствием события преступления в 1960 г.). Сны − отражение реалий жестокого времени и потери иллюзий. Аввакум, как известно, заживо сожжен в Пустозерске. Вся жизнь этих личностей, само их творчество содержат в себе мощный заряд преодоления, казалось бы, непреодолимого в себе – через очищение духа и воздействие неувядаемой красотой.

Литература

  1. Клюев, Николай. Словесное древо. // Михайлов А.И. О прозе Николая Клюева. СПб. Росток. 2003. - 684 с.
  2. Швецова Л.К. Горький и Николай Клюев // Горький и его эпоха. Исслед. и матер. Вып. 1. М. Наука.1989 - 204 с.
  3. Зайцева, Г.С. О методологии и перспективах исследования «проблемы крестьянства» в творчестве М. Горького» // Максим Горький – художник. Проблемы, итоги и перспективы изучения. Горьковские чтения - 2000 год. Материалы Международной конференции. Н-Новгород. 2002 - 491 с.
  4. Дюжев, Ю.И. История русской прозы и драматургии Европейского Севера первой половины XX века. Петрозаводск. Карелия. 2002.- 320 с.
  5. Лавров, Б. Беседы с Н. Клюевым. Волгарь. Н. Новгород. 1916.- 4 с.
  6. Протопоп Аввакум, инок Епифаний, поп Лазарь, дьякон Федор // Пустозерская проза. М. Московский рабочий. 1989. - 363 с.
  7. Клюев, Н.А. Стихотворения и поэмы. Архангельск. Сев.- Зап. кн. изд,. 1989. - 254 с.
  8. Повесть о боярыне Морозовой. Вступ. ст. А.И. Панченко. М. Худ. лит. 1991.- 154 с.
  9. Клюев, Николай. Сочинения в 2 т. под общей ред. Г. Струве и Б. Филиппова. Мюнхен. Германия, - 1969. 1 т. - 607 с. 2 т. - 503 с.
  10. Михайлов, А.И. «Я мужик, но особой породы…» // Николай Клюев глазами современников. СПб. Росток. 2005. - 350 с.

Поступила в редакцию 03.03.2007 г.


Читати також